О девушках, чёрных котах и тайнах

       Какие ассоциации были у людей со словом «счастье»?        Самые разные.        Дом с видом на океан.        Завидная сумма денег в копилке.        Любящий человек рядом.        Для кого-то — простая зверушка, которая станет верным другом.        Маринетт могла ответить на этот вопрос довольно-таки просто: для неё с счастьем ассоциировалось практически всё, что только её окружало, потому что… потому что ведь как могло быть иначе?        Ведь достаточно было очнуться и ощутить, как разгоряченный проблеск сонно ёжившегося солнца вальяжно ложился на её волосы золотыми созвездиями.        Достаточно было на велосипеде проехать в погожий день по тёплому Парижу, минуя величественную Эйфелеву башню и всех-всех, кто только мог быть ей дорог.        Для неё счастье — понятие слишком простое.        Это бескрайние просторы города, по которым можно бежать в пятнистом костюме и чувствовать бушующий адреналином в венах зов немого ветра. Это падающие в неизведанное белые звёзды в глубокую чёрную ночь, когда можно, точно ребёнок, загадать желание и верить, что оно сбудется. Это когда за спиной, точно в поддержке, все-все, кто имел для неё немалое значение.        Сейчас для Маринетт это солнце над головой, светящееся так до неестественности ярко для поздней осени, и розовая листва, сорванная ветром и аккуратно ложащаяся на одежду.        Удивительно.        На улице осень. Почти ноябрь.        Вот-вот должны наступить холода, которые откупятся пёстрым Рождеством, а на душе словно застыл вечностью спасительный проблеск багровой весны.        Тепло и ярко.        Без снега.        Без вьюги.        Без холодящего хруста снежной вуали под ногами.        — Земля вызывает Ма-ма-маринетт, — раздался напротив беззлобный юношеский голос, заставивший выбраться из столь философских раздумий.        Маринетт пару раз зажмурилась, прогоняя окатившие её размышления и оглянувшись назад. На мгновение ей стало совестно от понимания, что несколько минут она находилась за гранью сознания и не могла услышать, о чём ей говорил собеседник.        Она подняла взгляд, дабы разглядеть того.        Лука, что всё их знакомство немало так удивляло её, нисколько не злился и не обижался на это, да и смотрел на неё он так, словно как никто другой понимал всё-всё.        И от этого Маринетт чувствовала, как волна вины становилась мощнее.        — Прости, Лука, — виновато усмехнулась она, спешно погрузив последнюю коробку в велосипедную корзину.        Послышался тихий грохот.        Маринетт прикрыла глаза, надеясь, что там не было ничего хрустального.        — Упс…        А вот Лука, хихикнув, отмахнулся.        — Как повезло, однако, что месье Ламбер в последний момент отказался от чайного сервиза, — не скрывая неизменной оптимистичной улыбки, Куффен деловито поправил красно-жёлтую кепку.        Маринетт сдавленно кивнула.        Лука был её… другом. Не более. Как бы то ни было эгоистично, а приходилось закрыть глаза на то, что тот был влюблён в неё, и дать понять, что она встречалась с другим парнем.        Поначалу та думала, что лучшим решением проблемы будет держаться от него на расстоянии, чтобы как можно меньше маячить перед приятелем, да ещё и со своим кавалером. Впрочем, для Маринетт убегать от дилеммы, какого масштаба она бы ни была — самая обычная тактика, так что ничего удивительно тут не было.        Но Лука — надо же — думал иначе и отстраняться вопреки её занятому сердцу не собирался, потому она, как его хорошая подруга, помогала ему по работе.        — На сегодня всё, — как-то чересчур торжественно произнёс он, зачеркнув в списке последнего получателя. — Итак, раз уж тебе надо… Мари?        Услышав своё имя, та, доселе снова задумавшаяся, шелохнулась и тут же повернулась к нему.        — А? — Маринетт прозвучала так, будто кто-то спугнул её. — О-о-ох, Лука, извини! Ты же знаешь, какая я жутко невнимательная!        — Эй-эй, спокойно.        Куффен сел на велосипед, тут же приглашая подругу сесть за ним. Маринетт пыталась не думать о том, что это могло выглядеть со стороны… не совсем по-дружески.        — Ты выглядела очень счастливой, — прокомментировал вдруг Лука, только-только тронувшись с места и минуя жилые дома Парижа.        — Есть такое, — Маринетт кивнула, хоть и знала, что тот, следя за дорогой, не смог бы увидеть этот жест. — Может быть, потому и такая рассеянная.        — Хорошо-хорошо, я понял. Тогда буду звать тебя, когда будешь грустной, — неслышно прыснул парень, незаметно ускорившись.        Окружающие их здания начали сгущаться в одно единое неразличимое марево из многочисленных красок, превращающееся в некое месиво.        Париж, как бы то ни было, невероятно красив.        Маринетт даже подумала, — впервые в жизни — какой честью для неё оказалось хранить весь покой и благолепие родного города.        — Так вот, что я хотел сказать: Виржини, — Маринетт не смогла не закатить глаза в беззлобно-саркастичной манере: ну, конечно, Лука в шутку даст имя своему велосипеду, — довольно-таки быстра и вовремя доведёт и тебя до нужного места, и меня до Либерти. Куда тебя подвезти?        — О, — девушка, по всей видимости, воодушевилась его предложением, но в сию секунду отчего-то поникла. — Тебе точно не будет сложно?        — Поверь мне, — с натянутой флегматичностью протянул Лука, — когда со мной велосипед, то для меня нет ничего сложного, — внезапно на нём выцвела знакомая хитринка, промелькнувшая в ярко-голубых очах. — Тем более, что Адриан тебя ждёт. Вдруг начнёт волноваться?        Маринетт кивнула.        Слабо. Можно было сказать, что слегка болезненно.        Нет, Лука никогда не пытался показать, что он хоть как-то ревновал, никогда не пытался задеть её парня, даже очень-очень поверхностно и незаметно, но ей всё-таки становилось не по себе, когда ему приходилось хоть как-то контактировать с Адрианом.        Тем более, если между ними, как между двумя огнями, была она.        Думалось, что ситуация вся — бомба замедленного действия. Скажи что не так, и мир тут же сотрясётся в громоподобном взрыве.        — Мост Александра III, — спустя минуту решилась ответить Маринетт.        Но Лука, слава квами, понимал всё. Он вообще, в отличие от многих других людей, прекрасно умел понимать, даже если ему ничего и не говорили, и потому ни единого показателя враждебности в нём не было замечено.        Виржини — необычно было в уме использовать это имя вместо обыденного «велосипед» — тут же ускорилась, унося их прочь от высоких жилых домов.        Ветер ощутимо бил в лицо, обдувал тёмные пряди.        