Аттракцион иллюзий

POV Анна Проснувшись довольно рано, у меня нет привычки валяться в постели до обеда, я выбралась из теплой кровати, сама заправила ее, это не составляет для меня никакой сложности, накинула на голое тело черный шелковый халат в пол, подвязав его под пояс, и спустилась вниз, отправившись прямым ходом на уютную кухню с ее извечной повелительницей Варварой. Женщина уже наверняка там, готовит завтрак, у дворовых нет возможности спать до обеда, как у благородных господ, в поместье всегда много дел. Да, и у меня самой никогда не имелось привычки спать до полудня, поскольку Иван Иванович предпочитал ранние подъемы, и в девять утра мы уже завтракали в малой столовой. Правда, завтракал только отец на английский манер овсяной кашей, полезной для здоровья, я же обычно просто пила чаек или сладкий кофе со сливками, могла съесть что-нибудь из фруктов, пару долек яблока или груши, аппетита по утрам у меня нет с детства. Владимир же даже в свои редкие визиты в имение никогда не присоединялся к нам утром за столом, обычно спускаясь вниз лишь к обеду, игнорируя заведенный дядюшкой распорядок в доме и придерживаясь своего собственного. Помню, это всегда огорчало Ивана Ивановича, и зачастую он с грустной иронией говорил, «Мой сын, в кои-то веки посетивший родной дом и вспомнивший, что у него есть семья, не посчитал нужным почтить нас своим визитом за завтраком». А я если честно всегда радовалась отсутствию Владимира за столом, ибо его общество в прошлом очень тяготило меня, при нем у меня кусок в горло не лез. Но в свои редкие визиты домой молодой барин предпочитал все дни напропалую проводить в гостях у Долгоруких, друга Андрея и своей невесты Лизаветы Петровны, возвращаясь лишь к вечеру и зачастую после ужина, чему я была искренне рада. Порой мне казалось, что Владимиру не слишком приятно видеть не только меня, но и своего отца, и приезжал он максимум на недельку раз в полгода лишь из уважения к родителю, не более того. И теперь я никогда не просыпаюсь позже половины восьмого, ибо репетиции в Императорских театрах начинаются с девяти утра, а не с полудня. Мне же еще нужно утром успеть собраться, одеться, заплести свои длинные светлые волосы с помощью служанки и добраться до театра, благо ехать из моего особняка в центре Петербурга недалеко, десять-пятнадцать минут в карете, и я на месте. Завтракать же по утрам я по-прежнему не завтракаю, максимум могу выпить кружку некрепкого черного чая с ароматной мятой или чашечку горького черного кофе с несколькими кусочками сладкого лукума, восточной сладости, с которой меня познакомил Константин. В свое время мой бывший любовник путешествовал по Востоку, и там ему понравилась эта сладость вприкуску к кофе, которая, оказывается, очень легко готовится, любой повар справится с приготовлением лукума. Константину вообще нравилась восточная культура во многих ее проявлениях, начиная от блюд и напитков и заканчивая отношением к сексу и гигиене человеческого тела. - Доброе утро, - с легкой улыбкой дружелюбно поприветствовала я Варвару, естественно уже хлопочущую на кухне, по которой витал приятный запах только что приготовленного омлета, входя в помещение и присаживаясь на длинную деревянную лавку около простого непокрытого прямоугольного стола. - Доброе, Аня… Ну, как ты?.. Поспала?.. Завтракать будешь?.. Сегодня омлет с зеленью, пышный, как ты любишь, и салат из свежих овощей. Сейчас все дворовые есть будут, хочешь покушаем с тобой здесь, на кухне?.. – заботливо заговорила бессменная кухарка Корфов в темном платье и светлом фартуке поверх него, поворачиваясь ко мне лицом и соответственно отворачиваясь от большой каменной печи, щедро отдающей свое тепло в помещение. - Спала я более-менее, хоть и просыпалась несколько раз. А завтракать я не буду, ты же знаешь, я никогда не ем по утрам, аппетита нет. Вот от кружечки горячего чая с мятой я бы не отказалась… - по-прежнему с улыбкой ответила я, опираясь локтями на стол и переплетая свои тонкие пальцы на его поверхности, на что Варя укоризненно покачала головой. - Аня-Аня, вечно ты полуголодная ходишь, скоро от ветра качаться будешь, вчера не ужинала и сегодня не хочешь завтракать. Чаю я тебе, конечно, заварю, но нельзя так себя изводить, неправильно это. Ладно, барин не завтракает, лишь пьет кофе безо всего по утрам, так он обычно и встает только к обеду, а тебе нужно кушать, вон ты какая худенькая… - беззлобно отругала меня женщина, любящая меня, как родную, впрочем, как и я ее, и принялась насыпать в пузатый заварочный чайник крупный черный листовой чай, добавив ему для компании листочки высушенной мяты. - В обед поем, а может, и не поем, не знаю, когда я нервничаю, мне кусок в горло не лезет. В любом случае я приняла решение, сегодня я узнаю у твоего барина, кто моя мать, раз она жива, и Владимир Иванович знает, кто она. Я считаю, что имею право это знать, в конце концов речь идет о моей матери, и мне все равно, какие будут последствия. Если твой барин после этого «приятнейшего» разговора выставит меня за дверь, велев не появляться на пороге, пусть так. Ежели это цена за знание, кто моя мать, я готова ее заплатить, - спокойно откликнулась я, убирая за ухо упавшую на лицо короткую легкую прядку, пока дородная кухарка наполняла заварочный чайник кипятком из самовара. - Если барин выставит тебя вон, душа покойного Ивана Ивановича не простит его… - невесело выдохнула Варвара, накрывая крышкой белоснежный заварочный чайник и следом опускаясь на лавку напротив меня, на что я, скептически улыбнувшись уголками губ, неопределенно пожала плечами. - Простит, Варечка, душа отца простит его, ведь родители любят своих детей безусловной любовью, не за что-то, а за то, что они просто есть. Даже я прощу твоего барина, пусть будет, как будет… - заранее отпуская ситуацию и любой ее исход, промолвила я, легонько постукивая пальцами по деревянной поверхности стола, слыша из коридора и просторного соседнего с кухней помещения с несколькими длинными столами голоса многочисленной дворни, мужчин и женщин, собирающихся на завтрак. Через несколько минут Варя налила мне большую кружку горячего ароматного чая с мятой, поставив ее передо мной, а себе на тарелку положила пару кусков пышного теплого омлета, определила рядом миску с салатиком и блюдо со свежеиспеченным хлебом. - Будем надеяться на лучшее, Аня… - приступая к трапезе, обнадеживающе улыбнулась мне женщина с пшеничными волосами, собранными в простую косу, скрученную в пучок на затылке, а я, кивнув в ответ, с удовольствием отпила глоток приятно согревающей ароматной жидкости с характерным травянистым запахом мяты, люблю такой чаек. *** - Барин велел принести ему кофе, - сообщила вплывшая на кухню довольная Полина как всегда в цветастом платье с преобладанием фиолетового с приличным круглым вырезом на полной груди, демонстрирующим ложбинку, любимое Поленькой разноцветье. Все утреннее время я провела с Варварой на уютной кухне с деревянными полами и стенами, которую я люблю с детства, за разговорами обо всем и ни о чем по большому счету, с близким и родным человеком приятно и просто побыть рядом, суть беседы не слишком важна. Кухарка стала насыпать в медную турку помолотый кофе, а барская любовница налила себе из пузатого заварочного чайника чая, который недавно Варя заварила вновь, и уселась за стол с противоположной стороны от меня. - Не выспалась?.. – не удержалась я от легкой иронии, когда Поленька, сделав пару глотков чая, демонстративно зевнула, прикрывая рот рукой. Скосив глаза на Варвару, я увидела, что она тоже скептически улыбнулась на жест хозяйской любовницы, устраивающей театр одного актера, притом не слишком талантливого. - Да, не выспалась, рядом с барином много спать не приходится, но я не жалуюсь… - приторно-сладким голосом протянула страшно довольная собой и ситуацией Поля, пребывающая в прекрасном настроении, даже ее привычное ехидство и желание переругиваться со всеми и вся сегодня дремали. Секс с хозяином явно идет ей на пользу, хотя оргазм и сексуальное удовлетворение идет на пользу всем, это физиологическая потребность нашего тела. - Рада за тебя, - слегка иронично улыбнувшись, спокойно заключила я, если Полина не пытается меня задеть, то и я не собираюсь с ней ссориться, в любом случае нам делить нечего. В ответ любовница хозяина хмыкнула что-то неопределенное и с торжествующей улыбкой перекинула широкую длинную русую косу с плеча за спину. - Хватит чаи распивать, кофе неси барину, - через минут пять, поставив небольшую фарфоровую чашку с ароматным кофе на белоснежном блюдце из фарфора же на круглый серебряный поднос перед Полей, миролюбиво произнесла Варя. Отставив в сторону кружку с недопитым чаем, высокая статная женщина с красивой фигурой и привлекательным лицом уверенной походкой от бедра царственно удалилась из кухни с подносом в руках, на что я невольно беззвучно усмехнулась. - Ты смеешься, Аня, а если она и в правду родит ребенка от барина, как хвалится, не дай Бог, Владимир Иванович тогда сделает Польку здесь хозяйкой. От нее же никому спасу не будет, она и так со всеми дворовыми перебрехалась, уже чувствуя себя чуть ли не барыней, - присаживаясь за стол напротив меня, когда хозяйская любовница скрылась в коридоре, с легкой досадой проговорила бессменная кухарка Корфов. Обед для барского стола за прошедшие часы она уже успела приготовить, осталось только дождаться приказа хозяина поместья накрывать на стол в малой столовой. - Честно, не думаю. Если бы твой барин любил Полину, он мог бы сделать ее здесь хозяйкой после рождения его ребенка, это да, а учитывая, что Владимир Иванович любит другую женщину, хозяйкой Поленьке, думаю, здесь не стать, роди она от него хоть пять детей. Так что можешь не переживать на эту тему. Поля – лишь развлечение твоего барина в борьбе с деревенской скукой и средство получения удовольствия в постели, пока он не вернулся в Петербург, - сделав глоток горячего чая, это уже второе мое чаепитие за сегодня, люблю я попить чайку с мятой, ответила я, поделившись своими мыслями по этому поводу. - Думаешь, барин здесь не останется, вернется в Петербург после сорока дней?.. Вот бы он и Польку с собой забрал, вся дворня ему спасибо скажет. Считаешь, Владимир Иванович любит другую?.. И, судя по твоему тону, ты даже знаешь, кто эта другая… А ну делись, Аня… - заинтересованно спросила Варвара, пристально глядя на меня, после того как тоже отпила несколько глотков ароматного чая. Варя ведь тоже женщина, хоть по возрасту она мне в матери годится, да и люблю я ее, как родную мать, а любопытство родилось раньше нас, женщин. Надеюсь, вы не икаете, Владимир, что мы вас тут обсуждаем, но вы не хуже меня знаете простую истину, на господской кухне прислуга всегда обсуждала и будет обсуждать хозяев. Да, я уже не ваша крепостная, я вольная, но сейчас не в том вопрос, как говорится. - Я практически уверена, что твой барин не останется в деревенской глуши, наймет управляющего и укатит в Петербург, будет раз в несколько месяцев приезжать да проверять дела в поместье. Владимир Иванович ведь никогда не любил жить в имении, он всегда предпочитал блестящую столичную жизнь, «Балы, красавицы, лакеи, юнкера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки, любовь, шампанское, закаты, переулки, как упоительны в России вечера». Но я не думаю, что он возьмет с собой Полину, да сдалась она ему там. Твой барин без труда найдет себе женщину в столице, наверняка красивую знатную даму из высшего света, ты не хуже меня знаешь, благородные господа предпочитают свою ровню. Это гулять они могут, с кем душеньке угодно, а женятся аристократы на женщинах из своего круга, равного социального статуса. И Владимир Иванович женится, не раньше, так позже, до тридцати пяти в любом случае женится, ибо все дворяне женятся, я лично не знаю ни одного благородного господина за тридцать пять и холостого, а многие вступают в брак гораздо раньше. Да, и если уж он заскучает в особняке на Фонтанке, то в доме множество молодых вполне привлекательных служанок, и каждая с радостью скрасит скуку хозяина, это я к вопросу о нужности, точнее ненужности ему там Полины. А насчет того, кого любит твой барин, ты разве забыла, из-за кого он стрелялся на дуэли с самим наследником престола, из-за кого он поставил на кон не только свою карьеру, но и свою жизнь, ради кого он готов был умереть?.. Отвечая на вопрос дородной кухарки, я заодно процитировала и строчку из романса, всплывшую из памяти и прекрасно сюда подходящую, после чего сделала еще пару глотков горячего чая, взирая на округлое лицо начинающей догадываться Вари. - Хочешь сказать, барин все еще любит эту фрейлину, любовницу самого наследника?.. Как ее там звали?.. Но так ведь уже пять лет прошло с тех пор, тогда понятное дело любил, раз жизнью ради нее рисковал, но теперь может и разлюбил уже?.. Или барин тебе сам это сказал?.. – облокачиваясь на деревянный стол, заинтересованно промолвила Варвара с хитринкой в глазах с мимическими морщинками в их уголках. - Скажет он мне… Смеешься?.. Кто я ему?.. Никто… Лишь незаконнорожденная сестра по отцу от его любовницы, родня без рода и племени, которая ему не к столу. Я логически сложила два и два, и получила четыре, к тому же твой барин сам подтвердил мои мысли, сказав, что для него любовь горькая, да и я ведь тоже женщина, я же чувствую, когда у мужчины сердце свободно, а когда занято. У Владимира Ивановича сердце занято, порой он сам находится здесь, а его мысли где-то далеко, вероятно с той, кого он любит. Так что все усилия Полины по становлению здесь хозяйкой по большому счету тщетны. А зовут ту женщину, бывшую любовницу Цесаревича, Ольга Калиновская, она очень красивая яркая женщина, недаром ведь ее когда-то выбрал для себя сам Александр Николаевич. Сейчас она живет в Польше, в Варшаве, и что самое грустное для твоего барина, польская пани уже не первый год замужем, потому-то для него любовь и горькая, ибо его любимая для него недоступна… Будь Ольга не в браке, думаю, после сорока дней Владимира Ивановича в России никто бы не удержал, укатил бы в Польшу налаживать отношения с любимой женщиной. К тому же, твоего барина в Петербурге теперь ничего не держит, на своей карьере он сам поставил жирный крест ради госпожи Калиновской… - картинно развела руками я в театральном жесте с соответствующим трагико-печальным выражением лица, отчего кухарка по-доброму рассмеялась. Не обижайтесь, Владимир, мы ведь не со зла. - Хочешь сказать, Аня, польская лиса крутила любовь параллельно с двумя кавалерами?.. А потом мужчины узнали друг о друге, и дело дошло до дуэли, где они хотели поубивать друг друга?.. – несколько недоуменно изрекла Варя, отхлебывая чая и с искренним любопытством взирая на меня, так сказать, ожидая продолжения этой весьма увлекательной истории из нескучной жизни своего барина. - Насчет романа с двумя кавалерами одновременно, не знаю, не буду утверждать, свечку я не держала, может быть и так, а может и не так. Но что я точно знаю, так это то, что Ольга приезжала за пару дней до той памятной дуэли вечером в гости к твоему барину в петербургский особняк, и они общались за закрытыми дверями. И знаешь, почему-то у меня не возникает сомнений в том, чем именно они занимались, а иначе зачем женщине приезжать, на ночь глядя, к мужчине?.. Чайку попить, закрывшись вдвоем в комнате, дабы прислуга не мешала «чаепитию»?.. А еще может быть такой вариант, что твой барин хотел отбить красивую польскую пани у Цесаревича, влюбившись в нее, правда, для этого нужно быть совсем самоубийцей, чтобы вмешиваться в отношения наследника престола и его женщины. Но, знаешь, Владимир Иванович, учитывая его характер, вполне мог это сделать, не в обиду ему сказано, но в какой-то степени он и есть «самоубийца», он любит ходить по краю пропасти, играть со смертью, на нем есть эта тень «Люциферова крыла», некая толика безумия. Но знаешь, уверена, свое он в любом случае получил, тем памятным вечерком свою любимую госпожу Калиновскую в своей постели или на каком-нибудь мягком диванчике, он все-таки поимел. Так что, не зазря шел умирать, можно сказать… Невольно улыбнувшись в конце, я завершила свою мысль и сделала глоток вкусного ароматного чая. Вам, как и мне, можно писать мемуары о своей жизни, Владимир, вот только вы навряд ли будете этим когда-то заниматься, никогда не замечала за вами тяги к эпистолярному жанру. - Да, любовь зла, полюбишь и любовницу Цесаревича… Мужики, на то они и есть мужики, что благородные, что холопы, стоит им встретить красивую бабу, как они думают уже отнюдь не мозгами… А ты время, проведенное в поместье, изучением характера барина занималась, Аннушка?.. – дружелюбно поддразнив меня последним вопросом, с добродушной улыбкой выдала кухарка Корфов, следом допивая чай из своей кружки. - Ну, нужно же мне было чем-то заниматься, Варя… Вот я и занималась… - в том же тоне отозвалась я, также допивая уже не горячий, а просто теплый чай с мятой, травянистый аромат которого витал теперь по всей кухне, - твой барин, очевидно, уже проснулся, пойду и я собираться, одеваться, заплетаться, после обеда поговорю с ним о моей матери, и будь, что будет. Если Владимир Иванович после меня прогонит, пусть так, в любом случае я зайду с тобой попрощаться, - уже совершенно другим тоном, без улыбки, добавила я, поднимаясь из-за стола и собираясь пойти в свою бывшую спальню в розовых тонах. - С Богом, Аня… - перекрестив меня в воздухе, также уже без тени улыбки промолвила Варвара, искренне переживая за меня. Возможно, сейчас я последние часы нахожусь в доме, где прошли мои детство и юность, и после неприятного разговора с Владимиром, его двери будут навсегда закрыты для меня, ну, что же, значит, такова судьба. Покинув теплую уютную кухню, я медленно шла по коридору, одну за другой минуя ненужные мне комнаты, впитывая едва уловимые запахи в поместье, пытаясь навсегда запомнить не расположение мебели и предметов интерьера, нет, а саму атмосферу роскошного родового имения Корфов с богатым убранством. Полина мечтает стать здесь хозяйкой, только боюсь, ее мечтам не суждено сбыться, этот дом ранее принадлежал моему отцу, а теперь брату, этот дом был для меня родным очагом, а стал чужим, теперь я здесь лишь гостья. И очень скоро гостеприимство его хозяина может закончиться для меня навсегда, рассеяться, как дым в ветреную погоду, пусть будет так, но я не отступлюсь, я любой ценой узнаю, кто моя мать, я имею полное право это знать. А еще мне вдруг пришла на ум народная поговорка, «Любовь зла, полюбишь и козла», видимо из-за недавней фразы Варвары. Самыми настоящими козлами я считаю мужиков, оставляющих беременных от них женщин одних, отказывающихся от своих детей, охочих до койки, но не желающих иметь дело с последствиями своих утех, молча уходящих в закат, не хотящих нести ответственности за свои поступки. Я даже «мужчинами» не могу их назвать, для меня они ничто, просто пустое место, и я говорю сейчас вовсе не свадьбах-женитьбах и признании детей официально, а о заботе о своем ребенке, о его матери, чтобы у них было все хорошо, чтобы они ни в чем не нуждались. Для меня крайне важно, чтобы мой мужчина заботился и думал не только обо мне, но и о нашем совместном ребенке, если ему, конечно, суждено, когда-то родиться, ибо я не могу забеременеть уже не первый год. Но я точно знаю, что Он будет рад, если это чудо когда-нибудь случится, и наступит беременность, Он никогда не бросит меня с ребенком без средств к существованию, никогда не забудет о нас, всегда будет заботиться, этот малыш будет расти в полном достатке, ибо его отец знатен, богат и очень щедр. А еще наш ребенок родится не крепостным, как я, а свободным, ибо я уже вольная, моя же мать, очевидно, была крепостной Ивана Ивановича, потому и я родилась подневольной. Когда я стала взрослой, отец выписал мне вольную, видимо, он считал, что маленькому ребенку вольная ни к чему, и я никогда не стану судить его за это, дядюшка очень любил меня, у меня были счастливые детство и юность, прекрасная пора в моей жизни. POV Владимир Стоило мне только открыть глаза и пару раз моргнуть, как я тут же ощутил ужасную мигрень, от которой просто раскалывалась голова, и ломило в висках, а компанию ей составляла противная горечь во рту, последствия выпитого вчера коньяка в немалом количестве. Ладонью я провел по лицу, отгоняя обрывки моего бессменного, ставшего уже традиционным ночного кошмара, мне вновь снился Кавказ, война, кровь и смерть. Черная плодородная земля, политая не чистым водами, а орошенная человеческой кровью, тела убитых на этой земле с застывшими на лицах с остекленевшими глазами масками смерти, мои сапоги в грязи от прошедшего с утра дождя и крови убитых мной, этой же алой кровью забрызганы и мои руки. - Доброе утро, барин… - услышал я негромкий мягкий женский голос с правой стороны от себя и, резко повернув голову, что вызвало новый мучительный приступ мигрени, встретился взглядом с зеленоватыми глазами ласково улыбающейся мне Полины, лежащей полубоком, облокотившейся на локоть и тепло смотрящей на меня. - Подай воды… - несколько хриплым ото сна голосом велел я, женщина тут же откинула одеяло, выбралась из смятой постели, обнаженная миновала расстояние в пару метров до небольшого столика, где всегда находились графин с коньяком и кувшин с чистой водой, наполнила стакан, вернулась обратно и с ласковой улыбкой протянула его мне. Сев на кровати и осушив содержимое стакана почти полностью, я отдал его крепостной, которая с улыбкой допила остатки воды, вернула пустой стакан обратно на столик, а сама вернулась в постель. Расположившись рядом со мной, Полина обняла меня за шею со спины, прижалась ко мне своим женственным телом и мягко поцеловала в плечо. Физически прикосновения рук, губ и красивого теплого женского тела мне было приятно, да и после секса с ней я чувствовал себя удовлетворенно и расслабленно, однако мой взгляд невольно остановился на графине коньяка со следами крови и окровавленном хрустальном бокале рядом с ним. Воспоминания о «чудесном» вчерашнем вечере всколыхнулись ото сна и полетели перед моими глазами, кладбище, могила отца, плачущая Анна, «счастливая» новость о том, что мы брат и сестра, возвращение в поместье, разбитое зеркало, коньяк с лимончиком в библиотеке, алкогольное видение покойной матери и «милый» сон про свои собственные похороны. Белокурая красавица в этом сне с перстнем мамы, по нелепости горюющая обо мне, приход миниатюрной куколки в библиотеку, ее холеные ручки, стирающие кровь с моих рук и лица, нежные губы, касающиеся моих кистей, и поцелуй, которого не должно было случиться… Поцелуй, инициатором коего стал я сам, поцелуй, после какого мне теперь будет неудобно смотреть Михаилу в глаза… Да, Анна ответила на этот поцелуй, но это именно я поцеловал ее, непосредственной сексуальной провокации со стороны женщины в тот момент не было, вся вина за произошедшее лежит на мне. Мягкие пухлые губы, нежный зовущий рот актрисы Императорских театров, ее сексуальное тело, покатые плечи, тонкая талия, округлые бедра, мягкая упругая полная грудь, под моими руками и тихие сладкие стоны, распаляющие меня лишь сильнее… Даже алкогольный дурман не смог стереть из моей памяти этих грешных сладко-горьких воспоминаний. И словно ушат ледяной воды в жаркий полдень слово «сестра», мигом охладившее мой пыл, не скажи Анна этого судьбоносного слова, не знаю, остановился бы я сам, будучи пьяным, или нет, в любом случае я был благодарен женщине за то, что она остановила меня. Если бы я по пьяни занялся сексом с родной сестрой, это был бы апофеоз моего личного падения на такое дно, с которого уже никогда не подняться, на прогнившее днище человеческих пороков. Но самое худшее в произошедшем вчера даже не это, а то, что я, будучи изрядно нетрезвым, поведал белокурой красавице о бессоннице и своих ночных кошмарах, этого никто и никогда не должен был знать, это только мое личное, слишком личное. У меня нет ни малейшего желания, ни моральных сил с кем-то это обсуждать, хорошо еще, что я не умудрился поделиться с миниатюрной куколкой кровавыми подробностями, точно не предназначенными для ее ушей. И теперь я словно видел наяву, как по моей привычной идеальной маске эмоциональной «неуязвимости», с которой за долгие годы я уже успел практически сродниться, «отличить и сам не может он свою маску от лица», пошла трещина, и это осознание приносило мне сильный моральный дискомфорт. Ибо посторонний человек узнал что-то из плоскости моей души, то, что совершенно не касалось его, даже если этот человек – моя любимая женщина, без разницы. Я совершенно не помнил, что говорила мне ночью актриса Императорских театров, кроме проклятого слова «сестра», но зато я отлично помнил, что излагал я, и это совершенно меня не радовало. «Вы пишите моей кровью, а я без вас умираю…», это же надо было такое выдать, искренне надеюсь, что Анна списала всю это нелепую болтовню на пьяный бред. - Ты можешь идти, принеси мне кофе. И пусть вынесут из спальни разбитое зеркало, заменят его другим, и наведут здесь порядок, когда я покину комнату, - велел я Полине, тут же нехотя отстранившейся от меня, вставшей с кровати, поднявшей с пола свою светлую ночную сорочку на тонких бретелях и надевшей ее. Длинные густые чуть волнистые русые волосы женщины лежали на ее округлых плечах и спине, а нескромный вырез рубашки демонстрировал ложбинку между полных грудей крепостной. Она – привлекательная, я бы сказал даже красивая женщина, но Полина не вызывала во мне ничего, кроме физического влечения, никаких эмоций, мне нравилось заниматься с ней сексом, но не более того, да и ей со мной было хорошо, я это чувствую. Я ведь отнюдь не слепой и не глупый, да и она далеко не первая моя любовница, скорее тридцать первая, а вообще я никогда не вел счета моих