Ведьмин круг: Зверь Дарованный

Радимир, поняв, что деву, приглянувшуюся ему, нахрапом не взять, стал искать пути иные, мудреные, все в обход норовя, крадучись. При Олеге к Надее по-умному не лез, а Заря ему не противник, хватало гневного взгляда карих глаз, как брат манившей его красавицы неохотно отступал в сторону. Уже то, что он на него меч поднял, злило Радимира неимоверно. Он себе и зарок дал, как только во власть войдет после отца своего, Заря не жилец, тут же голову на плахе сложит, разве что отец Олегу его не передаст, сделав доверенным человеком при меньшем княжиче. Тогда куда сложнее будет подступиться ко врагу, но исполнимо, если поставить нужную цель и приложить все усилия. К примеру, послать с хитрым порученьецем позаковыристее да поопаснее. Глядишь, там брат Надеи буйную голову и сложит. А Заря словно чуял неладное, от сестры не отходя ни на шаг, но и за Олега не ратуя. Не нравился Заре выбор Агния, ох не радовал, не по душе был, не по сердцу. Забытое всколыхнулось с новой силою, правда так в груди не щемило, как ранее, да и похоть не одолевала вездесущая. Будто бы Агний стал силу колдовскую терять или что в нем изменилось, надломалось, и, возможно, даже к лучшему. Сам же знахарь подобное чувствовал шкурою, на чужой земле, словно младое дерево, лишившиеся корней, искал иное, запретное. И не скажешь со стороны, что ему в доме Всеволода не рады. Любава так и потянулась, словно в Надее подругу нашла закадычную. То на ярмарку зазывает Агния, то в торговые ряды наряды посмотреть, ткани редкостные, ленты пестрые да украшения заморские. Рад бы Агний ей отказать, да вот мать Радимира хуже змеи на него поглядывает. Ну а чего любить Гордее того, кто ее сына с ума свел? Глядит на него прогневанной ведьмою, младшим сестрам Олега даже подходить к комнатам Надеи запретила. Не то что поговорить с ним, глядеть на него. Впрочем, те и не сильно рвалися, взор только раз на Агния сурово кинули да за приемной матушкой удалились с послушанием, гордо нос задрав, словно увидели в Агнии что непотребное. Вот и приходится ему уступать Любаве, исполняя ее мелкие прихоти. Каждый день за Олега не схоронишься, да и в женском мирку свои законы и правила, отгородить от которых юный княжич свою молоду жену не сможет, даже если и посмеет. — Надея, Надея, ай-да сегодня монисты смотреть! Говорят, южные купцы привезли золотые, с птичками певчими, что звенят на ветру, словно музыка слышится. Агний представил в голове, где лавка тех купцов, выходило не так далеко от княжих палат, в доходном спокойном месте. Что ж, можно и прогуляться, хотя еще пару дней назад туда они с Любавой хаживал, да вот только молодой жене Всеволода ничего не приглянулось из украшений, и сегодня опять. Ну что за напасть? — Хорошо, пойдем… — Ты, свет-душа моя, не кручинься. Хочешь, брата твоего Зарю возьми? Я не против. Хотел бы Агний Зарю вообще не видеть лето два, а лучше все пять. Но, увы, против приказа Всеволода не поспоришь, одно радует, старший брат перестал быть им одержим. И из похоти неудержимой осталось только тихое восхищение. Впрочем, он бы согласился и старшего брата Олегова не зрить, но тот как банный лист пристал, иногда выбешивая Агния до молчаливого бессилия. — Будь по-твоему. — Агний позвал Зарю. Красив его старший брат, похож на Ждана, хотя матери у них разные. Любава украдкой на Зарю взгляд бросила. Молод, удал, полон сил, далеко ему до ранних седин, в отличие от Всеволода. Но молодой княжне ума достает не заигрывать с тем, кто ей не чета и не ровня, чего не скажешь об Радимире, что сразу нарисовался с бравыми молодчиками из дружины своей, как они в город вышли из княжих палат. — Приветствую молодую супругу отца своего, — кивнул он Любаве, стараясь держаться поближе к Надее, но в который раз упираясь взглядом в упрямый взор Зари хмурого. — Вышли прогуляться по граду? На люд поглядеть, себя показать да душеньку потешить? — Матушка твоя, Гордея, сказывала мне, что в град новые монисты привезли из-за моря, вот я и решила себе подобрать, да и Надее. Чем