Легкомысленный шёпот

Свадьба Насти и Кирилла проходила в арендованной столовой. Столы были сдвинуты буквой «П», тамада острил и устраивал конкурсы, отец жениха снимал торжество на камеру, которую приобрёл специально в честь столь важного праздника. Песни группы «Ласковый май» сменялись шлягерами Евгения Белоусова и Андрея Державина. Все пили, ели и веселились. Типичная свадьба. Несмотря на дефицит, родителям жениха и невесты удалось более-менее накрыть стол. Была даже подкопчённая буженина. Дядя Насти, приехавший из Астрахани, привёз арбузы, персики, астраханскую жирную рыбу. Первые цветы — Это очень важно. Первые цветы Будут лишь однажды. Пусть они завянут без следа, Но таких не будет никогда. Первые цветы Сердце ждёт волнуясь, Первые цветы Это, как «люблю Вас»! Пусть летят года, Это навсегда! Очередная бойкая песня сотрясала танцпол, родственники и друзья новобрачных резво отплясывали. Артём, облачённый в белую рубашку, чёрные брюки и серый в крапинку пиджак, напряжённо наблюдал за танцующими. Со стороны могло показаться, что он крайне заинтересован этим не совсем трезвым действом, но на самом деле мыслями он был очень далеко. Там, в своей съёмной квартире, рядом с Германом. Артёму ужасно хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти, и, открыв их, понять, что все события последних дней оказались выдумкой или сном. Так долго пытаться забыть этого человека, так долго освобождать свой разум от него и его власти, чтобы снова встретить? Это немыслимо! Марсов не мог до конца поверить, что всё это взаправду: где-то на подсознании сидела мысль, что это дурман, который обязан рассеяться. Артём смотрел на Катю, которой донельзя шло новое платье. Она отплясывала с такой отдачей, что парень невольно загляделся. Ему было жутко даже представить, что Винницкий каким-нибудь образом ей навредит. «Он ведь может рассказать ей о нас», — вдруг резанула сознание ледяная и острая мысль. Марсов потянулся к стакану с колой, сделал глоток и ослабил узел чёрного галстука. И почему он раньше не подумал об этом? Действительно, что остановит Германа? Что может помешать ему поведать Кате о той безумной связи, в которой они прожили целых три года?.. Руки Артёма похолодели. Он вдруг вспомнил холодный октябрьский день. Жидкое серебро дождя омывало оконные стёкла, отдалённые огни города казались нарисованными расплывчатыми светлячками. Абсолютно голый Марсов лежал на кровати и смотрел на Винницкого, натягивающего латексные перчатки. То, чем они занимались в постели, порой было далеко от традиционных понятий секса. Артём сходил с ума, ему казалось, что это настолько же грязно, насколько прекрасно. Он разрывался от противоречий, когда Винницкий подбрасывал его на новую вершину экстаза. Однажды парень спросил у дяди, откуда тот узнал о таких вещах в интимной сфере. — Ты забыл, что я долго жил в Таллине? Там можно найти весьма интересную литературу, которую привозят с Запада. Нелегально, разумеется, — снисходительно ответил мужчина. И Артём всегда испытывал не только невообразимое удовольствие, но и любопытство. Его тело очень чувственно реагировало на всё то, что вытворял с ним Герман. — Что ты хочешь сделать? — спросил Марсов, наблюдая за тем, как Винницкий заканчивает с натягиваем перчаток и начинает выдавливать на пальцы прозрачную гелеобразную субстанцию. — Дойку простаты, — криво улыбнулся Герман. — Что? Это как? — округлив глаза, Артём привстал на локтях. — Это стимуляция простаты, благодаря которой твой член потечёт, вырабатывая секрет, — с лёгкой хрипотцой в голосе ответил Винницкий. — Что ж, сгибай ноги в коленях и, разведя в стороны, подтяни к груди. Марсов залился краской от всего услышанного. Герман откровенно залюбовался им, таким румяным, пышущим здоровьем и энергией. — Не стесняйся, Тёма, — добавил Винницкий. — Буду нежным, обещаю. Простату очень легко травмировать. Сглотнув, молодой человек послушно развёл ноги, согнул их и подтянул к груди. Герман прикоснулся пальцами к сжатому анусу Артёма. Чёрные латексные перчатки красиво блестели. Марсов, подняв голову, рассматривал руки дяди, время от времени переводя ошалевший взгляд на его лицо. Тёмные глаза были полны горячей страсти. Когда указательный палец начал проникать в анус, Артём уронил голову на подушку и закряхтел. Он чувствовал, как мужчина нащупывает его железу и начинает массажировать её. Вторая ладонь Винницкого сжала член