Ведьмин круг: Зверь Дарованный

Схлынул морок колдовской, словно мужики проснулись разом. Первым завыл испуганно Деян, забился в угол, прикрылся шкурами и, пялясь единственным глазом, запричитал молитвы-заговоры. Волк, рыча, было рванул к нему, но Олег, вцепившись в то, что оказалось намотано на его шее, как за удавку, остановил кинувшегося зверя, а после вообще обнял крепко дланями, шепча будто бы в бреду: “Не отпущу. Мой! Не дам уйти боле…” — Ети ее мать*… — ругнулись сверху, спрыгивая с полатей, как есть, в рубахах нательных и мятых портках. Зима кинулся, по кругу обходя зверя и вцепившегося в него Олега намертво, встал перед Деяном, расставив пустые руки, ровно как крылья птица, что защищает птенца несчастного. Вук схватился за мечи, думая перекинуть один Зиме, да Заря не дал, рявкнул так, что под потолком загудело: — Не смей моего брата ранить! — Уверен, что этот волчара и есть твой брат? Да он же сейчас горло княжичу Олегу перегрызет, а после на нас ринется! — взвыл Вук от бессилия, заозирался на Зиму, поддержку ища. Но зверь, скалясь, в объятьях молодого княжича застыл, словно борясь с тем, что у него горело внутри, выедало брюхо поджарое. Однако, та заминка вышла недолгой, вокруг запертой изнутри на мощные запоры избы запели другие волки, заржали испуганно кони под навесом, захрипели, забили копытами. — Да тут… цельная стая, — прислушался к вою с переливами за стенами Зима. — Агний, ты же слышишь меня? — Олег зарылся пальцами в ставшую дыбом волчью шкуру, зашептал на прыснувшее ухо, запричитал: — Отзови их, ты это можешь, я знаю. И люди уйдут. Только я останусь тут, с тобой, слово даю княжича. Нерушимое, крепкое. И волк, тряхнув башкой, взвыл коротко, ему тут же ответили, а после уже тихо, точно издалека, удаляясь. — Что ж… — выдохнул Зима, стараясь двигаться плавно, дабы не злить зверя загнанного, потянулся к своим теплым вещам, а за ним Вук и Заря. Только Деян зубами щелкал, все не мог успокоиться. — Что отцу твоему передать? — пробурчал недовольно Заря и, перекинув одежду Деяну прямо над головой скалящегося волка, потянулся за оружием. — Исполняю его заветы, не щадя живота своего, — выдал, не задумываясь, Олег как по-писанному, а после заалел от своих же глупых слов скулами. Ага… живота, судя по тому, как напряжен зверь в его объятиях, все зайдет у них совсем в русло иное. Уж как восполняет да черпает Агний колдовскую силу, Олег не забыл, забудешь тут, отчего в заду даже засвербело, заныло, вспоминая былое. Но не будет же он заниматься сим непотребством у других на глазах? Особенно почему-то перед Вуком не хотелось. Да и стыд залил княжий лик, уж перед Зимой и Деяном совсем не желалось потерять мужеское достоинство. Заря, да… Тот привычный после сеновалов осенних, быстро смекнул, что к чему, подгоняя мужей и особенно путавшегося в тряпье от страха трясущегося Деяна. Мог бы, то пинками из хижины охотничий выкатил. Вывалились из заимки мужики кучно под кинутую просьбу Олега им вслед: “Коня моего заберите с собой, а то, боюсь, сожрут его…” — Ха, коня пожалел… — отвязывая мечущихся коней, прошипел Вук. — А самого что, нет? Со зверем лютым остаться под одной крышей. Где это видано?! — Не все так просто, волк появился в запертом изнутри доме. На крепость засовов никто не жаловался, а значит… — Зима замялся на Зарю, затравленно взор возлагая. — Брат не даст Олега сожрать никому, — выдохнули в ответ, — и хотя я его совсем волчонком видел по собственной юности, он это, точно говорю, он. И княжич его позвал, не знаю как, но смог, прорвался… Брат же, услышав его из нави, в явь нашу вышел. Деяна подсадили на его лошаденку, а как в седла влезли, даже не думая сани трогать, чисто как очнулись. Волки никуда не ушли, стояли по краю леса и на них горящими взорами смотрели. Молча, неотступно, кругом, только