Легкомысленный шёпот

Громкий звонок в дверь заставил Артёма резко проснуться. Оторвав голову от подушки и почти не разлепляя глаз, он прислушался: не приснилось ли? Не приснилось. Звонок повторился. Марсов зевнул и, потирая глаза, пошёл открывать. После ухода Арнольда он долго лежал на диване, глядя в потолок и переваривая всё услышанное. В душе было так много самых разных эмоций и воспоминаний, вновь проснувшихся и вроде бы забытых чувств, что даже дышать получалось с трудом. Артём так разнервничался от всего этого, что даже не заметил, как уснул. Уже открывая дверь, Марсов запоздало подумал, что надо было посмотреть в глазок. Но было уже поздно. Грубо оттолкнув племянника, в квартиру энергично вошёл Герман, принося с собой сексуальный аромат парфюма. — Мордашка, смотрю, уже выглядит получше, — ухмыльнулся Винницкий. Не снимая обувь, он прошёл по коридору и заглянул на кухню. — Ты кого-то ищешь? — с нотками страха и раздражения спросил Артём, так и стоя перед открытой дверью. — Да нет. Катрин здесь нет, я в курсе. Она сейчас неплохо проводит время, — Герман резко повернулся к парню и остановился. — Собирайся. — Куда? Марсову было неприятно слушать намёки дяди, и он с трудом удержался, чтобы не спросить, что тот несёт. «Он просто пытается тебя задеть. Не ведись», — успокаивал себя Артём. — Узнаешь чуть позже. Или ты пойдёшь прям так? — Герман обвёл оценивающим взглядом мятую футболку и потёртые джинсы. — Я не хочу никуда ехать, — как можно спокойнее ответил Марсов. — А я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Живо переодевайся, — голос мужчины сделался стальным. Артём не мог ему противостоять. Закрыв дверь, он поплёлся в комнату, где переоделся в чёрные джинсы и светло-серую свободную футболку. Пару раз проведя по волосам расчёской и закинув в рот жвачку, он вернулся в коридор и, стараясь не замечать пристального взгляда мужчины, стал надевать кеды. В лифте проклятый Винницкий огладил бедро Марсова, нахально улыбаясь. Тот чувствовал себя мышкой, загнанной в угол котом-крысоловом. Артём невольно ловил себя на мысли, что всё повторяется: когда-то давно он полностью принадлежал Герману и делал всё, что тот велел. Теперь же он не принадлежал ему, но всё равно слушался. Не мог иначе. В салоне автомобиля пахло жвачкой и всё тем же волнующим одеколоном Винницкого. Марсов сидел, сложа руки на коленях и слушая бешеное биение своего сердца. Благо, дядя не пытался с ним заговорить. Они приехали к Герману. Это напугало Артёма ещё больше. Оставаться с ним тет-а-тет парню совершенно не хотелось. Но сейчас судьба Марсова была в руках мужчины, поэтому приходилось слушаться и молчать. Стоило им переступить порог квартиры, как Герман нарушил это самое молчание. — Мой руки и заходи в гостиную. Марсов помедлил, а потом сел на корточки, чтобы снять кеды. Винницкий удалился. «Если будет требовать танцевать без одежды — пошлю его к чёрту. Точно пошлю. Смогу. Ой ли?», — думал Артём, раздираемый противоречиями. Когда он, вымыв руки, прошёл в гостиную, на него обрушился настоящий ужас. На стеклянном столе стояли бокалы и красивые серебристые тарелки. В вазе лежали фрукты, томилось в кубиках льда розовое вино. Свет был погашен, только две длинные белые свечи горели, разбрасывая по стенам вытянутые тени. — Что это? — с трудом спросил Артём. Его голос охрип от шока. — Это наше свидание, дорогой мой, — ухмыльнулся Герман, упиваясь эмоциями Марсова. Жестом руки он