Птица в силках

      Флейту у мастера Чэня выкупил сам Лань Ванцзы и преподнёс в подарок Мо Юэ. Может быть и не стоило потакать своим маленьким слабостям, намеренно добавляя в образ Мо Сюаньюя черты дорогого сердцу покойника, но Ханьгуан-цзюнь не был праведником, кто бы что о нём не думал. Ни различия, ни сходства уже не имели значения: любовь затмила собой всё, и мужчина не собирался на этот раз оставлять судьбе ни малейшего шанса всё разрушить. Он не мог позволить себе ни сомнений, ни страхов.       Сюаньюй никак не ответил на его вопрос. Сначала мужчина просто молчал, глядя на него расширенными от шока глазами, а после, когда до него окончательно дошло произошедшее, порозовел в цвет лепестков яблони, под которой они сидели, пробормотал что-то смущенное, отводя взгляд. Но не отказался. Не согласился, впрочем, тоже.       Весь остаток вечера молодой заклинатель делал вид, что ничего не произошло, но временами всё-таки косился на Лань Ванцзы, заливаясь краской по самые уши. Лань Чжань находил это очаровательным.       Утром Мо Юэ так же делал вид, что ничего не произошло, так что отчасти, даря флейту, Лань Чжань пытался ещё и закрепить эффект. Чтобы мужчина точно понял всю глубину чувств Лань Ванцзы.       — Лань Чжань, но я не могу её принять! — в тысячный, наверное, раз за это утро воскликнул Мо Сюаньюй. Чэнь Ди, молча шедшая чуть позади него, выглядела недовольной, но понять, что именно не нравится ей в происходящем, для Ханьгуан-цзюня было делом непосильным. Единственным его предположением было то, что она также была влюблена в Мо Юэ. Хм, значит, стоило постараться показать, что он, Лань Ванцзы, лучший кандидат в партнёры по самосовершенствованию. Молча отступать в сторону мужчина больше был не намерен.       — Мо Юэ достоин самого лучшего, — спокойно ответил он.       — Лань Чжань!..       — Ты пойдёшь со мной в Гусу? — услышав снова этот вопрос, Мо Сюаньюй будто налетел на стену.       — Эм, Лань Чжань, — осторожно начал он. — Зачем ты зовёшь меня туда? Я думал, я тебе нравлюсь таким, какой я есть.       — Мгм.       — Тогда зачем ты пытаешься зазвать меня в Гусу? — Мо Юэ забежал вперёд и встал перед Лань Ванцзы, скрестив руки на груди. Взгляд у него был вопросительно-настороженным, цепким, будто от ответа зависело, сбежит он сейчас на край света или останется навсегда. Ошибиться было никак нельзя.       — Хочу представить тебя брату.       — И только? Зачем? — настороженности в тёмных глазах напротив не убавилось.       — Разве странно знакомить дорогих людей друг с другом? — Лань Ванцзы чувствовал себя так, будто пытался подманить недоверчивого крольчонка кусочком яблока. Крольчата, впрочем, были куда понятней, чем Мо Сюаньюй.       — Нет, не странно, но это всегда делается с какой-то целью. Чего ты ждешь от этого знакомства? Что Цзэу-цзюнь одобрит нашу дружбу? Конечно он не одобрит! Скажет: «Брат, зачем ты яшкаешься с темным заклинателем? Пусть перестанет идти по пути тьмы, а потом уж только дружите, сколько влезет». Так и будет, точно тебе говорю!       — Он не скажет.       — Ещё как скажет!       — Извините, что вмешиваюсь, — не выдержала Чэнь Ди. — Но ничего, что я тоже здесь? Встали посреди дороги и ругаетесь, как женатая парочка, смотреть тошно.       От её слов Мо Сюаньюй снова смутился.       — Эй, не говори так! Лань Чжань вовсе не!..       — Безусловно да! — тон Чэнь Ди стал ещё более недовольным, почти яростным. — Во имя Небес, прекрати уже играть в дурака! Он явно хочет от тебя не дружбы! Это очевидно даже для меня! А ты опять страдаешь ерундой, отрицая очевидное только потому что «не заслужил» и «не достоин»! — девушка раздражённо топнула ногой. — Если ты настолько втрескался в него, что откладываешь ради него все дела, переходишь на личные имена, отдаёшь свою ленту, не прося ничего взамен, то иди уже с ним в Гусу и пусть Ханьгуан-цзюнь представит тебя своему брату в качестве возлюбленного или свалит на все четыре стороны, понятно? — последнюю фразу она уже адресовала напрямую Лань Ванцзы, и он наконец понял причину её недовольства: беспокойство о благополучии друга.       — А-Ди! — растерянный Мо Юэ попробовал ещё раз её одернуть, но девушка, только раздраженно махнула рукой и пошла дальше, оставляя мужчин наедине. Уже удалившись на почтительное расстояние, она обернулась и крикнула им на прощание: — Совет да любовь!       — Л-лань Чжань, я прошу прощения, она…       — Нет, — Лань Ванцзы шагнул вперёд, беря его ладони в свои. — Она права. Во всем.       Лань Ванцзы помолчал, собираясь с духом. Хоть их отношения и продвигались пока удивительно хорошо, но почему-то заявить о своих намерениях вот так открыто казалось Лань Чжаню чем-то слишком рискованным. Вдруг ещё слишком рано? Вдруг в ответ раздастся снова колкое «Убирайся», в той или иной его форме?       — Я хочу, чтобы ты стал мои партнером на пути совершенствования духа, — сказал он наконец негромко.       Мо Юэ подался к нему ближе, заглянул в глаза так, что сердце в груди на миг замерло.       — Лань Чжань, я… я очень рад, — выдавил он наконец. — Ты же такой… такой замечательный! Самый сильный, самый красивый и самый лучший! — чем больше он говорил, тем шире и увереннее становилась его улыбка. Лань Ванцзы не мог больше этого терпеть, притягивая заклинателя к себе в объятия. Сердца у них обоих колотились быстро-быстро, как птицы, пойманные в силок.       ***       Если бы Лань Ванцзы мог отмотать время вспять, то он придумал бы любые отговорки для брата и дяди, может быть даже покинул бы орден, но никогда, никогда он не привел бы Мо Сюаньюя в Облачные Глубины.       Начиналось всё неплохо: Мо Юэ здоровался со знакомыми адептами (которых оказалось на удивление много, особенно среди юношей возраста Сычжуя), быстро подружился с кроликами и вообще, судя его поведению чувствовал себя вполне комфортно. От былой настороженности перед Облачными Глубинами, чем бы она не была вызвана, не осталось и следа.       Знакомство с братом путем нескольких совместных трапез прошло тоже, хоть и настороженно, но вполне благополучно. Брат явно присматривался к Мо Юэ и незаметно для него, но не для Ванцзы выискивал что-то в его поведении, но, не найдя никаких тревожных признаков, расслабился, улыбаясь искренней.       Мо Юэ очень осторожно, без лишних подробностей рассказывал о своей жизни и пути заклинательства, о своёй специализации на талисманах и заклинаниях (как тёмных, так и более традиционных). С гораздо большим удовольствием он говорил об их с Лань Ванцзы общих охотах и совместных делах, о новой флейте, подаренной Лань Ванцзы. Через каждый звук проскальзывало то, насколько Лань Чжань дорог ему, и это явно тоже растопило сердце старшего брата.       А потом на одном из ужинов решил поприсутствовать дядя.       Лань Цижень было очень недоволен выбором Ванцзы, это читалось с первого взгляда. Мо Сюаньюя, впрочем, это не особо беспокоило, ему явно достаточно было любви Лань Чжаня и одобрения Лань Сиченя, тем более, что они оба предупреждали его: дяде он не понравится, даже будучи безупречным во всех аспектах, а потому принимать его недовольство близко к сердцу совершенно бессмысленно.       На том ужине Учитель Лань чопорным тоном задавал вопросы Мо Юэ о нём самом, его биографии и взглядах на мир и искусство заклинателя, не забывая недовольно морщиться, услышав ответ. Не выказывая открытого недовольства, он сухо поздравил Лань Ванцзы с тем, что тот, наконец отыскал себе спутника на пути самосовершенствования, и удалился, попросив племянников заглянуть к нему на вечерний чай. Кроме бесконечных вопросов он не сказал Мо Сюаньюю больше ни слова.       Позже, в семейном кругу, дядя завёл почти часовую речь о том, насколько плох Мо Сюаньюй. Он недостаточно почтителен и плохо воспитан, у него отвратительное происхождение (дважды отвратительное — ибо он, мало того что незаконнорождённый сын, так ещё и сын простой деревенской девки!), у него распутное прошлое, втоптанная в грязь репутация и неясные мотивы. Более того, он ещё и тёмный заклинатель, оскорбляющий правила Гусу одним своим существованием! Лань Цижень не произнёс этого прямо, но все его речи выражали вполне очевидную мысль: Мо Сюаньюй не пара Ханьгуан-цзюню, и лучше, если это партнёрство закончится, так и не начавшись.       