подтаявшую дорогу не перекрывали, словно давали испуганным охотникам уйти подобру-поздорову. — Нам тут не рады… — сглотнул рвано Зима. Заря кивнул ответно, потянул первым поводья, заставляя ступать нервничавшего коня осторожно по оставленному для них проходу узкому. Лошадь хоть и хрипела от страха, но не несла, шла, еле передвигая ноги, за ней и другие потянулись. Так, медленно и печально, будто с похоронной тризны, они и отправились обратно в град. А как поляну покинули, так волки тут же замкнули круг за ними, дорогу отрезав. Снова снег западал редкий, медленный, крупными хлопьями, и Заря мог бы побожиться, что чуть дальше волчьего заслона он увидел серую замершую фигуру с горящими красными огнями глаз. Она проводила охотников, но преграждать им путь не стала, а как они ее миновали, так коней кто отпустил и поскакали они, родимые, резво в сторону града по проторенной дороге, только их и видели. Меж тем, как все покинули дом лесной, Олег, не отпуская волка, вновь огладил его по напряженной шее, спускаясь ниже на холку и спину. Зверь перестал тихо рычать, сытно только засопел, а после вообще сунулся в лик опешившего княжича, язык алый вывалил, вылизывать начал. — Значит, я не ошибся? Ты Агний, да? — попытал свое счастье в который раз Олег, продолжая оглаживать довольного, урчащего зверя и получая в ответ от него подтверждающий рык. — А чего снова человеком не оборачиваешься? Не можешь или не хочешь? На это волк только ухом повел, а после, запрыгнув на Олега, подмял под себя, опрокинул на холодный пол, который почему-то не обжигал так уже ледяно. Княжич рассмеялся, страх и неуверенность отступали. Зверь нагло под его рубаху нос холодный сунул, принюхался, фыркнул. И Олег понял, потянулся снимать. Волк помогал ему зубами, где ткань перехватывал, а где откровенно мешал, рвал, бодаясь лбом. — Ну-ну, уж от тебя я точно не убегу, лохматый. Как же тебя я искал, как же искал… Думал, все, не свидимся более! — Олег очертил шею нависшего над ним волка и снова нащупал запутавшийся в шерсти невидимый оберег, потянул за него на себя. А вот тут волк недовольно отступил, даже пастью запястье Олега перехватил, но аккуратно, не оставляя следов, глянул осуждающе: “Не балуй! Нельзя это снимать”. И Олег снова догадался, руками его обнял, на себя дернул, чувствуя, что все же на топчан надо переползать, так как от пола веет холодом, опаляя его разгоряченную кожу. Княжич ползком из-под волка в сторону лежака потянулся. Зверь его не останавливал, следом перемещаясь, терпеливо отслеживал каждое движение и урчал сытно, так, словно оправдывая: “Да, все так… Давай наверх”. Даже под зад носом толкнул, а как Олег на лежак забрался, зубами в портки вцепился намертво, точно сдернуть пытаясь. — Я сам, не рви… — Олег полностью оголился перед горящими синим очами зверя, только пояс заговоренный не снял, сел на задницу, не ведая: а что делать дальше? Но волк запрыгнул за ним следом, хер бордовый вывалил наружу, крупный, с толстой бульбой у основания, боднул лбом, заваливая под себя, рыкнул, словно приказал. И Олег, помня, как собаки на улицах града сучек в стойках сношали во время гона, перевернулся. На четвереньки встал, а после прогнулся перед взором голодного зверя, терпеливо опустился на локти, зарываясь полыхающим от стыда ликом в мех набросанных на лежанку шкур. Волк одобрительно рыкнул, лизнул дрогнувшую спину, спустился ниже, припал языком между поджарых ягодиц. Олег, охнув, попытался расставить колени шире, и хоть страх еще плескался у него внутри, замешиваясь на стыдливость, но, чувствуя, как его усердно готовят, сдабривая волчьей слюной, попытался настроиться на иной лад. Ну и что, что зверь? Это же Агний… Ну, он на это питал сильную надёжу, бросая взор назад между своих разведенных бедер и