указал на стол: — Прошу. — Я не хочу в этом участвовать… — сглотнув, прошептал парень. — Ты же знаешь, что мне плевать, что ты там хочешь или не хочешь. Важно только то, чего хочу я, — оскалился Герман. — Садись же, мать твою. Во вроде бы весьма сдержанном голосе мужчины мелькнуло что-то очень опасное. И Артёму ничего не оставалось, кроме как сесть за стол. Он ощущал себя максимально глупо. И ему было страшно. Ему казалось, что Винницкий снова утягивает его во всё то, от чего он бежал, что так силился забыть. И выбраться уже не удастся. — Хороший мальчик, — самодовольно произнёс Герман и, подойдя к парню сзади, положил ладони на его напряжённые плечи. — Какие твёрдые. У, расслабься… И, рассмеявшись, поцеловал племянника в макушку, после чего вышел из комнаты. Артём напряжённо прислушивался к звукам квартиры, и ничего не слышал. Было нереально тихо. Именно поэтому Винницкий вернулся для парня весьма стремительно и неожиданно, заставив вздрогнуть. Мужчина принёс стеклянную тарелку с нарезкой и блюдо под крышкой. Водрузив всё на стол, он сел напротив племянника, блестя глазами. Этот блеск отдавал чем-то маниакальным, и по спине Марсова побежали мурашки. — Как в старые добрые времена, — ухмыльнулся Герман и посмотрел на тарелку с нарезкой. — Твой любимый сыр с плесенью и копчёная белуга. Сказав это, он взял вилку и, подцепив полупрозрачный, очень аппетитный кусок рыбы, поднёс его к губам парня. Марсов не шевельнулся. — Открой рот, прелесть моя, — почти ласково произнёс Герман. — Не зли папочку. Артём покорно открыл рот и собрал губами то, что было на вилке. Стал жевать. Подобные блюда он не мог себе позволить, но до сегодняшнего дня и не вспоминал о них. А ведь сыр с плесенью и белугу он действительно обожал. Винницкий всегда покупал любимые деликатесы племянника, чтобы порадовать его. — Так лучше, — кивнув, Герман отложил вилку и начал откупоривать запотевшую бутылку с вином, которое, заполняя бокалы, тихо и приветливо зажурчало. — Зачем тебе эта фикция? — спросил Марсов, проглотив всё, что было во рту. — Фикция? — изогнул бровь Винницкий. — Ага. Иллюзия того, что это свидание, и мы вместе. — А мы и так вместе. О какой иллюзии речь? Совершенно спокойный голос Германа заставил Артёма похолодеть. Парню стало страшно: вдруг дядя настолько слетел с катушек, что верит в то, что они всё ещё пара? — Фикция — это твоя попытка начать «натуральную и нормальную» жизнь, — добавил Винницкий и приподнял свой бокал. — За тебя, душка! Ухмыльнувшись, сделал глоток. — Ты рехнулся. Ты просто псих, — сказал Артём, нервно хватая бокал с вином и делая два шумных глотка. — А здесь твоя любимая утка в мёде, — словно не слыша Марсова, спокойно добавил Винницкий и снял крышку с блюда. Аппетитная утка с золотистой корочкой, окружённая кусками томатов, апельсинов и зеленью, выглядела впечатляюще. Вопреки ужасу, Артём почувствовал, что голоден. Внимательно рассматривая лицо племянника, мужчина довольно ухмыльнулся, словно заметил то, что и хотел. Отложив крышку, он взял вилку и нож, и принялся отрезать от утки лапку. Герман был одет в чёрные брюки и чёрную рубашку, заправленную под ремень. Все его движения были лёгкими и уверенными, даже находясь далеко от публики, своих коллег и зрителей, он вёл себя так, что становилось понятно — он знает себе цену. И от всего этого Марсову было ещё страшнее. Если бы мужчина проявлял хоть какую-нибудь неуверенность в себе… И вот на его тарелке