Казалось, что вот она — свобода.        Можно было раскинуть руки и улететь куда-нибудь, подальше от всей этой рутины, где вокруг каждого будет всё, что только именовалось «счастьем». Ничего больше.        Без забот и горестей.        Где друзей и родных не превращают в примкнувшую к злу марионетку, а небо над головой — ярко-голубое, ясное, а не дьявольски-багровое, точно предвестник надвигающейся баталии.        С рыцарем, который, как в сказке, мог бы защитить её от любых напастей, и который, становясь через секунду прекрасным принцем, мог сделать её самой счастливой на свете.        И жизнь становилась невероятно значимой.        Колёса велосипеда забили по щербатой брусчатке. Радужные зонты, подвешенные на широком переулке, отбрасывали раскидистые тени.        Виржини вероломно миновала и городскую рутину, к которой привыкло человечество, и неутолимый живописный раут небольших бульваров, где праздник начинался с каждого утра просто потому, что наступал новый день.        Лука, вытянув ногу, привычно остановил велосипед.        Без резкости. Без всякого лязга.        Под колёсами образовались тянувшиеся к бескрайним небесам клубы перламутровой пыли, что мгновенно рассеивалась и исчезала в пространстве.        Перед ними раскинулся мост Александра III.        Тут же Маринетт, только-только завидев помахивающую им издали знакомую фигуру, без спешки вылезла из заднего сидения и выпрямилась.        Они с Лукой обменялись взглядами. Они так делали почти всегда, когда прощались, будто у них это был обычный дружеский жест, но на сей раз парень неожиданно для неё заговорщически подмигнул.        Как будто пытался на что-то ей намекнуть.        Или же без слов поддержать.        — Передай от меня привет, — напоследок заключил Лука, на миг вновь посмотрев на всё ещё стоявшего вдалеке от них Адриана, а после снова взглянув на подругу. — Что ж, у меня есть ещё один клиент, поэтому я вынужден отказаться провести вас друг к другу, как полагается жениху и невесте.        Маринетт встрепенулась, однако вовсе не от колкости, которой он даже не пытался её задеть.        — Я… я думала, что мы раздали все имевшиеся посылки, — почти с укором пролепетала она. — Почему ты не сказал, что надо передать что-то ещё? Я бы составила тебе компанию.        — Видишь ли, это очень тайный клиент, — пожал плечами Куффен, пытаясь выглядеть как можно более простодушным, но блестевшие глаза напрочь выдавали его, — к которому я должен явиться один.        — А ты уверен, что это не…        Маринетт на секунду думала малость обидеться на то, что друг, возможно, таким образом пытался отгородиться от неё или забывал о понятии безопасности.        Как вдруг, точно шестерёнки в голове в самый подходящий момент закрутились в правильном направлении, нечто в ней попросило успокоиться.        А во взгляде блеснуло понимание.        — А-а-а… — протянула та одновременно с озарением. — Это девушка, верно?        — Агась, — чересчур довольно ответил Лука, так, что сомнений уже не оставалось никаких. — Счастливо оставаться. Мой тайный клиент очень не любит ждать.        Маринетт могла только догадываться, кем была та таинственная мадемуазель, что смогла зачаровать его.        — Пока, — помахав на прощание, только и ответила она ему вслед, когда Куффен развернулся на скоростной Виржини и поехал в противоположную сторону.        Она проследила за тем, как силуэт юноши на велосипеде с каждым новым мгновением начинал рассеиваться, сливаясь с окружающей средой.        И тут же, развернувшись, Маринетт ринулась в сторону второго парня, всё это время ожидавшего её на противоположной стороне и следившего за сомнительного рода сценой.        Всего несколько размашистых шагов от неё.        Ещё несколько, но уже от него.        И она уже могла подпрыгнуть, чтобы обхватить его шею, ощутить, как сцепились прочно-надёжным замком его руки на её талии.        Так, как будто они не виделись тысячу лет.        Большего, думалось, и не нужно было.        Маринетт вжалась в его плечо.        Солнце немного слепило глаза, заставляя прищуриться. Это был не самый подходящий для того момент, но она не смогла не отметить один момент:        — Я немного опоздала.        Она думала, что для этого нашлось бы своё время, но отчего-то эта фраза вырвалась из уст подобно дикому зверю из клетки.        А вот Адриан, напротив, мягко положив ладонь ей на затылок, негромко прыснул. Девушка вдруг почувствовала, как дёрнулось его плечо.        — Я знаю, — хихикнул он.        И не улыбнуться в ответ у Маринетт не получилось. Да, Адриан почти всегда всё знал, даже если ему ничего не говорить. Почти. Всё-таки, была одна вещь, о которой он и не догадывался, а она по сей день думала, как преподнесёт её ему.        Мысли рассеялись подобно туманной вуали в дремучем лесу.        Агрест медленно развернулся на пятках в другую сторону одновременно вместе с ней, показывая на ближайшую скамью. Маринетт же охотно кивнула. Походы в кино и долгие посиделки в кафе-мороженом, конечно, были занимательными, но посидеть друг с другом в тишине, нарушаемой лишь журчанием лазурной Сены — дело совсем другое.        — Итак, — как-то слишком торжественно начал Адриан, когда они заняли скамью. — Что…        Но не успел он и произнести суть вопроса, как его перебило чёрный комок, высунувшийся из кармана рубашки и издавшего пренебрежительное «фи».        — Сколько пафоса на пустом месте, парень. Прям не модель, а актриса погорелого театра. Не легче прямо сказать девушке, что ты ревнуешь?        Что-то проворчав, — кажется, Адриан от раздражения чертыхнулся — Агрест пальцем засунул квами обратно в карман, отчего дикий хохот Плагга заглушился за прочной тканью рубашки.        — Если бы не тот факт, что дедуля наш любит посылать своих разозлившихся тамагочи в самый неподходящий момент, то я бы оставил Плагга дома, — честно ответил Адриан.        Парень, смотревший на всех с красивых плакатов, и только на неё смотревший вживую, не как кумир на фаната, выдохнул. Устало, но, к счастью, без печали.        — И всё-таки, — начал он прерванный своим квами диалог, — что вы делали с Лукой?        Маринетт сказала бы искренне, что ожидала поначалу другого вопроса.        — Он работает курьером, — с душевным подъёмом оповестила она, — и я, как его хорошая подруга, какой была и для тебя когда-то, обязалась составить ему компанию.        — Вот как, — брови юноши дёрнулись наверх домиком.        И было что-то в его тоне, казавшееся подозрительным, но нисколько не отталкивающим.        — Ещё мы с ним катались на Виржини, — добавила Маринетт.        — На ком? — удивлённо переспросил Адриан, и девушка проронила тихое «ой», вспомнив, что тот не знал о любви Луки давать некоторым своим вещам имена.        — Его велосипеде.        — О, — проронил тот. — Значит, ничего такого больше?        — У тебя есть сомнения на этот счёт? — ответила та вопросом на вопрос, ничуть не скрывая появившейся на ней лукавой улыбки.        — Я ревнивый, как и любой другой кот, — ткнувшись ей в плечо макушкой, словно он был настоящим котярой — и ведь, кажется, забыл, что сейчас не был в костюме Нуара — усмехнулся Адриан. — В одном Плагг всё-таки был прав.        Собеседница его хмыкнула.        — Вот как, получается?        Маринетт, согнув бровь, саркастично посмотрела на него, но всё же не смогла противиться желанию зарыться пальцами в его волосы. Она была уверена, что будь сейчас Адриан в облике Кота Нуара, то непременно заурчал бы.        Но уже скоро Маринетт поспешила прервать это умиротворение одним вопросом:        — А что у вас там с Кагами, Котёнок? — как бы невзначай поинтересовалась она, с удовлетворением проследив за тем, как отразилось на его лице шутливое оцепенение.        Адриан поднял окаймленные зеленью зрачки на неё, вглядываясь так, точно хотел до конца уверить себя, что девушка его ничего подобного не спрашивала и ему послышалось.        Но ему не послышалось.        После опустил их, глядя куда-то в пространство, и Маринетт пыталась сдержать бесов в себе, желавших вырваться наружу с громко-глумливым «позёр!» на устах.        — Э-э-эх… — протянул Адриан, правдоподобно изображая печаль. — Хорошо, можем упустить этот момент. Надеюсь, Виржини была хорошим велосипедом.        — Не-не-не, Адриан, — точно решив поиздеваться над ним, тут же в наигранной строгости отрезала девушка. — Раз уж начали, то давай продолжим.        Конечно, Маринетт всецело доверяла своему парню и понимала, что вопреки своей кошачьей натуре он не вёл по-кошачьему разгульный образ жизни. Сам ведь когда-то клялся, что его лапка и сердце принадлежали ей одной! И пусть точно так же он клялся в давней давности и Ледибаг, которой на тот момент ни лапы, ни тем более его сердце и даром не нужны были, но одно понимание того, что Котяра влюбился в обе её стороны, уже делал её той ещё собственницей.        Но разве можно упустить возможность послушать его истории из тех жизненных моментов, в которых она сама не удосужилась присутствовать? А уж тем более, когда вместо неё были другие девушки!        — Уф… — фыркнул Агрест, по-детски надувшись от негодования. — На прошлой тренировке Кагами мяуня практически уделала. По-моему, не ретируйся я вовремя, она бы подвесила меня на шпагу и оставила висеть где-нибудь.        Послышался искренний девичий смех. Маринетт достаточно было просто представить себе своеобразно-довольное лицо Кагами, которая смогла подвесить на шпагу парня, однажды одолевшего её в честном поединке.        — Ну что, довольна? — театрально обиделся Адриан.        — Очень, — мстительно-злорадствующим голосом ответила Маринетт. — Вот что бывает с парнями, которые пытаются показать мне степень их ревности.        — Погоди, ты намекаешь, что я не первый твой парень? — тот мигом побледнел, когда все упования разбились перед ним вдребезги.        — Адриан, — безукоризненно протянула она.        Он снова фыркнул.        — Ну вот что ты хочешь? — с утрированной угрюмостью вопрошал Адриан. — Котам свойственно быть ревнивыми собственниками. Вот, к примеру, помнишь того скульптора?        — Тео Барба?        — Именно его, — кивнул он, и Маринетт напряглась в ожидании услышать уникальную историю. — Он ведь не просто так акуманизировался и превратился именно в меня. Он был так восхищён нашей подругой, так воспевал Ледибаг, что я от ревности не выдержал и соврал, будто мы с ней встречаемся. И он… результат ты сама знаешь.        Признаться, Маринетт была немало удивлена таким признанием.        Она помнила Копикэта смутно. Запомнилось только, что когда перед ней оказалось два Кота Нуара, то ей хотелось похлопать себя по щекам и проснуться от этого кошмарного сна, потому что ей на те дни, как бы то ни было, одного вполне хватило.        Почему Тео взял и акуманизировался, превратившись из всех людей именно в её напарника, Ледибаг тогда совсем не думала, пусть и удивлялась поначалу: Кот, не скрыть, мог порой выносить ей мозги своей бесконечной болтовнёй, но несмотря на это он казался вполне безобидным человечком, неспособным довести до акуманизации никого. Тем более, когда им оказался добродушный Адриан!        И теперь — сюрприз — получалось, что некогда влюблённый в её геройскую сторону скульптор послужил злодею лишь из-за ревности её парня-напарника.        Скажи ей кто-то об этом раньше, она бы не поверила.        Маринетт выдохнула, вымученно улыбнувшись.        — И что мне с тобой делать? — но вопреки вопросу голос её прозвучал нежно, а ладонь, к которой Адриан снова-таки по-кошачьи прижался лбом, скользнула вперёд.        — Люби меня, — невинно ответил он, расплывшись в чеширской ухмылке.        — Я и так люблю тебя, ты ведь знаешь это.        Всё ещё прижимаясь к её ладони, Адриан кивнул.        Маринетт хмыкнула самой себе. У Адриана было бесчисленное количество кошачьих привычек, некоторые из которых он прятал в гражданской личности с трудом. Те же мимолётные каламбуры, которыми он мог порой грешить, и несвойственные человеку телодвижения.        И как можно было раньше не догадаться, что всё это время на уроках она сверлила затылок не просто возлюбленного одноклассника, а напарника?        Впрочем, Маринетт эта незначительная провинность была простительной: Адриан ведь и сам по сей день не догадывался, что на интервью с Надьёй Шамак и Альей он называл своей прекотрасной подругой свою же девушку.        Ледибаг, в такие моменты чувствующей, как дёргалось веко, хотелось незаметно наступить ему на ногу, но только пиетет к собственной тайне позволял ей воздержаться от задуманного.        — Как ты вообще ускользнул от Агреста старшего? У тебя разве не должна быть сейчас фотосессия? — и нет, ей бы не хотелось, чтобы Адриан уходил с их маленького свидания, но меньше всего Маринетт желала, чтобы его и без того строгий отец наказал сына за побег со съёмок.        — Возможно, — нарочито небрежно пожал плечами парень, не скрывая довольства, — а может и нет. У Винсента вообще вдохновения сегодня не было. Сказал, что я… мм… «убиваю его музу». Уж не знаю, кого я там убил, а кого нет, но он впал в отчаяние и сказал мне уходить прочь.        — Тебя ведь не поругают за то, что ты ушёл? — с пробивающейся наружу надеждой спросила она.        — Честно скажу, не знаю, — более серьёзным голосом изрёк Адриан. — Отец и без того может найти способ почитать мне мораль, даже если я ничего такого не сделал, так что думаю того факта, что фотограф на сегодня потерял интерес к своей работе, будет вполне достаточно и меня сделают причастным к случившемуся.        Для Маринетт Габриэль Агрест был кумиром… просто кумиром.        Как человека она его, не скрыть, плохо знала, ориентируясь только на многочисленные интервью с ним, потому раньше восхищалась им полностью и только через роскошную коллекцию новой одежды.        Но теперь, когда Маринетт знала о существовании его сына, да ещё и знала его так близко, при этом зная всю тягость их отношений, вся та крупица былого восхищения постепенно тлела.        Оставалось лишь раздражение.        Из-за того, что от его холодности страдал сын.        — Так, хорошо, — произнёс Адриан, чем вырвал её из размышлений.        В самом деле, думала. Хорошо. Хорошо бы, если бы прекратились все эти жизненные тяготы и им обоим дали бы шанс на долгожданный покой.        — Хватит обо мне, — промурчал он обольстительным голосом, чем мало напоминал свою гражданскую личность. — Что у тебя нового?        Маринетт чуть было не спохватилась, потому что, да, ей было, что сказать.        — Алья снова «терроризирует» меня, — она сделала кавычки пальцами, дабы тот не надумал ничего лишнего, — уверяя, что я встречаюсь с Котом Нуаром.        — Но ведь это правда, — кивнул Адриан, подсев к ней ближе.        — Но ведь она этой правды не знает. Забыл? — напомнила Маринетт, готовая взорваться от ощущений. — Твою личность знаю только я, но если она будет так упрямо бежать вперёд, то, боюсь, что и она тебя тоже скоро раскроет.        «Как и меня однажды» — мысленно проворчала девушка.        — А мы ведь этого не хотим, верно? — напористо уточнила та.        Адриан, откинувшись на скамью, непроизвольно дёрнул ногой.        — Ну я не знаю, — протянул он, возвысив зелёные очи до чистых небес. — Может, мне к самой Алье ещё зайти, пофлиртовать с ней, чтобы она как-нибудь убедилась, что я просто бегаю за каждой встречной девушкой, а не пытаюсь отбить тебя у самого себя?        — Если ты придёшь к Алье в попытке соблазнить её, то это будет последнее, что ты сможешь сделать, потому что после такого она либо своими силами с тобой разберётся, либо, ещё хуже, — Маринетт, отведя взгляд, округлила глаза от разыгравшегося воображения, — отдаст на растерзание своим младшим сестрёнкам. Я их лично видела, поэтому знаю, о чём говорю.        Адриан с минуты смотрел на неё, точно только что во всех красочных подробностях услышал, как с него сдерут шкуру и вырвут все конечности.        А потом, не выдержав, прыснул в кулак.        Маринетт глядела на него с немым изумлением, ожидая любой реакции от него, но только не смеха. Не в такое время, когда речь шла о возможной опасности.        — Воу, я не думала, что у тебя есть склонности к мазохизму.        — Да я не об этом, — оживлённо оповестил её Адриан, которого, казалось, мысли ещё одного нежеланного раскрытия ничуть не беспокоили. — Знаешь, вот я чувствую, что совсем скоро мы победим Бражника и можно будет больше не скрывать свои личности ни от кого. Я ведь первым делом побегу раскрываться Алье с Нино. Вот ты только представь, какая у неё реакция будет, когда она узнает, на кого наорала в тот раз! Я тебе серьёзно говорю: когда-нибудь мы над этим посмеёмся.        Маринетт хотелось бы сказать, что это было не самое подходящее время для шуток, однако эффект получился совершенно обратным.        И правда, однажды они вдосталь посмеются над этой смехотворной ситуацией. Алья её, словно какого-нибудь незатейливого ребёнка, пожурит шутливо, скажет, что только одна Маринетт на всём свете могла влюбиться дважды в одного парня и одновременно то бегать за ним, то убегать от него.        Ей и самой, по правде, смешно от всего пережитого.        Ну вот кто бы мог догадаться, что в один день она так полюбит Кота, ухаживания которого постоянно оказывались отвергнутыми, и вскоре не сможет решиться между ним и своей первой любовью? И кто мог бы не то, что догадаться, а вообще подумать, что Леди Удачи в самом деле везло так, что в итоге это был один и тот же парень?        — Ты в самом деле думаешь, что мы близко к победе? — по-детски инфантильно поинтересовалась Маринетт.        Ей самой казалось, что до одоления Бражника они были далеко.        Что она сама куда раньше станет намного старше, выйдет замуж, родит троих детей и достигнет желаемого успеха в модной карьере, чем злодей будет побеждён.        — Вообще, это только мои догадки, но мне кажется, что месье Моль правда начал сильно сдавать в последнее время. Ты только вспомни последнего злодея! — Адриан вскинул руки, и они оба закатили глаза, вспомнив, кого вообще послал им Бражник в последний раз. — Мадам Кофеманка! Нет, серьёзно, это была шутка на первое апреля? И кого он выбрал, главное: бабушку, которая разозлилась из-за того, что в её доме закончился кофе и которая начала превращать людей в кофейные зёрна. С такими темпами у него воображение совсем иссякнет и ему некого будет насылать на город. Может, от нехватки вдохновения он впадёт в тоску и добровольно отдаст Камни.        — Но есть одно «но», Адриан, — неожиданно посерьёзнела Маринетт. — Когда на… ваша миссия с Ледибаг будет выполнена, Парижу уже вряд ли нужны будут герои.        С лица Адриана вдруг слетела привычная улыбка.        — То есть…        — Возможно, Камни Чудес придётся вернуть, — точно подтверждая его не озвученную догадку, проговорила Маринетт.        Но, опять-таки, они были оборваны:        — Ещё чего, — фыркнул снова высунувшийся из кармана Плагг. — Я мастеру Фу прямо скажу, что не собираюсь возвращаться обратно. Если Нууру с Дуусу так этого хотят, то пусть доживают до конца света в шкатулке, а мне и здесь хорошо.        — У мастера Фу просто нет бесконечного запаса сыра, — устало пояснил Адриан.        — Мастеру Фу уже триста лет, — подхватил чёрный котёнок. — Удивительно, что он не старше всех квами. По этой причине ему нервы трепать не очень интересно, он уже всё повидал за свою жизнь, а вот Адриана вывести легко, достаточно просто существовать. А что, мой прекрасный пармезан, ты думала, он такой святой, спокойный парень?        — Плагг, ты что-то уже слишком разговорился, — строже добавил Агрест, стоило его квами зайти слишком далеко.        — Ох, ну извините, — страдальчески промяукало древнее существо. — Раз в миллион лет мои котята оказываются лопушками, которых случайно кто-то раскрывает, мне наконец-то выпадает возможность с кем-то ещё поговорить, и тут меня обвиняют в том, что я повышаю разговорную норму. Вообще уже подростки разошлись. Никакого уважения к старым квами.        Обиженно закатив губу, котёнок скрылся обратно.        — Вот обратись ко мне после этого, я тебе напомню!        Адриан дёрнулся, ощутив непрекращающееся шевеление в кармане, пока Плагг всё-таки не удосужился найти удобное для себя положение.        Когда квами замолк, юноша сделал всё, чтобы не подавить обречённый вздох.        Он прикрыл глаза. Мир вокруг него исчезал. Мысли сужались до размеров зародыша. Голова — чистейшее во всём мире место. Ни единого изъяна внутри. Как и должно быть.        Лаймовые глаза снова открылись.        Всё точно такое же, как и секунду назад.        Он сидел на скамье, расположенной на мосту. До ушей доходило журчание Сены.        Рядом с ним сидела Маринетт, старавшаяся скрыть то, что их с Плаггом диалог немало её позабавил.        И Адриан не смог сдержать смешка. Возможно, не вклинься в их разговор его маленький друг, и беседа перетекла бы в более печальное русло.        Как бы то ни было, а геройскую жизнь он любил.        Кот Нуар, за которым скрывался потерянный знаменитый мальчишка, даровал ему свободу. То, о чём не знал его отец. То, что заставляло ощутить пробиравшее до дрожи удовлетворение от неправильности, будто он разрывал все раннее сопоставленные каноны и рушил все правила, которые придумали ещё задолго до него.        Адриан даже представил себе ту жизнь, где он мог бы не получить Камень Чудес.        Ту, где вместо него героем стал бы другой человек. Ту, где он никогда не встретил бы Ледибаг. Ту, где, возможно, им с Маринетт не удалось бы стать парой и они бы не сидели друг с другом, как сейчас.        Да ведь его геройское амплуа играло немалую роль в их отношениях!        Кот Нуар мог преспокойно поднять на руки свою Принцессу, словно она была пёрышком, и понести куда-нибудь далеко-далеко, так, чтобы под ними оказался весь Париж. Уже ради этого стоило побороться за то, чтобы ему разрешили оставить кольцо у себя.        — Адриан? Адриан! — послышался её голос, который вывел его из вереницы мыслей. — О чём ты так задумался?        Он снова прикрыл глаза. Темно, хоть выколи.        И снова открыл.        Мироздание в очередной раз примерило все знакомые человечеству явственные колориты.        Маринетт пытливо глядела на него, пока он думал, что ей ответить.        Да и что, впрочем, произошло с ним?        — Да так, — отмахнувшись от размышлений, наконец-то ответил Адриан. — Просто задумался над тем, как я раскрою личности перед остальными.        — О, — тихо откликнулась та. — И как? Ты сам хочешь этого?        — Когда я раскрылся перед тобой, то мне как будто стало легче жить, — усмехнулся парень. — Это было таким облегчением, знать, что на свете появился хоть один человек, которому можно было открыться.        «Как же я тебя понимаю» — хотелось ответить Маринетт, которая вовремя отдёрнула себя.        Ей ведь тоже стало намного легче на душе, когда вопреки тайной личности до Альи дошла известность её геройской жизни.        И пусть сейчас из-за открывшейся ей тайны о Коте и приходилось снова умалчивать подруге о некоторых важных деталях, Маринетт была уверена, что камень с естества, совсем маленький, но всё же упал.        — И поэтому я всё-таки жду момента, когда Бражник будет побеждён и можно будет не скрываться от других, — воодушевленно продолжил свой монолог Адриан. — Мы ведь раскроемся, все вместе. Представь: и я, и Рена, и Карапас, и Ледибаг.        Маринетт ощутила, как забилась в её отдушину тревога.        Адриан не знал. Адриан и не догадывался.        И почему дышать внезапно стало так тяжело?        — Я ведь вас с Жучком ни разу не застал вместе, — задумчиво отозвался он, и девушка чуть ли не начала в уме молиться, чтобы он не заподозрил в этом ничего неладного. — Когда мы раскроемся друг другу, то первым делом надо познакомиться с ней поближе. Как с подругой, конечно же. Ты ведь нас познакомишь?        Её зрачки бешено заметались из стороны в сторону.        Казалось, что сердце билось внутри с такой частотой и силой, что оно либо оставит ощутимый синяк на рёбрах, либо вырвется наружу.        И что из этого хуже — не поймёшь.        Маринетт, в общем-то, могла приблизительно догадаться, почему отреагировала на предположение Адриана именно таким образом, но какая-то её часть отказывалась принимать это за действительность.        — Для тебя так важно это раскрытие? — осторожно поинтересовалась Маринетт, как только он остановил свой лепет, видимо, чтобы отдышаться.        Она попыталась спросить об этом как можно более деликатно.        Так, чтобы не выдавать в своём голосе, что она нервничала или была напугана, и чтобы Адриан не принял её интонацию неправильно и не подумал, будто его девушка ревновала.        К самой себе.        — Конечно, — так же пылко продолжил Агрест, кивнув ей. — Я уже давно как мечтаю, чтобы мы все раскрылись. Кажется, с того момента, как мы с тобой были друзьями и я постоянно приходил к тебе в гости, я только и думал о том, как мы раскроемся и будем постоянно проводить время втроём. Ну, я думаю, ничего не изменится из моих представлений. Мне вообще кажется, что мы с тобой будем как-то… ближе после всего этого, что ли?        — Мы и сейчас близки, — Маринетт подавила нервный смешок.        — И то верно, — согласился Адриан, — но когда все секреты спадут, то, думаю, нас с тобой ожидает что-то новое.        Что-то новое.        И что именно новое их могло ожидать?        Маринетт вдруг пробрало зимним холодом, хоть на улице погода и была по-весеннему тёплой.        — Думаю, у нас будет что-то вроде геройской компании, что думаешь?        Но слова Адриана звучали отныне так, будто он сам находился за прочной стеной.        — Слушай, а фанаты с Ледиблога ведь часто шипперят Рену Руж с Карапасом, — заключил парень, вспомнив самые незабываемые моменты между их новыми напарниками. — Это совпадение, или мне тоже кажется, что между ними пробежала искра? Ну так вот, в общем, наш геройский квинтет: Рена с Черепашкой и мы с тобой и Леди. Я думаю, мы с ней станем хорошими друзьями. Ну, то есть, мы и сейчас с ней друзья, но маски порой мешают нашему общению.        — Адриан, а ты никогда не задумывался над тем, что мог бы быть знаком с ней в обычной жизни?        Агрест неожиданно замолк.        В его ярко-зелёных радужках моментально пробежало рысью вовсе не наигранное любопытство, принадлежавшее даже не котам, а лисам.        