Легкомысленный шёпот

У Германа было много знакомых, но мало друзей. Мужчина всегда считал, что чужие проблемы никому не нужны, поэтому старался не напрягать своими невзгодами даже самых близких людей. Он прекрасно справлялся и сам. Обычно знающие его достаточно близко товарищи не пытались лезть к нему в душу, ибо осознавали — не пустит. Когда Арнольд вошёл в квартиру Винницкого в тот день, когда Артём сбежал, и увидел резко постаревшего друга, он забыл о том, что Герман привык держать всё в себе. Схватив друга за предплечья, он подрагивающим голосом спросил: — Что случилось?.. — Он ушёл, — помолчав, с трудом отозвался Винницкий. Его глаза отражали сам Ад, а тёмные волосы были наполовину тронуты сединой. Бирюзовский просто не верил своим глазам. И ушам. Арнольд считал, что хоть Марсов и своенравный парень, он искренне любит Германа, и никогда его не оставит.  — К-куда?.. — Не знаю. Даже записки не оставил, — отвернувшись, Винницкий прошёл в гостиную. Сев в кресло, он медленно обхватил голову руками. Года два после побега Артёма Герман не мог заниматься сексом. Эрекция была слабой или вовсе отсутствовала. Мужчину это будто бы даже не волновало. На самом деле, ему было плевать. Однажды он познакомился с парнем, который явно почти сразу влюбился в импозантного Винницкого. Но как бы Денис ни старался «разогреть» Германа, у него ничего не получалось. Да, они встречались, куда-то ходили вместе, и мужчина не был мрачной тучей. Он улыбался, шутил, ёрничал, иронизировал. В общем, вёл себя обычно. Но оставался закрытым, держал внутреннее расстояние. Однажды после тяжёлого рабочего дня, сидя на бортике ванны, Герман с закрытыми глазами подставлял лицо струям душа, льющимся сверху. Пытался расслабиться. Он даже не заметил, как в ванную вошёл Денис и, сняв плавки, расположился между его ног. — Представь, что я — он, — страстно прошептал парень. Винницкий медленно провёл ладонью по лицу и посмотрел вниз. Денис коснулся губами колена мужчины и, взяв его член в ладонь, начал мягко подрачивать его, ласково целуя головку. Герман не чувствовал никакого сексуального влечения и желания, но эта фраза, произнесённая любовником, всё изменила в его сознании. Теперь он видел не Дениса, а Артёма, начинающего неспешно отсасывать ему, беря в рот всё больше и томно глядя в глаза. Сердце Винницкого зашлось в судороге. — Артём… — прошептал он, кладя ладонь на родные, любимые, такие красивые русые волосы. Как же он по ним скучал… Возбуждение было космическим. Кончал Герман бурно, не отказывая себе в долгих и громких стонах наслаждения. И лишь когда морок яркого оргазма рассеялся, как рассеивается ранний осенний дым, он увидел лицо. Чужое. Не его Артёма. И жизнь снова стала пустой, простой и серой. По щелчку. Денис, видимо, чувствовал, что Винницкий целиком отдан кому-то другому, кому-то из прошлого. Видя закрытость того и отсутствие достаточного интереса к сексу, парень сказал: «Представь, что я — он». В тот вечер молодой человек узнал имя, которое было выжжено на сердце Германа. Однажды на исходе лета Винницкий и Бирюзовский сидели в летнем кафе неподалёку от парка Горького, ели королевские креветки, поливая их лимонным соком, пили божоле из больших бургундских бокалов. Тогда Арнольд попытался поднять «запретную тему», поскольку видел, что время идёт, а Герман не может ни в кого влюбиться, не может забыть Марсова и переключиться на кого-то другого. При том, что Винницкий никогда не говорил об Артёме и ни на что не жаловался. Слова были не нужны — Бирюзовский всё видел и так. — Герман, что у тебя с Денисом? — заботливо спросил Арнольд, делая глоток вина. — Всё в порядке. — Правда? А мне кажется, не совсем. В последний раз ты вовсе вёл себя в его компании так, словно тебе всё это в тягость. Винницкий взял креветку и начал её чистить, чуть ухмыляясь. Но в этой ухмылке было что-то по-осеннему грустное. — Даже не