не повод? Ведь я ее не одаривала на свадьбу, — запела Любава сладким голосом, нежным, словно речка по весне звенящим. — Таким красавицам да гулять одним? Не дело! — удивился показно Радимир, хотя княжну всегда сопровождали ее личные воины-защитники, да и Заря не зря хлеб Всеволода ел. — А что, по нашему светлому граду гулять средь бела дня стало негоже? Ну надо же! Что же тогда поделывает городская стража, коль так опасно выйти из княжих палат? Да и ты сам, Радимир, старший сын князя Всеволода? Или нам день-деньской в тереме сидеть, как в гнезде горлицам, от безделия маяться? — ответила Любава не менее ехидно и понимающе, оделив Надею взором скользящим. А та что? Ей до Радимира и дела нет. Агний в тот момент раздумывал, чем занят его Олег, и от безделия больше скучал, чем слушал. В городе Мастеров ему все дороги открыты были, и ничто не запрещалось, не сдерживало. Захотел в лесу погулял, захотел возвернулся, а то Ждана на какую аферу-авантюру подбил. Чего уж говорить, свобода в полной мере, в охотку на коня и в чисто поле, а там из лука пострелять, меч скрестить с братом, на мелкое зверье из лука поохотиться. И как там Ждан без него? Поди ему уж и невесту сыскали по-быстрому. Вот бы и Заре найти, а то мается первенец Подгорного мастера Вячко, жизнь прожигает. Тут же при Олеге приходилось отыгрывать женскую роль на полную, тянуть на себе всю бабью непростую долю. — Смилуйся, Любава, охраняем правдой и верою, живота своего не жалеючи. Но бывать может всякое, сейчас много лихих людей по базарным днем в град стекает. Гудит толпа людская, лучше будет, если с вами родственник прогуляется. — Надея с братом своим, я с охраною, что с измальства при мне состоит, почитай не хуже родных, чем не родственники?! — но Любава продолжала Радимира дразнить, измываться над его огненным нравом, игриво поглядывая на то, как закипает от ее едких слов взрослый баской* пасынок. Он же, пыхтя, все на Надею взоры бросал, жаркие, страстные, но она в ответ ни разу глаз льдистых не подняла, о чем-то явно своем думу думая. Так и дошли до нужной лавки. Радимир, лениво препираясь с Любавою, его люди молчаливым шлейфом-окружением, что, недовольную толпу разгоняя по бокам от княгинь, не дозволяли подойти к ним вплотную. В лавке же народу и не было, слишком дорогой товар, не по карману даже купцам, явно для молодой княгини расстаралися. Непонятно только, почему с поклоном в княжьи палаты сами не принесли, а заставили молодок прогуляться до них лебяжими ножками. В этот раз монисты Любаве понравились и работой тонкою, умелою, да и тем, как в них каменья посверкивали, оттеняясь ярким золотом. Вот возьмешь в руки, а они позвенькивают тихонько, словно и правда музыка где играет переливами. — Ну а тебе, душа моя, что глянулось? Выбирай, любая твоя причуда моя. Агний только головой отрицательно покачал. Не скажет же он Любаве, что может носить только то, что ему сам Олег в руки даст, али то, что осталось ему от матери. Но тут взгляд его пал невольно на одно монисто тонкой работы из серебра, на котором волки в траве высокой играли с оленятами. Уж больно шкура у животных была прорисована, шерстинка к шерстинке, пятнышко к пятнышку. Такой красоты утонченной Агний еще не видывал, задумался и невольно коснулся ожерелья худыми пальцами. И словно через него молния прошла, волной неудержимой разлетаясь по округе лихим звоном. Незримым, неслышимым, мощным, всепроникающим, накрыв потопом весь град, а после, схлынув, перед Агнием, будто внутренний взор открывая. Вот же ж не утерпел, ошибся, навлекая на себя погибель. Одна, две, три… фигуры, закутанные в серые плащи странниц, еще одна на самом краю рядом с вратами городской стены, и того четверо. Агний вздрогнул, отдернул руку. Ищут его и довольно близко, а он, дурень, себя так легко выдал. — Эта, тогда я тебе ее куплю! — обрадовалась Любава выбору Надеи. — Нет, не стоит, простая безделушка и больно безвкусная, — замахал дланями Агний, закрутил головой, отрицая, чуть не роняя с косм громоздкий убор замужней девицы. Сразу