Естественно, Лань Ванцзы проигнорировал его, но этот разговор так или иначе стал поворотной точкой, после которой пора безмятежной легкости в душе Лань Чжаня сменилась постоянной тревогой и борьбой за своё счастье. Был ли это знаком того, что дядя был прав или же совсем наоборот, он не знал, но почему-то где-то глубоко внутри сердился на дядю, будто, если бы он лучше и искренней отнёсся к его возлюбленному жизнь повернулась бы иначе. Возможно, это были совершенно дурацкие, по-детски наивные чувства, но до конца заглушить их отчего-то не выходило.       А проблемы начались так: у Лань Ванцзы были свои обязанности в клане, которые он не мог и не стал бы бросать ради того, чтобы всё своё время провести с возлюбленным, и, хотя он и старался управляться с ними как можно быстрее, часть дня Мо Сюаньюй все равно был предоставлен самому себе. Чаще всего он шёл в библиотеку, общался со знакомыми молодыми адептами или шёл к кроликам, а потому не найдя его в обычных местах в один прекрасный день, Лань Ванцзы забеспокоился. Он обошёл все Облачные Глубины по кругу не меньше трёх раз, когда услышал в отдалении печальную песню флейты. Флейта звала, плакала, как брошенный, преданный ребёнок, в звучании её было нечто до того душераздирающее, что у Ванцзы тревожно застучало сердце. Что-то явно случилось.       Мо Сюаньюй сидел на ветке почти отцветшей уже дикой яблони, свернувшись в такой маленький клубочек, что если бы не мелодия, заметить его было бы просто невозможно. Лицо у него было бледным, спокойным, как у мертвеца, сам он сидел неподвижно, и только худые пальцы быстро-быстро перебегали по гладкому светлому корпусу дицзы. Что-то совершенно точно случилось.       — Мо Юэ, — позвал Лань Ванцзы негромко. Мелодия сразу же, споткнувшись, оборвалась.       — Лань Чжань? — перевёл на него взгляд Сюаньюй, моментально натягивая на лицо улыбку.       — Что произошло?       Проигнорировав серьёзность в тоне Лань Ванцзы, тёмный заклинатель рассмеялся спрыгивая на землю. Сейчас он вёл себя совершенно так же, как всегда: лукаво посверкивал глазами из-под чёлки, махал руками, дразня улыбкой, но этого было недостаточно, чтобы обмануть Лань Чжаня.       — С чего ты взял, что что-то произошло? — спросил он весело.       — Ты звучал печально, — улыбка Мо Сюаньюя слегка побледнела, но через секунду он уже улыбнулся снова, только уже с какой-то грустноватой нежностью.       — Прекрасный как первый снег Ханьгуан-цзюнь беспокоится обо мне? Я польщён. Но всё в норме, правда, Лань Чжань, просто я вдруг вспомнил, что завтра мне уже пора в путь, и я не смогу позвать тебя с собой. Прости. Вернёмся в дзинши? Вечерами холодновато у вас в горах…       Мо Юэ ушел на следующий же день. Он сразу предупреждал, что не сможет остаться в Гусу надолго, так что на первый взгляд в его просьбе уйти не было ничего подозрительного. И всё-таки Лань Ванцзы не мог забыть эту душераздирающую тоску и затаённую боль, звучащую в музыке. На сердце у него было неспокойно.       После того расставания Сюаньюй начал ещё чаще пропадать где-то по своим таинственным делам, в которые Лань Ванцзы он посвящать отказывался. Максимум, чего от него можно было добиться, это расплывчатые фразы о том, что это как-то связано с его служением Яньло. И хотя в остальном на первый взгляд всё было в полном порядке, но постепенно, мало по малу Лань Чжань смог заметить и проанализировать все незаметные на первый взгляд изменения в поведении Мо Юэ. Его возлюбленный как будто… закрылся. Спрятался. Отделился тонкой, но непреодолимой стеной.       Раньше темный заклинатель часто рассказывал о своих проблемах и трудностях, вспоминал, как его, бывало, пытались побить или обокрасть, как приходилось делить одно яблоко напополам с ослом и спать в придорожных кустах. Он не жаловался — смеялся над своими трудностями, приглашая посмеяться и Лань Ванцзы. Но теперь почему-то перестал. А ещё он почти перестал принимать помощь Лань Чжаня, не позволяя ни заступаться за себя, ни платить, при этом во всём остальном разрешая ему делать с собой всё, что Лань Ванцзы только захочет, ни словом, ни малейшим жестом не давая понять, что ему что-то не нравится или даже причиняет боль.       