Марсова. — Расслабься, — хрипловато приказал Герман и начал дрочить племяннику, ласково стимулируя его простату. По телу парня, зарождаясь в районе паха и поясницы, медленно разливалось тепло. Это были сладкие и немного мучительные ощущения. Послушно расслабив задний проход, Артём мотал головой из стороны в сторону. Его глаза увлажнились, дыхание сбилось. Было слишком хорошо. — Обильно течёшь, — резюмировал Герман, неспешно водя кольцом «латексных пальцев» по затвердевшему члену, из головки которого щедро выделялся секрет, напоминающий семя. Артёму всё больше казалось, что он плывёт на мягких сиреневых облаках, в медовом вакууме, где нет ничего, кроме этих искромётных ощущений, которые поработили его тело. Марсов был весь влажный, он стонал и слегка извивался, член обильно тёк и нежная простата отзывчиво реагировала на уверенные действия пальца Винницкого. — Тебе хорошо? — спросил Герман. — Боже, да! — воскликнул раскрасневшийся Артём, поджимая пальцы на ногах. Низ живота стремительно связывало в узел, предвещая скорый оргазм. Марсов тёк настолько сильно, что его пах был влажным, струи стекали на простынь, делая её мокрой. Герман чуть-чуть изменил угол проникновения, и в эту же секунду Артёма накрыло, да так сильно, что он заорал, забыв себя. Сперма брызгала во все стороны, парень прогнулся в груди, жмурясь от сильных ощущений и истерично сжимая в себе палец мужчины. Винницкий дал племяннику кончить, с наслаждением наблюдая за его судорогами, затем медленно вытащил палец из пульсирующего ануса, отпустил блестящий от влаги член и встал. Пока Артём ловил последние импульсы оргазма, тихо постанывая с крепко зажмуренными глазами, мужчина вернулся. Приподняв голову племянника, он начал завязывать вокруг его шеи петлю. Марсов находился в прострации и не понимал, что именно с ним делают. Понял лишь тогда, когда Винницкий снял джинсы и, оставшись только в чёрной футболке, встал на колени прямо на влажную лужу на простыне. — Герман… — только и успел прошептать раскрасневшийся и влажный Артём, поднимая голову и тут же замолкая, кряхтя и задыхаясь. Подняв руки, он ощупал шею и понял, что она в петле. Сама же верёвка была привязана к изголовью кровати. Парень уронил голову обратно на подушку. — Не советую сильно дёргаться — задушит, — мягко сказал Винницкий и приставил головку своего члена к розоватому анусу. Артём застонал, стараясь расслабиться. Размеры дяди были весьма внушительными, поэтому проникновение получалось достаточно чувствительным. Когда Герман вошёл в него целиком и принялся быстро двигать бёдрами, парень отчаянно застонал и снова резко поднял голову. Веревка натянулась, петля начала душить. Артём упал обратно и, хватая ртом воздух, заёрзал на влажной от пота и выделений простыне. Ему хотелось рычать и кусаться от переизбытка ощущений. Член стоял колом. Марсов чувствовал, что стоит его коснуться, как выстрелит новая порция спермы. Вколачиваясь в племянника с хлюпающим и влажным звуком, Герман схватил волосы на лобке Артёма и потянул их. Марсов ахнул и зарычал от боли, которая, сливаясь с ярким возбуждением, дарила просто невероятное блаженство. Продолжая жёстко иметь парня, мужчина легко шлёпнул его по яичкам, заставляя содрогнуться. Винницкий, тяжело дыша и лихорадочно блестя глазами, потянулся к лицу племянника, отвесил лёгкую пощёчину и сжал его волосы в кулаке. Потянул на себя, заставляя Артёма поднять голову, тем самым перекрывая ему кислород. Парень покраснел от удушья. Лицо Марсова было багровым, как и шея, с губ стекала слюна, лицо приобрело отсутствующее выражение, глаза слегка закатывались. Асфиксия вызвала в его организме гормональный всплеск, ввиду чего молодой человек содрогнулся и бездумно зарычал, ощущая, как тело сводит судорогами, а из члена вылетают капли спермы. Герман тянул волосы Марсова, со шлепками вколачиваясь в него. Не дав племяннику окончательно задохнуться, он отпустил его шевелюру и, запрокинув голову, стал неистово кончать, заполняя анальное отверстие Марсова своим тёплым семенем. После последнего резкого толчка член вывалился из дырки, а Артём всё задыхался и содрогался, находясь на вершине экстаза, ощущая чистую эйфорию. Ему хотелось кричать от счастья. В ушах стоял шум, тело подрагивало, живя своей жизнью. Мужчина встал, взял с тумбочки ножницы и перерезал верёвку. Снял петлю, поцеловал красную шею влажного племянника и лёг рядом с