Легкомысленный шёпот

Смех не принёс Артёму облегчения. Наоборот, ощущение опустошения стало сильнее, хотя ему так хотелось задеть Винницкого, и он видел, что это удалось сделать. Отложив вилку, парень взял салфетку, промокнул ею губы, сделал глоток вина. Герман, медленно отрезая от сочного стейка небольшой ломтик, спросил: — Почему ты так не хочешь танцевать? Марсов был изрядно удивлён. Он, конечно, знал, что дядя не бросится на «соперника», это было совсем не в его стиле, но и то, что тот резко сменит тему, не предполагал. Тем более, Винницкий затронул достаточно скользкий вопрос. — Не знаю. Просто не хочу, — помолчав, сухо отозвался он. — Ты вообще ничего не хочешь. По жизни. Тёма посмотрел на красные дольки помидора, лежащие на стеклянной тарелке. Они были присыпаны мелко нарубленным укропом. — Да. Ничего. То, что я хотел, ты у меня недавно отобрал, — стараясь не терять головы от накатившей злости, сказал он. — Тю, — ухмыльнулся Герман. — Всё по Катеньке плачешь? Забудь. Ты же уже убедился, что она тебя не любила, да и ты её… не особо. — Я хотел свободу от тебя. И всё, — переведя на Винницкого тяжёлый взгляд исподлобья, угрюмо произнёс парень. — Да и её ты не хотел. Просто это понять тебе будет сложнее, чем то, что Катя не для тебя. — Поехали домой. Герман съел ломтик отрезанного мяса, сделал пару глотков вина, и, вытащив из портмоне несколько купюр, положил их на столик. Они отправились домой. Артём хмуро молчал, глядя на мелькающие за окном автомобиля питерские улицы. На душе становилось всё тяжелее и тяжелее. И снова состояние безвыходности загоняло его в угол. Он понимал, что не может избавиться от дяди, но и жить с ним был не в состоянии. Если ещё не так давно перспектива побега казалась более-менее возможной, то теперь становилось понятно, что сбежать ему уже не удастся. И Винницкий не поверит в его ложь, даже если он начнёт откровенно играть с его чувствами. — Не кисни, малыш, — глянув на племянника, иронично сказал Герман. Марсов ничего не ответил, закрывая глаза. Когда они вернулись в квартиру Винницкого, Артём, молча сняв обувь и куртку, прошёл в спальню и лёг на кровать. Хотелось остаться в горизонтальном положении на несколько дней, недель, месяцев. Равнодушие к окружающему миру становилось всё сильнее. — Ты когда в последний раз был на могилах родителей? — Герман, стоя в дверях, закатывал рукава своей белой рубашки. — Не помню. Давно. Ещё когда был с тобой, — глухо ответил Артём. — Не скучаешь по ним? — Нет. Был тихий солнечный вечер. Марсов, устав после очередной тренировки, сидел в гостиной квартиры родителей и ел мелкие жёлтые яблоки. Его ноги были закинуты на подлокотник кресла. В последнее время Артём всё реже бывал у родителей: он уже давно переехал к Герману, но никто, кроме близких друзей балетмейстера, не были в курсе, в каких они состоят отношениях. — Может, поедем домой? — спросил Винницкий, появляясь в комнате. Солнечный свет, льющийся из окна, озарял его чёрные волосы позолотой. — Надо бы их дождаться. Им будет приятно, — лениво ответил парень, откусывая от яблока. Его родители возвращались на автомобиле из двухнедельного отпуска. И не то чтобы Тёма соскучился по ним, но считал, что будет неплохо повидаться со «стариками». Раздавшийся телефонный звонок не вызвал в его душе испуга или предчувствия, как то порой бывает. — Я отвечу, — сказал Герман, подходя к