женщин, если говорить серьезно. - И пусть приведут в порядок одежду, - добавил я, указав взглядом на валяющиеся в беспорядке на полу свои вещи, брюки, рубашку и жилет, наверное, сюртук я оставил в библиотеке. Со словами, «Как прикажете, барин…», и теплой улыбкой на пухлых губах крепостная подняла с пола одежду и скрылась за тяжелой дубовой дверью, оставляя меня наедине со своими мыслями. Несильная боль в правой кисти привлекла мое внимание, и я посмотрел на руку, любуясь подсыхающими порезами средней глубины на тыльной стороне пальцев, моя плата за вчерашнее, и это еще мало мне. Также откинув в сторону одеяло, я встал со смятой постели, прошел до большого двустворчатого шкафа, вынул оттуда отглаженные черные брюки, жилет и сюртук им в тон, свежую белоснежную льняную рубашку и черный шелковый шейный платок. Одеваясь, я по привычке подошел к разбитому зеркалу с множеством уродливых трещин, рассекающих мое отражение на кусочки, окровавленные осколки валялись на полу, ковер в непосредственной близости от них был также забрызган уже высохшей бурой кровью. «Глядя в треснувшее зеркало, плакал пьяный лицедей», так оно и есть, вчера плакала моя душа кровавыми слезами, ибо сам я плакать не умею, словно слез не осталось, могу лишь горько смеяться над самим собой. Однако прошлой ночью я все же принял, как данность, невозможность быть с любимой женщиной, ибо она не просто любовница Михаила, она – моя родная сестра, в нас течет одна кровь, надежда на отношения с Анной вчера во мне умерла и словно спалила и какую-то часть моей грешной души. Вот только неправильная, невозможная, безответная мучительная любовь-агония к белокурой красавице никуда не делось, да и сексуальное желание к ней не кануло в лету. - Приятного аппетита, барин… - отвлек меня негромкий мягкий голос Полины, с ласковой улыбкой вошедшей в комнату уже в цветастом платье с преобладанием фиолетового с приличным вырезом на полной груди, демонстрирующим ложбинку, и заплетенными в косу волосами. Женщина перенесла с круглого серебряного подноса чашку ароматным кофе на белоснежном фарфоровом блюдце на небольшой столик между двумя креслами, поставив ее рядом с хрустальным графином с коньяком, испачканном в моей крови, и кувшином с водой. - Скажи, пусть накрывают обед в малой столовой, - распорядился я, надевая сюртук, крепостная понятливо кивнула, посмотрела на меня долгим теплым взглядом своих зеленоватых глаз и молча покинула спальню с подносом в руках. Я же опустился на одно из кресел, взял в руки чашку и сделал обжигающий глоток крепкого черного кофе без сахара, желая приглушить его приятной горчинкой противную горечь у меня во рту после выпитого вчера изрядного количества алкоголя. Часы на стене показывали половину первого дня, пока прислуга накроет на стол, туда-сюда, и будет час, как раз пора обедать, хочу поесть в компании Анны, надеюсь, она не обижается за вчерашнее и не откажется порадовать меня своим обществом. Головная боль и не думала меня покидать, накатывая пульсирующими волнами, но меня это не слишком волновало, поболит и пройдет, по утрам же я никогда не похмелялся, мне не помогает, легче не становится. Неторопливо выпив кофе, я поднялся с кресла и вышел из комнаты, в коридоре встретив пару молоденьких горничных, у одной из них в руках было чистое постельное белье, и двоих дворовых мужиков, пришедших выносить разбитое зеркало, ждущих, пока я покину спальню. - Доброе утро, барин… - один за другим вежливо и почтительно здоровались со мной крепостные, хотя по сути уже был день, но для меня, да, утро, я ведь только недавно проснулся, вот только я почему-то совершенно не ощущал это самое утро добрым. Однако в эмоциональном плане мне все же стало легче по сравнению со вчерашним вечером, а с мучительной болезненной безответной выжигающей меня изнутри любовью-агонией в сердце я давным-давно привык жить, человек, видимо, так устроен, что рано или поздно привыкает ко всему. В библиотеке ничего не напоминало о произошедшем здесь вчера, осколки разбитого стекла были убраны прислугой, а на краю письменного стола на белоснежной салфетке стоял чистый хрустальный графин, полный коньяка, и пара сияющих чистотой невысоких пузатых бокалов рядом с ним. Только одиноко висящий на высокой резной спинке кресла мой черный сюртук напоминал, что вчерашний вечер и ночь мне вовсе не приснились. Вынув из ящика с чистой бумагой верхний лист с засохшими багровыми следами моей крови, я положил его на стол, сел в кресло, обмакнул перо в чернила и начал писать, чувствуя неприятное стягивающее ощущение на коже тыльной стороны пальцев в еще свежих порезах. По логике вещей, конечно, следовало выбросить этот грязный лист и взять новый, но я почему-то этого не сделал. Я больше себя не помню, Я больше себя не знаю, Вы пишите моей кровью, А я без вас умираю. Я больше себя не помню, Я больше себя не знаю, Вы клетку прикрыв ладонью, Уйдете, а я умираю… Стихи из уст Анны в моем сне помнились удивительно точно, несмотря на сильное алкогольное опьянение вчера, и я зачем-то решил записать их, когда чернила высохли, я вложил лист в «Божественную Комедию» великого Данте, по-прежнему лежащую на столе, чтобы он не потерялся. Когда через несколько дней Анна покинет имение, у меня будет уйма свободного времени, которое можно потратить как раз на чтение этой «Комедии» гениального итальянца, так любимой очаровательной женщиной. А еще за несколько недель до сорока дней нужно найти нового управляющего в поместье, ибо сам здесь жить и, следовательно, заниматься делами в усадьбе я не собираюсь. Я вернусь в Петербург в фамильный особняк моей семьи на Фонтанке, я люблю быстрый городской ритм столичной жизни, он мне наиболее комфортен, в деревне же с невыносимо медленным течением времени я просто дурею от ничегонеделания и потихоньку схожу с ума. Однако до поминок отца на сорок дней я никуда не уеду, останусь здесь, отец в отличие от меня так любил этот дом, и это моя некая дань его памяти, больше я не могу сделать для отца уже ничего. Нужные слова не были сказаны при его жизни, а теперь их уже просто не кому говорить. Вынув из потайного ящика стола ключ от сейфа, я прошел в другую комнату, где этот сейф непосредственно и располагался за дверцей на стене, сделанной под портрет отца. Повернув ключ в замочной скважине несколько раз, я открыл металлическую створку и извлек на свет с верхней полки шкатулку, полную украшений моей покойной матери. Мама очень любила драгоценности и частенько носила их, всяческие серьги, колье, кулоны, браслеты, кольца на своих тонких бледных пальцах. Вынув тяжелый массивный золотой перстень с крупным овальным рубином в обрамлении прозрачных сверкающих бриллиантов, я повертел его в руках, любуясь преломлением света в множественных гранях кроваво-красного камня. Этот перстень моей покойной матери может носить только моя женщина, любимая мной и любящая меня, моя жена, мать моих детей, но никак не любовница Михаила, какие бы чувства я к ней ни испытывал, это априори невозможно по определению, да уж, глупый сон, право же. Убрав перстень обратно в шкатулку, я любовно провел пальцами по холодному благородному металлу и сияющим прохладным светом драгоценным камням, от вещей мамы словно исходило едва уловимое тепло ее ласковых рук. Шкатулка с украшениями, несколько ее небольших портретов, молодой, красивой, еще здоровой, лежащих здесь же в сейфе, да мои разрозненные обрывочные воспоминания из детства, вот и все, что мне осталось от матери, а еще жизнь, которую я бездарно проживаю впустую. Вернув шкатулку на место, я закрыл сейф на ключ, затворил внешнюю дверцу-портрет, покинул комнату и спустился вниз, как только я вошел в гостиную, мой взгляд непроизвольно остановился на рояле, на котором совсем недавно играла Анна, аккомпанируя своему же пению, но сейчас мне вспомнилось не это, а события куда более давние. Отец пригласил в поместье очередного художника, чтобы тот написал еще один, уже какой по счету, его портрет, на дворе лето, в кадетском училище каникулы, от полуденного июльского зноя нет спасения, окна во многих комнатах имения открыты в ожидании спасительного освежающего ветерка. На улице слышны звуки музыки, доносящиеся из гостиной, Анна, как всегда, музицирует на фортепиано, и в этом же помещении приглашенный из столицы известный художник уже вторую неделю пишет портрет отца, посвящая этому процессу по несколько часов в день. Заходить в комнату в это время вплоть до окончания отцом позирования для портрета запрещено как прислуге, так и мне самому, чтобы не мешать и не отвлекать от творческого процесса. Это воспоминание вроде бы совершенно обыденное почему-то отозвалось во мне горчинкой, а может, то была лишь горечь после выпитого вчера в большом количестве крепкого алкоголя, нет, это не так, и нет никакого смысла себя обманывать. Почему-то все воспоминания из детства после смерти матери горчили для меня, наверное, именно после ее ухода я и перестал любить этот дом, отчего-то мне больше не хотелось сюда приезжать из Петербурга, и всегда неосознанно я стремился поскорее уехать отсюда. Даже приезжая в поместье на продолжительные летние каникулы, я проводил все время с утра до вечера в имении Долгоруких в компании Андрея и Лизы, а не дома, и отец никогда не был против, они с Петром Михайловичем дружили. Потому планировку и расположение комнат в соседней усадьбе я знаю ничуть не хуже, чем в своей собственной. Наверное, поэтому я и не люблю вспоминать прошлое, копаться в нем, анализировать, предпочитаю жить настоящим, днем сегодняшним, но и тот не приносит мне особой радости. POV Анна - Что вам заплести? – вежливо и почтительно, дворня в доме Владимира вышколенная, дерзости и непочтительности себе не позволяет, собственно, так и должно быть, спросила молоденькая служанка с гребнем в руках, стоящая за моей спиной, в то время, как я сидела на пуфе рядом с туалетным столиком перед овальным зеркалом в серебряной раме с замысловатыми изящными завитушками. Корсет крепостная мне уже помогла зашнуровать, как и застегнуть множество мелких пуговиц на спине от шеи до поясницы моего черного платья из дорогого шелка и бархата с круглым вырезом на груди, демонстрирующим ложбинку, сшитого по последней французской моде. Оставалось только соорудить прическу из моих длинных светлых густых волос, подождать, пока хозяин поместья пообедает, не хочется портить аппетит барону неприятным для него разговором прямо за столом, и можно идти расставлять все точки над «i», выяснять, кто же моя мать. - Собери волосы в низкий пучок, - спокойно ответила я, взглядом указав на шпильки, лежащие на туалетном столике, вынутые вчера вечером из моей идентичной прически. Предпочитаю носить прямые волосы, собранные в пучок, хвост, оплетенный лентой, или ажурную интересную косу, локоны же, так любимые мной в беззаботной юности, там и остались, сейчас я не вижу себя с волнистыми прядями. Горничная кивнула, расплела простую косу, с которой я спала ночью, и принялась аккуратно и неторопливо расчесывать мои волосы до поясницы гребнем, предварительно бережно разбирая каждую прядь пальцами. - Войди, - откликнулась я на негромкий вежливый стук в дверь, в следующую секунду двери отворились и впустили в комнату еще одну молоденькую служанку в темном платье под горло и белоснежном переднике поверх с собранными волосами. Все дворовые в доме Владимира одеты одинаково кроме любовницы барина Полины, та одевается, как душеньке угодно, поярче, поцветастее, да вырез на груди побольше, но на то она и хозяйская любовница, ей сам Бог велел выделяться среди прочих крепостных, точнее барин. Я и сама сторонница одинаковой одежды для прислуги в своем Петербургском особняке, не люблю, когда каждый рядится, на что фантазия горазда, порой лишь раздражая зрение разноцветьем. Единая форма спокойной темной расцветки - лучший выход из ситуации, в моем доме у служанок темно-синие платья. - Барин велел пригласить вас на обед, - предельно вежливо произнесла девушка, с непритворным интересом скосив глаза на мои украшения с бриллиантами, лежащие на туалетном столике на белоснежной тканевой салфетке, серьги, колье и парные браслеты. Женщины в любом возрасте и любого социального положения всегда остаются женщинами, и любовь к красивым золотым побрякушкам и драгоценным камушкам у нас в крови. - Передай своему барину, что я не приду, аппетита нет, - откликнулась я, немного нервно постукивая пальцами правой руки по тыльной стороне левой, лежащей на коленях. Притом сказала я чистую правду, аппетита у меня действительно не было от слова «совсем», когда я нервничаю или переживаю о чем-то, мне кусок в горло не лезет. А в эти минуты я именно нервничала, понимая, что разговор с Владимиром по поводу моей матери будет неприятным ему и вероятно сложным для нас обоих, но отступать я не собиралась, я узнаю у него правду любой ценой. По сути, он должен сказать мне, должен понять, ведь речь идет не о ком-то, а о моей матери. Крепостная кивнула и быстро удалилась, аккуратно прикрыв за собой дверь, по выражению, мелькнувшему на ее миловидном лице, я смогла сделать вывод, что барин будет недоволен услышанным от горничной, что события развиваются против его воли. Но так будет лучше, просто сидеть за столом и ничего не есть, ожидая, пока хозяин поместья пообедает, тем самым портя ему аппетит, у меня не было ни малейшего желания, пусть мужчина спокойно себе обедает, а позже мы поговорим. Служанка разбирала и расчесывала мне волосы, а я прикрыла глаза, медленно вдыхая и выдыхая через нос, чтобы немного уравновесить свое эмоциональное состояние, да, я – актриса, и умею прекрасно держать лицо, но я тоже живой человек и могу нервничать, испытывать те или иные переживания. Неожиданно дверь в мою бывшую спальню в розовых тонах отворилась безо всякого стука, я резко распахнула глаза и в отражении зеркала увидела вошедшего в комнату барона Корфа с нейтральным выражением красивого лица с тонкими аристократическими чертами. - Выйди, - прохладным спокойным голосом с отчетливыми властными нотками велел Владимир служанке, и та, почтительно склонив голову перед хозяином, положила гребень на туалетный столик и тут же исчезла из помещения. Я же, не поворачиваясь к мужчине в черном сюртуке с воротничком стойкой и отглаженных брюках ему в тон лицом, в зеркальном отражении наблюдала за его лицом с благородными чертами, пытаясь сквозь маску нейтральности разглядеть истинный эмоциональный настрой барона. - Добрый день, Владимир Иванович. Разумеется, это ваш дом, и вы можете входить в любую комнату, но вы хотя бы постучали для приличия, вдруг я еще одевалась. Понятное дело, что не увидите вы ничего нового, все мы, женщины, под платьями одинаковы, как и мужчины под костюмами, но все же. И зачем вы прогнали служанку?.. Кто теперь будет меня заплетать?.. – с нейтральным выражением лица вежливым тоном изрекла я, переплетая свои тонкие пальцы на коленях и ожидая ответа мужчины, пытаясь считать его истинное эмоциональное состояние. - В следующий раз я постучу, если вспомню, конечно, не привык я в своем собственном доме стучать. А заплести я могу вас и сам. Или думаете, вы – первая женщина в моей жизни?.. И почему вы не пришли обедать, Анна?.. Обижаетесь за вчерашнее?.. – уже куда мягче изрек барон своим низким голосом, прочно ассоциирующимся у меня с черным бархатом, скользящим по обнаженной коже, едва уловимо улыбнувшись уголками красиво очерченных губ, настроение у него сегодня вполне благожелательное. Хотя у людей, склонных к эмоциональным качелям, после провала в эмоциях, а вчера у Владимира был именно он, всегда начинается подъем, это работает именно так, а не иначе, такая врожденная особенность психики, не трансформирующаяся с годами. Да и близость с Полиной явно пошла ему на пользу, секс ведь не только очень приятный физический процесс, но и отличный способ выплеснуть наружу накопившиеся отрицательные эмоции, освободиться от них. Жаль, конечно, портить мужчине его хорошее настроение, но придется это сделать, я хочу знать, кто моя мать, а жизнь порой штука весьма неприятная. - Ну, что вы, Владимир Иванович, мне и в голову не приходила такая глупость, я скорее сто первая женщина в вашей жизни. И мне не на что на вас обижаться, просто у меня, правда, нет аппетита, - улыбнувшись легкой улыбкой, по-прежнему не поворачиваясь к хозяину поместья лицом и наблюдая за ним в отражении большого овального зеркала, мягко и слегка кокетливо ответила я, почти невольно махнув перед бароном своим пушистым лисьим хвостом. Ведь мы, женщины, те еще лисички-сестрички, да и люблю я помахивать хвостом перед нравящимся мне мужчиной, благо хвост у меня пышный, всем на зависть, даже если этот мужчина – мой родной брат по отцу, от легкого флирта ведь еще никто не умер, а от поцелуев дети не родятся. - Сто первая?.. Не знаю… Не считал… - расслабленно промолвил Владимир и негромко мягко рассмеялся своим ласкающим женский слух смехом, по крайней мере мой так точно, беря в руки гребень с туалетного столика со всякими милыми безделушками в том числе, следом попросив меня встать с пуфа, на котором я до этого сидела, что я послушно и сделала. Если невысокой служанке примерно моего роста было вполне удобно меня расчесывать и сидящую на низком пуфике, то барону, по-настоящему высокому мужчине, которому я достаю лишь до плеча, естественно это неудобно чисто физически. Расчесывал меня барон, нужно признать, очень аккуратно и бережно, без резких движений, не дергая, не причиняя мне дискомфорта и тем более боли, предварительно разбирая каждую прядь своими красивыми длинными пальцами пианиста и только после этого неторопливо проводя по ней гребнем, и я прикрыла глаза, просто наслаждаясь процессом. Мне были крайне приятны ласковые прикосновения мужчины, по спокойным уверенным движениям его расслабленных рук чувствовалось, что он расчесывает волосы женщине далеко не в первый и даже не в десятый раз. Хотя чего тут удивляться, у Владимира в Петербурге баб было наверняка считать, не пересчитать, учитывая его гулящую натуру, и будет еще столько же, если не больше. Есть мужчины, которым прямо нравится расчесывать и заплетать своих женщин, они получают от этого эмоциональное удовольствие, это их ментальный фетиш, если можно так выразиться. Мой нынешний любовник нет, Михаил тоже нет, а вот Константин прямо обожал разбирать и плести мои длинные светлые локоны, и ему не надоедало это делать день за днем, вполне возможно, и Владимиру нравится заплетать свою женщину. Мне вдруг вспомнилось, как однажды, когда мне было лет восемнадцать, мы вернулись с Иваном Ивановичем с прогулки на открытой коляске по окрестностям, тогда было ветрено, и мои волосы, собранные в низкий хвост, успели растрепаться за этот променад. В тот день, влюбленный в меня, Никита не слишком уверенно предложил мне помочь, видимо, таким образом решив поухаживать за мной, оказать знак внимания, я согласилась, вручив ему гребень, чтобы он привел в должный вид мой длинный хвост, но идея оказалась не слишком хорошей. Безусловно, Никита очень старался сделать все аккуратно, но в силу того, что никогда до этого он не расчесывал волосы женщинам, получалось у него явно не очень, мне было дискомфортно, а временами даже больновато, поэтому через несколько минут пришлось прекратить эту экзекуцию, пусть и от всей души. Эта ситуация осталась в моей памяти милым теплым воспоминанием из юности, даже забавным в какой-то степени. К процессу же расчесывания моих волос Владимиром слова «мило» и «забавно» не подходили совершенно, нет, и еще раз нет. Он это делал очень бережно, ласково, в какой-то степени даже интимно, мое воображение тут же нарисовало картину, как мужчина разбирает мои светлые локоны мне обнаженной перед большим зеркалом в полный рост, касаясь своими горячими пальцами моей спины. Чтобы после завершения процесса развернуть меня к себе лицом, откровенно поцеловать в губы, уложить на мягкий ковер на полу и взять прямо перед этим зеркалом, чтобы мы могли видеть отражающиеся в его поверхности наши сплетенные тела, наши лица с выражением страсти на них, наши глаза с расширенными от возбуждения зрачками. Я хочу близости с ним, орального секса в частности, хочу знать вкус его спермы, физически меня притягивает к хозяину поместья, как магнитом, и это притяжение взаимно, я чувствую это в полной мере. Просто это не те желания, которые нужно осуществлять в реальности, ибо секс с родным братом по отцу это ну прямо совсем за гранью, за той самой гранью, которую не нужно переходить, даже при условии, что я не могу забеременеть. - У тебя есть лента? – неожиданно переходя на «ты», негромко обратился ко мне барон, вынуждая меня выплыть из своих фантазий явно эротического содержания, когда они касались его, открыть верхний ящик туалетного столика, извлечь оттуда черную шелковую ленту и вручить ее мужчине, который явно заплетал мне косу. Даже интересно, что из всего этого получится, почему-то мне думается, что и результат будет ничуть не хуже приятного процесса самого расчесывания и плетения моих белокурых локонов Владимиром. - Все готово, можешь смотреть, - через пару-тройку минут обратился ко мне хозяин поместья, отходя на шаг назад и лукаво улыбаясь уголком губ, и что было большой редкостью, в эту секунду улыбались и его серые глаза цвета хмурого осеннего неба с проседью. Мне стало даже жаль портить его, как никогда, хорошее настроение, но я все равно его испорчу мужчине, ибо я хочу знать, кто моя мать, и имею на это полное право, поэтому лучше раньше, чем позже. Взяв настольное овальное зеркало на подставке, я повернулась спиной к зеркалу на стене и соответственно лицом к барону и, посмотрев на красивую ажурную косу в зеркале с вплетенной в нее шелковой лентой, ею же закрепленной на конце, довольно улыбнулась. Красиво получилось, ничего не скажешь, опыт в плетении волос женщинам у мужчины явно не малый, и результат его трудов, моя сегодняшняя коса, это наглядно демонстрировал. - Спасибо, мне нравится… - с улыбкой выдохнула я, подходя к Владимиру вплотную и обнимая его за шею, предварительно вернув овальное зеркальце из своих рук обратно на туалетный столик к гребню, чуть ранее отложенному в сторону мужчиной. Помедлив несколько секунд, он тоже обнял меня в ответ, кладя свои горячие руки мне на талию и притягивая меня к себе ближе, и как же приятно было в объятиях барона, хорошо, спокойно, тепло, даже немного жарко. Но мне это нравилось, даже более чем, потому я с нескрываемым удовольствием нежилась в его крепких объятиях, а он не торопился выпускать меня на свободу, ласково гладя ладонями по спине. - Пойдем обедать, пока все не остыло, Варвара старалась, готовила, - вновь пригласил меня присоединиться к нему за столом хозяин поместья, а я вновь отрицательно покачала головой. Мне, правда, совершенно не хочется есть, аппетита нет, нервозность по поводу предстоящего неприятного диалога во мне никуда не делась, просто немного отступила на задний план, не более того. - Варя старалась, готовила для своего барина, вот вы идите и обедайте, Владимир Иванович, пока все не остыло, а у меня действительно нет аппетита, ничего не хочу. Что мне делать за столом?.. Сидеть и смотреть, как вы едите, тем самым лишь портя вам аппетит?.. Да, это и не слишком вежливо, я например не люблю, когда на меня бестактно глазеют во время еды, чуть ли не заглядывая мне в рот, - с расслабленной улыбкой ответила я, не торопясь освобождаться из жарких и таких приятных объятий барона. А он совершенно не стремился меня отпускать, продолжая неторопливо гладить по спине своими горячими ладонями плавными движениями вверх и вниз, была бы кошкой, мурлыкала бы от удовольствия, жаль не умею. - Вы никак мне не помешаете, Анна, не хотите есть, не ешьте, просто составите мне компанию за столом. Идемте… - вновь возвращаясь к вежливому «Вы», но продолжая расслабленно улыбаться уголками губ и глазами цвета сгоревшего пепла, все же выпуская меня из своих объятий, к моему немалому сожалению, и отходя на шаг назад, проговорил мужчина. Он протянул мне правую руку ладонью вверх, явно подразумевая, что я должна положить свою ручку поверх, и мы вместе отправимся вниз в малую столовую. Как же вы привыкли, Владимир Иванович, что женщины ходят за вами хвостиком и выполняют все ваши желания. Что же мне делать?.. Разочаровать вас сейчас или испортить вам настроение после обеда?.. Подумав несколько секунд, я предпочла второй вариант и с улыбкой положила свою миниатюрную кисть поверх большой горячей ладони хозяина поместья, он тут же поднес мою ручку к своему лицу и поцеловал в ладонь долгим нежным поцелуем. Но как только барон выпустил мою кисть из мягкой хватки своих красивых длинных пальцев пианиста, я тут же отошла от него, приблизилась к туалетному столику, надела свои украшения с бриллиантами, длинные серьги-висюльки, колье и широкие парные браслеты. После, лукаво улыбаясь, по кругу я обошла мужчину, махнув у него перед носом своим пушистым хвостом, вышла из комнаты и, не оборачиваясь, пошла по коридору, направляясь к лестнице, ведущей на первый этаж, услышав за своей спиной тихий беззлобный смешок идущего за мной Владимира, спиной же чувствуя его горячий гладящий взгляд. Сексуальное влечение барона ко мне после того, как он узнал, что я – его родная сестра по отцу, никуда не делось, и я отчетливо это чувствовала, но желание тела – такая вещь, которую невозможно контролировать разумом, либо мы хотим человека, либо не хотим, все, третьего просто не дано. Я же просто обожаю распушать хвост перед приятным мне мужчиной, а Владимир мне даже более, чем приятен, можно сказать, помахивание своим пышным лисьим хвостом перед мужиками, заигрывание с ними – мое хобби, любимое развлечение, приносящее мне эмоциональное удовольствие. Уже в малой столовой я подошла к длинному столу, накрытому светлой