Но тут же, словно пожухлый огонёк, оно потухло.        Маринетт же в этот миг хотелось корить себя за то, что она задавала такие вопросы. Адриан ведь, того и гляди, и догадаться мог, что не просто так она о таком у него спрашивала.        — Вряд ли, — ответил он, и девушка не знала, радоваться ли ей этому ответу, или разочароваться. — По-моему, мы с ней ни разу не виделись в гражданских обликах, — хмуро заключил Адриан. — В противном случае, я бы её узнал, как и остальных героев. Как бы… взять к примеру Квин Би: даже если бы Хлоя не превратилась в неё прямо на наших глазах, я бы всё равно понял, что это она. По-моему, с Ледибаг то же самое.        Она попыталась кивнуть.        Сдавленно, слабо. Как будто через боль.        — А-ага, — робея от своего же ответа, сбивчиво ответила Маринетт.        И дёрнулась: так она с ним говорила до того, как девушка внутри неё повзрослела и взяла всю волю в кулак.        Будто старая робеющая Маринетт снова осела в ней.        Парень с девушкой переглянулись. Так, точно внутри что-то щёлкнуло в одну и ту же секунду, заставив их посмотреть один другому в глаза.        Она тут же отвернулась. Причина, по которой она так поступала, не была известна самой Маринетт, а уж Адриан и сам не знал, о чём ему стоило думать.        Точно все эти месяцы отношений она была в полнейшей отключке, не понимала, что происходило, а отключившийся разум вдруг снова подключили к питанию, отчего вся несостоятельная система ей благодушно напомнила, кто сидел рядом с ней в эти минуты.        — Ты в порядке? — осторожно поинтересовался он.        Сердце ударило по клетке рёбер до боли. Хотелось всхлипнуть.        — В порядке, — на собственное удивление, Маринетт даже не заикалась. — Просто вспомнила про одну важную вещь.        Она поспешно встала.        Прежде, чем Адриан успел бы сказать что-нибудь, но убегать не решилась. С её стороны убежать без всяких объяснений выглядело бы чересчур бестактно.        Маринетт почувствовала себя незащищённой. Впервые в жизни, да ещё и перед Адрианом. Перед Котом Нуаром, который всегда был её прочнейшим щитом.        Хотелось обхватить себя руками, будто это могло бы спасти её.        — Мне надо идти, — это было всё, что она могла сказать в качестве объяснений.        Агрест был немало обескуражен столь резкой сменой её настроения.        Девушка перед ним показалась вдруг ему невероятно хрупкой. Нажми не так — и она стремглав рассыпется в мириады цветастых осколков, не соберёшь.        Такой хрупкой, что резко захотелось защитить её от неведомой ему опасности, хотя минуту назад она охотно отвечала на его флирт и поддерживала с ним разговор.        — Ты уверена? — осторожно, точно боясь спросить не той интонацией и вывести её из состояния спокойствия, полюбопытствовал Адриан. — Мы встретились всего-то пару минут назад.        Нет, она не была уверена.        Маринетт знала точно: она хотела остаться. С ним. Не на тридцать минут, не на час, а, пожалуй, навсегда. На такое количество времени, которое им только выдадут.        Но у них времени нет. У неё, по крайней мере, потому что паника становилась с каждым разом всё сильнее и сильнее. Она охватывала её своей стальной лапой, сжимала душу и разрывала её до крови.        И потому ей хотелось бежать.        — Да, уверена, — несмело отозвалась Маринетт.        Неистово захотелось чертыхнуться за свой голос: Ледибаг никогда не должна была звучать так. Она диктовала правила. Она указывала каждому, как действовать.        Она просто не могла звучать так.        — Я могу тебе помочь, ты ведь знаешь это? — к её же сожалению Адриан был строптив и не унимался от возможности побыть с ней.        — О, спасибо, — как можно более буднично ответила ему Маринетт, — но это… я должна сделать кое что. Самой. Это как бы… конфиденциальное дело.        — А, — как бы понимающе отозвался он.        — Прости, не могу тебе раскрыть его, — с как можно более убедительной искренней смутой в голосе закончила она. — Мне… мне пора идти.        Адриан смотрел на неё чуть меньше минуты. Пытался понять, что происходило. Возможно, он сделал что-то не так, а та, как по обычаю, молчала.        Но нет. Она не выглядела обиженной.        Встревоженной, рвавшейся куда-то, но не обиженной.        Эта мысль должна была отозваться лёгкой толикой отрады в нём, но, опять же, нет, будто очнувшиеся внутренние демоны подсказывали, что дело было куда хуже.        — Хорошо, — с трудом вынудил Адриан себя на ответ. — Тогда… встретимся завтра?        — Да, — в удавшейся попытке улыбнуться ответила Маринетт. — Завтра.        Они поставили точку на этой встрече именно в этот миг.        Вернее, поставила эту проклятую точку лишь она. Парень же всё стоял на месте, смотря ей, в спешке шагавшей по неровной брусчатке, вслед.        И не скрыть ведь: было в ней что-то такое, что отзывалось внутри паникой и вовсю кричало, что далеко не всё так просто, как могло бы подуматься.        Адриану хотелось пойти за ней вопреки всей этой осточертевшей конфиденциальности, которой он толком не верил, но, казалось, что ноги приросли к тому месту подобно корням деревьев, впившихся в ухабистую почву.        Он же пообещал себе поддерживать её даже в самую трудную минуту. Пообещал, что в случае, когда на ней отобразится хоть намёк на уверенность, он поможет ей всё решить.        И сейчас Адриан просто стоял и смотрел, как она уходила.        Без возможности пойти за ней и помочь. Просто потому, что ими двигала эта чёртова тайна, встававшая в их отношениях неким булыжником.        Агрест вздохнул. Тягостно, как будто через силу.        Он оглянулся в надежде, что рядом никого не было, и его надежды подтвердились: мост был абсолютно пуст, словно кроме них двоих никто сюда больше и не заходил.        — Плагг, как ты думаешь, я сказал что-то не то? — изнурённо спросил Адриан, глядя на маячившее перед глазами нечеткое яркое пятно.        К его удивлению, квами ничего ему не ответил.        Агрест нахмурился.        Пальцы оттянули карман, в котором лежал его квами, и он посмотрел на чёрный комок шерсти, флегматично осматривающий свои лапки.        — У тебя там всё нормально? — пытаясь не перейти шаткую грань между дружелюбием и недовольством, многозначительно брякнул Адриан.        Реакция Плагга была удивительной: он хмуро посмотрел куда-то в пустоту, после чего приблизил к уху левую лапу и прислушался.        — Я голос слышал? Или это пыль начала разговаривать? — издевательски протянул черныш, не обращая никакого внимания на подопечного.        — Плагг, хва…        — Пыль начала называть меня по имени?!        — Я серьёзно, — угрюмо проворчал Адриан. — Правда, извини, если я на тебя нечаянно наехал и обидел этим, но иногда ты заходишь слишком далеко, особенно когда лезешь в наш с Маринетт разговор.        — Поживи век в шкатулке, я посмотрю, как ты будешь сидеть смирно, — буркнул Плагг, высунув макушку из кармана и многозначительно взглянув на собеседника. — Ну?        — Что «ну»?        — Действительно, что? Я ведь тебя, наверное, спрашиваю о периоде, когда тигры курили. С невестой твоей что случилось?        — Во-первых, не с невестой, а девушкой, а во-вторых, я и сам толком не понял, — последнее прозвучало как-то более расстроенно. — Думаешь, я сказал ей что-то не то?        — Дай-как подумать, — Плагг изучающе взглянул на безоблачный небосвод. — Не, признаю, у тебя есть привычка ляпать не думая, но конкретно в этой ситуации ты вроде бы ничего такого не сказал. У девушек просто бывают особые дни, когда им постоянно хочется от всех убегать, реветь и в тысячный раз пересматривать сопливый «Титаник».        — Плагг, пожалуйста, давай серьёзно, — сквозь зубы взмолился Адриан.        — То есть я несерьёзный? — без шуток возмутился квами. — Да я серьёзнее, чем сердечный приступ, что б ты знал! И вообще, за мой ценный совет полагается соответствующая плата. Так, давай, доставай ручку с бумагой и за… Хотя нет, не маленький, и так запомнишь. Так вот, за то, что я у тебя такой умный и просто так раздаю такие советы, мне полагается на завтрак пять коробок камамбера, на обед — сырный шведский пирог, на второй обед…

***

       Была одна вещь, которую Тикки никогда не смогла бы и не сможет отрицать: если бы во всём мире был устроен конкурс на человека с сильнейшей паранойей, то Маринетт сразу же заняла бы все призовые места.        Поняла это пятнистая квами уже тогда, когда они только-только оказались в комнате, когда подопечная швырнула в сторону сумку — из которой сама Тикки чудом успела выпорхнуть раньше — и, схватившись за волосы, начала вопить что-то про катастрофу. Что именно за катастрофа, божья коровка не понимала, потому что для Маринетт это могли быть даже счастливые носки с хомячками, которые она случайно не надела на столь важную встречу.        Но факт всё-таки оставался фактом: чем-то девушка была немало напугана, раз уж какая-то неизвестная вещь заставила её сбежать со свидания. Этот нюанс заставил квами её по-матерински забеспокоиться за свою подопечную.        — Ну, Мари, успокойся, всё ведь хорошо, — успокаивающе пропищала Тикки, вспорхнув прямо перед носом девушки.        Но по взгляду Маринетт сказать, что всё было хорошо, сложно.        Она словно была потеряна.        Как будто не понимала, где она и что происходило вокруг.        — Только спокойно, ладно? — снова попробовала утихомирить её квами. — Хорошо… Что с тобой случилось? У нас есть какие-то проблемы?        Маринетт попыталась набрать в лёгкие воздух.        Он был тяжёлым, точно кто-то залил его прочнейшим свинцом, но это помогло ей хоть на йоту угомониться.        — Ты разве не слышала? — пытливо спросила она, и Тикки тут поспорила бы. Она всё слышала, и потому не могла понять, что пошло не так. — Он хочет в будущем раскрыться. С Ледибаг.        Квами вопросительно взглянула на неё.        — Да, — кивок, — потому что Леди с Нуаром уже давно договорились, что после победы над Бражником они раскроют друг другу личности.        — То есть, — в голосе её промелькнула дрожь, граничившая с паникой, — Ледибаг тоже придётся раскрыться перед Котом.        — Вообще-то, да. Видишь ли, будет не очень честно, если Кот Нуар раскроется один, — беззлобно усмехнулась на её предположение Тикки.        Вот только Маринетт не разделила её шутливого настроя.        — Тикки… — дёргано просипела она.        — Мм?        — Я и есть Ледибаг.        Повисла ничем нерушимая тишина.        Тикки не знала, как реагировать на это, потому что… это было для неё такой же известностью, как и то, что небо по утрам голубое, а ночью — тёмно-синее и укрытое звёздами.        Она порыскала мглистыми зрачками по всему периметру комнаты, прежде чем остановить непонимающее созерцание на подопечной.        — Ох, эмм… вау? — неуверенно протянула Тикки, и близко не предполагавшая, какой реакции ждала от неё собеседница.        Но явно не той, что получилась        Потому что от её реплики Маринетт нахмурилась.        — В чём проблема-то? — не выдержав, непонимающе переспросила квами.        — Я знаю его личность, — напомнила она, и Тикки хотелось вкрадчиво улыбнуться, потому что, да, она в курсе, — а вот он мою — нет.        Божья коровка, кажется, начала потихоньку понимать, о чём та толковала.        — В этом нет ничего страшного, — попыталось уверить её древнее существо, несмотря на то, что та отошла от неё на приличное расстояние. — Это сохранность личности, Маринетт, а не твоё личное решение.        — И как я объясню это Коту Нуару в день нашего раскрытия? — ломанно отозвалась девушка. — Как, по-твоему, он вообще отреагирует, узнав, что всё это время я играла с ним в одни ворота?        — Ты думаешь, он будет не рад, узнав, что ты всё это время была его напарницей? — квами недоверчиво изогнула бровь.        На лице подопечной играло смятение.        — Что заставило тебя усомниться в этом?        — Да я ведь врала ему практически с того дня, как он понял, что я слишком часто появляюсь рядом с ним после битвы со злодеями, — Маринетт тягостно возвысила до потолка очи. — И когда мы стали друзьями, а я притворялась подругой Ледибаг и Кот говорил мне всё, что моей геройской личности он никогда бы не сказал. И теперь… теперь, когда мы стали парой, когда я знаю одну из его сторон.        — Ты постоянно волнуешься о том, как Кот Нуар отреагирует на то, что ты и Ледибаг — один человек, — как можно осторожнее подметила Тикки. — Сначала ты думала, что он разочаруется, потому что за маской окажется, как ты говорила, «неуклюжая и пугливая школьница», — хотя про пугливую я бы поспорила — а сейчас ты надумала себе, что ты врёшь ему без повода и он, опять же, будет разочарован тобой.        Маринетт и не скрывала, что раздувать из мухи слона было её истинной прерогативой.        — Адриан очень дорожит своей геройской личностью, — задумчиво отметила та, снова впав в прострацию. — Скажи, а то моё… мм… признание…        — Ты имеешь в виду то, как ты пряталась от него в ванной комнате, прежде чем наконец-то поговорить с ним? — хитро припомнила ей Тикки.        — Неважно, но… да, именно это, — нервно подытожила Маринетт, сдув спавшую ей на глаза чёрную прядь. — Скажи, это не выглядело так, будто я призналась в любви к Нуару лишь потому, что им оказался Адриан?        