Он больше не шутил над замкнутостью и немногословностью Лань Чжаня, не высмеивал четыре тысячи правил Гусу, не критиковал их обучение. Почти всё время он улыбался, прерывал свою бесконечную трескотню при мельчайшем подозрении, что Лань Ванцзы не интересно. Постоянно изобретал новые заклинания и талисманы в подарок Лань Чжаню, безропотно позволяя передавать их в дар Ордену… Словом, он вёл себя так, будто боялся, что если станет слишком назойливым, проблемным или бесполезным, его тут же прогонят прочь. Это совершенно сбивало Лань Ванцзы с толку, даже несколько пугая, заставляя задуматься о том, что мог он такого сказать или сделать, что извечная немного нагловатая уверенность оставила Мо Юэ, заставляя его стать осторожным до полной невозможности расслабиться.       Такая резкая перемена казалась Лань Ванцзы страной, но, после того как он поделился своими опасениями с братом, Сичэнь немного нахмурился, а потом, подумав, ответил:       — Знаешь, Ванцзы, когда ты впервые заговорил о молодом господине Мо, я забеспокоился и решил поговорить о нём с А-Яо. Я написал ему, пригласив в гости. И он рассказал нам о том, что у Мо Сюаньюя… не очень светлое прошлое.       — Нам? — зацепился Лань Чжань за как будто бы неуместное слово. Сичэнь в ответ только вздохнул, отводя взгляд.       — Дядя тоже как-то узнал от младших учеников, что ты подружился с молодым господином Мо, и именно потому попросил меня пригласить А-Яо сюда, чтобы лично расспросить его о нём. А-Яо старался говорить очень тактично, но ты же знаешь, Ванцзы, он совсем не умеет мне врать. У Мо Сюаньюя врождённое отклонение в системе циркуляции Ци, он не может собирать светлую энергию из пространства, а его организм практически не вырабатывает Ци сам по себе. Цзинь Гуаньшань потому и забрал его, надеясь что мальчик сможет стать прекрасным шпионом. Он ведь из-за этой своей особенности очень незаметный даже для простых людей: они видят, но не замечают и не запоминают его по-настоящему. Только юноша хотел совсем другой жизни, он хотел быть полноправным членом клана, воином, настоящим заклинателем, только как бы сильно он не старался, ничего не получалось и Золотое Ядро не желало формироваться.       Лань Сичэнь ненадолго прервался, немного сочувственно глядя брату в глаза.       — Он, начитавшись дневников Вэй Усяня о сути и принципиальных отличиях тёмной и светлой энергий, разработал свой путь совершенствования, похожий больше всего на путь Хули-Цзын. Он сменил очень много мужчин, с помощью специальных талисманов забирая себе их энергию для совершенствования. Некоторые из них даже умирали, но его это не останавливало. Вот только, ты же знаешь, совершенствование духа — ничто без совершенствования тела, а его тело от рождения не было сильным. Более того, после первых успехов в присвоении чужой Ци он забросил традиционное совершенствование совсем. Так что, не удивительно, что в какой-то момент его сразило искажение Ци, после чего он начал терять всякое понимание приличий, и его пришлось вернуть его в дом матери. А-Яо надеялся, что там, вдали от заклинательского мира господину Мо станет лучше, но через какое-то время, как говорят, он совершенно помешался, после чего в один прекрасный день просто покинул свой дом и ушёл, прихватив только соседского осла.       Лань Чжань не знал, как реагировать на эту неприглядную историю. Всё рассказанное братом никак не вязалось с характером его Мо Юэ, было совсем не похоже на него. Сама мысль о том, что он мог быть лишь очередным источником энергии или просто одним из мужчин этого удивительного человека, вызывала приступ острой боли.       — Ванцзы, — без труда считывая все его сомнения снова заговорил брат. — Если бы я не видел, как Мо Сюаньюй смотрит на тебя, я бы предположил, что после одиноких скитаний по поднебесной и всех сопутствующих этом лишений и, может быть, унижений господин Мо решил, воспользовавшись твоими чувствами к Вэй Усяню, сыграть на их с ним схожести, войти в наш клан и жить безбедно и беззаботно. Для того он и пытается сейчас играть в покорность, нервничая, что что-то его выдаст и план сорвётся. Но Мо Сюаньюй и правда любит тебя, это заметит даже слепой. Я вижу, что жизненные испытания изменили его к лучшему, помогли обрести смирение и найти другой путь, пусть и такой же нетрадиционный. Поговори с ним, может быть, вот это его прошлое — это и есть то, что не даёт ему покоя. В любом случае, пожалуйста, попробуй просто поговорить с ним, не молчи и не давай молчать ему, это ни к чему хорошему вас обоих не приведет.