знаю, что тебе сказать, Арнольд. — Правду. — Правду… Думаю, она тебе известна. Герман не желал говорить об Артёме — это давалось ему слишком тяжело. Но и врать другу он не хотел, вешая ему лапшу на уши о том, что он влюблён в Дениса и счастлив. Время шло, всё вокруг менялось, но было кое-что, что оставалось неизменным. Когда после побега Марсова Винницкий поднял все свои связи, он смог установить, куда и когда уехал Артём. Он послал вслед за ним частного детектива, но тот не сумел его отыскать. Парню удалось затеряться. Но это не означало, что Герман сдался. Все пять лет, что о Марсове не было известий, нанятый Винницким человек продолжал его искать. — Ты не думал о том, что пора отпустить Артёма и двигаться дальше? — очень осторожно, со свойственной себе интеллигентностью, спросил Арнольд, понимая, что касается самого сокровенного, и ходит по тонкому льду. — Никогда, — только и ответил Герман. Пристально посмотрев в глаза друга, он отправил в рот креветку. Лениво вытер пальцы салфеткой. — Жизнь идёт. Ты живёшь прошлым. И ты несчастлив. Я вижу это… — Ты не забыл, сколько мне лет? — иронично спросил Герман, изгибая бровь. — Нет… — Мне не восемнадцать. Мне не надо рассказывать о том, что «всё впереди», «время лечит» и прочую галиматью. Неужели ты думаешь, что я романтизирую свои чувства и своё прошлое? Я похож на юного романтика? Бирюзовский отрицательно качнул головой. — Он — моя жизнь, — негромко добавил Винницкий и сделал глоток вина. — Этот парень почти ничего не оставил от твоего сердца. Он забалован и капризен. Ему приелось… всё, — почти прошептал Арнольд, взволнованно поправляя очки. — Не надо рассказывать мне, какой он. Я прекрасно знаю. Каким бы он ни был, он… — мужчина говорил спокойно, а последними словами просто захлебнулся. Слишком тяжело было говорить о Марсове. Резко замолчав, Герман отвернулся, делая неспешные глотки вина. Солнце грустно улыбнулось в стекле его бокала. Тогда Арнольд в полной мере осознал, что всё ещё серьёзнее, чем он мог предполагать. Артём никогда не отличался особенно добрым нравом, хотя со стороны мог казаться куда мягче Винницкого. Однажды актриса балета Заславская чем-то очень не понравилась Марсову, и он буквально требовал у любовника, чтобы тот её уволил. Герман не шёл на поводу у парня, обнимая его и целуя в ответ на пылкие требования. Артём упивался своей властью как-то по-детски, считая, что раз он премьер и любовник великого балетмейстера, то ему можно уволить, выгнать и унизить любого. Герман же с высоты своих лет, своего опыта и своей мудрости понимал, что власть — это не когда ты казнишь всех, кого хочешь. Власть — это когда ты можешь казнить любого, но не делаешь этого, если не видишь смысла.

***

— Ой, здравствуйте! — мягко рассмеялась Катя, увидев Винницкого. Его лицо из лютого и безэмоционального, словно маска, вмиг изменилось. Он чуть улыбнулся. — Привет, Катрин. Море сейчас — ну просто какао, скажу я тебе. Гагры — хороший выбор, Артём. Раскинув руки, мужчина мягко обнял обоих и легко прижал к себе. Пока Савичева не видела, коснулся прохладными губами влажных волос на виске Марсова, ощущая жар его тела. — Вы пришли нас проводить? — улыбалась Катя, обнимая Винницкого. — Я решил сопроводить вас. В Питере обещают затяжные дожди. Так что… — с нотками иронии произнёс Герман и, продолжая обнимать обоих, повернулся к двери вагона. — Заскакиваем, молодёжь. И Катя заскочила. Артём, не помня себя от липкого ужаса, вошёл следом за ней, не понимая, как он ещё не рухнул в обморок. Мало того, что дядя поехал с ними, так он ещё и купил себе место в том же купе, что и они. Марсова мелко трясло, когда он, убрав багаж наверх, сел рядом с Катей на полку. Напротив расположился Винницкий, подленько улыбаясь. Парень хотел посмотреть ему в глаза, но те были скрыты тёмными стёклами очков. Уходя, Артём не думал, что Герман не спит и наблюдает за ним. Мужчине