Легкомысленный шёпот

Это простое понимание вдруг принесло просветление и облегчение. Как же долго Артём бежал от себя, от Германа, гнался за мнимыми желаниями и устремлениями, не осознавая до конца, что он просто разлюбил Винницкого. И всё куда банальнее, чем ему казалось. Это всего лишь нелюбовь. Тёма медленно отстранился от губ Терлеева, задержал на них взгляд и чуть улыбнулся. «И к нему я тоже ничего не испытываю. Наверное, я просто разучился любить. После того, как ушёл от Германа», — подумал Марсов отстранённо, словно вовсе и не о себе самом. Где-то на глубине души зашевелилось разочарование: ему бы хотелось испытывать любовь, или хотя бы симпатию. Ему бы хотелось попробовать забыться с Ильёй, но он понимал, что это будет очередной самообман. Попытка заткнуть дыру, которая возникла в душе очень давно, больше шести лет назад. Артём встал с колен музыканта и вышел из комнаты. Когда Терлеев показался в коридоре, Марсов уже сидел на корточках и завязывал шнурки. — Ну и куда ты сейчас? — спросил мужчина. — Домой. — Давай подкину. — Не надо, я хочу пройтись. Подумать. — Уверен? Артём выпрямился и спокойно улыбнулся Илье, который явно был слегка сбит с толку, не понимая причины такого резкого ухода парня. — Уверен, как никогда. Спасибо, — сняв куртку с крючка, Марсов повозился с замком, и вышел из квартиры. Он уже подходил к автобусной остановке, когда за спиной послышался скрип снега. Кто-то быстро догонял его. Артём обернулся в тот самый момент, когда Илья оказался буквально в метре от него. — Ты в каком-то странном состоянии. Мне кажется, я не должен отпускать тебя одного, — хрипловато произнёс Терлеев, выпуская изо рта рваные клочки пара. — Не беспокойся обо мне, — скупо улыбнулся Артём, которого даже начала забавлять такая забота мужчины. — Я еду домой. К дяде. — Давай я отвезу тебя? Всё же, ночь уже. — Ты думаешь, на меня кто-то набросится? Я похож на беззащитную девушку? — иронично спросил Марсов. — Ладно, не будем цепляться к словам. Я просто хочу доставить тебя в целости и сохранности твоему дядюшке. Как-никак, ты уже вляпывался в историю с рэкетирами. Идём, машина во дворе. Терлеев звучал настойчиво и убедительно. Дорога была пуста, даже автомобили проскальзывали довольно редко, что уж говорить об общественном транспорте. И Артём решил, что это не такая уж и дурацкая идея. Пошёл за Ильёй, сел в его автомобиль, который тут же повёз их в нужном направлении. Дворники размазывали по стеклу белоснежные хлопья снега, всё вокруг казалось чёрно-серебристым, притихшим. Тёма думал о своих чувствах. Думал о том, что во время поцелуя с Терлеевым его настигло озарение. С одной стороны, это придало его мозгу некоторую стерильность, с другой — в душе остался осадок разочарования. И даже во рту было горьковато. Марсов был убеждён, что давно разлюбил Винницкого, просто не хотел это принимать. Но это не отвечало на главный вопрос. Это не помогало избавиться от Германа. Бежать в другую страну? Это казалось парню временной мерой. Винницкий хоть и не был всесильным, но при должном желании он мог найти Артёма даже в Австралии. «Надо станцевать в спектакле, а дальше будет видно», — мысленно подвёл черту Марсов и прикрыл глаза. — Я, конечно, сразу увидел, что ты странный, но что настолько… — ухмыльнулся Терлеев, поглядывая на своего спутника. — Что во мне странного? — в тон ему отозвался Артём. — Честно? — Конечно. — Всё. — Это хорошо или плохо? — Всё относительно. Тёма ухмыльнулся. Он и сейчас чувствовал себя немного над. Над ситуацией, над своими чувствами, над Ильёй, к которому недавно испытывал симпатию. А теперь её и след простыл, зато Терлеев, как казалось парню, смотрел на него другими глазами. И этот поцелуй… Запретный. Оттого в тысячу раз более сладкий. Артём пошло провёл языком по губам, слизывая эти прекрасные преступные следы. Снова захотелось совершить какое-то безумство. Что-то такое, от