Они торчали тут уже минимум неделю, слоняясь по Призрачному Городу, как неприкаянные души, без всякой цели и успеха. К счастью, в их нынешнем состоянии есть им было не нужно: все их вещи, в том числе и деньги, остались с их телами, только одежда или какая-то её призрачная иллюзия и остались.
Большую часть времени Лань Ванцзы постоянно где-то пропадал, не то помогая местным духам с их проблемами, не то собирая сплетни, как он это делал раньше в мире живых. И Цзян Чэн даже отчасти готов был признать, что в этом их разделении была и его вина (а не только отвратительная лживая праведность этого Ланя), потому что за прошедшее время они успели поругаться раз тридцать и не поубивали друг друга только благодаря тому, что даже оружие осталось захватившим их жизни самозванцам. Сам Цзян Чэн почти постоянно сидел в местных закусочных и кабаках, достаточно быстро научившись определять, откуда его не прогонят, едва поняв, что ему нечем платить.
Самым интересным в Призрачном городе оказалось то, что он не был именно городом призраков, как сначала думал Цзян Чэн. Здесь просто собирались всевозможные сверхъестественные создания от призраков и демонов до небожителей. И, в первый раз заметив в толпе живого человека, Цзян Чэн даже на какое-то время обрадовался, надеясь, что сможет вернуться в мир людей, но не тут-то было. Призракам, чтобы пересекать границу с миром духов, нужны были специальные фонари, которыми обладали только призрачные проводники вроде той невесты, живые люди же использовали особые природные порталы, непригодные для использования ни для духов, ни для демонов и небожителей. И из-за их с Лань Ванцзы странного состояния они не могли использовать ни пути призраков, ни пути людей. Мог ли помочь им Яньло-ван или нет, выяснить тоже не удалось: сколько они не ходили к нему, ворота всегда оставались закрытыми.
Они действительно застряли.
И вот в один из дней (или ночей, по правде сказать, Цзян Чэн так и не научился замечать разницу в освящении местного неба), сидя в очередном отвратительно грязном кабаке, заполненном отталкивающего вида созданиями, Саньду Шэншоу бесцельно скользил взглядом по прохожим в толпе, когда взгляд его внезапно зацепился за смутно узнаваемый образ.
Чуть встрепанный хвост, миловидное молодое лицо с родовыми чертами клана Цзинь, алая лента — на секунду Цзян Чэн успел испугаться, что заговорщики всё-таки добрались до его племянника, и он умер, тоже попав сюда. Но стоило заклинателю подойти чуть ближе, Цзян Чэн смог лишь лучше разглядеть его лицо, узнавая в бледном осунувшемся призраке Мо Сюаньюя.
Тёмный заклинатель поравнялся с ним, встретился глазами и… не сбиваясь с шага просто прошел мимо, будто не узнавая!
Пробыв в Призрачном городе так долго, Цзян Чэн уже выяснил, что многие души умерших утрачивают воспоминания, черты характера или навыки, но все-равно это было очень подозрительно. К тому же, смущало то, что явно мертвый темный заклинатель был без маски, словно не опасался, что кто-то может его узнать или украсть внешность для каких-нибудь своих планов. Даже Цзян Чэну с Лань Ванцзы пришлось надеть простые белые маски, чтобы меньше привлекать к себе внимание и не искушать демонов-перевертышей своими достаточно симпатичными по местным-то меркам лицами.
— Знаешь его? — спросил Цзян Чэн у сидящего на соседнем стуле демона-пьяницы, указывая на спину почти скрывшегося в толпе Сюаньюя.
— Этого? О, это же наша местная знаменитость, — противно захихикал тот. — Смертные часто бывают глупы и самонадеянны, но этот мальчишка переплюнул всех. Решил обмануть господина Судью, да не вышло, вот и шатается, как неприкаянный в наказание. Бездарный самоучка с самомнением до небес.
Как назло именно в этот момент откуда-то со спины к ним подошел Лань Ванцзы, которого, Цзян Чэн готов был поклясться, ещё секунду назад там не было, и, услышав конец речи пьяницы, сразу же начал раздражать Цзян Чэна своей правильностью.