до безумия хотелось поверить в искренность слов Марсова. Может быть, даже обмануться. И когда он понял, что племянник банально сбегает, его сердце заболело так сильно, что захотелось взвыть. Но Винницкий даже не пошевелился, просто чувствуя, как душевная боль заполняет всё его тело. Герман даже подумал, что надо вскочить, схватить Артёма, и не позволить покинуть эту квартиру. Никогда. Посадить на цепь, чёрт возьми. Потому что он уже один раз потерял его. И больше никогда не допустит подобного. — Идём на пару слов, племяш, — бодро произнёс Винницкий и встал, посмотрел на Катю. — А ты пока попроси проводницу организовать три чайка. Какая же дорога без чаёчка? — Конечно, — кивнула Савичева, улыбаясь мужчине. — Может, потом поговорим? — почти прошептал до ужаса перепуганный Марсов. — Да что ты? Только сейчас! Вместо того, чтобы встать и последовать за дядей, Артём обнял Катю, нежно прижал её к себе и коснулся губами её губ. — Ты чего? — смущённо прошептала Савичева, бросая сконфуженный взгляд на Винницкого. — Я люблю тебя, — громко сказал Марсов и впился в губы девушки настойчивее, развёл их языком и нашёл им её язык. Он хотел побольнее ужалить Германа, хоть как-то отомстить ему. Мужчина несколько мгновений смотрел на сладкую парочку, а потом вышел из купе и уставился в окно, не закрывая дверь. Поезд тронулся с места. — Ты сошёл с ума? — прошептала Катя, с трудом разрывая поцелуй и упираясь ладонями в грудь парня. — Тебя ждёт дядя, иди… — Не хочу я никуда идти, — тяжело дыша, процедил он сквозь зубы, обнимая Савичеву так, словно она была призраком и могла в любой момент исчезнуть. — Очень некрасиво так себя с ним вести, — с укором сказала Катя и настойчивее надавила на грудь Марсова. — Ясно, — выпалил Артём. Отпустив девушку, он встал и вышел из купе, оказываясь рядом с Винницким. — Ты хотел со мной говорить. Давай, — озлобленно, больше от страха, чем от гнева, прошептал парень. — За мной пошёл, — почти неслышно не сказал — отрезал мужчина, и направился в сторону туалета. Когда они оказались в уборной, Герман запер дверь и толкнул племянника так, чтобы тот уселся на унитаз. Сам же Винницкий опустился перед ним на корточки. — Не совсем хорошее поведения для человека, который решил начать отношения с чистого листа, ты так не считаешь? — прошептал Герман с какими-то странными модуляциями в голосе. Упираясь локтями в колени перепуганного парня, он хищно улыбнулся. — Трусливый, слабый, лживый. Ты подлая сволочь, Артём. Но ты моя подлая сволочь. Не стоило пытаться меня обманывать. Не стоило. — Что ты намерен делать? — с трудом спросил Марсов. — О, это будет жарко. Но тебе понравится, — улыбнулся Винницкий. — Ты же у меня любишь погорячее. Солёные слёзы и горячая кровь… — Ты собрался… кого-то убить? — Артём ощутил, как резко пересохло во рту. — Почему бы нет? Ты углубил свою могилу враньём. Грязным, низким и подлым. Ты сам виноват, милый мой. — Не надо ей ничего делать… Герман ухмыльнулся. Сердце болело не только морально, но и физически, но Артёму это знать было вовсе необязательно. — Рыцарь. Защитник прекрасной дамы. Я сейчас расплачусь, — язвительно произнёс он. — Я её люблю. А тебя — ненавижу, — выпалил Марсов, раздувая ноздри. Винницкий положил указательный палец на его губы и поцокал языком. — Ты знаешь, в БДСМ есть много практик, связанных с лишением возможности говорить. Можно, например, украсить язычок прищепками, это как тогда, когда я покрыл ими твои яйца, а ты кончал, как сучка и скулил, моля: «Ещё, ещё». Артём залился краской. — Думаю, ждать осталось недолго. Скоро ты узнаешь, каковы ощущения, когда язычок не может работать, — Герман убрал палец с губ Марсова и откинулся назад, прижимаясь спиной к стене, так и оставаясь на корточках. Парень, поняв, что ему разрешили уйти, пулей вылетел из туалета. Винницкий медленно снял очки и потёр переносицу. Белки его глаз были красными.