шелковой скатертью и сервированному множеством блюд, супов, горячих, холодных закусок, салатов, фруктами и десертами, красным и белым вином, с высокой хрустальной вазой в центре с белыми и красными свежесрезанными розами из оранжереи с сочными зелеными листочками, как обычно с левой стороны от места во главе стола, по праву принадлежащего барону Корфу, как новому хозяину этого дома, и искренне удивилась, увидев второй набор столовых приборов с правой стороны. Всю свою жизнь я сидела за этим столом с левой стороны от отца, также по левую руку от себя все, как один, определяли мне место за столом мои мужчины, что Михаил, что Константин, что мой нынешний любовник, а Владимир отвел мне место по правую руку от себя. Это было и непривычно для меня, да и не совсем правильно, если быть уж совсем честной, с правой стороны от мужчины за столом должна сидеть его жена, это ее законное место, дочь, сестра, племянница, любая другая родня с левой, любовницу отнесем сюда же. Вероятно, барон не придает особого значения тому, где чье место за столом, только этим я могла объяснить тот факт, что второй набор столовых приборов поставили справа, а не слева. Хозяин поместья, как ни в чем не бывало, молча отодвинул стул с правой стороны стола, и я также без слов опустилась на него, далее за столом мы не разговаривали, но молчание было комфортным и спокойным, не напряженным, не давящим на психику. Мужчина, никуда не спеша, спокойно ел, а я пила небольшими глоточками красное сладкое вино из высокого хрустального бокала на высокой тонкой ножке, прокручивая предстоящий неприятный разговор в голове, обдумывая с чего бы его начать, чтобы не встретить уж слишком жесткую и агрессивную реакцию Владимира. Параллельно с обдумыванием я невольно смотрела на красивые руки барона с длинными пальцами пианиста. Интересно, а он вообще умеет играть на рояле?.. Лично я никогда не лицезрела сей картины, надо будет спросить как-нибудь, но точно не сейчас, не до того нынче. Всех дворян в детстве учат играть на музыкальных инструментах, чаще всего на фортепиано, куда реже на скрипке, для этого нужно иметь очень тонкий музыкальный слух, им обладал Константин, а вот Миша вполне сносно играет на рояле. Конечно, не так профессионально, как я или Константин, владеющей игрой на скрипке в совершенстве, как профессиональный музыкант, скрипка в его также очень красивых руках словно обретала свою душу, оживала, пела, смеялась и плакала вместе с музыкантом, плакала гораздо чаще. - Вы вновь смотрите на мои руки, Анна… Неужели, так интересно?.. – отвлек меня от моих мыслей мягкий низкий бархатный тембр барона с проскальзывающим нотками легкой иронии, но я отчетливо почувствовала за ней вполне откровенное сексуальное желание и перевела взгляд с его красивых кистей на привлекательное лицо моего собеседника, отпившего глоток сухого белого вина из хрустального фужера в правой руке с тяжелым фамильным перстнем на среднем пальце. Да, бросьте вы, Владимир Иванович, меня ведь не обманете, я не понимаю вас как человека, в этом плане вы для меня загадка без отгадки, ваша мятежная душенька для меня не просто потемки, а тьма-тьмущая. Но как мужчину я вас хорошо чувствую, вы меня желаете, вы хотите прогуляться со мной до кровати, для вас я лишь красивая живая кукла для сексуальных утех, вы не хотите и не считаете нужным видеть во мне человека, видеть во мне свою сестру, жаль, что это так, искренне жаль. - У вас красивые руки, я любуюсь, я ведь уже говорила вам, руки – мой фетиш, - спокойно ответила я и тоже отпила пару глотков бургундского вина с благородным букетом, красного, как кровь, сладкого, как любовь. А вот для вас любовь горькая, Владимир, как вы сами признавались, ну, естественно, ведь ваша «горькая любовь», Ольга Калиновская аж в самой Польше, в Варшаве, замужем за другим мужчиной, далека и недоступна для вас. - Анна, я не хочу, чтобы вы ходили одна на кладбище ни днем, ни тем более в темное время суток, - уже совершенно другим, серьезным тоном, без малейшей иронии, какого-либо лукавства и сексуального подтекста произнес хозяин поместья и допил вино, отставляя бокал в сторону, вероятно, почувствовав перемену в моем эмоциональном настрое, раз резко решил сменить тему. Сухое вино – ваш любимый кислый вкус, Владимир, все, как всегда, вот только вы кое-что, видимо, забыли, что же, значит, придется вам напомнить. - При всем моем уважении к вам, Владимир Иванович, вы мне уже не барин, Иван Иванович собственноручно выписал мне вольную, я теперь свободна, могу ходить, куда хочу и когда хочу, и вашего разрешения я спрашивать не обязана, - ровным нейтральным тоном промолвила я, переплетая пальцы рук на столе. При всем моем хорошем человеческом отношении к вам, Владимир, я – уже не ваша крепостная, и вы не будете мне указывать, что делать и куда ходить или не ходить, и спрашивать вашего позволения я не стану, даже не надейтесь. - Все верно, отец дал вам вольную, и раз уж вам плевать на мое мнение, подумайте об отце. Считаете, он бы одобрил ваши ночные прогулки на кладбище, где с вами может произойти все, что угодно?.. Вы действительно так думаете, Анна?.. – благожелательность сошла с красивого лица мужчины, теплый свет погас в его серых глазах, в раздражении он отбросил смятую шелковую салфетку на стол и с нескрываемым же раздражением в низком голосе ответил. Вам не нравится, что не по шерсти, что против вашей воли, понимаю, ну, что же, хотите по шерстке, вон к Полине, там будет только по шерсти, будет Поленька вам в рот заглядывать и поддакивать, чтобы вы не сказали, а я не собираюсь этого делать, и не мечтайте даже. Мне, может, тоже не слишком импонирует, что вы видите во мне лишь куклу для секса, а не живого человека со своими мыслями, чувствами и желаниями, но я же не фыркаю ежеминутно, выражая свое недовольство, я отношусь к вам уважительно, и вы извольте уважать мое личное пространство. - Быть может, для вас и есть разница, когда поминать усопших, утром, днем или ночью, для меня же нет. И что же такого страшного может произойти со мной ночью на кладбище, Владимир Иванович?.. Мертвые из своих могил поднимутся, чтобы меня пугать?.. Так я мертвых не боюсь… Просветите, а то я до двадцати пяти лет дожила, а ответа на этот вопрос не знаю… Вон, Сычиха столько лет живет в одиночестве в избушке в лесной глуши, и ничего с ней не случилось… - с нескрываемой иронией проговорила я, глядя прямо в глаза хозяина поместья цвета грозового неба, в которых в эти минуты горел гнев, предвестник надвигающейся грозы. Ну, что же, пусть так, я уже давно не та милая девочка, что жила в этом поместье и молча сносила все ваши выпады в мою сторону, будучи крепостной, нет больше той девочки, умерла и похоронена под сводами Императорских театров. Хотите считать меня стервой, считайте, мне все равно, лучше быть стервой, чем терпеливо сносить плевки и ушаты ментальных помоев, и молча с улыбкой утираться, словно это в порядке вещей, нет, я давно не такая, увольте. - Если завтра я узнаю, что этой сумасшедшей перерезали горло в лесу, я нисколько не расстроюсь, а вот если с вами что-то случится, душа отца никогда не простит мне этого, да я сам никогда себе этого не прощу. И я говорю не о мертвых, Анна, я говорю о живых. Вам никогда не приходила в голову мысль, что может произойти, если на самом кладбище, по дороге к нему или обратно вам встретится какой-нибудь местный пьяница, заплутавший по дороге из трактира?.. Что он может сделать, увидев перед собой красивую женщину в дорогой одежде и украшениях, идущую в одиночестве?.. Он может сделать да все, что угодно, ограбить, изнасиловать или убить… Вы об этом не думали?.. В Петербурге вы тоже гуляете по городу в одиночестве по ночам?.. – повышая голос, достаточно резко выдал свою тираду мужчина, наливая себе бокал сухого вина и следом выпивая его в несколько глотков, в его глазах цвета расплавленного серебра полыхало пламя, он определенно злился на меня. Вот только я после вчерашней ночи больше не боялась гнева барона, некое опасение по отношению к мужчине родом из прошлого, оставшееся во мне где-то глубоко-глубоко, что порой не составляло никакого труда его проигнорировать, но оно от этого никуда не девалось, прошлой ночью, подобно прозрачной стеклянной стене, разлетелось вдребезги. Это неприятное в эмоциональном плане ощущение ожидания от Владимира чего-то плохого рассыпалось мельчайшими осколками, его больше не осталось, я скорее интуитивно чувствовала это, чем знала на уровне разума. Как бы сильно он ни злился на меня, ничего плохого в физическом плане мужчина мне не сделает, да вообще он не сделает мне ничего дурного, рядом с ним я в полной безопасности. Безусловно, я помнила и слова Константина из сна-предупреждения, «Он прольет твою кровь…», но они более не пугали меня, если так суждено, значит, так и будет, от своей судьбы не убежишь, не спрячешься даже в самой глубокой норе, она все равно тебя настигнет, сколько ни бегай. Так какой смысл тогда бегать?.. - Разумеется, я не гуляю по Петербургу в одиночестве не только ночами, но и днями, я езжу по городу в карете. И неужели вы огорчитесь, Владимир Иванович, если вдруг меня действительно убьют?.. Никогда не поверю в это, я ведь вам никто… Лишь незаконнорожденная сестра благородного барина с чистой кровью по отцу, родня без рода и племени, которая вам не к столу… - мое внутреннее эмоциональное напряжение, рожденное ожиданием и предвкушением предстоящего неприятного разговора и породившее собой тлеющее фоновое раздражение, невольно выплеснулось наружу в негромких, но холодных и ироничных, достаточно резких, ядовитых словах. Хозяин поместья мимолетно болезненно поморщился, словно от полученной пощечины, и сильнее сжал в своих красивых пальцах тонкий хрусталь пустого фужера. Смотрите, не перестарайтесь, Владимир, а то вновь порежетесь. - Вы, конечно, можете, мне не верить, Анна, ваше право, но я расстроюсь, если с вами случится что-то плохое, - отставляя целый бокал в сторону и резко поднимаясь из-за стола с явным намерением уйти, роняя светлую шелковую салфетку с колен на пол, также холодно изрек мужчина. Гнев при этом в его серых глазах цвета пасмурного осеннего неба, нет, не угас, он переродился в какую-то горечь и свинцовую тяжесть. Ну, уж нет, Владимир, я не дам вам просто так уйти, пока не получу ответы на вопросы, «Кто моя мать? И где она находится?», я имею полное право это знать. - Владимир Иванович, я хочу знать, кто моя мать, как ее зовут, и где она сейчас находится? Вы давеча говорили, что она жива, так я хочу знать, кто она. По-моему я имею на это полное право, не находите?.. В конце концов речь идет о матери, а не о ком-то там… Будьте так добры, скажите мне, я жду… - остановила я своими словами, сказанными ровным прохладным тоном, уже сделавшего шаг от стола в сторону входной двери, мужчину, резко развернувшегося ко мне лицом и смерившего меня тяжелым мрачным взором своих пепельных глаз. - Вы так хотите знать, кто ваша мать, Анна?.. Ну, что же, хорошо… Только предупреждаю сразу, правда вам не понравится… - через несколько бесконечно долгих мгновений раздумий холодно изрек барон, окатив меня ледяным взглядом своих серых глаз. Вы можете злиться на меня, сколько хотите, Владимир, я же хочу знать, кто моя мать, и я не отступлюсь от своего намерения. К тому же, отношения между нами и так уже безнадежно испорчены, портить далее просто некуда, вы скажете мне о матери, и я благополучно покину ваш дом, более вам глаза мозолить не стану. - Я предпочитаю горькую правду. Я внимательно вас слушаю, Владимир Иванович… - также поднимаясь из-за стола и аккуратно убирая в сторону шелковую салфетку с колен, спокойно прохладно промолвила я, складывая руки под полной грудью и глядя мужчине прямо в его стальные глаза, подернутые арктическим холодом, не отводя взгляда, не прерывая зрительного контакта. Нет, я не люблю воевать с мужчинами от слова «совсем», но когда этого требует ситуация, я могу словесно постоять за себя, ибо в моих мягких кошачьих лапках есть острые когти, чтобы защищаться от обидчиков. - Никуда не уходите, я сейчас вернусь… И, да, я тоже предпочту горькую правду сладкой лжи… - через пару-тройку секунд тяжело и горько выдал хозяин поместья, как-то невесело посмотрел на меня с ироничной ухмылкой, а после резко прервал зрительный контакт и быстро вышел из малой столовой своей мягкой, практически неслышной походкой. Холеный рассерженный дикий кот, не меньше, невольно подумалось мне, и я беззвучно усмехнулась вслед барону, отправляя себе в рот кисло-сладкую виноградину с большого блюда с фруктами. - В этом медальоне портрет вашей матери, ее имя – Надежда. Медальон оставьте у себя, мне он без нужды… - вернувшись минут через десять и положив на светлую шелковую скатерть небольшой овальный золотой медальон со следами засохшей бурой крови, явно принадлежащей барону, на длинной тонкой цепочке около меня, по-прежнему стоящей у сервированного стола, холодно и мрачно выдал Владимир. В его ледяных серых глазах цвета расплавленного серебра клубилась черная глухая ненависть, он ненавидит эту женщину, мою мать, это взгляд я при всем желании никогда не смогу спутать ни с одним другим, в прошлом слишком часто такие взоры мужчины были обращены на меня. - Красивая женщина, никогда ее не видела… - задумчиво проговорила я, аккуратно открыв медальон, нисколько не смущаясь следов засохшей крови на нем, в эзотерических ритуалах очень часто используется кровь их участников, поэтому я давно привыкла к виду крови, и отношусь к этому совершенно спокойно. С миниатюрного портрета на меня смотрела молодая красивая незнакомка с рыжими волосами и темными карими глазами, да, на мать я совсем не похожа. Этот портрет явно был написан еще в молодости женщины, и неудивительно, что Иван Иванович обратил на нее внимание, даже будучи женатым на матери Владимира, по словам Вари также красивой женщины, это ведь на нее похож безумно привлекательный внешне барон. Как говорится, мужчины, они и есть мужчины, и мой отец не был исключением, при этом я его совершенно не осуждала, кто я такая, чтобы кого-либо судить, тем более родного отца, столько сделавшего для меня, подарившего мне столько любви и внимания. - О нет, вы ошибаетесь, Анна, вы много раз ее видели… «Бедная женщина, живущая в одиночестве в лесу», приходящая к Варваре на чаек, чтобы посмотреть на свою дочь, Сычиха, местная сумасшедшая, гордо величающая себя ведьмой, она и есть ваша мать, в прошлом любовница отца. Я предупреждал, что правда вам не понравится, но вы так хотели ее знать. Теперь вы знаете. Вы довольны?.. – с холодным мрачным сарказмом, процитировав мои собственные слова, сказанные ранее, горько усмехнувшись уголком красиво очерченных губ, смерив меня тяжелым взглядом сверху вниз в силу своего высокого роста, негромко протянул стоящий в паре шагов от меня хозяин поместья, явно ожидающий ответа на услышанное. - Я довольна, что теперь знаю правду. Спасибо вам за это, Владимир Иванович, - спокойным ровным тоном отозвалась я, закрывая медальон с тихим щелчком, конечно, это была не та правда, которая прямо таки обрадовала меня, но в любом случае лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Я хорошо помнила Сычиху с самого детства, хоть и не находила в данный момент ее схожести с красивой женщиной на портрете. Местная колдунья частенько заглядывала в поместье к Варваре на чаек, при этом всегда остающаяся совершенно равнодушной ко мне, не проявляя в мою сторону и капли участия, не говоря уже о материнской ласке, видимо, приходящая взглянуть на меня скорее из любопытства, чем из материнской тоски. Вероятно, именно поэтому, из-за совершенного равнодушия матери ко мне, после моего рождения Иван Иванович и определил меня в приемную семью своих крепостных Платоновых, а не оставил с ней. Я никогда не поверю, что отец, очень добрый и милосердный человек, мог забрать ребенка у матери против ее воли, скорее она и сама не возражала, предпочтя знахарство и гадания заботам и воспитанию дочери. Ну, что же, ясность правды в любом случае лучше тумана неведения, и я была довольна тем, что теперь знаю истину о матери, хоть у меня и не появилось ни малейшего желания пойти к ней и пообщаться. А зачем, о чем нам говорить, что мы скажем друг другу, что я могу услышать от женщины, которой на меня всегда было все равно. Да, и дорогу к ее лесной избушке я не знаю, честно говоря, можно, конечно, узнать, не велика проблема, только я абсолютно не горела желанием этого делать, не вижу никакого смысла. - Рад, что смог вас порадовать, - ворвался в мои мысли холодный низкий голос Владимира, в котором не ощущалось ни капли этой вышеупомянутой радости, а он сам, плавно развернувшись, пошел к выходу из малой столовой, оставляя меня в просторном богато обставленном помещении, собственно как и все комнаты в родовом поместье Корфов, одну. - Владимир Иванович, за что вы ненавидите мою мать?.. За то, что отец изменил с ней вашей маме?.. – остановил мужчину мой ровный прохладный голос, когда он уже собирался переступить порог малой столовой. Мне вдруг захотелось узнать, в чем причина ненависти барона к Сычихе, за что он так сильно, прямо таки смертельно ненавидит эту женщину, мою мать, что нисколько не расстроится, а даже обрадуется ее смерти, если ей ночью в лесу перережут горло. - Измену отца матери я бы давным-давно пережил, он такой же мужчина, как я сам, как любой другой… - плавно развернувшись лицом ко мне и глядя на меня мрачным немигающим взором своих серых глаз цвета сгоревшего пепла с всполохами черной глухой ненависти в них, тяжело негромко выдохнул хозяин поместья, перекрещивая руки на груди. Это жест эмоциональной закрытости, подсознательного желания ментально закрыться от собеседника, в данный момент от меня. - А что не пережили? – прямо спросила я, сама не зная, зачем я хочу это знать, на кой вообще мне понадобились эти знания о Владимире, возможно потому, что дело касалось моей матери, а не чего-то другого. За ненавистью всегда скрывается что-то еще, ненависть и любовь – самые сильные чувства, доступные людям, ненависть никогда не возникает на ровном месте. Человек может быть не симпатичен, вызывать антипатию, даже неприязнь, но чтобы возненавидеть, нужна причина, обычно очень веская, на пустом месте ненависть не рождается, и я хотела знать, за что барон так сильно ненавидит мою мать. - Вы хотели знать, кто ваша мать, теперь вы знаете. Остальное вас не касается, - резко и холодно отчеканил мужчина, интонацией отделяя слова друг от друга, после чего развернулся и скрылся в коридоре, а я осталась в задумчивости стоять с медальоном со следами его засохшей крови в руках в малой столовой. Вот и поговорили, причину своей ненависти к моей матери он озвучивать мне не посчитал нужным. Ну, раз «меня это не касается», то и делать мне в вашем доме больше нечего, Владимир Иванович, осталось лишь попрощаться с Варей и вернуться в усадьбу Долгоруких, дожидаясь приезда Михаила там. Неторопливо я шла по коридорам имения, прощаясь с ним, с домом моего покойного отца, моим родным очагом в прошлом, домом моего брата, в котором я лишь гостья, а теперь и нежеланная, в настоящем. Как я и предполагала, разговор оказался сложным, тяжелым и неприятным, и делать после этого «милейшего» диалога с бароном в его поместье мне более нечего. *** - Ну, как прошло, Аня?.. Сказал барин, кто твоя мать?.. – с искренним интересом и участием спросила меня Варвара, забывая о деревянной кадушке с кислой квашеной капустой, запах которой с характерной кислинкой витал по уютной теплой кухне, подходя ко мне, как только я переступила порог помещения. - Разругались мы с твоим барином, конечно, в пух и прах, но я всегда получаю то, что хочу, какую бы цену ни пришлось за это заплатить. Открывай, там внутри портрет моей матери. И что ты собираешься готовить из этой противной кислятины? Даже запах ее не люблю, - протягивая бессменной кухарке Корфов овальный медальон на длинной цепочке, благожелательно произнесла я, садясь на длинную лавку рядом с простым непокрытым деревянным столом. Я переплела свои тонкие пальцы на его поверхности, любуясь преломлением света в множественных гранях прозрачных бриллиантов чистой воды в широких тяжелых парных золотых браслетах на моих запястьях поверх черных манжет платья, Его дорогой подарок мне в комплекте с серьгами и колье. - Знаю, ты не любишь кислую капусту, Аня. Барин через служанку передал, что хочет, чтобы одним из блюд за ужином были щи из кислой капусты. А чья это кровь?.. - добродушно откликнулась Варя, не скрывая своего интереса и даже некоторого беспокойства на последних словах, садясь за стол напротив меня и с любопытством рассматривая еще закрытый золотой медальон в своих руках. - Сычиха… - в первую секунду пораженно воскликнула дородная женщина, глядя на портрет в уже открытом с тихим щелчком медальоне, но буквально через пару мгновений ее первичное удивление сошло на нет, и она словно в такт каким-то своим мыслям слегка кивнула головой, - а впрочем, знаешь, я не удивлена, Аня. Покойный Иван Иванович так смотрел на нее, да и сама Сычиха глаз с барона не сводила. Правда, она не любит говорить о том периоде, избегает разговоров о своих отношениях со старым барином. Но я всегда считала, что между ними что-то было, и это «что-то», оказывается, привело к рождению ребенка, к твоему рождению. Беременной я Сычиху не видела, но она в год твоего рождения в поместье и не жила, я слышала, что в Петербурге, видимо, чтобы скрыть беременность и роды от матери Владимира Ивановича, а потом вновь вернулась в поместье. Ты к ней сейчас собираешься? – участливо поинтересовалась Варя, поделившись со мной информацией из прошлого, которая ей известна, и за это я была премного благодарна женщине, заменившей мне мать, когда моя родная мама мной не интересовалась. - Нет, сейчас я не хочу к ней идти, может, схожу как-нибудь потом, сейчас я вернусь в имение Долгоруких, буду ждать Михаила там. А кровь на медальоне твоего барина, он вчера вечером зеркало расколотил от «радости», что я – его родная сестра по отцу, так «радовался» новоявленной родне без рода и племени, - с легкой улыбкой немного иронично промолвила я, поднимаясь с лавки, беря из рук кухарки медальон и аккуратно закрывая его с тихим щелчком. Жаль, что наше общение с Владимиром закончилось на такой плохой ноте, я бы еще с удовольствием провела время и пообщалась с мужчиной, но он однозначно дал понять, что более меня видеть в поместье не желает. Ну, что же, так, значит, так, навязываться и быть незваной гостьей, лишь раздражающей своим присутствием хозяина дома, я не собираюсь, мне это не нужно. - Прогнал все-таки?.. – несколько разочарованно выдохнула Варвара, тоже поднимаясь с лавки следом за мной, на что я молча кивнула. Слов «пошла вон» и в этом духе я, конечно, от хозяина поместья не услышала, но словосочетание «остальное вас не касается» и интонация, с которой оно было произнесено мужчиной, красноречиво говорили сами за себя, и чтобы не понять этого, нужно быть полнейшей дурой, я же ей не являюсь. - Напрямую на дверь мне твой барин не указал, видимо, из чувства воспитанности, но вполне ясно дал понять, что более мое присутствие здесь совершенно не желательно. И я не собираюсь навязывать ему свою общество, - спокойно ответила я, подошла к дородной женщине и ласково поцеловала ее в мягкую щеку, приобняв за плечи, - только ты меня и рада видеть, Варя, да еще Никита. А у барина твоего семь пятниц на неделе, то сам приглашает меня в гости, то явственно намекает, что пора бы убраться прочь. Я искренне сочувствую его будущей жене, терпение ей понадобится просто царское, чтобы спокойно переносить все заскоки своего благоверного. Хотя верность его еще под большим вопросом… - невольно тихо усмехнулась я, вдыхая кисловатый запах квашеной капусты, заполнивший уютную деревянную кухню, от которого было никуда не деться. Кушайте, кислые щи на ужин, Владимир, ваш любимый кислый вкус, а мне пора убираться с вашего двора, вот и погостила, называется. - С Богом, Аня… Ты ведь на сорок дней Ивана Ивановича приедешь?.. – с любовью, по-матерински тепло обнимая и целуя меня в щеку, невесело поинтересовалась Варвара, провожая меня до порога теплой кухни с большой каменной печью. Мне тоже было грустно покидать поместье, если уж быть совсем честной, но против воли хозяина имения, чтобы он кривился и терпел меня лишь из вежливости, я оставаться не собираюсь, пусть оставит свою вежливость при себе. - Конечно, я приеду на сорок дней вместе с Мишей. К тому времени твой барин, думаю, успеет успокоиться и принять, как данность, наше кровное родство, и все будет нормально, - с легкой улыбкой откликнулась я, еще раз на прощание обняла Варю и покинула кухню. В просторной прихожей я переобулась, надела свою длинную приталенную соболиную шубу в пол поверх черного платья, на руки перчатки из мягкой тонкой черной кожи и вышла на улицу. *** С чистого голубого неба без единого облачка падал легкий мелкий снежок, ярко светило солнце, стоял легкий морозец в несколько градусов ниже нуля, просто чудесная погода для прогулок. Хоть я и не большая любительница зимы, сейчас я бы с удовольствием неспешно прогулялась по очищенным дворовыми дорожкам большого парка на территории поместья. Лиственные деревья, березы, клены и осины, утратили свое пышное летнее убранство и теперь стояли голыми и какими-то несчастными в ожидании весны, до которой еще ой как далеко. Разумеется, гулять мне хотелось не одной, а с Владимиром, на которого я почему-то совсем не обижалась, что прогнал прочь со двора, кстати, тщательно очищенного от выпавшего ночью снега крепостными. Однако, хозяин имения мои мысли явно не разделял и моего чудесного общества, увы, не жаждал. И почему вы такой сложный человек, Владимир Иванович, в кого у вас такой ужасно