— Обсуждать человека за спиной запрещено, — сурово сказал он.
— Так то человека, а это — всего лишь помойная псина Мо Сюаньюй, — равнодушно бросил выпивоха, заставляя Лань Ванцзы слегка измениться в лице. Мужчина быстро огляделся, но не обнаружил того поблизости.
— Где он?
— Да зачем он вам? От него ещё никому добра не было, — нервно забормотал пьяница.
— Ты скажешь, где его можно найти, — совершенно без вопросительной интонации сказал Лань Ванцзы, глядя своими блеклыми, как у варёной рыбы, глазами демону прямо в душу. Даже самому Цзян Чэну стало жутко от этого взгляда.
«А казалось, будто не так уж и нужен ему этот Сюаньюй», — подумал он.
Естественно, демон всё сказал и даже вызвался их проводить.
Переулок, где жил, если это слово вообще уместно, Мо Сюаньюй был таким же тёмным и узким, как и тот, в котором расположена была «приемная» Яньло-вана. Только здесь было во много раз грязнее, а перекошенные дома практически заползали друг на друга без всякого намека на дворы и заборы. Отвратительное место с отвратительным фэн-шуем.
Ловко шмыгнув в узкую низенькую дверь, демон провёл их через целый лабиринт узких сырых коридоров, выведя к очередной кривой плохо сколоченной двери, из-под которой пробивалась полоска неяркого света.
— Вот, пожалуйста, здесь он и обитается. А я, пожалуй, пойду, — скороговоркой буркнул пьяница и будто растворился в окружающем мраке.
Цзян Чэн смотрел на как всегда спокойное лицо Лань Ванцзы, гадая, как много о нём помнит Мо Сюаньюй, и насколько слащавую сцену воссоединения ему придётся сейчас лицезреть. И насколько нужно быть лицемерным человеком с плохим вкусом, чтобы Вэй Усяня променять на это.
Лань Ванцзы медленно поднял руку и громко постучал.
Эта дверь, в отличие от ворот Яньло-вана, открылась сразу же, да ещё и распахнулась так резко, будто ее просто пнули ногой.
— Вы ещё кто такие? Какого демона вам тут надо?! — ядовито прошипел Мо Сюаньюй, с недовольным прищуром глядя на Лань Ванцзы.
Разговор не задался с самого начала. Сюаньюй, хоть и явно был настроен к ним обоим отнюдь не дружески (и нет, Цзян Чэн совсем не злорадствовал, и вообще ему дела не было ни до Лань Ванцзы, ни до его любовей, что бывших, что нынешних), но всё-таки пригласил их внутрь. Его каморка была вся завалена грудами хлама, стены и пол исчерчены какими-то печатями и заклинаниями, а единственный имеющийся предмет мебели — старый трёхногий столик — практически целиком был скрыт под слоем книг и свитков всех мастей.
— Я? Слуга Яньло? — неприятный смех с нотками безумия не добавлял и так неважно выглядящему заклинателю привлекательности. — Да ещё и любовник сего прекрасного господина! Воистину, жизнь удивительна, ха-ха-ха.
— Господин Мо, — попробовал было снова обратиться к нему Лань Ванцзы, но был тут же безжалостно перебит.
— Ох и насмешили вы меня. А теперь серьёзно: что вам от меня нужно? Без всяких там слащавых признаний в любви и вечной дружбе, идёт? Вы не братец Яо, вам я не поверю.
Видя, что Лань Ванцзы явно выбит из колеи таким не слишком теплым приёмом, Цзян Чэн решил взять инициативу на себя.
— Наши тела захватили самозванцы, и подстроил это, между прочим, как раз твой «братец Яо», чтоб ему сдохнуть, шлюшьему сыну. И последнее, что мы помним, это то, что он собирался убить и тебя, и Цзинь Лина. И лично меня больше волнует судьба моего племянника, чем твоя! Так что, будь так добр, проветри свою дырявую голову, примени на себе пару талисманов, что ли, и выясни, что стало с Цзинь Лином, пока я тебе ноги не переломал.