оказалась утиная лапка. Артём взялся за кость и откусил немного. Хрустнула шикарная корочка, сочное мясо «брызнуло» в рот. Марсов прикрыл глаза от наслаждения. Герман всегда прекрасно умел готовить мясные блюда. — Вижу, тебе вкусно, — удовлетворённо резюмировал Винницкий. — Да, — жуя, встревоженно ответил Артём, отводя взгляд. — Ты не растерял своих умений. — Знаю, милый, знаю, — ухмыльнулся мужчина и накрыл руку парня, лежащую на столе, своей тёплой ладонью. Марсов дёрнулся и быстро отнял руку, убрав её под стол. Герман опасно блеснул глазами и неприятно улыбнулся. — Только всё это — безумие. Ты должен это понять, — сказал Артём, хватая салфетку и прикладывая её к жирным губам. — Мы всё равно никогда не будем вместе. — Мы уже вместе. — Ты издеваешься? — Отнюдь. — Я… я правда понимаю, что ты зол на меня. Понимаю, что причинил тебе боль, но я… не хотел. Правда. У меня просто не было выбора, — Марсов оставил лапку на тарелке и посмотрел прямо в глаза дяди, вдруг испытав надежду. Что, если ему удастся образумить этого человека? — Пустые слова, — безразлично ответил Винницкий, пристально глядя на племянника. — Я в отношениях с Катей, если ты забыл. Мы скоро поженимся, — Артём понимал, что ведёт себя провокационно и по-детски, но слова дяди слишком его пугали. — О, я бы так не сказал, — ухмыльнулся тот. — Что ты имеешь в виду? Молчание. — Может, ещё скажешь, что Кати не существует и мы с тобой не расставались? — встревоженно продолжил Марсов. — Ты так суетлив, — водя кончиком указательного пальца по кромке бокала, спокойно отозвался мужчина. — Ко мне приходил Арнольд. Он всё рассказал, — выпалил парень, запоздало понимая, что очень зря. Герман на миг изменился в лице. Затем он как-то странно посмотрел на огонь одной из свечей. — Он рассказал о том, что ты… поседел… Я не ожидал. Я был в ужасе и шоке. Прости меня. Правда. Прости, — отчасти искренне произнёс Артём. Герман медленно взял нож, которым недавно разрезал утку. Марсов, затаив дыхание, посмотрел на блеснувшее в мерцании свечей лезвие. Сглотнул. — Почему ты плохо ешь? — всё так же глядя на огонь, задумчиво спросил Винницкий. — Ты ведь так любил этот сыр, а теперь даже не попробовал. Ты стесняешься? Артём вдруг подумал, что Герману ничего не стоит всадить этот нож ему в грудь. Нужно было убираться. Парень медленно встал. — Спасибо, было вкусно, но мне пора. Мне завтра рано вставать. Винницкий сморгнул и перевёл тяжёлый взгляд на лицо Артёма. — Веселье только начинается, — тихо и жёстко произнёс он. — Сейчас ты пойдёшь в ванную и начнёшь принимать душ. И будешь там, пока я не позволю тебе выйти. — Зачем тебе это? — стараясь справиться с ужасом, спросил Марсов. Герман медленно встал, так и сжимая в руке нож. — Выполняй, — тихо сказал он. Артём вышел из комнаты. Когда он стоял в ванной и раздевался, его трясло. «Он совсем сошёл с ума», — билось в голове. Раньше Герман никогда не казался таким опасным, никогда так не напоминал маньяка из какого-нибудь фильма ужасов. Артём чувствовал, что тот способен на всё. А ещё то, что слова об Арнольде что-то мгновенно изменили в настроении дяди. Всё стало хуже и тревожнее. Марсов стоял под тёплыми струями воды и намыливал гелем грудь, когда услышал, что кто-то заходит в ванную. Через мгновение дверь кабинки отъехала в сторону. Совершенно голый Герман, чуть улыбаясь, сжимал в руке нож. Артём вжался спиной в кафельную стену, представляя, как тот сейчас всадит ему