видя мотыляющийся огромный волчий член с набухшим основанием, сглотнул рвано. А он вообще в него поместится? Особенно та часть, что распухла снизу. Снова влажный волчий язык пошел вверх по его позвоночнику, волк попытался вскочить на него сверху, зубами ухватился за Олегову шею, прищемил, не сильно, но бесповоротно, мол, не рыпайся и не дергайся, я сам. Ткнулся туда багряным хером… неумело заполняя, мешая неприятное с болью. “Мне конец… Либо перекусит шею, либо порвет все изнутри…” — подумал только Олег, как лапы, что соскользнули неуклюже с его вспотевшей спины, подобно ряби речной маревом подернулись, и узрел он воочию, как они из звериных перетекли тягуче в человеческие длани. — Олег… — прошептали еле слышно на ухо, а потом все же укусили до крови в основание шеи, толкнувшись внутрь, задвигая плавно до самого упора. — Нашел-таки меня… Родимый, теплый, мой… Как же я скучал, не надеясь более уже и человеком стать… Охнул княжич, впуская в себя проклятого целителя, потянулся к нему через плечо неуклюже за поцелуем. Коий и получил сполна, чувствуя, что через него словно водяной поток пошел силы магической. Агний будто бы сотворил из Олега невесть что, свой личный алтарь, впитывающий со всех сторон странные волны, колдовские, запретные, мощные. Загудело напряженное тело Олегово, выгнулось натянутым луком под Агнием, задвигалось в такт ему и, вознесясь на пик сладострастия, выплеснулось следом пряным семенем, пачкая шкуры разворошенные. — Как ты? — Агний хоть и излился в него, не выходил и не отпускал, выцеловывая укушенную шею, оцарапывая не до конца изменившимися клыками. — Прости, на то, чтобы скинуть окончательно облик зверя, нужно время и колдовская сила огромная, а я ее израсходовал подчистую, когда из града бежал. — Мог бы и в палатах спрятаться. Зачем в лес убег? — проворчал недовольно Олег, хотя шею не зажимал, наоборот, подставлялся под жадные поцелуи и млел, охваченный каким-то неописуемым на двоих безумием. — Не мог. Как только князь Всеволод указал на меня, ведьмы узрели мою настоящую сущность. Дом, что скрывал меня до этого, перестал быть домом. Страх меня обуял, будто бы я осознал то, что никогда не ведал ранее, спрятанное, запретное, впитанное с молоком умершей моей матери. Все, что считал сказками да мифами, явью тотчас приключилося. И… — Агний вжался в Олега вспотевшим похудевшим телом. — Я и сам не понял, как волчью шкуру надел. Помню только, как все краски словно выцвели, а одежда обратилась ловушкою. А как из нее выпутался, кинулся прочь из града. Далее я совсем зверем стал, это сейчас разумею, что вытворял во шерсти, а тогда все воспринималось урывками. Как я ускользаю от настигающих меня ведьм, как ужом извиваюсь, дабы не словить их проклятия, как опрокидываю пугливый люд на улицах. И как, взвыв, из последних сил, выскочив за городскую стену, стаю волков зову, прячась меж ними. Агний, наконец-то, выскользнув из Олега, свалился с него, улегся под боком, но не отодвигался, наоборот, впритык приник, дланями крепко обнял, местами еще длинной шерстью покрытыми, лохматую голову на плечо положив доверчиво. Ухом заостренным стеганув и тяжело вздохнув, завершил свой сказ путанный: — Дальше помню худо, больше как в окружении волков: то охотился, то мясо с ними делил, то куда-то, срываясь, бежал. А еще то, что эти ведьмы за стаей так и следовали, не приближаясь однако, видно, потеряв, не могли узреть, кто из волков я. Оберег меня сокрыл, спас, тот, что на шее… — Агний огладил ожерелье потрепанное на себе, а после коснулся так и не снятого даже во время близости с Олега своего пояса. — Не развязывай его, они тебя в нем не видят, однако учуять могут, если чутка приблизятся. Но волки не дадут, в них кровь сразу взыграла, как только они ведьм почуяли. А одну, что замешкалась, тут