— Хм, — лицо Сюаньюя на миг стало серьёзным, затем озаряясь мягкой улыбкой. — Значит, это братец Яо всё подстроил?
— Да, — кивнул удивленный такой переменной Цзян Чэн.
— Изгнал ваши души из тела и передал их другим? И собирался убить нашу сиро… в смысле малютку А-Лина?
— Да, — не удержавшись, Цзян Чэн скосил взгляд на Лань Ванцзы. Ему казалось или в Мо Сюаньюе что-то переменилось? Будто из просто бесячего ублюдочного обрезанного рукава он превратился в опасного безумца с недобрыми намереньями? Едва заметная складочка между бровей второго молодого господина Лань намекала, что не кажется.
— И ты, дорогуша, говоришь, что мы с тобой любим друг друга? — тон был мягким-мягким, а улыбка такой сладкой, что интуиция Цзян Чэна завопила, громче болотной выпи.
— Мгм, — как будто бы слегка колеблясь с напряжением во взгляде ответил Лань Ванцзы.
— Чудесно, — отозвался Мо Сюаньюй, радостно хлопнув в ладоши. Хлопок активировал ловушку, и вот уже второй раз за столь короткий промежуток времени Цзян Чэн испытал это ощущение бытия безвольным сгустком энергии. Сменившимся восприятием он сумел заметить, что печати в комнате Сюаньюя были расположены даже на плохо освещенном потолке, и именно их он и использовал, чтобы лишить двух чересчур самонадеянных заклинателей телесности.
«Чертовы ублюдки! Чтоб Цзинь Гуаньшаня на том свете всем Диюем пользовали», — бессильно подумал Чзян Чэн.
***
Сюаньюй тем временем, весело напевая что-то себе под нос, вытащил из того хлама, которыми была завалена комната, белый бумажный фонарик, начертал на нём несколько заклинаний, а затем запихнул их с Лань Ванцзы внутрь.
Теперь, когда Сюаньюй буквально коснулся рукой его товарища по несчастью, Цзян Чэн смог рассмотреть, во что они превратились: Лань Ванцзы походил на практически невидимый, как медуза в морской воде, пульсирующий шарик. Видимо, оба они теперь выглядели именно так.
«Интересно, чем я вообще вижу», — подумал Цзян Чэн. Злиться на собственную беспечность уже не получалось: и Сюаньюй, и Гуаньяо оба не воспринимались как достойные соперники, они казались ему кем-то вроде Хуайсана — маленькими, слабыми и ведомыми, похожими на дамских собачек, не способных нанести реального вреда. Что ж, подобные заблуждения, как выяснилось, стоили слишком дорого.
Подняв фонарь, Сюаньюй зажег его, к счастью, не оправдывая первоначальные опасения Цзян Чэна, что их хотят банально сжечь: в нынешней форме они не чувствовали жара огня. После этого, тёмный заклинатель поднял фонарь и куда-то направился. Тишина мелких переулков скоро сменилась шумом главной улицы города, затем, судя по всему, Сюаньюй вышел за его пределы. Теперь он шагал тем же ровным ритмичным шагом, каким они пришли сюда с вереницей призраков. Фонарь ровно качался в его руках, слегка усыпляя, погружая в уже знакомый транс. Который внезапно оборвался, стоило Цзян Чэну услышать предрассветные песни птиц, свидетельствующие о том, что Сюаньюй вынес их в мир смертных. И видимо они с Лань Ванцзы как-то выдали свою заинтересованность этим фактом, потому что внезапно уже знакомая рука ловко извлекла их обоих наружу и подняла повыше, позволяя оглядеться.
Они действительно были в лесу: солнце как раз только-только начало вставать, вытягивая длинные сизые тени от каждого чахлого деревца. Птицы пели громко, но почему-то только в отдалении, словно не решаясь приблизиться к этому месту. Только огромный наглый ворон продолжал сидеть на суку пышно цветущей алыми — слишком неестественно алыми для нормального дерева — цветами яблони.