лезвие в сердце. Но вместо этого мужчина зашёл в кабинку, задвинул за собой дверь и, взяв в левую ладонь член парня, прижал металлическое остриё к его паху. — Отрезать тебе твои причиндалы? Зачем они тебе? Всё равно больше не понадобятся, — ухмыльнулся Герман. — Успокойся. Я прошу тебя, хватит! — на волне паники выкрикнул Марсов. — Ты ведёшь себя, как конченный псих! — Выбирай выражения. Не в твоих интересах злить меня, — прошептал Винницкий, касаясь губами влажной ключицы племянника, а затем жадно слизывая с неё капли воды. Лезвие ножа оставалось прижатым к паху Артёма, поэтому тот даже не пытался шевельнуться. — Я не хочу тебя злить, поверь. Я хочу, чтобы ты меня понял… — Я прекрасно тебя понимаю. — Ты меня ненавидишь, это понятно. Но вспомни, сколько хорошего было между нами, — Марсов с трудом видел дядю из-за потока воды. — Ради нашего прошлого… прекрати… — Какой же ты тупой, — прошептал Герман и вдруг отбросил нож в сторону. — Тупее тебя я никого не встречал. — Что? — испытав облегчение, прошептал Артём. Винницкий резко развернул племянника к себе спиной. Прижавшись к нему сзади, он принялся тереться полутвёрдым членом об его ягодицы, водя ладонями по влажной груди парня, по которой стекала вода. Цепляя соски, он коснулся губами плеча Артёма. — Я люблю тебя… Люблю тебя, дебил ты чёртов! — вдруг прорычал Герман и, убрав одну руку с торса Марсова, взял свой член и приставил его к сжатому анусу племянника. Тот ахнул от неожиданности и слегка расставил ноги, упираясь ладонями в мокрую стену. Член продвигался с трудом, было больно, ситуацию спасало только небольшое количество геля и вода. — Я тебя люблю! Люблю! — уже заорал Герман, вгоняя член одним движением в Артёма. Тот хрипло воскликнул, отчаянно жмурясь. Он был в шоке и от того, что говорил дядя, и от неожиданного и грубого проникновения. Винницкий сразу взял бешеный темп. Яички быстро бились об ягодицы, Герман гладил парня по груди, цеплял и покручивал его влажные соски, вколачиваясь в Артёма на пределе человеческих возможностей и агрессивно повторяя: «Люблю тебя! Люблю!». Марсов стонал, хрипел, скользил мокрыми ладонями по стене, слегка прогибаясь в пояснице. Ему казалось, что Герман не только в нём, но и вокруг: его руки ласкали всё его тело, иногда даже оглаживали мошонку. Против желания и воли Артём начал возбуждаться. Винницкий не трахал его — драл. Совершая короткие и невероятно сильные толчки, он вколачивал его в стену, выкрикивая слова любви так, как выкрикивают проклятия. Марсову казалось, что ещё немного, и он упадёт от оглушительных эмоций и агрессивного проникновения. Он чувствовал, как по ногам течёт струйка крови. — Я тебя люблю, идиот чёртов! Люблю! — в сотый раз проорал Винницкий и стал кончать в парня, продолжая долбить его простату головкой своего члена. Тот крепко зажмурился и болезненно вскричал, тоже кончая. Оргазм был странным, лишающим рассудка. Было дико ощущать в себе член, было дико слышать признания в любви от сдержанного Германа, было дико чувствовать безумный жар, исходящий от его тела. Член выпал из растраханной дырки. Ещё раз ущипнув твёрдые и мокрые соски, руки мужчины оставили в покое грудь Артёма. Тот пошатнулся и, упираясь лбом в стену, медленно сполз на пол. Опустившись на одно колено, парень замер, задыхаясь и продолжая прижиматься к плитке лицом. Марсов был оглушён, ослеплён и почти сожран. Он лишь услышал, как Герман выходит из кабинки, а потом и из ванной.