же разорвали на куски, не жалеючи. Что же им делать теперь и куда податься? Если колдуньи горные на хвосте, в град возвращаться не дело. Что ж им теперь в этой избе охотничьей всю жизнь коротать под песни стаи волчьей? Только подумалось Олегу, как у Агния живот заурчал от голода, так что пришлось отложить все дела и, наскоро натянувши портки, встать к печи, кашеваря. Целитель обрадовался женским платьям как родным, кои Заря Олегу в мешке пихнул, тут же одно натянул на себя, нежно оглаживая плотную ткань. — Как же хорошо снова оказаться одетым, с людскими ногами и руками, ты не представляешь, княжич. Морок волчий — это все не по мне. Чуждо, душа выворачивается наружу, горя в беспощадном пламени. Готовил сам Агний, сунувшегося неумелого Олега на топчан отправил отдыхать с намеком едким, что после еды силы ему ой как понадобятся. И то, как ему в ответ полыхнули ликом, развеселило, княжич прекрасно понимал, что одним витком скачек на тулупах от него целитель точно не отстанет. Но судя по румянцу, разлившемуся по скулам, Олег был точно не против, впрочем, как и Агний, что, быстро накрыв стол забытыми разносолами, приступил жадно к трапезе, словно и не ел толком, как шкуру волка надел. После еды лежали в обнимку, на время насытившиеся. Агний не торопился снова подминать Олега под себя, давал роздыху. А еще чутко прислушивался к тому шороху, рычанию и повизгиванию, что устроили волки, обложив лесной дом со всех сторон. — Часть на охоту ушла, давно пора. Мяса не было как снегопады зарядили, а голод не тетка, быстро за оленем уведет. — Ты их язык разумеешь? — дивился чудному Олег. — Да, это только люду звери кажутся неразумными. Но они такие же как мы, способны быть верными, преданными, испытывающие привязанность и даже любовь… Я когда средь них оказался, словно вернулся в любящую семью. Приняли меня как родного и от первого заваленного оленя мясом оделили. Хотя толку от меня совсем для них нет, да и в шкуре я охотник аховый. И сейчас охраняют, не давая ведьмам приблизиться. После немного поспали на сытое пузо, а по ночи Агний Олега снова под себя завалил уверено, ярил* с полнотой, с размахом, впитывая через него жадно колдовскую силу. Вот тут от волчьего облика целителя проклятого ничего не осталось, и кожа стала мягкой, как и прежде, вся шерсть убралась, да и клыки будто и не бывали, втянулись обратно. Измотал его Агний, и, проваливаясь в сон праведный, снова оказался Олег на знакомом мосту. Но не один тут был княжич, целитель за его плечом стоял как привороженный. Да и мост сегодня не полыхал, выгнулся луком тонким над чистейшей рекой, прозрачной водой, такой светлой, что каждый камушек видимый. Один берег ясный как солнышко, а второй весь опутанный белесым туманом. И там, где все было залито ярким светом, стояла величавая красавица с белыми тяжелыми косами. А как разговор завела, так целителя и княжича словно водой ополоснула колодезной с головы до ног. — Ну, здравствуй, Агний, ведьмин сын, зверь дарованный, вот мы и свиделись. И ты, Олег, юный княжич, сын Всеволода. Пора вам принимать судьбу предначертанную, южный заслон, опоясывающий приморские земли, возведен вновь, но тропа для вас открыта. Кони ждут вас. В этот раз Всеволод, не будь глупцом, расстарался по моей просьбе. Волки же послужат защитой вам до самой границы, где я вас встречу с распростертыми дланями. — Матушка Марена, — отвесил поклон первым Олег, быстро смекнув, кто перед ним стоит, и, вспоминая, как ее Деян описывал, мельком глянул на Агния, видя, что и тот склонил буйную голову. — Вы уверены, что Агний и есть тот дарованный зверь? Да и потом… — замялся, пугаясь своих же мыслей, не в силах их вслух произнести. А вдруг все не так? И рядом с целителем должен стоять не он, а брат евонный* Радимир. — Все так, хотя до последнего