сложный характер?.. Неужели в мать, на какую вы очень похожи внешне, или в самого себя?.. Ведь у Ивана Ивановича был золотой характер, лучше просто не найти, а в хитросплетениях вашей мятежной душеньки днем с огнем заплутаешь. Покинув территорию поместья, предварительно зайдя в оранжерею и срезав там две нежно-кремовые розы, дядюшке при жизни нравились именно такие розы, светлых оттенков, я медленным шагом направилась по хорошо знакомой мне дорожке. А тропинка эта, запорошенная за ночь легким снежком, вела к кладбищу на границе земель Корфов и Долгоруких, побуду немного на могиле отца, а уже оттуда отправлюсь в имение тещи Михаила. Никуда не торопясь, я дышала чистым свежим воздухом, проходя небольшой негустой пролесок с хвойными деревьями, зелеными елями и соснами, во всей красе и голыми лиственными, смотрящимися сиротливо на их фоне, и меня вдруг посетила одна занятная мысль. Каким образом два таких разных, во многом кардинально противоположных человека, Михаил и Владимир, смогли эмоционально сблизиться и стать лучшими друзьями, неужели по принципу «противоположности притягиваются». Миша – экстраверт, эмоционально открытый, общительный, очень легкий и приятный в общении человек, который может найти общий язык практически с любым, умеет договориться, из него вышел бы прекрасный дипломат, посол к примеру. Как и я, в принятии решений он руководствуется разумом, логикой, трезвым расчетом, а не своими чувствами и эмоциями, в этом мы похожи, поэтому князь сделает прекрасную карьеру в Императорском дворце, сейчас он – адъютант Его Высочества Александра Николаевича, дальше будет больше. Михаил умеет, когда это необходимо промолчать, забыв о своей гордости, быть слепым и глухим, а когда надо наоборот говорить нужные вещи, приносящие пользу, умеет ждать, когда в этом есть необходимость, и быстро действовать по ситуации, не оставаясь в проигрыше. Именно эти качества необходимы, чтобы подниматься по карьерной лестнице в Императорском дворце, ибо дворец, как и Императорские театры – это место сборища лицедеев и лжецов, и чтобы там выжить, а еще и чего-то добиться, нужно стать таким же, забыть о чести, совести, справедливости и милосердии, отринуть человечность. Не зря ведь говорят, «чтобы победить Дьявола, нужно самому стать Дьяволом, таким же хитрым и жестоким». Дворец, как и театр, не прощает слабости, стоит лишь раз оступиться, и ты потеряешь все, надо научиться быть сильным, гибким, изворотливым, умеющим приспособиться к ситуации, уметь, когда это необходимо, забыть о своей гордости и думать лишь о своей выгоде. Владимир же совсем другой, он – интроверт, очень закрытый в эмоциональном плане человек, общительный внешне, но замкнутый внутри, считающий проявление эмоций перед окружающими людьми слабостью и потому предпочитающий носить прохладную маску вежливой нейтральности на своем красивом лице, скрывающую его истинные чувства. Мужчина обладает ужасно сложным характером, он страшно гордый, порой даже болезненно гордый и не дипломат ни разу, самые мирные переговоры он закончит войной. Барон руководствуется по жизни отнюдь не всегда логикой, разумом и трезвым расчетом, зачастую наоборот именно чувствами и эмоциями, и та памятная дуэль с Цесаревичем из-за его «горькой любви» Ольги Калиновской яркое тому подтверждение. Это же надо было удосужиться вызвать на дуэль наследника престола, это же тоже самое, что собственноручно подписать свой смертный приговор своей же кровью. А потом вместо того, чтобы попросить прощения у Александра Николаевича и сделать все, чтобы избежать этой роковой дуэли, наоборот явиться на поле, оценив свою гордость дороже собственной жизни. Но именно этот же эпизод из жизни мужчины показывает, что диапазон доступных ему эмоций гораздо шире того, что доступен мне, да и тому же Мише, как говорится «от ненависти до любви». Владимир может и люто ненавидеть, к примеру, Сычиху, мою мать, хотя мне до сих пор сложно уложить эту информацию в своей голове, видимо, нужно больше времени, практически открыто желать смерти, говоря, что ни капли не огорчится, если ей перережут горло. И в тоже время барон Корф способен и пламенно любить, ту же госпожу Калиновскую, ради любимой женщины он готов пожертвовать не только карьерой, но и своей жизнью, и одно это вызывает во мне уважение к мужчине. Мой диапазон эмоций гораздо уже, как любить мужчин я не умею, мне просто не дано, у меня нет сердца, так и ненавидеть, такие сильные чувства мне недоступны. Даже человека, которого, наверное, я должна была возненавидеть после сделанного им, но нет, я его не ненавижу, не питаю к нему ненависти, чувствую лишь презрение вкупе с отвращением. Своей эмоциональной составляющей, широким диапазоном доступных эмоций, перепадами настроения, эмоциональными качелями, иррациональной ревностью, страстью, Владимир очень схож с Константином, мой бывший любовник тоже являлся сложным человеком, но он был искренним со мной, и эта сложность его характера не приносила дискомфорта в наши отношения. Наше общение с бароном же идет так тяжело периодами именно из-за отсутствия искренности с его стороны, все упирается именно в это двойное дно в его словах, он говорит одно, считает другое и додумывает третье, поэтому между нами и нет понимания. При всем желании невозможно понять человека, не желающего быть понятым, предпочитающего носить маску и жить «через маску», при этом еще спрашивая о доверии с моей стороны. Как я могу доверять вам, Владимир Иванович, если вы сами мне не доверяете, и «остальное меня не касается», это просто тупик, никакого продвижения вперед не будет, если человек не хочет идти, предпочитая стоять на одном месте в эмоциональном плане, потому-то в нашем общении все именно так, увы. Владимир, конечно, собственноручно профукал возможность сделать приличную карьеру той самой дуэлью с Цесаревичем из-за красивой польской пани, его «горькой любви», но даже сложись жизнь иначе и не будь этой дуэли, думается мне, мужчине было бы крайне сложно сделать хорошую карьеру в Императорском дворце. С его сложным и своенравным характером, огромной гордыней и отсутствием умения находить общий язык с другими людьми, договариваться с ними, боюсь, плакала бы его карьера на государственной службе горючими слезами. Про военное поприще говорить ничего не буду, я в этом ничего толком не смыслю, потому и не вижу резона рассуждать, как бы дело обстояло там, возможно, более оптимистично, а может, и нет, повторюсь, я в этом не разбираюсь от слова «совсем». И вот такие разные люди, Владимир и Михаил, с кардинальными характерами и с порой противоположным мировоззрением по какой-то абсолютно неведомой мне причине являются лучшими друзьями, наверное, правда, противоположности притягиваются, ибо никакой логического объяснения я найти никак не могу. В отношениях мужчины и женщины этот закон противоположностей ведь тоже работает, Инь и Янь, черное и белое, свет и тьма. К примеру, я сама в эмоциональном плане достаточно спокойный и уравновешенный человек, не страдающий от ревности, с не сильно широким диапазоном доступных мне эмоций. Привлекают же меня абсолютно противоположные мне мужчины с огненным темпераментом, горячей кровью, живые, эмоциональные, ревнивые, с широким диапазоном эмоций, именно к таким мужчинам меня тянет, как магнитом, они точно попадают в мой психотип, словно подсознательно я пытаюсь добрать у них того, чего не хватает во мне самой. В свою же очередь я могу подарить мужчине не только удовольствие в постели, но и дать ощущение душевного спокойствия, заземленности. Мужские стихии – огонь и воздух, которые, объединяясь, и рождают пламя, это мужская энергия, легкая, воздушная, подвижная, энергия движения вперед, женские же стихии – земля и вода, энергия покоя. И именно этой энергией мы, женщины, можем поделиться с нашими мужчинами, дать им внутреннее глубинное эмоциональное спокойствие, которое тоже очень важно по жизни. За своими мыслями я и не заметила, как добралась до заснеженного кладбища и теперь, поддерживая руками полы своей длинной шубы из темного соболиного меха, я обходила надгробия, направляясь к могиле Ивана Ивановича, самого дорогого, родного и любимого для меня человека в этом мире, да пребудет ваша душа в Раю, дядюшка. - Здравствуйте, папенька… - почти беззвучно прошептала я, подойдя к запорошенной снегом могиле отца с высоким деревянным крестом и черной прямоугольной траурной табличкой на нем, присела на корточки и положила две нежно-кремовые розы на укрытую девственно-белым снежным пологом холодную землю. И мне показалось, где-то на краю слуха я практически различила мягкий ласковый голос старого барона, «Здравствуй, Аннушка…». - Знаете, папенька, Владимир пытался запретить мне ходить к вам на могилу, но ничего у него получится, никто не сможет мне указать, когда и как часто приходить к вам, даже ваш сын, мой родной брат, никто. Сегодня я узнала, кто моя мать, кого вы любили помимо жены, Владимир отдал мне медальон с ее портретом, в молодости она была красива. Мы с ним даже разругались из-за этого в пух и прах, и он непрозрачно намекнул, чтобы я покинула поместье. Но знаете, я почему-то даже не обижаюсь на него, наверное, потому что в нас течет одна кровь, да и негоже злиться на своих родственников. По большому счету мы ведь одна семья, хоть мой брат и не желает видеть во мне свою сестру, ну, вы понимаете, видимо, я просто слишком красивая, родилась красивой, вот все мужики и млеют от меня, даже родной брат и престарелый предводитель уездного дворянства господин Забалуев. Смешно, правда, Иван Иванович?.. Я вам уже говорила, что мы с Владимиром помирились и оставили прошлое в прошлом, он попросил у меня прощения за свои моральные издевки ранее, и я его простила, да и разве я могла не простить родного брата. Вы ведь сами меня учили, что раскаявшийся и признавший свою вину человек достоин прощения. Раньше мой брат меня терпеть не мог, теперь обожает во вполне определенном смысле этого слова, вот такая забавная порой штука жизнь. Сейчас середина ноября, через несколько дней я вернусь в Петербург и буду занята практически каждый день с утра до вечера, с труппой будем репетировать новые спектакли и прогонять уже сыгранные. Ведь близятся новогодние праздники, яркая и насыщенная в столице пора театральных премьер, балов, маскарадов, званых ужинов и прочих приемов, как в Императорском дворце, так и в роскошных особняках богатых аристократов, да и идущие в данный момент в театре постановки никто не отменял. Но я обязательно приеду к вам на сорок дней, вы даже не думайте, папенька, господин Оболенский обязательно отпустит меня на несколько деньков, что он не понимает что ли. Помните тот памятный бал-маскарад у графа Потоцкого?.. Я помню, тогда Сергей Степанович впервые услышал мое пение, оценил мой талант, там мы второй раз увиделись с его племянником Михаилом и чуть поближе познакомились, танцевали вместе, вы смотрели на меня с такой гордостью. Как же давно это было, сколько всего произошло с тех пор, столько воды утекло… Вы говорили, что мы с Мишей подружимся, мы и «подружились», притом очень близко, в прошлом мы были в отношениях, теперь он – мой родной и близкий, бесконечно дорогой мне человек, которого я люблю всей душой. Я уеду, а Владимир останется… Кто будет о нем заботиться?.. Конечно, он справится и сам, как всегда, впрочем, справлялся. Но было бы очень хорошо, если бы он женился, и у него была семья, жена, дети, наследники рода Корфов, ваши внуки, как вы и хотели. Надо бы с ним мягко и тактично поговорить на эту тему, быть может, он хотя бы задумается об этом, потому что сдается мне, что думает мой брат лишь о своей «горькой любви» Ольге Калиновской, теперь живущей в Польше замужней даме. Вот такие дела… Я так люблю вас, Иван Иванович, я так скучаю по вам… Мне так не хватает вас, папенька… Я сидела на корточках, опираясь для сохранения равновесия коленями на замерзшую снежную землю, положив руки в тонких кожаных перчатках ладонями на могилу отца, почти неслышно разговаривая с дядюшкой, рассказывая ему обо всем, делясь своими делами, мыслями и переживаниями, зная, что он меня прекрасно слышит. Для того, чтобы душа отца услышала меня, мне нет никакой нужды кричать, ведь мертвые слышат нас, живых, не ушами, а сердцем, слезы же сами невольно катились из глаз, оставляя после себя холодные дорожки от соленой воды на щеках. Смерть Ивана Ивановича – моя самая большая потеря, от которой болезненно ноет сердце, а душа плачет кровавыми слезами, и Владимир еще будет мне запрещать ходить на могилу отца, когда я этого пожелаю, да не бывать этому, никогда. Не знаю, сколько я так просидела на коленях на холодной земле, в итоге я поднялась на ноги, смахнула с лица слезы, попрощалась с отцом до своего следующего визита к нему на могилу и потихоньку пошла к выходу с кладбища, но не в сторону владений Долгоруких, а обратно в направлении поместья Корфов. Я решила вернуться в имение Владимира и помириться с его хозяином, за время на погосте я успела успокоиться, нервозность ушла, раздражение угасло, мое эмоциональное состояние пришло в норму. Мне не хотелось расставаться и завершать общение с бароном на такой плохой ноте, все-таки мы родные брат и сестра, в нас течет одна кровь, негоже ссориться, тем более практически на ровном месте из-за ерунды. Не произошло ничего непоправимого, чтобы мы не могли общаться дальше, не было сказано никаких выходящих за грань слов, всего лишь небольшая размолвка, между родственниками такое бывает, ибо никто из нас не идеален, никто не свят. Не спеша, я шла обратно по той же тропинке с моими следами, идущей через небольшие пролески, сменяющиеся пустыми заснеженными полянами, мелкий легкий снежок по-прежнему сыпал с голубых небес, а солнышко ярко светило, заставляя снежный покров искриться под его лучами, слепя глаза. Да, я собиралась первая подойти к Владимиру и помириться с ним, оставить этот небольшой инцидент в прошлом, а не ждать пока он сам надумает подойти ко мне и поговорить, ибо ждать мне придется долго, и, боюсь, к тому времени я буду уже в Петербурге. Поскольку я очень хорошо знаю мужчин такого психотипа, у них достаточно длительный период эмоциональной реакции, то есть с момента вспышки сильного гнева до полного его угасания, плавного спуска эмоционального напряжения до состояния спокойствия, может пройти вплоть до нескольких дней. Если, конечно, эмоциональные качели резко не качнутся, и не произойдет перепад настроения, которым барон также подвержен, тогда эмоциональный фон может измениться очень быстро и радикально. При отсутствии же такого скачка в эмоциях мужчина сам подойдет поговорить, помириться, может, даже извиниться, но лишь через пару дней, когда полностью успокоится. Однако у нас просто нет этих пары дней, и потому я не вижу ничего для себя зазорного и унизительного подойти первой, да и именно женщина в отношениях должна быть мудрее, гибче, в чем-то мягче. К тому же, я не люблю тратить время жизни впустую, я хочу жить каждый день, здесь и сейчас, а не чего-то ждать, не желаю жить в состоянии ожидания чего-либо. Если у Владимира огненный темперамент, то я в эмоциональном плане скорее вода, и при необходимости я умею слегка притушить пожар в душе мужчины, дабы это пламя согревало меня, а не обжигало. *** Дойдя до имения, я прошла внутрь, скинула свою длинную соболиную шубу на руки тут же подошедшей молоденькой служанки и кожаные перчатки поверх нее, переобулась в домашние тканевые туфельки и направилась напрямую на кухню, порадую Варю своим возвращением. За мою примерно двухчасовую прогулку, минут сорок медленным шагом до кладбища, столько же обратно, да полчаса на могиле Ивана Ивановича, я успела немного замерзнуть, я ведь всегда была страшной мерзлячкой. Выпью на теплой уютной кухне с большой каменной печью с ее извечной повелительницей Варварой горячего чайку, согреюсь да подумаю, как мне лучше помириться с хозяином поместья. - Аня, ты вернулась?.. – радостно и немного удивленно воскликнула бессменная кухарка Корфов, наливающая кипяток из только что закипевшего самовара в пузатый заварочный чайник, не успела я перешагнуть порог кухни, да, вовремя я вернулась, как раз к чаю, отчего я невольно улыбнулась. - Да, вернулась, я решила помириться с твоим барином, не хочу расставаться с ним на такой плохой ноте. А какой у нас чаек?.. – благожелательно промолвила я, садясь на простую длинную лавку около непокрытого деревянного стола, дородная женщина в темном платье со светлым фартуком поверх явно сейчас готовит еду на ужин для барского стола и, видимо, решила передохнуть и попить чаю. - С шиповником, будешь?.. А что решила помириться с барином, это правильно, Аня… Он хоть и благородный барин, а такой же упрямый баран, как любой другой мужик, все они вечно считают себя правыми… - добродушно высказалась Варя, закручивая краник в самоваре, отвечающий за подачу кипятка, и накрывая белый заварочный чайник крышкой. Я же невольно тихо рассмеялась на ее беззлобные слова, рядом с женщиной, заменившей мне мать, мое настроение всегда неизменно становилось чуточку лучше, и сегодняшний день не стал исключением. - Как ты любишь своего барина, Варечка, не дай Бог, он услышит… Чаек с шиповником, я буду. А ты уже сварила щи из кислой капусты?.. И что-то Полины с утра не видать… Куда это она запропастилась?.. – расслабленно улыбаясь, изрекла я, переплетая свои тонкие пальцы на поверхности стола. Мои слезы уже успели высохнуть, и от них на моем лице не осталось и следа, в чем я смогла убедиться, посмотревшись в зеркало в гостиной на первом этаже, проходя через помещение. Вот и хорошо, не хочу выглядеть заплаканной, когда пойду мириться с Владимиром, я с ним налаживать общение собираюсь не посредством его жалости ко мне, вовсе нет, мне жалость мужчины как раз совершенно не нужна. - Барина я как раз люблю, Аня, я ведь его с самого детства знаю, и он не услышит, нет. На кухне Владимир Иванович сам не появляется, если нужно приготовить что-то определенное, передает через кого-нибудь из горничных. А где Полька запропастилась, не знаю, может с хозяином, а может, бездельничает где-нибудь в поместье. Барин ведь работать по дому ее не заставляет, максимум носит она ему чаи, кофеи, да в спальне хозяйской порядок наводит, постель перестилает, в какой сама же вместе с Владимиром Ивановичем давеча и кувыркалась. А ты кислых щей захотела, Аня?.. С чего бы это?.. – с улыбкой высказалась Варвара, подходя к чугунной кастрюле на печи явно с моим нелюбимым кислым супом, собираясь поднять тяжелую крышку тканевой прихваткой. На что я тут же отрицательно замахала головой, также улыбаясь, давая понять, что я пошутила, я ведь даже кислый запах щей с квашеной капустой не люблю, это я, наверное, неделю должна голодной ходить, чтобы мне захотелось съесть тарелочку этого чудесного супчика. - Ну, так на то Полина и хозяйская любовница, ей сам Бог велел бездельничать, точнее барин. Если хозяин заставляет работать по дому свою любовницу, то, как по мне, грош цена ему в базарный день, как мужчине, - спокойно откликнулась я, глядя, как кухарка наливает из пузатого заварочного чайника ароматный чай из сушеных плодов шиповника в две чашки с чайными ложками, мне и себе, следом ставя их на стол. Рядом с ними она определила небольшой горшочек с медом, люблю горячий сладкий чаек с медком, вкусно. - Не делает Полька ничего в поместье, и Бог бы с ним, если бы она не брехалась каждый Божий день с кем-нибудь из дворовых, мня из себя практически барыню. Сколько помню Польку, у нее с детства такой склочный характер был, - садясь за стол напротив меня, вполне миролюбиво ответила дородная женщина, по большому счету относящаяся к Полине неплохо, не смотря на действительно отвратительный характер крепостной. Хотя, более чем уверена, с барином Поленька держит свой дурной нрав в узде, не позволяя себе ничего лишнего, с ним она кисонька-лапонька, ибо совсем не дура. - Как говорится, у каждого свои недостатки… - расслабленно выдохнула я, кладя в кружку с горячим чаем ложечку густого душистого меда с горкой и размешивая его, люблю сладкий чаек, вообще люблю сладкий вкус пищи и не выношу кислый и горький. Владимир же прямо наоборот предпочитает горький и кислый вкусы, и не жалует сладкий, во вкусовых предпочтениях, да и в эмоциях тоже, мы с ним диаметрально противоположны. - И не говори, Аня… - кратко отозвалась бессменная кухарка Корфов, отпивая пару глотков ароматного чая с шиповником, как только размешала в нем мед, на что я молча кивнула, делая тоже самое, чаек, заваренный с любовью, золотыми руками Варвары, всегда вкусный, иначе просто не бывает. Небольшими глотками я пила чай, не думая ни о чем конкретном, и тут меня посетила мысль, мне вспомнились несколько удивленные слова Вари по поводу того, что барин нашел в Полине, почему из всех крепостных в поместье на роль своей любовницы он выбрал именно ее. И, кажется, я невольно нашла ответ на этот вопрос. Поля ведь женщина того же типажа внешности, как и «горькая любовь» хозяина поместья госпожа Калиновская, они обе высокие статные русоволосые женщины с красивым телом и привлекательным лицом. Вся разница в том, что Ольга – благородная изысканная аристократка, а Поленька – невоспитанная крепостная служанка, польская пани – любимая женщина Владимира, из-за которой он был готов пожертвовать своей жизнью на дуэли, Полина же – лишь приятное развлечение барина в постели, без каких-либо возвышенных эмоций, да и вообще эмоций в принципе, со стороны мужчины. Не думаю, что барон прямо сознательно искал схожесть с Ольгой Калиновской в других женщинах, скорее он нашел эту внешнюю схожесть бессознательно в Полине, и ей посчастливилось попасть в мягкую барскую постель. А вообще, это, конечно, лучшее, что может быть в жизни Поли, стать любовницей барина и родить от него ребенка, о чем она же сама и говорила, а какие альтернативы, собственно говоря, выйти замуж за такого же крепостного крестьянина, если позволит хозяин, и перебраться в деревню. Жить в деревянной хате, каждый день работать в поле, не вспоминая даже о цветастых платьях с вырезами на груди, а по воскресным дням сносить побои от пьяного муженька. Ибо, к сожалению, далеко не все деревенские мужики такие безобидные, как тот же Никита, что и пальцем не тронет, многие не гнушаются лупить своих жен смертным боем, учить их таким образом, наверное, это идет от воспитания, а точнее от его отсутствия. Поскольку благородные господа в большинстве своем ни знатных жен, ни любовниц, крепостных и вольных, без провокации со стороны женщины на ровном месте все же не избивают, думаю, все-таки сказывается именно соответствующее воспитание. Так что будь я на месте Поленьки, я бы точно также сделала все, чтобы соблазнить и влюбить в себя барина, родить от него ребенка, если бы я могла забеременеть, и остаться в поместье до конца жизни. Дабы носить нарядные платья с вырезами и заниматься лишь воспитанием своего ребенка, а не работой по дому, уборкой, стиркой, глажкой, натиранием полов и выносом помоев. К тому же, Владимир ведь не престарелый господин Забалуев и ему подобные, когда ложась с таким любовником в постель, каждый раз приходится через себя переступать. Барон Корф – молодой, красивый, сексуально привлекательный, харизматичный мужчина без склонности к сексуальному садизму, ложиться с ним в кровать, более чем уверена, одно удовольствие. Да, и не станет он разлучать своего ребенка даже от крепостной любовницы с его матерью, выдавая ее замуж за кого-то из крепостных или продавая кому-либо, я считаю Владимира вполне нормальным, адекватным, достойным мужчиной. Поэтому Полину при всем моем отсутствии к ней и малейшей человеческой симпатии, как женщину я прекрасно понимаю и нисколько не осуждаю в ее действиях по отношению к хозяину. - Барин велел принести кофе в библиотеку, - разрушила нашу молчаливую идиллию с Варей, когда мы неторопливо молча пили чай с медом, каждая думая о чем-то своем, но молчание это было спокойным и таким уютным, верно говорят, «рядом с родным и близким человеком и молчать приятно», вошедшая на кухню молоденькая служанка. И я перевела взгляд с уже почти пустой кружки на крепостную, а вот и возможность помириться с хозяином поместья, как там говорится, «На ловца и зверь бежит». - Барин в библиотеке один? – спокойным нейтральным тоном спросила я у девушки и допила последние несколько глотков уже не горячего, а просто сильно теплого чая, и когда та ответила на вопрос утвердительно, добавила, - можешь идти, я сама отнесу барину кофе, - на миловидном лице горничной мелькнуло удивление, но она лишь молча кивнула и без лишних вопросов покинула кухню. Слуги такими и должны быть, с первого раза понимающими приказания хозяев и безмолвно их исполняющими, я, конечно, здесь вовсе не хозяйка, но в данный момент не в этом суть. А суть в том, что каждый человек должен знать свое место и свой максимум, понимать, что выше головы не прыгнешь, я и сама прекрасно знаю свое место в этом мире и свой предел возможностей. Своего максимума я уже достигла, то, что я имею сейчас в своей жизни, это потолок для бывшей крепостной, лучше быть уже просто не может и точка. - Неси, Аня, и с Богом… - с ласковой материнской улыбкой на округлом лице выдохнула Варвара, минут десять назад допившая чай вместе со мной, а сейчас поставившая на стол передо мной круглый серебряный поднос с маленькой чашечкой крепкого ароматного черного кофе без сахара на белоснежном фарфоровом блюдце. Владимир предпочитает именно такой кофе, и сейчас насыщенный запах этого напитка из зерен, сваренного кухаркой в медной турке, витал по всей кухне. Без слов также с улыбкой я кивнула женщине, взяла со стола поднос, небыстрым шагом прошла по коридорам, чтобы не расплескать случайно горячий кофе на поднос, ибо по жизни ходить с этими самыми подносами