— Ну как вам тут? Нравится? — всё тем же мягким тоном спросил у них Мо Сюаньюй. — Дивное место, эти Илинские холмы, не правда ли? Что такое? — мужчина поднёс руку с двумя безмолвными душами чуть ближе к своему лицу. — Наш красивый
возлюбленный слышал легенды местных жителей? Про то, что под алой яблоней могила Старейшины Илин, — если бы Цзян Чэну было, чем вздрагивать, он вздрогнул бы от этих слов и от холодной ненависти, скользнувшей в обманчиво мягком голосе. — Ну так давайте-ка вместе посмотрим, что лежит под этой прекрасной яблонькой, и я вам исключи-ительно по доброте душевной раскрою пару тайн, которые Вэй Усянь очень бы хотел от нас всех скрыть.
***
Цзян Чэн был отчасти даже рад, что физически плохо ему стать просто не могло: с лихвой хватало и морального шока. От обещанных «тайн», которые с удовольствием им выбалтывал Сюаньюй, попутно с вычерчиванием каких-то символов на коре дерева, хотелось не то напиться до беспамятства, не то взять Цзыдянь и пойти убивать вообще всех, кто встретится на пути.
Человек, которого Цзинь Лин звал дядюшкой Мо, который, по словам племянника, шутливо называл его в ответ цыплёночком и птенчиком, присматривал, когда А-Лин во время очередного приступа капризов, разругавшись вообще со всеми, сбегал, куда глаза глядят… человек, которого Цзян Чэн дополнительно ненавидел ещё и за его чёртово сходство с тем покойным шисюном-предателем… человек, которого любил Лань Ванцзы — это никогда не был Мо Сюаньюй.
Цзинь Гуаньяо был той ещё мразью, как выяснилось. Под руководством своего отца он организовал травлю на Вэй Усяня, чтобы любым способом добыть Стигийскую Тигриную печать, когда просто переманить строптивого основателя тёмного пути в клан Цзинь не вышло. Он организовал инцидент на тропе Цюнци. Он сделал так, чтобы Вэнь Нин взбесился посреди башни Кои. Он, убив отца, присвоил и пустил в ход не только Стигийскую Печать, но и большинство наработок Вэй Усяня. И Мо Сюаньюй на пару с Сюэ Яном активно во всём этом участвовали.
Сюэ Ян больше тяготел к практическим знаниям, особенно к тем, в процессе постижения которых можно было заняться пытками, убийствами и прочими «весёлыми вещами». Сюаньюй, по его собственным словам, был больше учёным, а не палачом, его интересовали заклинания, новые талисманы и сами принципы их создания. И вот от отвратительного союза змеи и жабы родился этот ритуал обмена телами.
А потом Сюаньюй почему-то рассорился со своими «друзьями» и задумал отомстить.
— Когда я, поняв, что братик Яо меня предал, решился на испытание прототипа того самого милого ритуала, я не думал, что вместо могущественного бога-судьи, Подателя Справедливости Яньло-вана мне достанется эта сухая груда костей, — говоря это, Сюаньюй продолжал остервенело царапать ножом плотную чёрную, будто обуглившуюся от лесного пожара кору яблони. Рассветное солнце, просвечивая сквозь алую крону, бросало зловещие красновато-рыжие отблески на его лицо, придавая лицу отталкивающее выражение истинного безумца. — Я, конечно, удивился, но даже вселиться в тело до конца и заставить его восстать лютым мертвецом не мог. Ещё подумал: как странно почему же это Яньло-ван при жизни носил одежды ордена Юньмен Цзян?
В этот момент Сюаньюй, наконец, закончил вычерчивать знаки и стало ясно, что делал он это чтобы разрушить какое-то скрывающее заклинание. С тихим хлопком оно развеялось, позволяя увидеть сброшенное когда-то с большой высоты изломанное тело заклинателя в побитом погодой и временем пурпурном ханьфу.