чего будет заходиться сердце, а адреналин разливаться по венам вместе с кипящей кровью. Но вот показался их с Винницким дом. И машина остановилась. — Здесь? — спросил Терлеев, осматриваясь. — Да. Спасибо, что подвёз. — Заходи, если будет желание, — то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся музыкант. — Обязательно. Удачно выступить, — не без ноток кокетства ответил Марсов и вылез из машины. Он проводил её взглядом, наблюдая за тем, как Илья выезжает с пустого заснеженного двора, и полностью скрывается из вида. Затем, немного помедлив, Артём вошёл в подъезд. Поднимаясь на лифте, он снова ощущал себя тем молодым парнем, который возвращается в их с Германом уютное гнёздышко после очередного скандала. Только на сей раз Марсов не испытывал ни страха, ни трепета, ни желания помириться. Он был совершенно пуст. И это придавало ему уверенности. Свет в квартире горел. Артём нисколько не удивился: он знал, что Винницкий не спал. Даже не ложился. Мучился, ожидая любимого племянника. Эта мысль вызвала в душе парня прилив яркого злорадства. «Так тебе и надо», — подумал он, разуваясь и снимая куртку. Парня слегка насторожило то, что Герман не вышел его встречать. Из гостиной доносился приглушённый голос диктора телевидения. Артём ступил на порог и остановился. В комнате горел напольный торшер, и мягкий уютный свет создавал в помещении лёгкий полумрак. Герман лежал на диване, закрыв глаза сгибом руки. Марсов помялся на месте, не веря в то, что дядя спит. Это было дико странно и подозрительно. — Герман? — негромко позвал он. Тишина. Тогда Тёма медленно подошёл к мужчине. Тот не шелохнулся, и парень поймал себя на том, что в испуге присматривается к его груди, чтобы понять, дышит ли он… — Герман! — уже громче произнёс Артём, садясь рядом с диваном на корточки. — Ты спишь? Но мужчина молчал. И тогда Марсов взял его руку, намереваясь убрать её с лица. В эти секунды раздался безумный смех, от которого по спине Тёмы побежали мурашки. Если бы клоуны-убийцы из американских фильмов ужасов существовали, они смеялись бы именно так. Жутко. Марсов невольно подался назад, садясь на пол. Герман убрал руку с лица, продолжая то ли смеяться, то ли каркать. Он жмурился, но парень видел, что глаза его полны дикого безумия. — Ты испугался, что я умер? Это даже трогательно, Артёмушка, — язвительно протянул Винницкий, медленно садясь и продолжая хохотать. — Хватит так смеяться, — поёжился Артём, которому захотелось оказаться как можно дальше от мужчины, от которого исходила очень опасная и неукротимая энергетика. — Не лишай меня веселья, сладкий мой, — посмеиваясь, ответил Герман, глядя на племянника таким жутким взглядом, что тот заметно побледнел и отполз назад, спинкой, спинкой… — Почему ты смеёшься? Что тебя рассмешило? — неуверенно спросил Марсов. — Твой испуг. Я же сказал. В воздухе висело напряжение, и Артём явственно его чувствовал. Смотреть в почти чёрные глаза дяди было невыносимо жутко. Он снова испытал страх, парализующий душу и тело. Он снова чувствовал, что этот человек способен на всё. — Ты знаешь, пока тебя не было, мне звонили из Михайловского театра. Предложили должность директора и худрука, — не сводя пристального взгляда с племянника, негромко произнёс Винницкий. — А ты что? — Тёма поёжился. — А я сказал, что подумаю. Теперь ведь многое зависит не только от меня. — Что ты имеешь в виду? Герман встал. Плавно, словно поднимающаяся из чёрной бездны пучина. Марсов с замиранием сердца наблюдал за мужчиной, ожидая, что будет дальше. — Тебе не кажется, что наша связь — это нечто особенное? Что-то за гранью человеческого понимания? — Ты рехнулся… — прошептал Артём, глядя на мужчину снизу вверх. — Возможно. Что есть «нормальность», мальчик мой? — подцепив пальцами подбородок Марсова, полушёпотом спросил Винницкий. — И насколько ты нормален? — Ты опять за своё… Что ты хочешь? — только и смог выдавить из