отпрянул, выходя из лавки, чувствуя, как в спину ему Заря тихо дышит. Надо бы обратно к Олегу, более тянуть нельзя и откладывать не стоит, раз так по-глупому вышло и приключилося. И, уже не видя, как Любава с Радимиром громко спорят над прилавком, кто Надее купит и подарит приглянувшуюся ей безделицу, не разбирая дороги, бросился в княжьи палаты обратно. Найти благоверного не составило труда. Свой пояс Агний чувствовал издалека, заворачивая после палат на конюшни в сторону обширных сеновалов. Заря только хотел возразить, куда это его братца опять понесло, и зачем они перед этим в горницу Агния забегали, но взгляд лазоревых глаз отрезвил, заставил повиноваться, отступая. Олег дремал на душистом сене, видно после учебных боев, вспотевший, взмыленный, в одной простецкой рубахе и портках, щитки валялись рядом, сдернутые на пол, наспех развязанные и сваленные грудой. Последние деньки распогодилось перед лютой зимушкой, и хоть лист уж с деревьев давно опал, но днем тучи разогнало, и даже припекать стало на солнышке ясном. Целитель присел рядом, любуясь светлыми, кудлатыми власами Олега, и, осторожно убрав из них затерявшийся колосок, с охотой пропустил сквозь пальцы отросшие кудри, вызывая в ответ непрошеный стон… Влажные губы спящего раскрылись, что-то зашептали во дреме, и не разобрать. “Только имени своего брата не называй, а то весь настрой собьешь. Или, думаешь, я такой дурень, не ведаю, не знаю?” — Агний наклонился, накрыл рот Олега горячими губами, вовлекая в поцелуй, полный желания. Заря к ним сюда никого не подпустит, на страже постоит, не поседеет. Сейчас о своем старшем брате Агний меньше всего переживал, да и потом, ему нравился больше как мужчина покладистый средний Ждан, нежели нахрапистый, весь из себя, старший Заря. Олег же во сне потянулся за соблазнителем, вжал руками в себя, загулял нежными ладонями по его узкой спине, путаясь в накидке. И тут, видно, его все же всколыхнуло происходящее неправильностью. Он резко открыл очи и, недоумевая, вперил требовательный взгляд в наклонившегося над ним Агния. — Что случилось? — голос со сна немного хриплый, возбуждающий. — Не до объяснений, мы должны стать единым целым и как можно быстрее, — перебил его зло Агний. — Ну а как же твои слова ранее? Мол, спешить не стоит, и что не только телами должны едины мы стать, но и душами? — На объединение душ времени нет. Пока ты о своем брате Радимире грезишь, ко мне уже придут, — не хотелось Агнию говорить про свою уязвимость, но, к сожалению, пришлось. — Кто? — недоуменно выдали в ответ, хотя слова Агния о его брате укололи. — Не важно, но если я умру, мой пояс тебя не пожалеет, — практически приговорили ко смерти лютой, совместной. — Да что такого приключилось? — княжич Олег привстал и с силой опрокинул Агния к себе под бок, чтобы тот над ним не возвышался. — Я стал силу терять, раньше с ведьминой пустоши брал сколько мне надобно, а теперь далеко от нее, земля родная более меня не кормит, — забарахтался неумело целитель в сене. — Вся надёжа теперь только на тебя... — Погоди, ты же этого и желал, разве нет? Чтобы от проклятия своих родных избавить, — уточнил у него все же княжич, головой мотая, будто стаю мыслей потаенных распугивая. — Да, не спорю. Но становиться слабым и уязвимым, довести себя до погибели верной, а, значит, и тебя — нет. Однозначно, — и, найдя ускользающую опору, с легкостью теперь уже подмял Олега под себя. И вот не скажешь, что худ, зато жилист и силой не обделен. Цепкий хват на запястьях подтвердил, Агний Олегу уступать ни в чем не намерен. — Ну и при чем тут я? — барахтаться в душистом сене Олегу даже нравилось, особенно если в паре с кем-то. Недалеко всхрапывали кони, солнце все еще грело, словно касалось их замерших в предвкушении душ, освещая последние деньки теплые, проникая через рассохшиеся доски рассыпчатыми лучами. — Ты пара моя, и через тебя я могу брать колдовскую силу, будучи где угодно, — Агнию же все эти валяния малость поднадоели. — Как это? — не понял по-глупому Олег, как его