мне не приходится, и поднялась на второй этаж. Остановившись около тяжелых дубовых дверей библиотеки, я переставила поднос на левую ладонь и негромко вежливо постучала костяшками правой руки по дорогой древесине. - Войди… - услышала я холодный голос барона с нескрываемым раздражением из-за двери, значит, его эмоциональное состояние изменений за прошедшие несколько часов не претерпело, оно и не удивительно, прошло ведь еще не так много времени. Как говорит Михаил, «На вас невозможно долго злиться, Анна…», вот мы и посмотрим, работает ли это правило на Владимире, может ли он на меня долго сердиться. Аккуратно открыв массивную дверь, я спокойно прошла внутрь помещения, в котором витал запах табачного дыма, а сам хозяин поместья полубоком сидел на кресле с высокой резной спинкой, закинув ногу на ногу, его любимая поза, наглядно свидетельствующая об эмоциональной закрытости, перед письменным столом и курил трубку. Выдыхая струйки сероватого дыма изо рта, он даже не взглянул в мою сторону, совершенно не интересуясь, кто же из дворовых принес ему кофе. Мужчина был трезв, чистый хрустальный графин уже без следов крови, полный коньяка, стоял на краю стола на белоснежной тканевой салфетке рядом с двумя сверкающими чистотой низкими пузатыми бокалами, никаких осколков на полу также не было, прислуга еще утром навела здесь полный порядок. Раньше в библиотеке, которая одновременно была и его кабинетом, любил проводить время отец, а теперь, похоже, и брат, все же что-то общее между Иваном Ивановичем и его сыном есть хотя бы на уровне привычек при всей разности их характеров и внешних данных. - Приятного аппетита, Владимир Иванович, - мягко с легкой улыбкой произнесла я, поставив белоснежную фарфоровую чашечку с горячим ароматным кофе на белоснежном блюдце перед бароном, круглый же серебряный поднос остался у меня в руках. Мужчина моментально вынырнул из задумчивости и резко повернул голову в мою сторону, смотря на меня сейчас снизу вверх, поскольку он сидел на кресле, а я стояла, смерив меня тяжелым взглядом своих серых глаз цвета хмурого осеннего неба с проседью, он тихо усмехнулся каким-то своим мыслям. - Вы еще здесь?.. Признаюсь, удивлен, думал, вы уже давно у своей матери чаевничаете… Вы ведь так жаждали узнать, кто она… - с мрачным сарказмом промолвил Владимир своим низким бархатистым голосом, правда, в эту минуту холодным подобно арктическим льдам, невесело ухмыльнувшись уголком красиво очерченных губ и следом выдохнув очередную струйку сизого табачного дыма. - При всем моем уважении к вам, Владимир Иванович, позвольте мне самой решать, когда и как часто общаться с матерью. Я приоткрою окно, чтобы немного проветрить? – благожелательно, не перенимая тон моего не слишком радушного собеседника, я ведь сюда не дальше ссориться пришла, а наоборот мириться, откликнулась я, ставя поднос на свободный край стола и подходя к окну. В принципе я спокойно отношусь к табачному дыму, и по большому счету он меня не раздражает, просто сейчас его в библиотеке было слишком много, и мне хотелось пустить в помещение свежего воздуха. - Разумеется, ваше общение с матерью меня не касается и совершенно не интересует. А окно можете открыть, если желаете, мне без разницы, - холодно и даже несколько жестко изрек хозяин поместья, взял в левую руку с красивыми длинными пальцами пианиста, поскольку трубку он держал в правой, чашку кофе и отпил несколько глотков горячего напитка из зерен. И почему вы такой сложный, Владимир, я ведь к вам мириться пришла между прочим, а вы так невежливо со мной общаетесь, но почему-то я совсем не сердилась на мужчину за это, даже сама не знаю почему. Приоткрыв оконную раму и впустив в библиотеку струю свежего прохладного воздуха с несколькими градусами морозца, я медленно подошла к барону со спины и молча обняла его руками за шею, ласково потерлась своим миниатюрным носиком о шею мужчины, выше черного атласного шейного платка и следом поцеловала долгим нежным поцелуем его опять же в шею. Если не получается помириться на вербальном уровне с помощью слов, попробуем по-другому через тактильный контакт, я ведь прекрасно знаю, что более чем приятна хозяину поместья на уровне тела. Раз у меня не получается пробиться через его отрицательные эмоции словесно, быть может, мои прикосновения смягчат этот негатив, рожденный разговором о моей матери, которую Владимир ненавидит просто лютой ненавистью по какой-то неведомой мне причине. На мои касания он никак не отреагировал, не дотронулся своими руками до моих, но и не оттолкнул ни словами, ни физически, уже неплохо, нейтрально лучше, чем отрицательно. Но я ведь упорная, я не сдамся, и не надейтесь, я пришла сюда мириться с братом, и у меня в арсенале множество средств для достижения желаемого. - Прости меня, Владимир, за чрезмерную резкость во время того разговора… - тихо и ласково прошептала я на ухо мужчине, касаясь своими мягкими губами ушной раковины. Плавно и медленно я провела руками по его плечам и вниз по груди по жесткой черной ткани сюртука с воротничком-стойкой, ладонями чувствуя приятный жар, идущий от сильного тела барона. С упоением я вдыхала едва уловимый естественный запах его темных густых шелковистых волос с примесью впитавшегося в них табачного дыма и наслаждалась этим легким и невинным тактильным контактом. Я специально обратилась к брату на «Ты» и лишь по имени, а не на вежливое, привычное мне «Вы» и по имени-отчеству, чтобы подойти максимально близко в эмоциональном плане, преодолеть внешний негатив и зону ментального отчуждения, зачастую этот прием работает, посмотрим, сработает ли на этот раз. Хозяин поместья молча положил трубку на стол и прикрыл свои серые глаза цвета сгоревшего пепла, откидывая голову на высокую резную спинку кресла, наверное, пару минут он сидел, не шевелясь, держа на своем красивом лице маску вежливой нейтральности, но даже через эту маску я не то, чтобы увидела, а скорее почувствовала интуитивно его душевные переживания, скрытые за внешним негативом, за прохладной маской равнодушия. Белое – туман, черное – печаль, Тени на твоих плечах… Всплыли в моей памяти строчки из стихов Константина, написанных для меня, и сейчас они как нельзя лучше подходили Владимиру. Своим пышным хвостом мне хотелось стряхнуть эти печальные тени с плеч мужчины, разогнать мрак вокруг него, ласково и игриво обнять его за шею своим пушистым лисьим хвостом, и тихонько прошептать, «Я здесь… Я рядом с тобой… Я никуда не уйду…». Разумеется, вслух озвучивать странные неуместные слова, промелькнувшие в моем сознании, я не собиралась, просто продолжая безмолвно обнимать барона за шею и любуясь его красивым лицом с тонкими аристократическими чертами. В следующую секунду в необъяснимом порыве нежности я своими тонкими пальцами бережно отвела длинную косую челку брата в сторону и, наклонившись, нежно прижалась губами к его лбу в долгом поцелуе. И в то же мгновение он открыл глаза и со смесью удивления, печали, отголосков боли и чего-то еще неуловимого посмотрел на меня внимательным изучающим взором своих серых очей цвета расплавленного серебра, холода, мрака и свинцовой тяжести не осталось в его задумчивом взгляде, словно все это растворилось в моей нежности. - И ты прости меня за грубость, Аня, прости… Думаю, нам не стоит более говорить о твоей матери, не будем огорчать друг друга… Хорошо?.. – мягко обхватывая пальцами левой руки мое же левое запястье выше широкого парного золотого браслета с бриллиантами, посылая по коже даже через черную ткань платья волну приятного жара, тихо выдохнул мужчина, не отводя взгляда от моего лица. Однако в следующий миг он болезненно поморщился, вновь прикрывая веки, и я тут же догадалась о причине сей мимики, после выпитого вчера изрядного количества крепкого алкоголя Владимира просто и банально мучает сильная мигрень, прямое и закономерное следствие распития спиртного без разумных ограничений. Знаю я об этом естественно не на собственном опыте, я вообще не пью крепкий горький алкоголь, а тем более в больших количествах, могу выпить ради удовольствия лишь несколько бокалов моего любимого красного сладкого вина, в курсе я о таких не самых приятных последствиях неумеренного пьянства от моих мужчин. - Не будем говорить, если не хотите. Болит голова, Владимир Иванович?.. - спокойно негромко откликнулась я, скорее утвердив последнее предложение, чем произнеся его с вопросительной интонацией, мягко вытянула свою левую кисть из бережной хватки горячих пальцев барона, и положила пальчики на его виски. Я, конечно, не целитель и не умею забирать у человека боль, но мне хотелось своим легким нежным прикосновением сделать хозяину поместья хоть немного приятно, на пару-тройку секунд отвлечь его от мигрени. Жаль, конечно, что мужчина решил возвести тему о моей матери в разряд табуированных в нашем общении, ведь чем больше таких ментальных «табу» появляется между людьми, тем больше эмоциональной тяжести приходит в поле их взаимодействия. И именно она, эта эмоциональная тяжесть, порой и рождает непонимание и некую дистанцию, невидимую глазом прозрачную стеклянную стену, разящую прохладой, в итоге делающую даже некогда близких людей чужими. Будь мы с Владимиром в отношениях, я бы попыталась мягко, тактично и максимально деликатно донести эту простую мысль до него, но мы не пара и никогда ей не станем, поскольку являемся кровными родственниками, поэтому я просто закрыла в своей голове эту тему, оставляя все так, как уж есть. - Болит, но это не важно, поболит и пройдет. Если тело болит, значит, тело живо, если же душа болит, значит, душа еще жива. Какие нежные у вас ручки, Анна… - также негромко, следом за мной переходя на «Вы», расслабленно откликнулся мужчина с закрытыми глазами, переплетая на коленях пальцы рук, еще один жест, подтверждающий его эмоциональную закрытость от собеседника, наряду с привычкой сидеть нога на ногу. А что касается моего обращения к хозяину поместья на «Вы» и по имени-отчеству, хоть он и мой родной брат по отцу, то мне и в голову не придет просто так «тыкать» ему, кто он, и кто я. Владимир – дворянин, потомственный аристократ, благородный барин с чистой кровью, а я – всего лишь бывшая крепостная без рода и племени, незаконнорожденная дочь нашего общего отца, и это обстоятельство ничем не изменить, каждый является тем, кем уж родился. Между нами огромная сословная пропасть, которая никогда и никуда не денется, поэтому в психологическом плане мне было наиболее комфортно обращаться к барону на «Вы» и по имени-отчеству. Обратиться к нему на «Ты» и по имени я могу лишь в случае, когда хочу сознательно сократить ментальную дистанцию между нами и приблизиться к нему эмоционально, дабы достучаться до Владимира, донести ему ту или иную мысль. Иван Иванович обычно называл сына «Володя», у меня же так назвать мужчину просто язык не повернется, да и представляю, как удивится он сам, услышав подобное фамильярное обращение от незаконнорожденной, в прошлом крепостной сестрички, а у меня удивлять его в плохом смысле этого слова, цели абсолютно нет. - И под моей атласной кожей бежит отравленная кровь… - нараспев процитировала я строчку из красивого романса, пришедшую мне на ум, нужно как-нибудь будет спеть его барону, ему должно понравиться, с совсем легким нажимом мягко массируя круговыми движениями своих тонких пальчиков его виски. Может, это действо хоть немного притушит мигрень, и мужчине станет чуть полегче в этом плане. - Как же вы правы, Анна… У каждого из нас отравленная кровь, отравлена нашими грехами и пороками… - тихо и горько изрек хозяин поместья, не открывая глаз, несколько болезненно улыбнувшись уголками своих четко очерченных губ. И я безмолвно кивнула его словам, любуясь не просто привлекательным, а по-настоящему красивым лицом брата с тонкими аристократическими чертами и гордым профилем. Какие же красивые будут у вас детки, Владимир Иванович, мне почему-то кажется, с вашими серыми глазами цвета хмурого осеннего неба с проседью, являющимися отражением вашей мятежной неспокойной душеньки. - Да, на каждом из нас есть тень «Люциферова крыла»… - продолжая нежно массировать подушечками пальцев виски мужчине, с легкой улыбкой проговорила я, ну хоть в чем-то мы достигли с вами взаимопонимания, Владимир, а именно в мировоззрении, и это радует. Михаил при всем эмоционально близком и теплом общении между нами порой не понимает моего восприятия мира, оно его скорее даже несколько удивляет, поэтому эту тему в наших беседах мы обычно обходим стороной. А вот вы, Владимир Иванович, меня, похоже, понимаете в этом аспекте, также как понимал и Константин, мы с ним смотрели на солнце одними глазами, недаром же мы прошли эзотерический ритуал по обмену кровью, связывающий двух людей из пары на уровне души, в оккультизме по сути равный венчанию в православии. Жаль, что вы не разделяете моего увлечения оккультизмом, даже такое модное нынче явление, как спиритические сеансы вам неинтересно, и вы не верите в возможность вызова духов. А то я бы вас пригласила на один из таких сеансов, которые ведет моя любимая рыжеволосая ведьма Рита, моя единственная подруга, зато настоящая, близкая мне, как сестра. - Так оно и есть, разница лишь в том, что на ком-то лишь тень «Люциферова крыла», а кто-то полностью утопает во тьме его черных крыльев… Разница между нами всеми лишь в степени порочности, только и всего… - по-прежнему не размыкая век, все с той же отчетливой горчинкой в низком мягком голосе отозвался барон. Мне же почему-то показалось, что фразу, «А кто-то полностью утопает во тьме его черных крыльев», он отнес к самому себе. А параллельно мне вспомнился наш разговор с мужчиной ранее здесь же, в библиотеке, о «Божественной Комедии» Данте Алигьери, по-прежнему лежащей тут же на письменном столе, о том, кто и куда попадет после смерти, в Рай или в Ад. «Знаете, Анна, с вами я согласен даже на Ад, лишь бы вы были рядом…», тогда сказал хозяин поместья, явно не верящий в Рай для своей души, впрочем, я тоже не верю в этот пресловутый Рай для себя. Жаль только, что круги Ада у нас с вами будут разные, Владимир, ибо я бы не отказалась встретиться с вами даже в Аду. Сейчас барон сидел в кресле с высокой резной спинкой, как и прошлой ночью, когда я промывала его порезы от возможно оставшихся в них мельчайших осколков разбитого им в порыве ярости зеркала, и во мне вновь проснулось отчетливое желание близости с ним, и орального секса в частности. Ибо тянет меня к нему физически со страшной силой, я прямо хочу этого красивого сильного мужчину в самом прямом смысле слова «хочу», и я не вижу никакого смысла себя обманывать, если дело обстоит именно так. Хотелось опуститься перед хозяином поместья на колени, покрывать нежными поцелуями его красивые руки с длинными пальцами пианиста, один за другим медленно погружать его пальцы себе в рот, облизывая их и с наслаждением посасывая. Я желала чувствовать, как подушечки пальцев Владимира скользят по моему языку, лаская мой ротик, когда он опустит мне в рот указательный со средним пальцы и начнет неторопливо двигать ими в возвратно-поступательном движении. Далее хотелось расстегнуть брюки мужчины и доставить ему удовольствие своим ртом, сделать более чем приятно, отсосать его член, плотно обхватив его губами, чувствуя, как он глубоко проскальзывает мне в горло. Наблюдать при этом за выражением красивого лица барона, слушать его тяжелое отрывистое дыхание и наверняка негромкие хриплые стоны, музыку для моих ушей, пока он не кончит мне в рот, а после проглотить всю сперму до последней капли, узнать вкус его семени. Я желала сделать хорошо мужчине и не менее хорошо себе, ибо я люблю оральный секс, получаю от него как эмоциональное удовольствие и моральное удовлетворение, так и самое настоящее возбуждение на уровне тела, внизу живота скапливается горячая сладкая тяжесть, а между ног становится тепло и влажно. К тому же, это ведь так приятно, чувствовать твердый упругий член своего любовника, скользящий у тебя во рту, полностью заполняющий твой рот, и все твои мысли в этот момент лишь о том, чтобы подарить сексуальную радость дорогому тебе человеку. А если мне кто-то скажет, что оральный секс противен, значит, это ваш мужчина вам противен физически, если ощущать его член в своем рту вам гадко. Мой вам совет, ищите себе любовника, который будет вам приятен в сексуальном плане, и тогда вы поймете, что стоять на коленях и сосать член дорогого тебе человека отнюдь не мерзко, а более чем благостно во всех смыслах этого слова. Да, и не только орального секса мне хотелось с бароном, но и вполне себе традиционного вагинального. Я желала, чтобы он накрутил мои длинные светлые волосы себе на руку, вынуждая меня запрокинуть голову и даруя такую приятную сладкую легкую возбуждающую боль, и взял меня сзади, периодически ощутимо шлепая ладонью другой руки по ягодицам, заставляя кожу приятно гореть. Мне прямо хотелось ощутить эрегированный член мужчины в себе, почувствовать приятную тяжесть его сильного сексуального тела на себе, познать, каково это быть под ним во всех смыслах этих слов, каково это быть его женщиной, его любовницей. Своими миниатюрными ступнями в ароматном масле или же в тонких шелковых чулочках в ритмичном возвратно-поступательном движении я желала скользить по члену Владимира, доставляя ему удовольствие, пока он не кончит мне на ножки. Барон сам мне говорил, что его фетиш – красивые женские ножки, следовательно, любые сексуальные взаимодействия со ступнями партнерши будут дарить ему наслаждение, как мне контакт с руками моего любовника, ибо мой фетиш – это руки мужчины, и у моего брата они такие красивые. В постели я люблю и ласку, как кошка, и в то же время мне нравится чувствовать силу, страсть, власть моего мужчины, мне приятна мягкая грубость от него. Для меня идеально, когда естественным образом возникает этот самый баланс между лаской и легкой жесткостью, именно мягкой грубостью, без перегиба ни в ту, ни в другую сторону. И уже после первого секса с мужчиной становится понятно, совпадаем ли мы с ним в плоскости постели или нет, рождается эта гармония между нами на грани физического и эмоционального аспекта или же нет. В прошлом мы совпадали в этом плане с Константином, в настоящем с Ним, у Михаила же несколько другой темперамент и модель поведения во время физической близости. Думается мне, что и с Владимиром мы бы прекрасно совпали в интимных отношениях, исходя из его страстной горячей натуры и огненного темперамента, да и то, как он меня целовал трезвым и после пьяным, лишь это доказывает. Жаль, что мы с хозяином поместья родные брат и сестра, и между нами не может быть секса в принципе и орального в частности, это уж совсем не правильно, даже притом, что я не могу забеременеть, максимум, что возможно между нами, это объятия и поцелуи, но не более того. Как говорил Константин, «Если чего-то очень хочется, нужно воплотить желаемое в жизнь, и сразу отпустит, желание перегорит», вот только воспользоваться его советом в данной ситуации не получится. Почему-то я уверена, что барон, будучи трезвым, а не пьяным в очень хорошей кондиции, как вчерашней ночью, на секс со мной, теперь зная, что мы – кровные родственники, не пойдет, да и я сама не лягу с ним в кровать. Во-первых, потому что это действительно перебор, а во-вторых, я – не только красивая кукла для сексуальных утех, какую во мне видит мой брат, а живой человек со своими чувствами, мыслями и желаниями. И чувствовать себя чьей-либо игрушкой в постели, «конфетой» у меня нет ни малейшего желания, при всем моем физическом притяжении к мужчине. А вообще любопытно, конечно, перегорело бы это желание или нет, или хотя бы спал бы градус сексуального притяжения, переспи мы с Владимиром, но ответ на этот вопрос мне, увы, получить не дано. Вообще по жизни у меня нет зацикленности на сексе, как и сексуальной неудовлетворенностью я не страдаю, мы с Ним видимся обычно раза три в неделю, ибо у Него еще есть семья, жена и дети, и свои дела, и ровно столько же и занимаемся сексом. Хотя я не отказалась бы и от ежедневной близости с моим любовником, заниматься сексом я очень даже люблю, и для меня крайне важна сексуальная составляющая отношений, чтобы мне было приятно ложиться в постель с партнером. С тем же Константином мы были близки физически каждую ночь, ибо он был вдовцом, и мы жили с моим мужчиной в одном доме, точнее я жила в его огромном Петербургском особняке с роскошным убранством и дорогущей мебелью. За все пять лет отношений с Ним я не чувствовала сексуального желания ни к одному другому мужчине, пока не произошел этот эпизод в церкви, где я остановила Владимира, не дав ему уйти с отпевания Ивана Ивановича, о чем, более чем уверена, он бы в будущем пожалел. Тогда, когда мы обнимали друг друга, а в серых глазах барона полыхал гнев, между нами и произошла эмоциональная завязка, и во мне неожиданно для меня самой же проснулось физическое влечение к нему. Из всех моих любовников наиболее сильное сексуальное желание я испытывала к Константину, я его прямо дико хотела телом, и уже через две недели нашего общения после знакомства с этим высоким, статным, привлекательным темноволосым кареглазым мужчиной с красивым лицом и такими же красивыми руками мы стали жить вместе. И вот ровно такое же по силе физическое влечение я питала сейчас к Владимиру, мой брат по отцу оказался мужчиной, четко попадающим в мой психотип, и я отчетливо ощущала, что желанна им не меньше. Вот только не все желания нужно воплощать в жизнь. Продолжая мягко и ненавязчиво проверять, насколько близко в свое личное пространство готов впустить меня барон теперь, зная, что мы – кровные родственники, я убрала пальцы с его висков, обошла кресло, на котором сидел мужчина, и опустилась к нему на колени. Он тут же поднял голову со спинки и открыл глаза, пару секунд несколько удивленно глядя на меня и не шевелясь, однако уже в следующее мгновение хозяин поместья положил левую руку мне талию и мягко притянул меня к себе, чему я невольно улыбнулась. Удобнее устраиваясь у него на коленях, также левой рукой обнимая Владимира за шею, я своим миниатюрным носиком ласково потерлась о его шею выше воротничка-стойки черного сюртука мужчины, и его объятие тут же стало крепче, я положила голову ему на плечо, расслабляясь и открыто нежась в объятиях барона. - Анна, все же я повторюсь, я не хочу, чтобы вы в одиночестве ходили на кладбище даже днем, а тем более ночью, это может быть опасно. Я не в праве запрещать вам посещать могилу отца, но я прошу вас, возьмите с собой кого-нибудь из дворовых, того же Григория, Никиту или еще кого-то. А еще лучше езжайте на коляске, зачем ходить пешком по полчаса туда и обратно, когда можно быстро добраться на лошадях, - спокойным ровным тоном с проскальзывающими в нем не жесткими, но достаточно твердыми нотками, явственно свидетельствующими об убежденности мужчины в его правоте, выдал мужчина. Взяв со стола правой рукой с начавшими подсыхать порезами на тыльной стороне пальцев с массивным фамильным золотым перстнем на среднем с белоснежного фарфорового блюдца чашечку кофе, он сделал несколько небольших глотков, а я мысленно усмехнулась, эту тему Владимир и не думал закрывать. - Мне просто хочется пройтись, прогуляться, подышать свежим воздухом, поэтому я и хожу на могилу Ивана Ивановича пешком, а не беру коляску. И вы ошибаетесь, Владимир Иванович, если думаете, что мне может угрожать там какая-то опасность, со мной не случится ничего плохого, просто поверьте, - мягко откликнулась я, вырисовывая указательным пальцем невидимые узоры на плотной черной ткани сюртука барона на его груди, обожаю так делать. В объятиях моего брата было не просто тепло, а даже немного жарко, но мне это нравилось, он мужчина с огненным темпераментом, горячей кровью, и руки у него горячие, и даже от его тела через одежду идет этот жар. Как же приятно, наверняка, заснуть в жарких объятиях Владимира после секса с ним и всю ночь проспать у него под боком, чувствуя приятную тяжесть его сильного тела. А что со мной ничего не случится на кладбище или по дороге к нему и обратно, я просто уверена, ибо я точно знаю это. Во время эзотерического ритуала я получила от Духов ответ на интересующий меня вопрос, «Когда и как я умру?», и это произойдет не на кладбище, не по дороге к нему и обратно, и не в этом году, а позже. Я бы рассказала и вам об этом, Владимир, но вы просто не поверите, а может, еще и посмеетесь, потому я и не стану вам ничего говорить. - Я, конечно, рад, что вы так оптимистично смотрите на жизнь, мне бы так, но я не могу быть уверен, что такие прогулки останутся без нехороших последствий, поэтому еще раз прошу вас, Анна, не ходите вы одна на кладбище, не нужно. Если с вами что-то случится, я буду чувствовать себя виноватым перед отцом, что не смог позаботиться о вас, когда вы были в моем доме, и я просто беспокоюсь о вас. Я тебя прошу, не ходи, Аня, не надо… - совсем тихо закончил свою фразу барон, сейчас в его бархатистом тембре не звучало приказа или запрета, это была именно человеческая просьба, мужчина просил меня, и я даже почти поверила, что он и правда беспокоится обо мне, что ему не плевать на меня с высокой колокольни. «Почти», это слово было ключевым в этом предложении для меня. Подняв голову с плеча хозяина поместья, я встретилась взглядом с его серыми очами цвета грозового неба и вдруг осознала для себя, что все же ошибалась, он на самом деле беспокоится обо мне, ему не плевать. Это губы могут с легкостью лгать, произнося лживые лицемерные слова и фразы, но глаза лгать не умеют, глаза – зеркало души человеческой. И во взоре Владимира в эти мгновения было искреннее беспокойство обо мне и что-то еще неуловимое для меня. - Хорошо, я не буду ходить одна на могилу отца, в следующий раз попрошу со мной пойти Григория или