ним. Артём схватился за дядю как за спасательный круг и уткнулся лицом в его грудь. Он долго всхлипывал, не веря, что это чудо произошло с ним взаправду. Так изумительно могло быть только с Германом, больше ни с кем… — Почему ты плачешь? — поглаживая парня по влажным волосам, тихо спросил Винницкий. — Я так тебя люблю… Я так сильно тебя люблю… — шептал Артём в полубреду. Тело было наполнено тёплым нектаром, сердце заходилось от восторга единения с любимым, из глаз текли обжигающие слёзы счастья. Марсов судорожно погладил шею, словно петля стягивала её не несколько лет назад, а буквально только что. — Артём, слушай, можно я Катю на медляк приглашу? — громко и резко спросил подлетевший к столу Денис. — Да, приглашай, — ответил Марсов, стараясь взять себя в руки. — Класс! Спасибо! — бодро отозвался тот и нырнул обратно в толпу на танцполе. Артём видел, как он обнял Савичеву, и они неспешно закружились в танце. Катя посмотрела на Марсова и широко ему улыбнулась. Тот ответил на улыбку, но она была абсолютно неискренней. На душе делалось всё темнее и темнее. Чем больше Артём думал и вспоминал о Германе, тем гуще и чернее становились тучи в его груди. Встав из-за стола, Марсов вышел из зала, прихрамывая. Он потому и не танцевал — болела нога. И боль эта служила Артёму напоминанием о недавней встрече с дядей. Ни к месту всплыли пылкие воспоминания о том, как Герман после каждого выступления племянника приходил в его гримёрку и целовал его ноги, гладил их, блестя своими пронзительными гипнотическими глазами. Винницкий взял Артёма в труппу через месяц после их встречи. Многие втайне завидовали парню и ненавидели его: он стал премьером, не имея толкового танцевального опыта и высшего образования. Но он был первым благодаря решению Германа. Внешне другие артисты уважали Марсова, скрывая свои истинные чувства. Об отношениях Винницкого и Артёма знали только двое близких друзей мужчины: режиссёр-постановщик балета Арнольд Бирюзовский и художник по костюмам Егор Шуйский. Не раз случалось так, что Герман обнимал одной рукой племянника и прижимал к себе, когда они все сидели в какой-нибудь богемной кафешке. И пусть одному было восемнадцать, а второму сорок семь, друзья Винницкого полностью приняли его выбор. Однажды Бирюзовский даже помогал Герману помириться с племянником… Жуткая была ссора. Самая страшная… «А ведь он изменился», — подумал Марсов, всматриваясь в летние сумерки. Винницкий и раньше обладал весьма тяжёлым и пристальным взглядом, который казался чёрным, как кавказские ночи, теперь же в его глазах появилось что-то безмерно густое, опасное. В волосах стало больше седины. Герман похудел, его интонации сделались ещё более ироничными, а порой даже язвительными. Мужчина всегда был таким, но теперь всё это в нём будто бы обострилось. Рядом с Винницким невольно становилось тревожно, он казался ядовитым, готовым втоптать в грязь за любой косой взгляд или неверное слово. — Ты чего ушёл? Марсов, стоящий в коридоре, задумчиво смотрел в окно, за которым темнел августовский вечер. — Просто. Покурить хотел, — отозвался Артём, возвращаясь мыслями в настоящее время. Катя положила подбородок ему на плечо, обняла одной рукой за талию. — Ты кажешься грустным. — Да нет, всё нормально, — улыбнулся парень. — Точно? — Точно. Не волнуйся. Послышались голоса и топот, из зала вышел дядя невесты, вооружённый включённой камерой. Подойдя к парочке, он принялся снимать их лица крупным планом, спрашивая: — Как дела, молодёжь? — Хорошо, — улыбнулась Савичева. — Сколько лет ты дружишь с Настей? — С пятого класса, — всё так же улыбчиво ответила Катя. — Немало… Одобряешь её выбор? Нравится Кирилл? — Да, он хороший парень. Сунув руку в карман брюк, Марсов обнял Савичеву за плечи и повёл в зал. Оператор снял их со спины. Танцы продолжились. Потом был большой белый торт, затем бросание букета. После этого мать Насти привязалась к Кате с вопросом: «А вы-то когда поженитесь? Пора уже, пора». Артём делал милое лицо, улыбался и потягивал газировку, не участвуя в подобных разговорах. Савичева на самом деле весьма прохладно относилась к теме женитьбы, не пытаясь «покрасоваться», а втайне мечтая, чтобы ей надели кольцо на палец. Катя наслаждалась тем, что у них было и не гналась за формальностями. Иногда, думая об этом, Марсов приходил к выводу, что он, быть может, хочет жениться даже больше, чем она. — Ты какой-то странный, — сказал