Квами снова скуксилась.        — То есть?        — Ты ведь помнишь, как выглядел Кот Нуар всякий раз, как я отвергала его… раньше, — в её речах раздалась не наигранная вина. — Он был таким разбитым, когда я всякий раз ему говорила, что люблю другого, — вновь и вновь вспоминала Маринетт. — И мне вот теперь кажется… а правда, не выглядело ли это так, будто я приняла обе его стороны только потому, что Котом оказался Адриан?        — Ты ведь знаешь, что нет! — выпалила не выдержавшая этого Тикки. — Забыла, как плакала после того, как Нуар умер у тебя на глазах? Забыла, как потом страдала из-за того, что разрывалась между ним и Адрианом?        — Думаешь, это можно забыть? — чуть было не сорвалась на рык девушка. — Но как мне объяснить это ему, если он вдруг подумает, что его напарница бегала всё это время за мальчиком-моделью точно так же, как и половина парижанок, да ещё и сделала это в своём гражданском облике? Это ведь почти так и выглядело!        — Он так не подумает, — уверенно заявила алая квами.        — Да? — саркастично, но без всякой издёвки переспросила Маринетт. — И почему ты так в этом уверена?        Тикки оставалось только издать сокрушенный выдох.        Она уставала от этого. Уставала объяснять вещь, которая была и без неё понятна всем и каждому.        — Потому что, Маринетт, — бессильно продолжала та опровергать все её теории, — он тебя любит. Этой причины, как по мне, вполне достаточно для того, чтобы Адриан не смел подумать о тебе чего-то подобного тому, что ты сейчас сказала.        Маринетт, конечно, знала об этом.        Тут уж не нужно было быть взрослым или иметь опыт в отношениях. Всё налицо, любой так скажет.        Связь, как однажды умилённо протянула Роуз, у них крепкая.        Не сломить.        Но ведь у любой любви была грань.        Ни один человек, каким бы он ни был влюблённым, не мог полностью закрыть глаза на происходящее и перестать уважать самого себя, как личность.        Маринетт была уверена, что поменяйся они с Адрианом местами и начни он встречаться с ней сразу же после того, как ему бы открылась её тайна, то она бы устроила взбучку, на которую сам Бражник не был ни разу способен.        Да и если взять за вариант то, что в случае раскрытия лишь из почтения Адриан не стал бы показывать, что его могла немало задеть её несуществующая падкость на излюбленную всеми внешность… Маринетт не хотела отношений во лжи и недоверии.        Уж лучше было бы сразу услышать оглушительный вердикт, ставящий на них обоих крест, и сбежать от него с разбитым сердцем, чем строить жизнь в гнетуще-недоверчивом молчании.        — Я всё равно не уверена, — выдавила из себя Маринетт.        Это, думала она, вовсе не та ситуация, где можно было быть уверенной. Хотя бы в себе, а о другом человеке и речи быть не могло.        — Это вопрос доверия, — устало отозвалась Тикки.        О, как же она уже устала от понятия «доверия»!        — Ты с ним встречаешься не мало, но вы оба всё ещё неопытные. Адриан — тем более, — квами вкрадчиво взглянула на подопечную. — Дай себе время. Может, этот страх пройдёт.        — А если нет?        — Если нет… — раздался горестный выдох, — что ж, я буду надеяться на то, что хоть Адриан сможет тебя убедить, чтобы ты начала доверять ему.        Тикки отвесила ей короткий кивок, прежде чем отлететь в сторону.        Маринетт проследила за тем, как отдалялась в сторону своего маленького домика её квами. Порой ей доводилось поражаться её уму. Тикки, конечно, прожила достаточно и повидала за свою жизнь и не таких случаев, и потому знала, о чём говорить.        Однако…        — Тикки.        Божья коровка остановилась в нескольких метрах от домика и обернулась к ней через плечо.        Была ещё одна вещь, которая не давала ей покоя.        — Да?        Маринетт замолчала, не зная, что на неё нашло, но молчать и дальше она бы не смогла. Этот момент, тот, о котором она успела позабыть, вспомнился ей только сейчас.        — А что… — слова застряли поперёк горла комом. Приложить приложить некоторые усилия, чтобы проглотить его. — А что, если именно из-за этого он превратился в Кота Блана?        Тикки с минуту смотрела на неё в немом недоверии.        Будто не верила. Или не хотела верить.        И покачала пятнистой макушкой, пытаясь отрицать этого.        — Нет… — шепнула она, отрешенно так, словно пыталась убедить в этом не её, а себя. — Нет, не из-за этого. Я… я в это не верю.        — Почему нет? — малость сурово переспросила Маринетт. — По-моему, это как раз-таки всё объясняет: Адриана ранило то, что я всё это время врала ему. Заметь, пожалуйста, что Кот Блан знал мою личность, да ещё и сказал что-то о разбитом сердце. Разве это не доказательство того, что всё сводится именно к тому, что моё враньё снова доведёт Адриана до акуманизации?        — Постой, я согласна с тобой, аргументы достойные, — поспешила уверить её Тикки, прежде чем она успела бы придумать целую мириаду неподходящих теорий, — но ведь мы уже поняли, что во всём виновато то, что ты подписала его подарок своим именем и выбежала из дома Адриана в образе Ледибаг, что он и увидел. Он, видимо, просто сопоставил эти два момента и понял всё, а как пошло дальше, мы уже не знаем, потому что Банникс из будущего сказала тебе об опасности и отправила в ту вселенную, где Париж настигла катастрофа.        — Всё равно мне как-то неспокойно, — честно призналась та. — Ощущение, будто всё идёт к такому же катастрофическому последствию, только по большей части там задействован будет не Париж, а мы с Адрианом.        — Я бы честно хотела тебя успокоить и уверить, что тебе не стоит волноваться, — вновь послышалась старая утомлённость в тихом голосе квами, — но я не смогу этого сделать, пока ты сама не поймёшь, что тебе не о чем волноваться. Мир не рухнет, если ты откроешься ему. Нужен лишь подходящий для этого час.        Тикки смотрела на неё ровно несколько секунд. Смотрела так, как никогда раньше: обеспокоенно, но с неким чуждым ей мертвенным спокойствием.        А потом медленно упорхнула, скрылась в своём домике.        И Маринетт бы позавидовать своей квами. Ей, не секрет, тоже хотелось вот так вот скрыться в раковине от всех забот, потому что понятие «счастья» гнило, оседало между пальцами прочной тёмной слизью, точно вторая кожа. Её не содрать.        Это словно её пожизненная тамга. Это — кровавый трактат, написанный поперёк рёбер ещё с рождения и выданный ей в виде сомнительного подарка.        И на душе, как по воле случая — абсолютная брешь.