***

Всю поездку Герман и Катя мило общались, смеялись, играли в карты. Артём объявил им обоим негласный бойкот и лежал на полке, повернувшись к ним задницей. Он вдруг подумал, что с момента появления в его жизни Винницкого, его тело мало того, что предало его с потрохами, так ещё и постоянно было травмировано. То порезанная нога, то избитое лицо, то укусы, то кровь из порванного ануса, теперь вдобавок порезы на руке. Марсов злился на Катю и невольно думал о том, что никогда, наверное, не сможет быть с ней максимально открытым. Он не сможет доверить ей свою сокровенную тайну, рассказать, что спал с родным дядей, любил его до безумия, занимался с ним не совсем привычными сексуальными практиками… Иногда, ещё в Петербурге, Артём задумывался, как бы Катя отреагировала, узнав о его прошлом? Перестала бы считать нормальным парнем? Разочаровалась бы? Пожалела? Ушла бы, хлопнув дверью? Марсов почему-то не мог вообразить, что она обняла бы его, прижала к себе и прошептала: «Прошлое — в прошлом. Я всё равно тебя люблю». А ему хотелось именно такой реакции. Но Катя была другой. Какой? Он не мог сформулировать. Умению Германа быть обаятельным в любой ситуации, расположить к себе абсолютного каждого встречного-поперечного, можно было только позавидовать. Марсов, правда, не завидовал, а сердился. Ему казалось, что Савичева, мило щебеча с мужчиной, предаёт его. Что эти двое, чёрт побери, заодно! Было не только страшно, но ещё и обидно. Думать о том, что опасный Винницкий теперь будет ему по-страшному мстить за такой грандиозный обман, не хотелось. От таких мыслей начиналась столь сильная паника, что оставалось только спрыгнуть с летящего по рельсам поезда. В Гаграх было жарко, душно и знойно. Чувствуя себя варёным пельменем... Нет, даже тревожным варёным пельменем, Артём молчаливо отдал бразды правления Герману. Тот сразу же заявил, что они остановятся в лучшей гостинице, а на возражения Кати ответил, что он платит, никаких проблем. Они поехали на такси, и после десяти минут поездки оказались у высокого белоснежного здания, на крыше которого сияли голубые буквы: «Бриз». — «Я переведён в ужасный климат Абхазии. Есть на берегу Чёрного моря, в Абхазии, впадина между огромных гор. Туда не залетает ветер; жар там от раскалённых скал нестерпим, и, к довершению удовольствий, ручей пересыхает и обращается в зловонную лужу», — писал в тридцать шестом году сосланный на Кавказ декабрист Александр Бестужев-Марлинский издателям журнала «Московский телеграф», — улыбаясь, несколько театрально произнёс Винницкий, обнимая Катю за талию. Артём проследил за этим движением, и покраснел. То ли от злости, то ли от ревности. Сам не понял. — Идём, Тёма. Ты чего там встал? — посмеиваясь, спросила Екатерина, оборачиваясь к парню уже у самых дверей. Подобрав свой багаж и багаж девушки, он покорно поплёлся за мило щебечущей парочкой. Герман купил два соседних люкса на десятом этаже. Марсов же чувствовал, что что-то важное ускользает от него, словно песок утекает сквозь пальцы. Весь мокрый, горячий, потный, он вошёл следом за Катей и Винницким в достаточно шикарный номер. Поставил чемоданы и рухнул в кресло, вытирая лоб подрагивающей рукой. — Сразу на море? Что скажешь? — не замечая племянника, мягко спросил Герман, поглаживая Савичеву по талии. — Ну… да, можно сразу на море. Правда, Тём? — чуть смущаясь, девушка вопросительно посмотрела на Марсова. «Убери от неё руки!», — хотелось заверещать тому. — Тём?.. — У него, кажется, солнечный удар. Пусть отдыхает в номере. Нам и вдвоём будет неплохо, — пристально глядя на девушку уже без тени улыбки, сказал мужчина густым голосом, полным… властности и вожделения. — Я только купальник надену, — закусив нижнюю губу, Катя отошла к своему чемодану и, сев на корточки, открыла его. Не глядя на Артёма, Герман вальяжно развалился в кресле, закинув щиколотку одной