распахнутые губы снова накрыли своими, подчиняя и распаляя охватывающим жаром. Целоваться с Агнием было приятно, он пах летом и травами, а еще пряностями и сосновой свежей смолой. Олег рыкнул, на себя дернул, и они скатились с сена на дубовый пол. Доски под ними, чуть прогнувшись, скрипнули. — Ты же не против? Да и пояс мой тут же снимешь… — наклонился чутка к своему оголившемуся плечу игриво Агний, губы соблазнительно облизнул, словно приворожил к себе, и Олег к нему потянулся сам, уже не думая, не гадая. Что там недоступный Радимир, так, несбывшиеся юношеские мечты, влажные сны да огорчения. Брат его по большей части и за человека никогда не считал. Этот же только руку протяни — всегда рядом. Вжался в него Олег, вновь зашарил дланями, теперь уже стаскивая одёжу… — Только с шеи обереги не срывай, не трогай их, а то худо будет, — вновь предупредил его Агний, как и ранее. Он упивался приятным жаром Олегова тела, жадными руками оглаживал все, что дали потрогать. Ладный княжич, гибкий, славный, опрокинуть бы такого и самому покрыть. Так разве даст? Судя по тому, как за гуз* Агния по-хозяйски ухватилися, то вряд ли. Однако целитель уступать ведущую роль княжичу явно не собирался. — Тихо, тихо, я от тебя сбегать не буду. Вот тут масло особое есть, специально для нас прихватил… — протянули небольшой пузырек, вытащив его из складок сброшенного платья. — И зачем оно тебе? — поинтересовался наивно Олег. — И не только мне, и тебе самому это куда с добром пригодится, — заверил его хитро Агний, открывая деревянную пробку крепкими зубами, щедро выливая пахучего масла, туда… на промежность Олега, его возбужденный елдак и подобравшиеся шулята*. — М-м-м, а ты стервец, — оценили по ласкам и достоинству, и даже колени раскрыли шире, неосознанно разведя и давая простор действиям. То, как его касались и нежили, Олегу очень нравилось. Запах масла дурманил голову, да и само оно возбуждало, заставляло желать большего. Он даже не вздрогнул на проникновение в себя ловких пальцев, застонал призывно, запрокинул голову, рвано сглотнул, словно воздуха стало не хватать. Ну а когда пальцы заменили тем, что потяжелее и увесистее, только невольно удивился: — Почему ты меня берешь? А не наоборот? — Будет и наоборот, если пожелаешь, но только не сейчас. Отдай мне свой первый раз именно так и никак иначе. Проникать плавными накатами в княжича целителю очень понравилось. Не зажимался Олег, только ногами оплел за торс Агния, ограничивая чутка его коленями. А как только Агний рвано в нем задвигал, и совсем застонал, хватаясь за свой мотыляющийся в такт выпадов возбужденный конец, надрачивая себе, прикусывая губу нижнюю. И чуть после ловя нутром пряное семя целителя, отпуская себя следом за ним, обнимая потного, желанного, отныне своего навеки-вечные. Быстро вышло у них в первый раз, неумело местами, рвано, грязно, порой по-глупому. Да вот только теперь не хотел Олег отпускать из объятий крепких Агния, хоть и немного досадовал, что не получилось у него быть первым сверху. Агний же, наполняясь до краев силою колдовской, что хлынула тут же в него со всех сторон, без края и меры, через размякшего после близости Олега, упивался давно забытыми ощущениями. Так хорошо ему было только на ведьмином капище в полнолуние, когда чуешь каждой каплей крови, как в тебе сила поет древняя, беспощадная, могучая. И не просто поет, гудит-глаголит сказку чудную о местах неземных, колдовских возможностях небывалых. Перепутывая где небыль, где явь в единое. И не просто почувствовал, словно в самом деле там побывал только что, зачерпнув дланями могущество полны пригоршни, напитав себя им до края. Долго они еще валялись на своих скинутых одеждах, обнимая друг друга, пока разгоряченные тела позволяли. А тут и сено с чего-то закололось и холодом вечерним повеяло, лик солнца красного за край земли закатился. Агний поднялся первым, длань Олегу протянул, предлагая щедро: — Пойдем к нам, если захочешь, продолжим на теплых одеялах. Надо теперь, чтобы и ты взял меня, полностью закрепив тем