Никиту, - тихо прошептала я, мне почему-то не захотелось огорчать барона, делать ему наперекор, заставлять его волноваться о себе. Воочию я наблюдала, что во взоре его пепельных глаз, остановившемся на моих пухлых губах, вновь вспыхнул хорошо знакомый мне огонек сексуального желания, взгляд мужчины стал горячим и гладящим, в какой-то момент я даже подумала, что он поцелует меня. Но нет, Владимир отвел взор с моего лица, вновь взял со стола чашечку кофе и небольшими глотками медленно допил ее содержимое, вернув уже пустой на блюдце. - Скучаете по отцу, Анна?.. Я вас понимаю… Отец очень вас любил… - после нескольких минут тишины негромко изрек хозяин поместья с проявившейся горечью в низком голосе, схожим с мягким черным бархатом, скользящим по обнаженной коже, заметив, что мой взгляд устремлен на небольшой настольный портрет Ивана Ивановича в деревянной рамке. Мужчина считает, что отец любил меня, но не любил его, или же меня любил намного сильнее, чем его самого, это мне сказала даже не фраза Владимира, а та интонация, с которой она была произнесена. И мне вдруг захотелось переубедить его, тем более я точно знала, что в данный момент он ошибается. - Владимир Иванович, вы не правы, отец любил вас, Иван Иванович хранил все ваши письма с Кавказа, еще с той первой военной кампании, во время второй вы ведь не писали, и когда ему было грустно или нездоровилось, перечитывал их вслух. «А морозы, отец, у нас здесь стоят лютые, часовые ночью разжигают огонь, но ветер гасит его. Здесь у нас в цене теплые вещи и коньяк. Кстати, отец, не пришлешь ли мне рублей пятьсот на покупку зимней амуниции?..» Продолжить? – я говорила мягко и негромко, глядя на красивое лицо мужчины с благородными чертами, в его пепельные глаза, в которых за мою фразу промелькнула целая вереница разных эмоций от неверия и удивления до некоего осознания и принятия. А в следующую секунду он прикрыл веки и глухим севшим голосом выдохнул лишь два слова. - Не нужно… - и эти слова отчетливо дали понять, что барон поверил мне, он узнал строки из своего собственного письма, написанного им лет семь назад, недаром Миша говорил, «Вы можете убедить даже мертвого, Анна…». - Иван Иванович знал, что деньги вам нужны не на теплые вещи. Он знал, что вы просто проигрались в карты, - продолжила я, вспоминая речи отца после первого прочтения этого письма, в тот момент я еще жила в поместье, и дядюшка даже не был зол, прекрасно понимая, что написанное сыном про теплые вещи не является правдой. - Отец это понял, несмотря на это всегда присылал в два раза больше, чем нужно, чем я просил… - тихо промолвил мужчина, обнимая меня и второй рукой за талию, прижимая сильнее к себе и вновь, кладя голову на высокую резную спинку кресла. Мучающая его мигрень естественно никуда не делась, Владимиру бы сейчас пройтись по улице, подышать свежим воздухом, может, и голова перестанет так сильно болеть. - Чтобы вы могли и долг вернуть, и теплые вещи купить. Зима действительно тогда была суровой, - ласково потершись носиком о шею хозяина поместья выше его атласного черного шейного платка, также мягко проговорила я, следом нежно погладив барона кончиками пальцев левой руки по щеке, я хорошо помнила, что ему приятны мои прикосновения к лицу, он сам мне об этом прежде говорил. Сам же мужчина напоминал мне холеного гулящего кота, временами рассерженного, как сегодня во время обеда, временами ласкового, как сейчас, в мягких лапах которого так приятно погреться, только нужно помнить, что в этих мягких лапах скрываются острые когти, его огненная ревность. Владимир страшно ревнив, даже к господину Забалуеву, престарелому предводителю уездного дворянства, который в силу возраста уже бессилен в постели, он и то умудряется меня ревновать. И мне самой хотелось быть рядом с ним такой ласковой игривой кошкой, призывно помахивающей перед ним своим пышным хвостом, ластиться к нему, гладиться. - Я не предполагал… - почти шепотом даже несколько болезненно выдохнул барон, при этом именно болезненно поморщившись, и сейчас явно не из-за мигрени, а из-за своих собственных эмоций и переживаний, окрашенных оттенками душевной боли. - Не предполагали, что отец любил вас сильнее, чем вы думали. Иван Иванович всегда переживал, когда получал дурные известия о вас. Он каждый день говорил о вас… - тихонько произнесла я и нежным долгим поцелуем поцеловала мужчину в шею, в следующее мгновение почувствовав ласковое прикосновение его сухих горячих губ к своему виску, отчего невольно улыбнулась. Я не могла забрать душевную боль Владимира, это было не в моей власти, в эти минуты я могла лишь просто побыть рядом с ним, и я чувствовала, что мое присутствие приятно ему. - Я всегда думал, что безразличен отцу… - тихо и горько изрек хозяин поместья, по-прежнему не открывая глаз и не поднимая головы со спинки кресла. У меня же почему-то сложилось четкое ощущение, что он не только в ситуации с отцом, а вообще в принципе привык видеть мир в черном цвете, акцентировать свое внимание на самых темных и неблаговидных его сторонах, как в себе самом, так и в окружающих людях и в жизни в целом. Это мировоззрение барона, и не мне ему указывать в этом вопросе, но ведь наверняка есть что-то в этой жизни, что радует его, и в следующую секунду до меня дошло, это не «что-то», а «кто-то». И этот «кто-то», точнее эта, проживает сейчас в Польше, я хорошо помнила, какими глазами Владимир смотрел на Ольгу Калиновскую во время танца с ней на балу-маскараде у графа Потоцкого, прямо глаз не сводил с любимой женщины, вот она бы точно смогла его порадовать. - Я ведь уже говорила вам в церкви перед отпеванием отца, что он всегда любил вас, Владимир Иванович, и могу повторить это еще раз, потому что это правда. Иван Иванович очень хотел, чтобы у вас была семья, жена, дети, его внуки, наследники рода Корфов, - более чем тактично промолвила я, продолжая нежиться в жарких объятиях этого красивого сильного мужчины, чувствуя его горячие руки на своей талии. Даже через ткань платья и корсета ладони Владимира посылали волны приятного жара по телу в местах прикосновения, и это было более, чем приятно, наслаждаясь моментом, я тоже прикрыла глаза в блаженной неге, как же хорошо. - Жаль, что отец не спросил меня, чего хочу я. А я не вижу необходимости в своей жизни семьи и детей. Моя любимая бесконечно далека от меня, а нелюбимая жена, с которой через несколько лет мы возненавидим друг друга, а нам при этом придется до конца жизни жить в одном доме и растить общих детей, мне не нужна. Нет, не хочу такой семьи… Не хочу… - вполне спокойно, но достаточно категорично высказался хозяин поместья с отголосками все той же горечи в своем мягком низком голосе, продолжая обнимать меня. Я же вспомнила слова Ивана Ивановича после визита Владимира в имение, уже когда он жил в столице и вероятно был знаком с госпожой Калиновской, «любимой, которая бесконечно далека от него». «Володя не хочет жениться на Лизе. Он мне не сказал ничего такого, но я сам это понял из его слов о Лизавете. Он больше не хочет на ней жениться…», расстроено поделился тогда со мной отец, когда его сын покинул Двугорское. Очевидно, в жизни мужчины тогда уже появилась его роковая любовь Ольга Калиновская, и Лизавета Петровна ему стала попросту неинтересна. А теперь да, красивая польская пани еще как далека от барона, ведь от Петербурга да Варшавы путь неблизкий, к тому же Ольга уже не первый год замужем. - А вы не смотрели на брак с другой стороны, Владимир Иванович, с точки зрения выгоды этого союза?.. Вы ведь не хуже меня знаете, что очень многие благородные аристократы женятся отнюдь не по любви, а по расчету чистой воды. Если родственники вашей знатной супруги будут занимать высокие должности на государственной службе, это может помочь вам начать карьеру с чистого лица, двери дворца могут вновь открыться для вас, подумайте об этом. К тому же, с чего вы взяли, что ваша жена возненавидит вас, наоборот, я думаю, она будет вас любить. Разве вас можно не любить?.. Появятся дети, ваша плоть и кровь, в них будет частичка вашей души, и вы полюбите их. Вам будет хотеться приходить домой, зная, что дома вас ждут не пустые стены с прислугой, а любящие вас люди, ваша семья. А даже если вы параллельно захотите быть с другой женщиной, вам никто не сможет помешать, и вы сами прекрасно это знаете. Иметь семью – это прекрасно, поверьте… - я говорила, используя весь свой дар убеждения, чтобы постараться вложить в голову мужчины трезвые разумные мысли, абсолютно уверенная, что Иван Иванович поддержал бы каждое мое слово. Да, Владимир любит Ольгу Калиновскую, но быть с ней нет возможности, и что теперь никогда не жениться, всю жизнь быть одному, не иметь семьи и законнорожденных детей, лишь меняя женщин развлечения ради, что за глупости. Нет, я ни в коем случае не считаю барона глупым, но отказываться от возможности иметь семью из-за не сложившейся в прошлом любви, это просто абсурд. Нужно жить настоящим и смотреть вперед в будущее, а не оборачиваться бесконечно в прошлое, прошлое прошло и осталось во вчера, его уже нет, есть лишь сегодня, а за ним следует завтра. - Да, прекрасная будет семья, нелюбимая жена и любовница под боком, прямо как у моего отца, ну просто прелесть… - чуть ли не с отвращением тихо выдохнул хозяин поместья и открыл свои серые глаза цвета пасмурного неба следом за мной, - и какие бы блага мне ни принес брак с нелюбимой женой, будь то даже должность во дворце, полученная с помощью ее высокопоставленной родни, мне не нужна семья с нелюбимой женщиной. Не тратьте на меня свое красноречие, Анна, вы не сможете меня убедить. И впредь у меня нет ни малейшего желания это обсуждать… - уже спокойнее добавил мужчина и мягко поцеловал меня в макушку, на что я невольно улыбнулась, приятно, однако. А Михаил говорил, что я смогу убедить даже мертвого, вот вполне живого Владимира не смогла, не сработал на нем мой дар убеждения, осечка вышла, ну, что же бывает и так. - В поместье множество портретов отца разных лет, а вашего нет ни одного. Теперь вы здесь хозяин, Владимир Иванович, у вас нет желания пригласить художника из столицы, чтобы он написал ваш портрет?.. Или вы предпочтете, чтобы художник писал ваш портрет в Петербургском особняке?.. Вы собираетесь вернуться в столицу после сорока дней?.. – переводя тему на вполне нейтральную, но также интересную мне, с улыбкой полюбопытствовала я, продолжая нежиться в крепких жарких объятиях барона и не скрывая своего удовольствия по этому поводу. Иван Иванович любил творчество во всех его проявлениях, литературу, музыку, живопись и, конечно же, театр, и частенько приглашал в поместье известных художников из Петербурга для написания его портретов. Помню, обычно все происходило в малой гостиной, где стоит фортепиано, дядюшка позировал, гордо восседая в кресле, художник творил волшебство кистями и красками в своих талантливых руках, а я в это время музицировала на рояле, приятные воспоминания, невольно вызвавшие во мне теплую ностальгию. Однажды отец пожелал, чтобы художник написал и мой небольшой портрет, когда мне было лет девятнадцать, и потом поставил его на тумбу в своей спальне, там он и находится до сих пор. Я видела его, когда прощалась в этой комнате с Иваном Ивановичем, лежащим в гробу, и это уже горькое воспоминание, отдающееся душевной болью. - Верно, найму управляющего в поместье и после сорока дней вернусь в Петербург. Люблю быстрый городской ритм жизни шумной многолюдной столицы, он мне комфортен, а здесь, в деревне, с невыносимо медленным тихим течением жизни я просто схожу с ума, и мне хочется в петлю. Правда, не очень представляю, что я теперь буду делать в столице. А что касается портрета, нет, не хочу, у меня просто терпения не хватит каждый день по нескольку часов неподвижно сидеть и позировать, и так пару-тройку недель не меньше. В детстве мать хотела научить меня играть на пианино, но у меня ужасно не хватало усидчивости на бесконечное разучивание гамм и музицирование, поэтому через какое-то время мама плюнула на эту бесперспективную затею, и игра на рояле мне неподвластна. По той же самой причине и латынь всегда была для меня непосильной, и я никогда даже не подходил к стенду с латынью в этой библиотеке, - ответив даже более откровенно, чем я ожидала, негромко откликнулся хозяин поместья, устремляя свой взор в сторону большого стенда с книгами на латыни в несколько рядов, а после вновь прикрывая веки и откидывая голову на высокую спинку кресла. В бархатный баритон мужчины по какой-то неведомой мне причине, несмотря на очевидную нейтральность темы о портрете, опять просочилась хорошо ощутимая горечь. Когда же он говорил о покойной матери, в его мягком низком прямо обволакивающем голосе звучала такая невыразимая нежность с толикой грусти и отголосками душевной боли, конечно, это же мама, и очевидно, что мать барона в детстве относилась к нему куда теплее и сердечнее, чем моя ко мне. И, да, латынь мне подвластна, в детстве и юности нанятые отцом учителя обучали меня и латыни в том числе, для общего развития, однако сейчас я предпочитаю читать литературу на французском и русском языках. Владимир не знает латынь и не умеет играть на фортепиано, но при этом он остается благородным барином с чистой кровью, я же и на латыни читать могу, и игре на рояле обучена, однако по-прежнему остаюсь бывшей крепостной, нет, я не жалуюсь, просто констатирую факт, кто уж кем родился. И по поводу того, что брат вернется после сороковин в Петербург, я оказалась права, все же я неплохо чувствую вас в эмоциональном плане, Владимир Иванович. - Как это что вы будете делать в Петербурге?.. Жить блестящей столичной жизнью аристократа… Балы, красавицы, лакеи, юнкера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки, любовь, шампанское, закаты, переулки, как упоительны в России вечера… Вы ведь всегда любили яркую светскую жизнь, не так ли?.. – с тихим благожелательным смехом ответила я, озвучив вполне очевидные вещи. Михаил мне рассказывал, что в период жизни в столице они с Владимиром не пропускали ни одного светского приема, ходили на все балы, маскарады, званые ужины и прочие приемы, какие, разумеется, позволяла посетить служба. И если целью посещения Мишей всей этой увеселительной столичной программы было банальное желание развеяться, развлечься, приятно провести время в не менее приятной компании. То его друг, страшный бабник, имеющий чуть ли не девиз по жизни, «Каждый день я влюбляюсь в новую женщину», притом даже не пытающийся скрыть его, искал на этих балах новых «бабочек» в свои сети, разбив при этом множество женских сердец. Пока его собственное сердце не разбила Ольга Калиновская, роковая женщина в жизни барона Корфа, его «горькая любовь», что стала для него дороже собственной жизни. Князь Репнин же и теперь посещает великосветские приемы, как в Зимнем дворце, так и в роскошных особняках богатых аристократов. Когда он вновь получил должность адъютанта Его Высочества Александра Николаевича, то каждый месяц у него собирается целая стопка различных приглашений, и Михаил ходит на многие из этих банкетов, когда с супругой Елизаветой Петровной, когда один, но уже совсем с другой целью. Светские приемы помогают не только хорошо и весело провести время, но и с пользой, а именно способствуют завязыванию полезных знакомств и налаживанию нужных связей, которые в будущем могут помочь в карьере, которая очень важна для Миши. - Да, любил, любил… - как-то неопределенно изрек хозяин поместья, не открывая глаз, и я не смогла точно понять, то ли он согласился с моими словами, то ли опроверг их таким образом, посредством несколько ироничной интонации, его душа, наверное, навсегда останется для меня загадкой. Мое же внимание привлек лист бумаги с какими-то записями, лежащий на столе, на который до этого я не обратила соответственно никакого внимания, оставаясь в объятиях барона, я протянула руку, ухватила листок за угол и поднесла его ближе, дабы прочитать написанное. Разумеется, читать чужие письма некрасиво, но раз мужчина оставил лист на столе в открытом доступе, а не убрал его, когда я подошла к нему, то я сделала вывод, что вполне могу прочесть написанное. И это оказалось не письмо или просто какие-то записи, а стихи, и строки их явно написаны Владимиром, как интересно, почитаем. Ветер сбивает с ног, В небе луна раскосая. Я одинок, мне бы хоть глоток, Хоть глоток души твоей воздуха. Где то там, где миллионы звезд, Там миллионы в лету уже канули. То ли в шутку, а то ли всерьёз, Нам свою судьбу знать заранее. Дабы друг друга не ранили, Не убили сердечно, душевно ли. Я и так, невзначай, сколько шрамов оставил, И путь мой измучен траншеями. Но разве на листах не душа, а просто фразы, Как чувствую боль острая невпопад. Я так сильно желаю, мечтаю по каплям, С тобою собрать небесный водопад. Там, там, никто никогда не спросит, Как нам живется сквозь жизни туман. В хлам, в хлам убитая в доску осень, Там, там, лишь слезы дождя по щекам. А я попробую удержать, Не зная итога заранее, На острие ножа судьбу свою, не поранив. Мои сны где-то на глубине лежат, Мучительные и не согласные, И не убежать, только чувства мои дрожат ресницами глаз её. Мне за все в этой жизни зачтется, Все богатство свое я бы выменял, Лишь бы не замерзало солнце, Мое личное солнце и звезда что по имени. Но ветер сбивает с ног, В небе луна раскосая. Я одинок мне бы хоть глоток, Хоть глоток души твоей воздуха. Там, там, никто никогда не спросит, Как нам живется сквозь жизни туман. В хлам, в хлам убитая в доску осень, Там, там, лишь слезы дождя по щекам. Лишь слезы дождя по щекам…* Красивые ровные строки были выведены размашистым заостренным почерком барона, полностью отражающим его порывистый, порой несколько жесткий характер, и наполнены глубоким проникновенным смыслом, неподдельными искренними эмоциями и чувствами мужчины. Возможно, так метафорически он хотел поведать о значимых моментах своей жизни, горькой любви, ее потере и даже некотором разочаровании в этой самой жизни. Лирический герой стихотворения, назовем его так, а по сути, сам Владимир, говорит в своих строках о своем же внутреннем состоянии, мироощущении, «Ветер сбивает с ног», он находится в смятении, он чем-то встревожен, даже подавлен, и далее становится совершенно ясно, почему у героя такое упадническое настроение. «Я одинок», он настолько страдает из-за своего состояния, что будто не видит дальнейшего пути своего существования, он словно стал заложником своего же положения, герой находится в тупике. «Хоть глоток души твоей воздуха», а из этой фразы становится понятно, что сердце героя болит из-за любимой женщины, его несостоявшейся второй половинки, ибо любовь его осталась без ответа. Это стихи о ней, об Ольге Калиновской, «горькой любви» мужчины. Однако герой понимает, что его дальнейшая счастливая жизнь зависит именно от выбора его же избранницы. Почему она не ответила ему взаимностью?.. Пока это большой вопрос. «Нам с тобою судьбу знать заранее». Что ждет их впереди?.. На этот вопрос многие мечтают получить ответ, чтобы сделать правильные выводы. «Путь мой измучен траншеями», лирический герой прошел через множество преград, столкнулся с различными проблемами, его жизнь нельзя назвать легкой и безоблачной, но, несмотря на все препятствия, мужчина все равно хочет быть рядом со своей возлюбленной. Только нужны ли эти отношения его возлюбленной?.. Не нужны, и госпожа Калиновская ясно дала это понять, выбрав в прошлом в итоге Александра Николаевича. Хотя, это было вполне предсказуемо, кого ни поставь против Цесаревича, он обречен проиграть в этом соперничестве, ибо никто больше, чем будущий российский Император сделать для женщины, не сможет. И я говорю сейчас отнюдь не о свадьбах-женитьбах, законной супругой Его Высочества может стать лишь такая же принцесса голубых кровей, равная ему по социальному статусу. Слова «там-там» можно трактовать по-разному, возможно, лирический герой говорит о конкретном месте, где «никто никогда не спросит», и эту фразу можно понимать буквально. «Там-там» - это за границами нашего бренного мира, земной жизни, «там-там» - это царство смерти, мир теней, сияющая пустота, там уже действительно никто, никогда, ничего у нас не спросит. А возможно, «там-там» - абстрактное понятие, про которое знают только двое, это некий таинственный мирок, придуманный героем и его возлюбленной. Но одно можно сказать точно, что в этом месте нет места переживаниям, скандалам, проблемам, это словно другая реальность, в которой «лишь слезы дождя по щекам», и от счастья ли они, эти слезы, или же от горя, не знаю, но хочется думать, что все же от счастья. Там счастливое, яркое, насыщенное радостными событиями существование, полное света. Далее становится понятно, что между лирическим героем и его спутницей не все было гладко, «А я попробую удержать», очевидно, что у мужчины все еще есть желание бороться за эти отношения, его чувства по-прежнему сильны, глубоки и проникновенны. Мужчина готов пойти на все, лишь бы его возлюбленная была рядом, он готов использовать все возможные способы, чтобы потом не сожалеть об упущенном шансе. «Не зная итога заранее», лирический герой совсем не уверен в чувствах своей возлюбленной, он вообще не понимает, нужны ли были ей эти отношения, или женщина воспринимала все лишь как игру. «Чувства мои дрожат», мужчина полностью поглощен своей избранницей, он не замечает никого вокруг, для него целый мир словно остановился, он занял какую-то выжидательную позицию, и он готов предоставить женщине столько времени, сколько ей потребуется. «Мне за все в жизни зачтется». Герой искренне говорит, что он не святой, на своем пути он совершал как положительные, так и отрицательные поступки, он боролся, искал, терял, сомневался, однако сейчас, не смотря ни на что, он полностью уверен в своих чувствах и своем невозможном выборе. Он предоставил право решить его дальнейшую судьбу своей возлюбленной, и польская пани в конечном итоге сказала «Нет». «Все богатство свое я бы выменял», весь смысл всего стихотворения для меня находится в одной этой фразе, никакой достаток для Владимира не сравнится с искренними глубокими чувствами, для него счастье заключается не в материальных благах, а во взаимной любви, которой он обделен и, следовательно, несчастен. Избранница мужчины стала для него его личным солнцем. Лирический герой уверяет, что любовь - это то, ради чего нужно жить, за что необходимо бороться, и ради чего не жалко умереть. Такой смысл в написанных строках уловила я, но возможно сам барон закладывал и несколько иную суть в них, этого мне знать не дано. - А вы настоящий поэт, Владимир Иванович, столько лирики, столько чувств… - с нескрываемым восхищением негромко изрекла я. Как же красиво барон написал о своей горькой любви, если бы мне просто показали эти стихи и сказали, что строки принадлежат перу Владимира, я бы даже не поверила, что он в принципе способен на что-то подобное. Оказывается же, очень даже способен. А я тут еще пытаюсь трезвые и разумные мысли о семье и детях, браке пусть даже без любви вложить в голову мужчины, пока его чувства к Ольге Калиновской если и не угаснут, то хотя бы ни притупятся, он и думать не станет о том, чтобы жениться. Простите меня, Иван Иванович, но тут я бессильна, похоже, еще долго вам не узреть законных внуков, наследников рода Корфов, вы видели, папенька, я сделала все, что было мне под силу, но ваш сын даже слушать меня не пожелал, простите. - Ничего особенного, до Жуковского мне далеко, так похмельный бред, не стоящий никакого внимания, - резко подняв голову со спинки кресла и открыв свои серые глаза на моих тихих словах, беззаботно произнес хозяин поместья. Быстрым движением он вырвал лист из моих рук, смял его и швырнул в сторону горящего камина, попав прямо в огонь, и пламя тут же поглотило мгновенно истлевшую бумагу. Если бы кинула я, наверняка бы промахнулась, меткость – не моя сильная сторона, Владимир же в прошлом даже получил награду за лучшую стрельбу в корпусе, так что с координацией движений у него точно проблем нет. Однако мне этот беззаботный тон мужчины показался каким-то уж слишком беззаботным, а потому несколько неестественным, да и то, как быстро он вырвал бумагу из моих рук, говорило о том, что произошедшее задело его, но он не захотел этого мне показывать. Очевидно, что барон не желал, чтобы я читала написанных им строк о его любимой женщине, но я уже прочла их, что же теперь, не убить же меня. «Что же вы прекратили петь?.. Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга… Пение не поможет, когда вас будут пороть на конюшне… Стоять! Разве я давал вам разрешение уйти?.. Я надеюсь, я не должен вам напоминать, что вы должны выполнять мои поручения. Все мои поручения… Мои сапоги отвратительно вычищены, надрайте их так, чтобы я мог видеть в них свое отражение… И еще сбегайте в лавку Мозеса за шампанским…» Вспомнились мне холодные, язвительные, резкие, презрительные фразы брата, в гневе брошенные им как раз в тот самый день, когда он получил эту награду за лучшую стрельбу в корпусе, о чем мне сказал, конечно же, не сам Владимир, а, несколько часов спустя, Иван Иванович. Картинки того дня, того эпизода пролетели перед глазами, вот я репетирую романс «Сей поцелуй», чтобы исполнить его вечером на балу-маскараде у графа Потоцкого, где мое пение будет слушать и Сергей Степанович, директор Императорских театров, аккомпанируя себе на фортепиано, потом в гостиную входит молодой барин, и звучат все эти нелицеприятные слова. Но сейчас это были лишь картинки из прошлого, никак эмоционально не окрашенные, обида ушла, растворилась в раскаянии мужчины, я отпустила ее, осталось лишь хорошее, теплое, родственное отношение к нему, правда, к этому добавилась такая «мелочь», как сексуальное влечение, но как говорится, и с этим можно жить. Я даже не надеюсь, что хозяин поместья полюбит меня братской любовью, благородные господа, за редким исключением, лишь подтверждающим правило, никогда не питали и не будут питать особой любви к незаконнорожденной родне без рода и племени. Но мне бы хотелось думать, что со временем он сможет принять меня как свою сестру не только на словах, но и в душе, без глубинного эмоционального отвержения. В прошлом я очень боялась Владимира, притом страх этот относился не столько к настоящему моменту, сколько к будущему, ибо пока жив отец, я понимала, что брат не сможет причинить мне никакого реального вреда, Иван Иванович просто не позволит ему физически наказать меня. Но также я прекрасно осознавала, что все мы смертны, и никто не вечен в этом мире, и когда отца не станет, я окажусь живой собственностью родного брата, который ненавидит меня, он превратится в моего полноправного хозяина с полноценным правом распоряжаться моей судьбой по своему усмотрению. Захочет барин на кухню сошлет или заставит выполнять грязную работу по дому и выносить помои, пожелает хозяин выдаст замуж за одного из крепостных крестьян и отправит в деревню, где мне, возможно, придется терпеть побои мужа, ибо неизвестно, какой у него окажется нрав. А может, барин продаст меня кому-либо, и только небу известно, как со мной будут там обращаться, или же хозяин оставит меня в своем доме и продолжит всячески издеваться, в том числе наказывая физически, вымещая на мне свою ненависть, и никто не сможет меня защитить. Ведь у барина есть законное право применять физические наказания к провинившимся крепостным, а вину можно и придумать в два счета, если есть на то желание, к примеру, показалось хозяину, что чай ему остывший принесли, или что-то еще в том же духе. И отдаст тогда барин приказ физически меня наказать, выпороть розгами на той же конюшне, как он грозился ранее, и кому-то из дворовых придется привести его волю в исполнение, и эта перспектива была самой пугающей для меня, ибо я до жути боялась физических наказаний, порки на конюшне. И только когда Иван Иванович выписал мне вольную, этот страх ушел, я перестала бояться Владимира, поскольку больше у него не было надо мной власти, я стала свободной, у меня осталась лишь очень сильная обида на брата и глубинное опасение, ожидание от него чего-то плохого. Сейчас же не было ни этой обиды, ни внутреннего опасения, ни ожидания чего-то дурного от мужчины, все это ушло, осталось в прошлом, верно говорят, «Все течет, все меняется». В настоящем же я сидела у него на коленях и наслаждалась его жаркими объятиями, понимая, как же мне хорошо рядом с бароном, спокойно и уютно в его энергетическом поле, пусть энергетика у него и достаточно сильная, и даже несколько тяжеловатая. - Ни хотите прогуляться, Владимир Иванович?.. На улице такая прекрасная погода стоит, ясно, солнечно, да и мороз пока не сильный… - предложила я, не отводя взора от пепельных глаз брата, наши лица были в непосредственной близости друг от друга, и я практически чувствовала его теплое ровное дыхание на своей коже. Несколько долгих мгновений хозяин поместья пристальным взглядом смотрел на мои губы, и у меня вновь возникла мысль, что он может меня поцеловать, чего я, признаюсь, хотела, но я снова ошиблась. Мужчина медленно приблизил свое красивое лицо с благородными чертами к моему, ласково потерся носом о мой миниатюрный носик, на пару секунд прикрыв веки, и тихо выдохнул с едва уловимой улыбкой и кофейными нотками в дыхании мне прямо в губы лишь одно слово. - Хочу… А уже в следующий миг барон легко поднялся с кресла, удерживая меня за талию и бережно опуская ногами на натертый дворовыми до блеска паркет в библиотеке, как и во всем имении, и я невольно негромко расслабленно рассмеялась. Есть такое понятие, как необходимая боль, порой мы сознательно и добровольно проживаем эту боль сами, дабы избежать более сильной боли и душевных страданий в будущем. Порой же вполне осознанно мы причиняем эту боль своим близким, потому что просто нет возможности не причинить ее, ибо существуют ситуации, которые должны быть прояснены здесь и сейчас, есть вопросы, кои должны быть решены на месте без откладывания их на потом в долгий ящик. Таким был вопрос о моей матери, и я получила на него ответ от Владимира, тем самым причинив ему если не эмоциональную боль, то моральный дискомфорт точно, я испортила мужчине такое хорошее и благожелательное настроение, в каком он пребывал до обеда, но это было именно необходимостью, от которой никуда не денешься. Теперь же мне хотелось как-то порадовать хозяина поместья, улучшить его эмоциональный настрой, быть может, совместная прогулка по свежему воздуху в этом поможет, да и чуть снимет его головную боль. Я прекрасно понимала, что отца больше нет в этом мире, но мой брат есть, и я есть, и он – мой единственный кровный родственник, в любом случае мы – одна семья, в нас течет общая кровь. И я желала наладить с Владимиром не просто хорошие человеческие отношения, а именно эмоционально близкие и родственные, еще бы и он хоть немного шел мне навстречу, а не общался со мной через нейтрально-вежливую маску, скрывающую его истинные чувства и эмоции. Барон погасил трубку, мы покинули библиотеку, спустились на первый этаж, по пути встретив молоденькую служанку, которой хозяин велел унести грязную посуду из кабинета и закрыть окно, когда помещение проветрится, надели верхнюю одежду в просторной прихожей с зеркалами на стенах. Я – длинную приталенную шубу из темного соболиного меха, а Владимир – черное драповое пальто в пол с меховым воротником-стойкой и такими же манжетами, которое ему очень шло, хотя красивому, высокому, статному мужчине, безусловно, все к лицу, переобулись и вышли на улицу. На чистом голубом небе без единого маломальского облачка ярко золотилось солнце, пуская слепящие блики по выпавшему прошлой ночью снегу, от какого крепостные уже очистили большой двор перед имением, мощеный камнем, и дорожки в парке с голыми лиственными деревьями на территории усадьбы. В этот парк мы и направились, я взяла барона под руку, чтобы случайно не поскользнуться в своих ботиночках из мягкой кожи, и мы неторопливо шли по тропинке, периодически переговариваясь по пустякам, не обсуждая ничего серьезного и жизненно важного. В эмоциональном плане мне было хорошо и спокойно рядом с Владимиром, думаю, как и ему со мной, хотелось надеяться, что оставшиеся несколько дней моего нахождения в поместье пройдут все же под эгидой положительных эмоций, а не отрицательных. - Анна, пока вы у меня в гостях, мне бы хотелось сделать для вас что-то хорошее, давайте, я попробую помочь вам перебороть страх перед лошадьми. Стоит однажды переломить себя, сделать шаг навстречу своему страху, и все пойдет на лад. Я буду рядом с вами, я не допущу, чтобы с вами случилось что-то плохое, поверьте… - резко меняя тему, неожиданно предложил барон, отчего я даже невольно остановилась на месте, перестав идти вперед по дорожке, опустив руки вниз и тяжко вздохнув. Вы опять об этом, Владимир, еще один помощник выискался в преодолении моего страха перед лошадьми, этими красивыми, горделивыми, капризными созданиями, и за что мне это, скажите. - Это вы ничего не боитесь, Владимир Иванович, и в ваших глазах мой страх перед лошадьми, наверняка, просто мелочь, возможно, он даже кажется вам смешным и нелепым. Для меня же этот страх вполне реален, я никогда не смогу вновь сесть на лошадь, стоит мне близко к ней подойти, как у меня происходит какой-то мгновенный ступор, накатывает оцепенение, я не могу заставить себя даже пошевелиться, не то, что сесть в седло, я боюсь. Так что ничего из этого не получится, забудьте, и у меня нет ни малейшего желания вновь переживать те отрицательные эмоции при падении на землю, и думается мне, что на сегодня их лимит уже и так немного превышен. К тому же, никто не в состоянии удержать лошадь за поводья, когда она встает на дыбы, и вы не сможете. Я прошу вас, не заставляйте меня… Давайте, лучше прокатимся на санях, когда был жив отец, мы частенько катались с ним зимой по окрестностям в хорошую погоду, чтобы свежим воздухом подышать и на красивую зимнюю природу посмотреть, - спокойно ответила я, также остановившемуся рядом со мной мужчине, и предложила альтернативный вариант проведения времени, куда более приятный мне, чем преодоление собственного страха, который, сдается мне, останется со мной до конца жизни. - Я не стану вас принуждать, Анна, хотите прокатиться на санях, давайте прокатимся, погода, и правда, замечательная. И я прекрасно знаю, что никто не сможет удержать лошадь за поводья, когда та поднимается на дыбы, но я и не собирался этого делать, мы можем сесть на лошадь вместе, чтобы вам было не так страшно, и пустить ее спокойным шагом. Но заставлять вас я не стану, просто подумайте на досуге о моих словах, - мягко улыбнувшись уголком красиво очерченных губ, глядя на меня сверху вниз в силу своего высокого роста, вполне благожелательно изрек хозяин поместья. Он взял меня за руку, переплетая свои красивые длинные пальцы пианиста с моими тонкими пальчиками, и мы неспешно пошли по направлению к конюшне. От ладони Владимира шло живое тепло, которое я чувствовала даже через двойной барьер наших черных кожаных перчаток, и это было приятно, а еще я была искренне благодарна ему, что он не пытался продавить свою линию и чуть ли не насильно усадить меня на эту злосчастную лошадь. - Спасибо… - тихо промолвила я, но мужчина услышал и молча кивнул в ответ, отлично понимая, о чем идет речь, одаривая меня горячим гладящим взглядом своих серых глаз цвета хмурого осеннего неба с проседью. Порой мой брат просто сама проницательность, но иной же раз он тот самый упертый баран, если процитировать Варю, не желающий отступаться ни на шаг от своей собственной правды, которую он считает верной для себя, не в обиду будет вам сказано, Владимир. Барон Корф – просто человек противоречий, обладающий сумеречной душой, где света и тьмы пополам, но мне он и таким, какой уж он есть, нравится, безумно привлекает как мужчина, да и по-человечески интересен, если бы еще не эта его вездесущая маска нейтральности, с которой он категорически не желает расставаться. В просторной конюшне, где приятно пахло сеном, оказался Григорий, чистящий стойла в два параллельных ряда и кормящий, и поящий лошадей разных мастей. Ровным прохладным тоном с явственными властными нотками хозяин велел крепостному запрячь сани двумя лошадьми и побыстрее, и тот, склонив голову, с почтительно-вежливым, «Как прикажете, барин…», тут же принялся за дело. Сам же барон, оставив меня неподалеку от широких двойных дверей конюшни, поскольку я отказалась слишком близко приближаться к лошадям, не хочу, своей мягкой, пружинистой, почти бесшумной, такой именно кошачьей походкой подошел к стойлу с крупным вороным конем. Мужчина мягко погладил его рукой в кожаной перчатке по длинной шелковистой черной гриве, на что конь негромко одобрительно фыркнул. Видимо, этот видный жеребец моему брату импонировал более остальных, для меня же все лошади одинаковы, красивые, но опасные и своенравные создания. - Анна, идите сюда… - своим низким звучным голосом позвал меня хозяин поместья, дополнив свои слова соответствующим жестом руки, на что я с улыбкой отрицательно покачала головой и не сдвинулась с места ни на шаг. Думаете, если я подойду к лошади и постою рядом с ней, мой страх исчезнет, что-то я сильно сомневаюсь в этом, а подходить мне совершенно не хочется, страшно, если честно. Чуть склонив голову в бок, я смотрела на мужчину и расслабленно улыбалась. Ну, ни дать, ни взять, холеный гулящий кот с мягкими лапами, в которых так приятно погреться, и острыми когтями в них, огненной ревностью. И сколько же «несчастных бабочек» «пропало» в этих лапах, став жертвами убийственного обаяния и мощнейшей харизмы барона Корфа. Сколько «конфет» вам довелось «испробовать» за вашу жизнь, Владимир Иванович?.. Думается мне, отнюдь не мало, прислуга замучается «фантики» собирать и выносить. - Чего не подошли?.. Боитесь?.. – мягко поинтересовался сам подошедший ко мне минут через пять-семь барон своим бархатистым баритоном, просто музыка для женских ушей, моих в частности, с легкой полуулыбкой на красивом лице с тонкими аристократическими чертами глядя на меня сверху вниз. Я со своим невеликим ростом достаю ему, по-настоящему высокому и красивому мужчине, лишь до плеча, и мне это нравилось, ибо так приятно положить голову на его широкую грудь, слушая биение сердца, и почувствовать себя защищенной от всего плохого в этом мире в крепких объятиях мужчины. Что я и сделала в следующую секунду. - Боюсь… - тихо произнесла я, уткнувшись лицом в грудь Владимира, параллельно обнимая его руками за шею и тут же оказываясь в бережных объятиях хозяина поместья, ласково поцеловавшего меня в макушку. Хорошо в его объятиях, даже очень хорошо, в какой-то степени я понимаю тех «бабочек», но я другая, я не буду ничьей красивой живой куклой для сексуальных утех, вкусной «конфетой». Я могу быть в отношениях с мужчиной только в одном качестве, его любимой женщины, я хочу, чтобы меня любили, хоть и не умею любить сама, ну, какая уж есть, для кого-то, вероятно, стерва, пусть так. Григорий запряг двух гнедых лошадок в открытые сани, мы с бароном удобно расположились в них, мои ноги он укрыл толстым теплым пледом, лежащим на широком сиденье на двух человек, покрытом мягкой ковровой тканью, и пушистой волчьей шкурой поверх. Крепостной в простом овчинном тулупе занял место на дрожках, натянул поводья, лошади послушно побежали вперед, и сани легко заскользили по снегу. Я перекинула свою длинную светлую ажурную косу, заплетенную мне братом, на правое плечо, и пересела чуть ближе к нему, своим плечом прислоняясь и слегка облокачиваясь на его сильное плечо. POV Владимир Мы с Анной выехали с территории поместья, лошади легко и весело бежали по уже укатанному полозьями снегу, лежащему на холодной земле не первый день, зима в этом году наступила в середине ноября, впрочем, как обычно. На чистом голубом небе цвета глаз моей любимой женщины, моей родной сестры по отцу и двоюродной по матери, какая ирония судьбы, хотя нет, горькая ее насмешка, светило солнце, на улице было несколько градусов ниже нуля, до настоящей русской зимы с сильными морозами еще далеко, действительно прекрасная погода для прогулок. Миниатюрная кисть белокурой красавицы в черной кожаной перчатке лежала в моих руках в таких же перчатках, а ее голова покоилась на моем плече, мы ехали в молчании, смотря по сторонам на зимний пейзаж и думая каждый о своем. Однако эта тишина без слов не была тяжелой или давящей на нервы, наоборот она разливалась уютным спокойствием и умиротворением вокруг нас, верно говорят, «Рядом с любимым человеком и молчать хорошо». Вчерашняя ночь безрадостных осознаний прошла, оставив мне после себя противную горечь во рту от обильных возлияний крепкого алкоголя и горький осадок в душе, наступил новый день, и в этом сегодняшнем дне Анна продолжила общаться со мной все в той же игривой манере, флиртовать и призывно помахивать хвостом. Мне ничего не стоило одним махом в одночасье в достаточно резкой форме пресечь все это кокетство со стороны сестры на корню, но я этого не делал. Почему?.. Да, потому что мне хотелось хоть какого-то взаимодействия с любимой женщиной, пусть даже такой в игровой форме, прекрасно понимая, что отношения между нами попросту невозможны, она не просто любовница Михаила, моего лучшего друга, но и моя родня по крови, притом очень близкая. И это «вынуждало» меня подыгрывать актрисе Императорских театров в свое удовольствие в ее занятной, обоюдно приятной игре, но лишь игре, это я отлично понимал. Однако каким удовольствием было заплетать длинные светлые густые волосы миниатюрной куколки, пропускать шелковистые пряди сквозь пальцы, или обнимать ее, сидящую у меня на коленях, также обнимающую меня за шею своими ласковыми руками, прижимать к себе теплое женственное тело Анны, вдыхать запах ее волос. Как приятно было чувствовать нежные пальчики изысканной женщины у себя на висках, мягко массирующие в попытке хоть немного унять противную мигрень или ласково касающиеся щеки, прикосновение ее мягких пухлых губ к своему лбу и шее. Так и хотелось вновь поцеловать эти губы, вновь ощутить вкус теплого влажного рта белокурой красавицы, коснуться своим языком ее гладкого игривого язычка, крепко сжать в своих объятиях, закрыть дверь на ключ и больше никуда и никогда от себя не отпускать. Но я хорошо осознавал весь абсурд этих мыслей, и потому старался держать себя в руках и не позволять себе лишнего, не переходить грань в этой игре, грань, за которой после будет лишь мучительно стыдно за содеянное. Стыдно в первую очередь перед самим собой. Однако, чем ближе ко мне находилась Анна в физическом аспекте нашего материального мира, тем сложнее мне было сохранять рядом с ней самоконтроль, чуть ли не каждую минуту грозивший улететь ко всем чертям, ибо в первую очередь я видел в ней не свою сестру, а женщину, очень красивую сексуальную женщину, любимую сердцем и желанную телом. Актриса Императорских театров хотела знать, кто ее мать, теперь она знает, и тот разговор об этой проклятой, убившей маму из-за своей болезненной страсти к моему отцу, дался мне нелегко в ментальном плане, черная глухая ненависть к убийце матери в те злосчастные минуты затапливала все мое существо до краев. В эмоциональном аспекте эта ненависть перерождалась в раздражение, гнев, даже злость на всю ситуацию в целом, и все это так и грозило выплеснуться наружу черной лавиной негатива, сметающей все на своем пути. Безумно хотелось дать выход всем этим «чудесным» эмоциям, освободиться от них, схватить первый попавшийся под руку кувшин или бокал и шибануть им в стену так, чтобы вдребезги. Невероятным усилием воли я смог сдержаться, понимая, что подобными эскападами я выпугаю Анну вусмерть, и она будет потом просто бояться ко мне даже близко подходить, потому тогда я и предпочел уйти. Если нет моральных сил оставаться в сложившейся ситуации и вести себя по-человечески, я считаю, лучше выйти из этой ситуации в прямом смысле этих слов, ногами из комнаты, чем позволить себе скатиться до поведения несдержанного неврастеника, пугающего окружающих людей своими буйными выходками. Побыв несколько часов в тишине и одиночестве библиотеки, куря трубку и приходя в себя, я все же несколько успокоился, злость улеглась, гнев угас, раздражение сошло на нет, желание что-нибудь разбить ушло, осталась лишь эмоциональная тяжесть и горчащий табачным дымом мрак, клубящийся в душе. А после пришла белокурая красавица с кофе на подносе, и своими ласковыми объятиями, легкими прикосновениями, нежными невинными поцелуями, тактильным контактом, мягкими негромкими речами, подобными умиротворяющему журчанию чистых горных рек Кавказа, она даровала мне душевный покой, которого мне всегда так не хватает по жизни. От самой Анны прямо исходит эта исцеляющая энергия покоя, безусловно, мое настроение моментально не стало превосходным, но эмоциональное состояние пришло в норму, я внутренне успокоился и сейчас в моральном плане чувствовал себя относительно неплохо в сложившейся ситуации, скажем так, приемлемо. Искренне я был благодарен утонченной женщине за ее благотворное влияние на меня, и мне хотелось отплатить ей добром за добро, помочь избавиться от страха лошадей, но она категорически отказалась даже пытаться преодолеть свой страх, видимо, на данный момент, не чувствуя в себе достаточно душевных сил для этого. И я не стал настаивать, а зачем, это глупо, человека невозможно избавить от какого-либо страха против его воли без добровольного желания, вероятно, нужное время просто еще не пришло. Из-за какого-то идиота-конюха, который в прошлом не смог правильно выбрать спокойную смирную лошадку для прогулки молодой девушки, и произошло то злополучное падение. Теперь Анна до ужаса боится лошадей. На конюшне она даже близко отказалась подходить к вороному жеребцу, наиболее любимому мной из всех его собратьев, этот страх в миниатюрной куколке слишком силен, и я даже не представляю, что можно сделать, чтобы помочь преодолеть его, я искренне хотел помочь, но, увы, не знал как. Прогулки на санях по окрестностям зимой и на открытой коляске летом никогда не были моим любимым времяпрепровождением, а вот отец такие развлекательные поездки любил и часто брал с собой Анну, видимо, оттуда у нее любовь к этим прогулкам с обозрением видов окружающей природы. Но сейчас я не жалел, что согласился, свежий воздух пошел мне на пользу, головная боль стала чуть слабее, да и общество моей любимой женщины мне было бесспорно приятно, что греха таить, рядом с ней мне и слова порой не нужны. - Владимир Иванович, вам скучно?.. Владимир… - донесся до меня негромкий мягкий голос миниатюрной куколки, судя по ее интонации, явно зовущей меня не в первый раз. Вынырнув из своих мыслей не самой позитивной направленности, я обратил взор на нее, очаровательная женщина подняла голову с моего плеча и сейчас расслабленно улыбалась мне, в ее небесно-голубых глазах, моих любимых глазах, плескалось некое недоумение и непонимание. - Все в порядке, Анна… - доброжелательно выдохнул я, окончательно возвращаясь в материальную реальность, мягко сжимая миниатюрную кисть прелестной блондинки, расслабленно лежащую в плену моих рук, и оглядываясь по сторонам. Местность казалась мне незнакомой, по крайней мере, я ее не узнавал, видимо, мы отъехали достаточно далеко не только от моего поместья, но и вообще от моих земель. Это не являлось проблемой, как приехали сюда, так вернемся и обратно, хуже было другое, погода явно начала портиться, солнце заволокли тяжелые снеговые тучи, из-за чего стало чуть прохладнее, но не это беспокоило меня, в зимнем пасмурном дне нет ничего страшного. А беспокоило меня обстоятельство, что по земле крутила поземка, а это могло говорить о возможной надвигающейся метели, нужно вернуться домой как можно скорее, у меня не было ни малейшего желания рисковать, проверяя свое предположение в открытых санях где-то в дороге. - Поворачивай обратно, - несколько мрачно велел я сидящему на дрожках Григорию, и крепостной тут же понятливо кивнул с неизменными вежливыми словами, «Как прикажете, барин… Там впереди как раз развилка, на ней и развернемся…». Я же почувствовал на себе несколько удивленный взгляд голубых глаз актрисы Императорских театров цвета чистого ясного неба, которое в действительности нам сейчас наблюдать не приходилось, и повернул голову в ее сторону. - Что-то случилось, Владимир Иванович?.. – с искренним интересом спросила белокурая красавица, безотрывно смотря на меня, словно пытаясь на моем лице отыскать безмолвный ответ на свой вопрос. Анна, я никогда не допущу, чтобы рядом со мной с тобой случилось что-то плохое, и не потому, что ты – моя сестра, и отец наверняка хотел бы, чтобы я заботился о тебе, пока ты у меня в гостях, а потому что люблю тебя, но ты никогда об этом не узнаешь, никогда. Тебе моя любовь без нужды, ты счастлива в отношениях с Михаилом, ты любишь его, к тому же ты моя родная сестра, а мне будет очень горько, когда ты задорно рассмеешься в голос, узнав о моих неуместных чувствах к тебе. Так что пусть эта мучительная безответная горькая любовь останется в тишине моей мятущейся души и когда-нибудь умрет на самом ее дне. - Все нормально. Я хочу ошибаться, но предполагаю, что в ближайшее время может начаться метель, поземка крутит по земле, поэтому лучше вернуться обратно в поместье. Вы не замерзли?.. Я ведь знаю, какая вы мерзлячка… - улыбнувшись уголком губ, спокойно промолвил я, обнимая миниатюрную куколку правой рукой за талию и притягивая ближе к себе. Вдохнул совсем тонкий флер ее дорогих французских духов со сладким пудровым ароматом, запах моего личного Рая на земле, ворота в который закрыты для меня на все семь замков Адовых, и беззвучно усмехнулся своим же мыслям. - Нет, не замерзла, все хорошо. И я не думаю, что будет метель, если честно, ветер совсем несильный, да и то, что солнце спряталось за тучи, совсем не показатель. Но раз вы хотите вернуться обратно в имение, давайте вернемся, - с улыбкой отозвалась миниатюрная куколка, вытянула кисть из хватки моих пальцев и протянула ее перед собой ладонью вверх, позволяя мелким редким снежинкам опускаться на черную кожу перчатки. - Метель… - тихо выдохнула она и рассмеялась своим негромким мягким теплым смехом, не холодным и ироничным, а живым и настоящим, который даже против моей воли грел мне душу. - Буду рад, если правы окажетесь вы, Анна, а не я, - миролюбиво высказался я, вновь пробежавшись глазами по зимнему пейзажу по обеим сторонам дороги, который я по-прежнему не узнавал, хотя все пролески на вид практически одинаковы. Судя по всему, один из них в эти минуты мы и проезжали. Нарядные хвойные деревья с припорошенными снегом пушистыми зелеными лапами красовались на фоне голых лиственных, сиротливых и несчастных, ожидающих нескорой весны и даже несколько уродливых в своей наготе. Однако, к моему большому сожалению прав оказался именно я, а не Анна, ветер с каждой минутой усиливался, снег начал валить с хмурых небес пышными хлопьями, которые неприятно ударяли по лицу. Лошади резво бежали вперед, подгоняемые Григорием, красивая женщина рядом со мной села в санях полубоком, обеими руками обхватив меня за локоть и уткнувшись лицом мне в плечо, чтобы хоть как-то укрыться от бьющего в лицо холодного снега. Я и сам сел чуть боком, поворачиваясь в ее сторону, дабы снег не бил прямо в глаза, выше поднимая воротник пальто, и укутывая теплым пледом хрупкую блондинку почти до шеи, чтобы она не замерзла, когда же мы уже приедем. Даже не пытаясь следить за дорогой, это задача Григория, я обнял притихшую женщину