ноги на колено второй. Он всё ещё оставался в очках и казался совершенно бесстрастным. Марсов проводил взглядом Савичеву, скрывающуюся в ванной, и уставился на дядю. — Что ты задумал? Зачем ты лапаешь её? Винницкий зевнул в кулак и посмотрел на циферблат наручных часов. — Я пойду с вами. Хочешь ты этого или нет, — добавил Артём как можно жёстче. — Не смей флиртовать с ней, ясно тебе? Не смей… — Что за писк я слышу? Тут, кажется, мыши. Странно, а говорили — люкс, — насмешливо протянул Герман, даже не взглянув на парня. Тому захотелось взвыть от бессилия. «Почему ты так реагируешь? Он просто провоцирует тебя. Пусть делает, что хочет. Катя не клюнет. Или ты в ней сомневаешься?», — постарался сам себя успокоить Марсов. Вскоре из ванной вышла Катя, облачённая в лёгкий сарафан из белого льна. Надев соломенную шляпку и придерживая её одной рукой, она ослепительно улыбнулась и сообщила, что готова. Герман галантно подставил ей локоть. И снова они увлеклись какой-то беседой, а Артём мрачно плёлся за ними, спрятав руки в карманы джинсов. До пляжа они добрались не сразу. Сперва остановились у торговых рядов, где Савичева начала выбирать бижутерию из ракушек. Герман, как всегда, расплачивался. — Какая красивая пара, какой у вас галантный и интересный мужчина, — улыбнулась продавщица, многозначительно глядя на Винницкого. — Вот видишь, родная, что люди говорят? А ты не ценишь! — энергично отозвался Винницкий, обнимая девушку за плечи. Катя смущённо и счастливо рассмеялась. Артём с постной физиономией стоял рядом, глядя на асфальт и водя по нему кроссовком. — А этот молодой человек с вами? — поинтересовалась торговка. — Ага. Это наш сын, — тут же ответил Винницкий и ухмыльнулся. — Ой, сын… Ваша возлюбленная, наверное, его ровесница, — расхохоталась женщина. — Он её пасынок, — тихо рассмеялся Герман. — Ах, вот оно что… — Я возьму это ожерелье. Очень уж красивое, — сказала Катя, поднимая коралловые бусы и прижимая к груди. — Детка, любой каприз, — ухмыльнулся Винницкий и достал бумажник. Потом троица двинулась на пляж. Герман уже откровенно обнимал Катю, даже не думая убирать руку с её плеч. Артём остановился, проводил их взглядом, и пошёл в другую сторону. Зайдя в одно из летних кафе, где хрипло пел саксофон и пахло шашлыком, парень заказал ледяную колу и долго пил её мелкими глотками, тупо глядя перед собой. Потом он долго бродил по курортному городу, воздух которого пропах абрикосами и арбузом, а шёпот моря был слышен, казалось, за каждым углом. Когда солнце начало мармеладно таять в раскалённом за день небе, Марсов зашёл на территорию первого попавшегося пляжа, разделся до трусов, и упал в объятия моря. Не хотелось ничего анализировать. Не было никаких моральных сил. Он ревниво думал о том, чем сейчас могут заниматься Герман и Катя, но гнал от себя эти мысли, чтобы не увязнуть в них. Через полчаса он, ещё влажный от морской воды, заходил в номер. — Ах, боже… вы… вы меня… — Тише, детка, тише, — хрипловато и сексуально произнёс Винницкий. Сердце Артёма на миг замерло, и забилось в два раза быстрее. Комната была залита светом уже почти исчезнувшего малинового солнца. Катя, облачённая в один только купальник, лежала на кровати, её руки расстёгивали голубой лифчик. На Германе, нависшем над девушкой, были лишь брюки — футболка валялась на полу. Марсов заметил след розовой помады Катерины на предплечье дяди. Это означало, что она его целовала. Расстегнув лифчик, девушка, крепко обняла мужчину, слегка впиваясь ногтями в его спину. Тот сыто ухмыльнулся, касаясь кончиком носа её носа. — Что… здесь… происходит? — только и смог выдавить из себя Артём, не веря своим глазам. Катя, вздрогнув, резко повернула голову в его сторону. На её лице отразился ужас. Винницкий лишь сдержанно улыбнулся и медленно отстранился, переваливаясь на другую половину кровати. — Упс, — сказал он иронично.