аппарату. — Алло? Да. Что? Когда? Перестав хрустеть сочным фруктом, Марсов уставился на дядю. — Хорошо, мы приедем, — сухо добавил Винницкий и положил трубку. — Что там? — нервно спросил Артём. Мужчина медленно повернулся к нему и сказал странным, не своим голосом: — Твои родители разбились. Насмерть. Влетели в грузовик, который мчался на высокой скорости. Винницкий медленно подошёл к кровати и сел рядом с племянником. Скользя заинтересованным взглядом по телу Артёма, он чуть скалился. — Как же ты мне надоел, — прошептал Марсов. — Оставь меня в покое. Пожалуйста. Что я должен сделать, чтобы ты отстал? — Ничего не делай, — хищно улыбнулся Герман. — Мы должны быть вместе. И тебе лучше это понять. — Я не хочу быть с тобой. И ни с кем не хочу. — Захочешь. Всему своё время, — Винницкий положил ладонь на волосы парня и начал поглаживать их. — Ты ведь не забыл, как хорошо нам было вместе? Ты не забыл. — К сожалению, я ничего не забыл, — отчеканил Артём, прищурившись. — Знаю, малыш. Твоё прошлое никогда не оставит тебя, — второй рукой Герман задрал кофту Марсова, оголяя его грудь. Залюбовавшись татуировкой, он трепетно коснулся её губами, чтобы через секунду втянуть в рот розовый сосок. Тот тут же набух, наслаждаясь вниманием горячего языка. — Прекрати, — простонал Артём, надавливая на плечи дяди в попытке оттолкнуть его. — Мне кажется, они соскучились по прищепкам, — шепнул Герман, выпуская изо рта припухший сосок и касаясь его самым кончиком языка. Марсов всхлипнул от бессилия. Ему вдруг вспомнилась весна, когда Винницкий неожиданно слёг с ангиной. Обычно мужчина не болел, но в тот раз произошло исключение из правил. Если бы это случилось с Артёмом, дядя бы окружил его гиперзаботой и умножил бы свою гиперопеку, а парень, вместо того, чтобы быть с Германом, постоянно уходил на гулянки с приятелями. Он был даже рад, что тот болен, ибо мог свободно шататься по городу и различным заведениям. И ни разу Тёма не задумался, что чувствовал Винницкий, изнывая от ревности, в полном одиночестве, в пустой квартире, с температурой под сорок. «И после всего он хочет быть со мной. Что с ним не так?», — думал Артём, глядя в блестящие от вожделения глаза мужчины. — Зачем тебе я? Ты бы мог найти партнёра получше, — не удержавшись, сказал он. — Минутка самобичевания? — Герман нежно потёр влажный сосок племянника подушечкой большого пальца. Сжал его и чуть-чуть покрутил. — Нет. Я правда не понимаю. Я часто вёл себя, как свинья, — шепнул Тёма и закусил угол губ. — Мне кажется, ты знаешь ответ. Но зачем-то спрашиваешь, — ухмыльнулся мужчина, ласково целуя второй сосок племянника, словно тот был нежным лепестком розы. — Хочешь, полижу тебе? Артём вспыхнул, испытывая смесь лёгкого возбуждения и отвращения. Из коридора донеслась трель звонка, оповещающая, что к Герману кто-то нагрянул. Винницкий судорожно выдохнул, нехотя отрываясь от груди племянника. Вышел. Марсов потёр набухшие и влажные соски и опустил кофту. Парень слышал, как дядя и его гость проходят в гостиную. Встав с кровати, он подошёл к двери и чуть приоткрыл её. Прислушался. — Я сегодня улетаю, пришёл попрощаться, — со своим привычным акцентом произнёс Франтишек. «Мерзкий поляк», — тут же разозлился Тёма. — Прилетай, как будет возможность, снова. Выпьешь что-нибудь? — судя по звукам, Винницкий подошёл к бару. — О, нет. Я за рулём. — Ха. И когда это мешало, к