самым навечно наш союз, став единым. Олега уговаривать долго не пришлось. Оделись они наскоро, прежде чем попасть на глаза задумчивому караулящему Заре. И что-то во взгляде последнего было таким затравленным, что Олег нутром понял, отныне старший брат Агния не будет мостки наводить на его супруга ни коим образом. Ну а как в свои комнаты вошли, так Олега кто подменил, вызверил, схватил Агния на руки, повалил на кровать, не давая властвовать. — Ну все, все, теперь ты главный, — лишь усмехнулся Агний, а сам снова пузырек заветный протягивает, мол, раз рвешься в бой, то сам и дерзай. Олег только рыкнул, задирая подол девичьего платья и оголяя на скорую руку целителя. Масло пахучее вылил все, не жалеючи, на срамное место. А как снадобьем заблагоухало, так совсем башню сорвало. И меда не пил, а пьяный только от пряного запаха трав. Смотрит на раскинувшегося перед ним Агния Олег, пытаясь унять в руках мелкую дрожь, и не может с собой совладати. — Переборщил ты, княжич, с непривычки ведет тебя сильно, давай-ка я сам, — опрокинул властно его на постель Агний под себя, портки стянул ему до колен, а после, задрав шуршащие юбки себе, оседлал бедра по-хозяйски, потеревшись своей липкой промежностью о налитый колом конец Олеговый. Олег застонал больно сладко, желанно, в бока Агния вцепился пальцами намертво, мол, не убежишь, и раз обещал, то выполняй. Тот же лишь руку себе за спину завел, путаясь в складках ткани подготовил себя наскоро, а после, чуть привстав, закусил нижнюю губу от усердия. А затем сам плавно, осторожно и опустился, вбирая срамной уд* Олегов тугим нутром до самого конца в себя, до донышка. Ну а чуть передохнув, осторожно задвигался, скатывая спереди мешающуюся юбку, чтобы и к своему перевозбужденному достоинству прикоснуться липкими от масла пахучего дланями. Во второй раз вышло чуть подольше, а вот по силе колдовской только на треть. Сколько бы Агний не тянул при таком раскладе, никак, чуть накрыло через Олега и тут же отступило, отхлынуло, хотя тело похотливое и насытилось. После, лежа на смятых простынях, оба, ошеломленные, опустошенные, но полные новых впечатлений, будоражащих, пытались прийти в себя. Олег, вспомнив про пояс, потянулся к нему, дабы снять, но Агний накрыл его руки своими, предупреждая вкрадчиво: — Я бы не делал этого, душить он больше тебя все равно не станет, а вот как оберег еще послужит. Ему в этом цены нет. — Чего ты боишься, Агний? — Олег вдруг вспомнил слова целителя перед их скоротечной близостью. Да и все странно как-то промеж них вышло, то нет — нет, и вдруг внезапно, словно в омут глубокий оба сорвались, утягивая друг друга. — Тех, от кого меня мать и бабка спрятали у Вячка Подгорного. Или, думаешь, я с малолетства зря ношу девичьи платья? Да как бы не так. А теперь на тебе мои колдовские метки, и без этого пояса ты, княжич Олег, словно голый на поле смертной брани без кольчуги и меча верного. — Значит, само проклятие с тебя снять невозможно? — начал, наконец-то, понимать Олег, с кем связался, жить рядом с очерненным и делить его судьбу не мед, не сласти заморские. — Мое рождение само проклято изначально, — вздохнул тяжело в ответ Агний, а после задумчиво изрек: — И потом ты сам ко мне пришел, не я к тебе, и пояс мой с алтаря снял, тем самым свою судьбу выбрав. И сколько бы Олег вновь его не уверял, что вышло все случайным образом, Агний по большому счету даже в суть вникать не хотел. И хорошо бы все сказывалось да ладно складывалось промеж них, вот только через несколько дней Любава в горячке слегла, а за ней и хмурая Гордея. Да что там, даже дочки младые Всеволода чахнуть начали, как будто в палатах княжеских кто всех дев в одну ночь окружил смертельным недугом. Недугом темным, колдовским, запретным. Засуетился хозяин града, князь Всеволод, всех переполошил, даже за юродивым Деяном в город Мастеров послал, чуя, что от своего болтуна-лекаря заморского толку ни на грош, да и от всех местных травников то же. А тут еще морозы вдарили и словно саваном белесым сырую землю снегами укрыло.