Кирилл, когда большинство гостей вышли из-за стола, чтобы попозировать фотографу. — Чего случилось? Мельников был хорошим приятелем Артёма. Парни сблизились на почве дружбы своих девушек. Бывало, они вчетвером выбирались куда-нибудь, чтобы прогуляться по извечно грустному Петербургу, посетить кафетерий или кинотеатр. — Да нет, нормально всё, — ответил Марсов, сдерживая вздох. — Упорно пытаешься делать вид, что да, а на самом деле… Артём взял бутылку с белым вином, наполнил им бокалы. — Давай лучше выпьем. Ты теперь женатый человек. — Ой, и как меня угораздило, — хохотнул Кирилл и взял бокал. — Ты счастлив? — Да. Хотя, конечно, мне кажется, брак — это какая-то формальность. Как погляжу на своих предков, которые вместе уже тридцать лет — плохо становится, блин. Скандал на скандале. А ведь в молодости обожали друг друга. Годы многое меняют. Они чокнулись, выпили. Слова Кирилла подтолкнули Артёма к размышлениям. Он посмотрел на свою милую Катю, которая была так привлекательна в своём новом платье, с яркой красной помадой на губах, с этой искристой улыбкой, что было практически невозможно представить, что лет через двадцать она станет сварливой женой, гневливо повторяющей: «Я угробила на тебя всю свою молодость!». Ведь именно так говорят недовольные своими мужьями женщины, когда брак отмеряет уже не первое десятилетие. Марсову вдруг до боли захотелось удержать мгновение. Пусть всегда будет так, как сейчас. Вот эта лёгкость, что между ним и Катей, эта простота, эта видимость полной откровенности. Видимость, потому, что Артём не мог быть до конца честным. Но его это устраивало. Если бы он начал рассказывать девушке о своих больных и нетрадиционных отношениях из прошлого, он бы сковырнул рану, которая только-только начала заживать. — Пусть всегда будет так, как сейчас… — пробормотал Марсов свой странный тост и допил вино.

***

Ему снился пляж Юрмалы, предзакатное солнце бросало золотистые искры на морскую гладь. Тихий шёпот прибоя успокаивал, будто напоминая о вечном, а ласковый бриз целовал лицо, гладил волосы. Артём лежал головой на ногах Германа. Тот мягко перебирал пальцами его пряди и время от времени подносил к губам бокал с алым вином. Оба смотрели на море, каждый думал о своём и вместе с этим об одном. Марсову хотелось всю жизнь пролежать вот так, наслаждаясь близостью Винницкого… — Артём! — Что? — сонно спросил парень, не открывая глаз. — Герман приехал. Артём тут же проснулся. Вчера он долго не мог уснуть, думая о предстоящей встрече с Винницким. Он пытался придумать фразы, которые скажет, пытался внушить себе, что нужно быть строгим и спокойным, не показывать волнение и страх, а Катя, утомившаяся на свадьбе подруги, сладко спала рядом. — Уже? — хрипловато прошептал Марсов. — Да. Интересно, что он для тебя приготовил. — Знала бы ты, как мне интересно… — парень отчаянно потёр лицо, прогоняя остатки сна. Сон всё ещё беспокоил сознание, оставшись в нём осколками разбитых миражей. То, что приснилось Артёму, когда-то было с ним на самом деле. За заслуги перед советским балетом Герман получил дачу в Юрмале, у самого моря. Когда Марсов и Винницкий приезжали в неё летом или осенью, они словно оказывались наедине с южной природой и друг с другом. Подолгу сидели на песке, иногда в обнимку, любовались закатом над зеркальной морской водой, вдыхали аромат йода. Это было так давно, словно в прошлой жизни. Артём встал, умылся, почистил зубы, внутренне трепеща, как лист осенний на ветру, затем натянул голубые джинсы и белую футболку. — Позавтракай, я сделала омлет и гренки, — сказала Савичева, заглядывая в комнату. — Нет, не хочу. Марсов чувствовал, что ему кусок в горло не полезет. Слишком волновался. Поцеловав девушку в щёку, он прошёл в коридор, надел белые кеды и вышел из квартиры, слыша вослед приветливое: «Хорошо проведите время вместе!». Мысленно ухмыльнувшись этому пожеланию, парень нажал на кнопку лифта. Оказавшись на улице, он ощутил медово-яблочный аромат последнего месяца лета. Во дворе двое мальчишек играли в мяч, на лавочке сидели бабульки и что-то тихо обсуждали. Машина Германа стояла прямо напротив подъезда, словно чёрная точка на белом холсте, словно сам вызов. И Марсову ничего не оставалось, кроме как принять его. Сглотнув, он подошёл к автомобилю, хотел было открыть заднюю дверцу, но та оказалась заперта. Сердце парня ёкнуло. Пришлось сесть рядом с водителем.