себя перепуганный парень. — Я хочу… О, ты знаешь, чего я хочу… — неприятно улыбнулся Герман. — Ты прекрасно это знаешь. — Не надо об этом… — Марсов попытался отвести взгляд, но в эту же секунду получил лёгкую пощёчину. — Смотреть на меня! — приказал Винницкий. Его взгляд стал ещё темнее и мрачнее, голос приобрёл стальные нотки. — Не будь трусом. Говори мне в лицо всё, что сидит в твоей ненормальной головушке. Валяй, Артём. Я слушаю. Тёма сглотнул, исподлобья взирая на мужчину. — Ты не хочешь это слышать, — наконец произнёс он. — Если бы не хотел, я бы придушил тебя, как только ты зашёл в квартиру. Хотя бы за то, что ты приехал на машине Терлеева. Интересно, что у вас было? Артём дёрнул головой и резко встал, отходя подальше от дяди, почти прижимаясь к стене. — Ничего не было. Просто поговорили, он меня привёз, — глядя в глаза Винницкому, просто и легко солгал Марсов. — Допустим, — ухмыльнулся Герман. — Итак, я жду. Говори. Всё говори. — Я… — Ну? Смелее, тебе же нравилось твердить о том, что ты меня не любишь. Чего оробел? Артём закусил угол губ, не в силах отвести взгляд от дяди. — Ты тряпка? — ухмыльнулся Герман. — Я… Я сегодня понял, что всё дело в том, что я тебя не люблю. Уже не люблю. Поэтому мне так тяжело. Когда я тебя любил, у меня был смысл. А теперь нет ничего. Ничего. Совсем. Понимаешь? Пустота. Я не просто пытаюсь тебя задеть, я просто не люблю тебя больше. Винницкий медленно двинулся на парня, скалясь. Марсов не мог знать, как сильно боль сковала грудь мужчины. И пусть тот знал, что снова услышит эти жестокие слова, это не облегчало мук души и сердца. — Катя была попыткой заткнуть дыру, занять пустоту, — добавил Артём, усилием воли заставляя себя устоять на месте. Герман подошёл вплотную к племяннику. Вжал его спиной в стену, кладя ладони по обе стороны от его головы. — Не любишь… Как жаль. Твоя Катя тоже тебя не любила. — Ты испортил мои с ней отношения. Сказав это, Тёма ощутил прилив злости. Да, это Герман разлучил их. Всё для этого сделал. — Было бы, что портить, — ухмыльнулся Винницкий и жадно втянул носом аромат Марсова. — Пахнешь изумительно. Собой и тем уродом. Ещё и врёшь, что ничего не было. Я слишком хорошо тебя знаю. Было? — Было, — тихо ответил Артём. Герман зажмурился и болезненно улыбнулся. Вся наша боль — моя лишь боль. Но сколько боли… Сколько… Сколько. Ему казалось, что это предел. Большего человеческое сердце просто не может вынести. Даже дышать стало тяжело. — И что было? — касаясь губами виска Артёма, хрипло прошептал мужчина, сжимая ладони, лежащие на стене, в кулаки. — Поцелуй, — шепнул Марсов. — Опиши, — выдохнул. — Зачем? — Опи-ши. — Я… сел к нему на колени… Прижался губами к его губам. Он ответил… Так длилось несколько секунд, — Тёма подрагивал, чувствовал дикий жар, исходящий от тела Винницкого. Герман тихо рассмеялся. В грудь словно вбивали гвоздь. — И это всё? — Всё. Винницкий положил указательный палец на губы парня и зачарованно посмотрел в его глаза. — Как же я тебя люблю… — прошептал он, блестя глазами. — Я не смогу уйти без тебя. Мы должны сделать это вместе. — О чём ты? Куда уйти? — вжимаясь спиной в стену, судорожно спросил Артём, чувствуя и видя, что Винницкий впал в совершенно невменяемое состояние. И было странно думать, что виновен в этом только он один. — Туда, где только шум прибоя и покой. И никого, кроме нас. Там нам никто не помешает, — прошептал Герман, в одно движение вытаскивая пистолет из кармана халата и приставляя дуло к виску племянника. — Осталось досчитать до трёх. Один, два… Теперь понимаешь, что я имел в виду, когда говорил, что многое зависит не только от меня? — Не делай этого! — закричал Марсов, испытывая прилив леденящего ужаса. Весь мир сузился до чёрных глаз напротив, наполненных отчаянием и болью. — Я… я попробую снова тебя полюбить, если хочешь. Не надо… Герман… Винницкий легонько приник лбом ко лбу Артёма: — Три.