примеру, мне? — иронично отозвался Герман. Мужчины посмеялись, а потом Фратишек сказал то, что заставило сердце Артёма судорожно сжаться. — Я вот, что хотел узнать. У Кати всё с твоим племянником закончилось? Не я ли стал яблоком раздора? — Да, у них всё закончилось. И нет, дело не в тебе, — звякнули стакан и горлышко бутылки, приятно зажурчал напиток. — Хорошо. Просто я… улетаю вместе с ней. — О как. Неожиданно и ожидаемо одновременно. — Почему? — Катрин нужна красивая жизнь. — Она того стоит. Герман ничего не ответил. Марсов отвёл взгляд в сторону и тупо посмотрел на стену. Всё слегка кружилось перед глазами. — Позже заберём её мать, если всё будет хорошо, — добавил поляк. — Совет да любовь, друг мой. — Ты не сердишься? — с явной надеждой спросил Франтишек. — По поводу? — Всё же, это девушка твоего племянника… — А, нет. Всё в порядке. — Я рад. Мне бы не хотелось терять твоё доверие. Дальше Артём не слушал. Вернувшись на кровать, он уткнулся лицом в подушку. Это был полный конец. Пусть парень и не хотел мириться с Катей, сам факт того, что она так быстро нашла ему замену, причинял ядрёную боль. Погрузившись в свои страдания весьма глубоко, парень не заметил, как Герман появился в комнате и сел рядом, внимательно глядя на племянника. — Ты всё слышал, да? — совершенно спокойно спросил он. Артём ничего не ответил, судорожно сжимая простынь в кулаке. — Вселенная наказывает тебя, родной. За то, что сделал кое-что о-очень плохое в прошлом. Марсов, с трудом сдерживая злые рыдания, резко перевернулся на спину. Пылая от негодования, красный, как варёный рак, он закричал: — А тебя почему не наказывает твоя Вселенная? За всё то, что ты сделал! Парень сам не понимал, что именно сделал дядя, но сорвать злость на нём было просто необходимо. — А меня она уже наказала. Когда ты ушёл. Теперь твоя очередь, — чуть улыбнувшись, ответил Герман. Не выдержав всего этого, парень вскочил с кровати. Ему хотелось догнать поляка и набить ему морду, или нанести себе увечье, чтобы немного унять душевную боль. Но Винницкий ловко перехватил его, обнимая за талию и мягко, но крепко прижимая к себе. — Тише, малыш. Не истери, пожалуйста. — Ненавижу тебя! Жалею, что связался с тобой! Это всё ты! — в бессильной ярости выкрикнул Тёма, стараясь вырваться. Из его глаз текли слёзы ярости. — Да, конечно. Всё я. Ты, главное, успокойся. Я позабочусь о тебе. Всё наладится, — мягко и бесстрастно говорил Винницкий, продолжая прижимать парня к себе. — Ты сумасшедший… — выпалил Артём. Сопротивление ослабло. Он перестал пытаться вырваться и просто замер, опуская плечи. — Сейчас тебе кажется, что ты хочешь остаться один. Но и это причинит тебе вред. Если я уйду, ты окажешься в полном одиночестве. Никому не нужный. Абсолютно. Всем в этом мире плевать на тебя, малыш. Марсову захотелось спрятаться от этих слов. Хотелось, чтобы они оказались неправдой. Ощущая чрезмерную тяжесть в теле, он совершенно размяк, чуть не падая. Если бы не властные и крепкие руки дяди, Тёма точно бы оказался на полу. — Так лучше, — улыбнулся Винницкий, кладя ладони на щёки племянника и начиная собирать губами слёзы с его лица. — Я тебя ненавижу… — шепнул Марсов. — От ненависти до любви всего лишь шаг, — тихо рассмеялся Герман и медленно отпустил Артёма. — А теперь поехали. — Куда? — Узнаешь, — мужчина провёл ладонью по русым волосам парня. — Главное, накинь что-нибудь. Холодает.