сомнения были, пока он шкуру волчью не надел и в лес на четырех лапах не ускакал. Однако, княжич Олег, скажи мне, кем видит Радимир Агния, кем зрит, и правда ли это? — послышался вкрадчивый ответ. — Надеей… Но почему со мной не так? — совсем запутались перед льдистым взором стражницы Севера. Марена, тяжело вздохнув, все же ответила медленно, словно каждое слово в ожерелье собирая редкое: — Все в этом мире цену свою имеет, все друг с другом связано крепкими узами. Из ничего чудо не родится, не сотворится и не проявится. Каждый вступает в свое время в потоки жизни, совершая то, что должен, и платит: кто жизнью, кто силой, кто удачей, а кто и более — душу в заклад отдает. Вот скажи мне, Олег, положа руку на сердце, кто Агния зрит, какой он есть, в его истинном обличии, когда он насильно взор от себя не отводит, акромя тебя? — Заря, Вячко, Ждан… — начал перечислять по пальцам Олег всех родственников проклятого целителя. — А еще почему-то мой отец и… — Чую, если спросишь своих младших сестер, получишь тот же ответ, что и от князя Всеволода, — подвела его заплутавшие мысли Марена к определенной черте. — Но что же тогда получается?.. — прошептал опешивший с такого расклада Олег. — То, что Радимир не его кровный сын, — перебил его не к месту Агний, а после, рвано сглотнув, продолжил: — А я, я… — А ты да, внебрачный сын Всеволода. Гордея принесла в этот мир ребенка мертвого, и ей подменили его на другого — живого. Чуяла ли она подмену, мне неведомо, думаю, навряд ли, зная суть, так бы не любила свое дитятко. Но кому-то очень требовалось, чтоб Гордея оставалась в палатах княжеских. Тот и стоит за сим свершением темным и смертями деда твоего и прадеда. — Но как же так? — Олег, глянув на вставшего рядом с ним плечом к плечу Агния. Ведь выходит, что они тогда братья по крови, просто матери у них разные. — Да и потом, отец… Он же не ведает, что Радимир чужой для него совсем. — Что? Хочешь сесть на престол после князя Всеволода в белом граде? — и, дождавшись от Олега скорого отрицания, то, как он замотал негодующе лихой головой, улыбнулась ему ласково. — Значит, я в тебе не ошиблася… Переплетение судеб — это полотно жизни. Было суждено дабы отец Вячко пошел на ведьмину пустошь, а после столько лет спустя туда попал загулявший Всеволод. Родившееся дитя не принесли на алтарь старым богам на заклание, откупились смертью его матери. Одёжой наградили в ткани который космы ведьмы вплетеные. Нет оберега сильнее, чем волосы мамины. И все, чтобы ты, зверь дарованный, принял свою судьбу, ну а пара твоя истинная разделила с тобой путь трудный, запутанный. Или, думаете, все здесь закончилось? Если бы так, все только начинается. Так что, берите присланных коней и отправляйтесь на север, дорогу я расчистила, проводники ждут вас, ну а волки не дадут в обиду против колдуний горных на подступах к моей земле… — замолчала Марена, словно ожидая последнего слова Агния. — Но… Я же проклятый?.. Марена, оглядев притихших юных мужей и прошив их льдинами глаз, задумчиво изрекла, тягуче слова перекатывая на языке, точно жемчужины ценные, редкие: — Чистая сила проклятой не бывает. Все зависит от того, кому она даруется, откуда берется изначально ее семя и где исток находится. Как человек ее прикладывает во благо или во вред. А то выходит порой, что дар и вовсе не применяют, тогда он, бурля, вырывается наружу, круша все на своем пути, принося поветрия, проклятия и беды, особливо* родным и близким. Однако, если нельзя до конца избавиться от подарка небес, то его можно направить в иное русло, а также изменить родник-исток, откуда ты черпаешь колдовские силы. На это я и надеюсь, сердешные. И еще помни, Агний, как границу переходить будешь, оберег с шеи своей сыми*, в моих землях по колдовской мощи ограничивать себя не стоит.