второй рукой и мягко погладил ладонью по спине в успокаивающем жесте, скоро мы вернемся в поместье, Анна, вы выпьете горячего чая или быть может вина, согреетесь, и все будет хорошо. Только в эти мгновения мы были крайне далеки от понятия «хорошо», снег начал валить непроглядной стеной, видимость вокруг стала просто минимальной, ветер завывал вокруг, бросая в нас пригорошни холодного снега, неприятно бьющего по лицу. Со мной ничего не случится, я переживу, на Кавказе мне приходилось переносить самые разные погодные условия, от невыносимой летней жары выше тридцати градусов днем до лютых морозов с сильнейшими ледяными ветрами зимой. Для белокурой красавицы же такой исход прогулки по окрестностям, уверен, малоприятен, но она молчала, не жалуясь и вообще не произнося ни единого слова, лишь сильнее прижимаясь ко мне и больше кутаясь в спасительный плед. Не знаю, сколько прошло времени, но мне показалось, что достаточно много, а разбушевавшаяся стихия вокруг и не думала успокаиваться, вьюга протяжно завывала, злостно швыряя в нас охапки колючего снега, а порывы холодного ветра неприятно ударяли в лицо, но наконец, сани остановились. Григорий спрыгнул с дрожек и скрылся в непроглядном снежном мареве, а я стал стряхивать налипший снег с пледа молчаливой Анны, в какой она продолжала усиленно кутаться, ее лицо было бледным, а в уголках ясных голубых глаз собрались слезинки, очевидно, она замерзла. Ну, что ты, Аня, не плачь, не надо, мы ведь уже дома, сейчас ты согреешься, все будет хорошо. Буквально через пару минут крепостной вернулся обратно и подошел к саням, в первое мгновение я подумал, что он хочет помочь нам спуститься, и почему вообще он остановил сани у ворот, а не подвез нас прямо к дверям поместья, он предлагает нам прогуляться по такой чудной погодке пешком. Однако всего этого я высказать вслух не успел, Григорий заговорил первым. - Барин… простите ради Бога… простите… барин… но мы заблудились… Это не ваше поместье… простите… барин… - не поднимая головы и не смея посмотреть мне в лицо, виновато мямлил холоп, а я просто отказывался верить своим ушам, в такую метель он привез нас неизвестно куда, в чье-то чужое поместье. Через стену чуть поредевшего снега я смог разглядеть очертания высокого металлического забора в два раза выше моего роста в десятке метров от нас, заборчик этот был мне незнаком, ранее в этой части уезда мне, очевидно, бывать не приходилось, это же кто так воров боится, даже интересно. В любом случае придется нам с Анной сегодня стать незваными гостями этих людей, уверен, в такую метель неизвестные хозяева нас за порог не прогонят. - Вернемся домой, велю тебя наказать, завез меня к черту на кулички… - раздраженно бросил я Григорию, ступая на землю и помогая выбраться из саней по-прежнему молчащей белокурой красавице, зябко кутающейся в свою соболиную шубу, как в последний оплот тепла в холодном зимнем мире. Крепостной со смиренными словами, «Ваша воля – закон, барин…», прекрасно зная, что виновен в произошедшей неприятной ситуации, с крайне виноватым видом отступил в сторону, пропуская нас с замерзшей женщиной вперед. - А ведь, и правда, к черту… - тихо усмехнулась, подавшая голос впервые за последнее время актриса Императорских театров, когда мы уже почти подошли к высоченному металлическому забору. Из-за этого заборчика отчетливо доносился лай собак, услышавших и почуявших незнакомцев, здесь еще и собаки непривязанные по двору бегают. Батюшки святы, это кто же воров так боится, мне уже даже любопытно стало, - это дом господина Забалуева, - спокойно констатировала миниатюрная куколка, а я почувствовал, как во мне поднимается волна огненной ревности, от которой мне даже стало жарко физически на несколько мгновений. Тут же вспомнилось тошнотворное обращение престарелого предводителя уездного дворянства, «Анна, душенька…», к моей любимой женщине, смотрящего на нее сальным взглядом, уже в койке ничего не может в силу возраста, а все туда же. - Вы были в гостях у Андрея Платоновича? – ровным тоном чуть иронично осведомился я, стараясь не демонстрировать миниатюрной куколке своей ревности, она – не моя женщина, она – моя родная сестра, и у меня нет законного права ревновать ее, только злодейка-ревность руководствуется правилом, «Права не дают, права берут». Метель же по-прежнему люто завывала вокруг, своим холодным снегом озлобленно швыряясь в нас, резкими порывами леденящего ветра болезненно обжигая лицо. - Нет, не была, на следующий день после похорон Ивана Ивановича, мы с Михаилом, чтобы хоть немного отвлечься от горя, катались в коляске по окрестностям и проезжали мимо этого имения, мне запомнился высоченный забор вокруг. Миша говорил, что это поместье господина Забалуева, он ведь целый год занимался расследованием финансовых махинаций в этом уезде и поэтому прекрасно знает местность, - негромким голосом терпеливо пояснила мне женщина. Некоторые пряди ее светлых волос из-за резких порывов ветра выпали из косы, заплетенной мной накануне, и теперь обрамляли ее красивое, бледное от холода лицо. Ревность же во мне продолжала приплясывать на горячих углях, болезненно обжигая мне сердце, я страшно ревнив, я ужасный собственник, я ревную мою любимую женщину ко всем мужчинам без исключения, Забалуеву, моему лучшему другу Репнину, да, к кому угодно другому, хоть и не имею никакого права вообще ревновать свою сестру. - Вам чего?.. – без малейшей благожелательности спросил мужик лет тридцати-тридцати пяти в овчинном тулупе и валенках, явно дворовый Забалуева. Он подошел с ружьем в руках со стороны усадьбы и остановился по ту сторону закрытых ворот, крайне недовольный тем, что пришлось покидать теплый дом из-за разлаявшихся собак, услышавших чужаков. Вы серьезно, высоченный забор в два раза выше моего роста, собаки, вооруженная дворня, такого мне видеть еще не приходилось, как же предводитель уездного дворянства трясется-то за свое нажитое за всю свою продолжительную жизнь богатство. «Там царь Кащей над златом чахнет…», вспомнилась мне строчка из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», и я невольно беззвучно усмехнулся. Неудивительно, что княгиня Долгорукая так жаждет выдать свою младшую дочь Софью Петровну замуж за Андрея Платоновича, который ей даже не в отцы, а в деды годится, будучи лет на десять старше самой Марьи Алексеевны. Дабы после смерти престарелого предводителя заполучить все его богатства в свои загребущие рученьки, когда Соня станет молодой вдовой, и личное счастье дочери в браке со стариком княгиню, очевидно, не волнует от слова «совсем». Если бы мне кто-то сказал, что господин Забалуев обнес дом высоченным забором, вооружил дворню и о собаках не забыл, так сильно боясь воров, я бы просто не поверил, мало ли, что люди могут болтать, потому сейчас мне приходилось лишь стоять и удивляться, неужели можно настолько опасаться воровства. В моем собственном поместье ворота всегда запирались лишь на ночь, днем же неизменно оставались открытыми, мало ли кто приедет, что же теперь людям за воротами ждать, пока кто-нибудь из дворовых их ни откроет, а если на улице плохая погода, ливень, к примеру, и крепостных во дворе не окажется. Да, и кто позарится на мое добро?.. Мои же собственные крепостные крестьяне из близлежащих деревень?.. Нет, никто в здравом уме не пойдет на воровство у своего же хозяина, ибо все знают, что испокон веков наказание за кражу было жестким, любой барин без промедления велит выпороть вора надлежащим образом. Да, я и сам без разговоров отправлю виновного в воровстве на конюшню, дабы было назиданием и ему самому и всем остальным, что негоже протягивать руки к барскому добру. Я всегда старался относиться к крепостным по-человечески, видеть в них людей, а не только свое живое говорящее имущество, но есть вещи абсолютно недопустимые, и воровство одно из них. Порядок в поместье можно поддерживать лишь с помощью дисциплины и справедливости и неотвратимости наказания за те или иные проступки, грубо говоря, методом кнута и пряника. И порой в руки приходится брать этот самый кнут, образно выражаясь, иначе, почувствовав свою безнаказанность, каждый будет творить все, что заблагорассудится, и начнется просто хаос, когда и концов не сыщешь. - Мы приехали к твоему барину, проводи нас в дом и доложи, - ровным спокойным тоном произнес я, обнимая стоящую рядом со мной молчаливую женщину за талию и привлекая ее ближе к себе, вьюга по-прежнему бушевала вокруг, завывая ледяным порывистым ветром и остервенело швыряя в нас колючим холодным снегом. Господин Забалуев был последним человеком во всем уезде, у которого бы я желал побывать в гостях, но верно говорят, «Человек предполагает, а Бог располагает», и сегодня мне «выпадет честь» погостить у самого предводителя уездного дворянства, прямо сам себе завидую. Меня одного Андрей Платонович мог бы с легкостью и не принять вообще, учитывая наши не слишком приязненные отношения на протяжении всего времени, а тем более теперь после того, как я совершенно случайно догадался о его мужском бессилии в силу возраста. И зачем он вообще женится в таком случае на молоденькой барышне Софье Петровне?.. Ответа на этот вопрос мне не найти. Зато Забалуев никогда не откажется принять у себя в гостях Анну, которую он просто обожает и с какой не сводил сального взгляда своих бегающих глаз, а чего только стоит его приторное, «Анна, душенька…». - Барина нет дома, - хмуро выдал мужик, похоже, даже не собираясь открывать ворота и явно порываясь развернуться и уйти обратно в спасительное тепло, которое ему с такой неохотой пришлось покинуть. Собаки продолжали громко лаять на все лады чуть поодаль, по крайней мере, около ворот не бегали, может, были все же и привязаны. И это перебрехивание начинало меня раздражать и действовать на нервы, никогда не питал особой любви к собакам, я к ним совершенно равнодушен, а вот кошек люблю, всегда любил этих пушистых хитрых ласковых созданий. И моя сестра любит кошек, помню, у нас в поместье жил большой рыжий кот, которого еще совсем маленькая Аня назвала Лучиком, и прожил этот котяра достаточно долгую по кошачьим меркам жизнь. Да, что там говорить, и сама белокурая красавица напоминала мне кошку, ласковую, но хитрющую, просто обожающую призывно помахивать своим пышным хвостом перед мужчинами, в данный момент передо мной. Красивая женщина, она любит мужское внимание, и что удивляться, Анна ведь актриса Императорских театров, у нее куча восторженных поклонников. Михаил не ревнивый, его не беспокоят такие мелочи, а вот я бы не смог смириться, что моя женщина так фривольно общается с другими мужчинами, флиртует, дразнит, кокетничает с ними. Нет, это просто не мое. Моя женщина может принадлежать лишь мне одному, душой, телом, сердцем, мыслями, все это только мое, даже время и внимание моей любимой я не стану делить ни с кем другим, ни с кем, я очень ревнив, но какой уж есть, другим не стану, и я нравлюсь себе таким. - Так мы договорились встретиться с твоим барином, сам видишь, погода испортилась, вот он и задержался. Проводи нас в дом, мы твоего барина внутри подождем, - без малейшего зазрения совести соврал я, хоть и не люблю по жизни лгать, но сейчас это было необходимостью, нам нужно пройти внутрь, Анна сильно замерзла, ей просто необходимо в тепло. - Барин не велел никого пущать, - также хмуро отозвался крепостной, надевая ружье на плечо и явно собираясь уходить прочь, на полном серьезе решив оставить нас на улице в метель. Ну, уж нет, так дело не пойдет, нам надо попасть в поместье, в тепло комнат, где миниатюрная куколка сможет согреться, выпить горячего чая и придти в себя, да и я сам предпочту уютную гостиную с камином пребыванию на улице с завывающей вьюгой. - Что же ты непонятливый такой, я же говорю, мы с твоим барином договорились, скоро он и сам будет здесь. Велит выпороть тебя за такое гостеприимство в такую-то погоду, - чуть повышая голос, с более жесткой интонацией изрек я, где в это время шатался сам господин Забалуев, меня совершенно не интересовало, возможно, в имении у своей будущей тещи княгини Долгорукой чаевничает, или еще где. Мне же нужно было сейчас попасть внутрь, в его поместье, дабы мы с Анной могли в тепле переждать вьюгу, личное же присутствие хозяина не являлось обязательным элементом. - Не велено никого пущать. Или ты, барин, только по-французски понимаешь?.. – нагло заявил мне мужик, и я на долю секунды даже оторопел, за все тридцать лет своей жизни я не слышал подобной дерзости от холопа, пусть и не моего, в свою сторону. Да, мне таких, как он, крепостных принадлежит больше пятисот человек, а этот безграмотный холоп посчитал себя равным мне, позволяя себе обращаться ко мне на «Ты» еще и в подобном неуважительном тоне, да, в жизни такому не бывать, не позволю. Гнев моментально вспыхнул во мне, распространяясь по всему моему существу вместе с кровью, полыхая ярким уничтожающим пламенем в моей душе. - Не сметь мне «тыкать»… - холодно и резко оборвал я, - может, еще и выстрелишь в меня?.. Так мигом на каторгу отправишься… А там долго не живут… - мрачно закончил я свою мысль, на что мужик благоразумно промолчал, а я понял, что внутрь он нас не пустит ни под каким предлогом, а то вдруг мы еще на добро господина Забалуева позаримся да стащим что-нибудь, ей Богу, просто смешно. Не бушуй на улице снежный буран, я, быть может, даже посмеялся, но в данный момент мне было совершенно не до смеха, я не представлял, как мы в такую пургу сможем добраться до моего поместья и не заплутать еще больше. - Владимир Иванович, идемте, я вспомнила, неподалеку от имения Андрея Платоновича стоит цыганский табор, можно переночевать там. Цыгане чужаков не любят, зато деньги любят, если заплатить, они не только пустят нас переночевать, а еще и ужином накормят. Только у меня нет с собой денег, а у вас есть?.. – внезапно тихо заговорила до этого молчащая Анна, мягко высвободившись из моих объятий, беря меня под локоть и легонько потянув на себя. Я поддался, шагнув в сторону, параллельно спросив у стоящего за забором мужика, «В какой стороне табор?», на что тот махнул рукой влево и, развернувшись, пошел обратно к дому, и все это под чудный аккомпанемент из разношерстного собачьего лая, от которого моя не прошедшая до конца мигрень вновь усилилась. - Есть, деньги есть, и в цыганском таборе мне ночевать еще не приходилось, но все лучше, чем на улице. А вы бывали в таборе?.. С Михаилом?.. – поинтересовался я у очаровательной женщины, когда стряхнул со шкуры на сиденье саней снег и снова закутал миниатюрную куколку в теплый плед. Григорий вновь занял место на дрожках, и мы тронулись в указанном крепостным Забалуева направлении, а метель все также мела и злилась вокруг нас, и казалось, что она не закончится никогда. - Сама я в таборе не была, Миша рассказывал. Когда он расследовал финансовые махинации в уезде, ему пришлось побывать и в цыганском таборе в том числе, - негромко откликнулась актриса Императорских театров, обнимая меня за локоть обеими руками и снова прижимаясь лбом к моему плечу, чтобы хоть как-то укрыться от воющей по сторонам вьюги, хлещущей холодным колким снегом по лицу. Мой гнев, вызванный дерзостью холопа Забалуева, стал потихоньку утихать, словно прелестная женщина своим спокойствием, своим присутствием рядом со мной, своими объятиями забирала его, вытягивала из меня по незримым нитям. Являясь, по сути, с самого детства изнеженной барыней, привыкшей к комфорту, хоть юридически моя сестра до двадцати лет и оставалась крепостной отца, Анна сейчас не жаловалась, не капризничала, не истерила, а наоборот вела себя абсолютно спокойно и адекватно. И за это я был ей искренне благодарен, только женской истерики в данный момент не хватало для «полного счастья». Минут, наверное, через пятнадцать перед нами замаячили цыганские кибитки, а еще через пять мы оказались непосредственно около табора. Спустившись на землю, я помог выбраться из саней белокурой красавице, взял ее за руку, чтобы женщине в платье и соболиной шубе в пол было легче идти по выпавшему снегу, в который ноги утопали чуть выше щиколотки, и мы направились к первой попавшейся кибитке. На улице уже стало потихоньку смеркаться, день плавно превращался в вечер, в середине ноября темнеет достаточно быстро, и скоро станет совсем темно, а потому нам просто необходимо найти ночлег в эту «расчудесную» погодку. - Добрый вечер, на улице метель, мы заблудились, пустите переночевать в таборе?.. – отодвинув в сторону тканевый полог кибитки, спокойно спросил я, достав из кармана пальто несколько ассигнаций и протянув их цыгану с цыганкой, в первое мгновенье удивленно взглянувшими на нас с Анной темными карими глазами, одинаковыми у обоих. - Вечер добрый, барин… - с приветливой и даже несколько кокетливой улыбкой первой заговорила красивая молодая цыганка лет двадцати пяти с длинными каштановыми волосами, свободными волнами лежащими на ее плечах и груди поверх цветастого платья и расстегнутого алого пальто с рыжим лисьим воротником, но денег не взяла и даже руку не протянула. - Отчего же не пустить, пустим, раз вы, барин, так щедры, - с хитрой полуулыбкой следом подхватил цыган с темными волосами до плеч и седой прядью в них, протянул руку, взял купюры, убрал их в карман также расстегнутого темного пальто и указал пальцами на одну из кибиток, явно свободную. Я молча кивнул в ответ, закрыл тканевый полог, и мы с Анной пошли к этой самой кибитке, все оказалось более чем просто, деньги любят все, а цыгане больше всех. До этого ночевать в таборе мне не приходилось, а вот сегодня придется, невинная прогулка на санях по окрестностям, предложенная миниатюрной куколкой, закончилась ночевкой в цыганском таборе. Однако я не сердился на женщину за это, ее вины здесь нет, не могла же она знать, что начнется метель, как говорится, ничего не предвещало. Оказавшись в пустой кибитке, предварительно стряхнув снег с верхней одежды и волос перед входом в нее, мы узрели не слишком новый цветной ковер, местами потертый, на полу, поверх которого в углу было небрежно кинуто несколько подушек, а вот одеяла здесь не имелось. Актриса Императорских театров сняла ботинки с ног, шубу и, как ни в чем не бывало, попросила меня расстегнуть сзади ее черное платье и ослабить шнуровку корсета. На мой же удивленный вопрос, «Зачем вы раздеваетесь?.. Здесь достаточно холодно…», женщина с расслабленной улыбкой посмотрела на меня и тихо мягко рассмеялась, «Смешные вы, мужчины, попробовали бы вы хоть пару часов полежать в зашнурованном корсете… Я бы на вас посмотрела…». Кивнув в знак понимания, я начал расстегивать мелкие пуговицы ее платья, идущие от шеи до поясницы, не нарочно касаясь кончиками пальцев шелковистой, но холодной кожи, Анна сильно замерзла, и согреться в не слишком теплой кибитке, в которой даже одеяла нет, ей будет, увы, достаточно сложно. Справившись с пуговицами, я ослабил шнуровку белоснежного шелкового корсета белокурой красавицы, хотелось наклониться к ней, коснуться губами ее нежной шеи, вдохнуть запах ее женственного тела, целовать, гладить, ласкать, прижать ее к себе и согреть в своих объятиях, ибо я не чувствовал себя сильно замерзшим, так слегка. Но я тут же напомнил себе, что рядом со мной моя родная сестра и любовница моего лучшего друга, а потому ничего из вышеперечисленного не должно быть воплощено в жизнь, все это явно лишнее, мне же нужно держать себя и свои желания в узде. - Спасибо… - тихо выдохнула прелестная блондинка, убрала в сторону платье, сняла свои крупные длинные серьги с бриллиантами, колье с алмазами же, и парные золотые браслеты с тонких запястий с теми же камушками, и положила украшения поверх своего дорогого наряда по последней парижской моде из черного бархата и атласа ему в тон. Михаил просто сказочно щедр к своей любовнице, я прекрасно знал, что подобные драгоценности да еще и в комплекте стоят не просто дорого, а очень дорого, хотя для любимой действительно ничего не жалко, это так. Следом Анна взяла в руки свою соболиную шубу, крутя ее так и сяк, явно думая, как лучше ее приладить, чтобы лечь и отдохнуть, а на видавший виды ковер ей ложиться совершенно не хотелось, и я отлично понимал почему. И тут мне в голову пришла мысль, как можно помочь сестре, я снял свое уже расстегнутое черное пальто и протянул ей. - Положите пальто на ковер, а сами ложитесь сверху и укрывайтесь своей шубой, как одеялом, - пояснил я свое действие актрисе Императорских театров, она слегка улыбнулась мне, благодарно кивнула и сделала то, что я сказал. Оставшись лишь в корсете и белоснежной нижней юбке, женщина легла поверх моего пальто на подкладку, свернувшись клубочком, закуталась в свою шубу и закрыла небесно-голубые глаза с явным намерением подремать. Поспи, Аня, так и время пройдет быстрее, и ты отдохнешь, ведьма – вьюга злая же продолжала завывать за пределами кибитки, ее тканевая основа слегка шевелилась от сильного ветра, но внутрь его порывы не пропускала, что в данной ситуации было уже неплохо. Согнув ноги в коленях, я оперся спиной на каркас кибитки, открыл небольшую металлическую фляжку с коньяком, предварительно вынутую из кармана пальто, и сделал несколько глотков терпкого крепкого алкоголя, приятно согревающего тело изнутри, закрутил фляжку и прикрыл глаза. В кибитке царил полумрак, который все сильнее сгущался, вечер вступал в свои законные права, спать я не собирался, да и не засну, даже если захочу. В своем собственном доме, в свой же спальне, проветренной прислугой, на удобной широкой кровати со свежим постельным бельем даже после секса с Полиной мне не удается быстро провалиться в сон, не один час я обычно бесцельно смотрю в потолок, прежде чем отправиться в царство Морфея, и думаю, думаю, думаю… Нужно же мне на что-то тратить это время, а по ночам в тишине обычно хорошо думается, никто не отвлекает тебя от твоих же мыслей, вот я и трачу его подобным образом. Поэтому о сне в не слишком просторной цыганской кибитке я даже не мечтал. - Владимир Иванович, а вы ни хотите прилечь?.. – вынудил меня открыть глаза мягкий мелодичный голос Анны минут через десять-пятнадцать тишины, нарушаемой лишь звуками бушующей зимней стихии за пределами кибитки. Женщина все такая же бледная поднялась со своего импровизированного ложа, зябко кутаясь в шубу и внимательно глядя на меня, в сумраке кибитки я отчетливо чувствовал заинтересованный взор ее глаз, сейчас кажущихся совсем темными, на себе. И что же ты хочешь во мне разглядеть, Аня?.. - Это лишнее, а вы отдыхайте, подремлите, поспите, так и время быстрее пройдет до утра. Думаю, к утру метель уляжется, и мы сможем вернуться в поместье, - доброжелательно откликнулся я, удивленный вопросом белокурой красавицы, предлагающей прилечь рядом с ней. Хотел бы я этого?.. Да, безусловно, хотел… Сжать миниатюрную куколку в своих крепких объятиях и больше ни на миг от себя не отпускать, никому и никогда не отдавать… Собирался ли я ложиться рядом с женщиной?.. Нет, не собирался, это уже будет слишком сильным перебором, игры играми, а укладываться, по сути, в одну постель даже не в контексте секса с родной сестрой крайне неправильно. - Не могу уснуть, не получается, холодно… Владимир, полежи со мной, пожалуйста, прошу тебя… - коснувшись своей миниатюрной ледяной кистью моей левой руки, лежащей на колене, тихо попросила моя любимая женщина, обратившись ко мне просто по имени и на «Ты», что звучало от нее крайне редко. Обычно она называла меня по имени-отчеству на вежливое «Вы», а в уголках ее глаз блеснули хрусталики слез, грозящие вот-вот пролиться слезинками по щекам, оставляя после себя мокрые дорожки от соленой воды на коже. - Выпей несколько глотков коньяка, ты согреешься, станет легче, - мягко посоветовал я, протянув актрисе Императорских театров металлическую фляжку с крепким дорогим алкоголем, из которой совсем недавно отхлебнул я сам. В небольшом количестве спиртное с высоким градусом опьянения не приносит, по крайней мере, мне, но мягко и приятно согревает тело изнутри, в холодную погоду, как сейчас, это просто спасение. - Не хочу, - отрицательно покачала головой миниатюрная куколка, - это вы любите крепкий горький алкоголь, Владимир Иванович, но не я. Неужели я вам настолько неприятна, что вам противно просто прилечь рядом со мной?.. – вновь переходя на «Вы», кокетливо с очаровательной улыбкой добавила женщина, якобы случайно чуть спуская шубу вниз и обнажая светлую кожу своих хрупких округлых плеч. Это жестокая игра, Анна, тебе нравится меня мучить, да?.. Впрочем, я на тебя не в обиде, как говорится, «Меня обманывать не надо, я сам обманываться рад». И да, я люблю горький вкус алкоголя и острый пищи наряду с кислым, к соленому практически равнодушен, а вот сладкий не жалую от слова «совсем». - Вы мне более чем приятны, и вы сами это прекрасно понимаете. И именно поэтому наше совместное полёживание совершенно ни к чему, - спокойным ровным тоном ответил я и чуть запрокинул голову назад, прислоняясь ею к опоре кибитки и прикрывая веки, тем самым давая понять, что этот бессмысленный разговор окончен. Где это видано, чтобы лежать в одной постели с родной сестрой, как бы я ее ни воспринимал, и что бы я к ней ни чувствовал, это уже явный перебор, игры играми, но нужно знать грань, на которой нужно остановиться. - Почему вы такой сложный, Владимир Иванович?.. Что такого, чтобы просто прилечь рядом?.. Мне холодно, я не могу согреться… Пожалуйста, Владимир, я прошу тебя… - услышал я тихий мягкий голос Анны совсем рядом минут через пять-семь тишины, а ее ледяные кисти легли поверх моих рук, я резко поднял голову, открыл глаза и встретился взглядом с блестящими от слез очами очаровательной блондинки, в следующую секунду она моргнула, и прозрачные слезинки побежали по ее бледным щекам. Не знаю, что так повлияло на меня, слезы ли моей любимой женщины или что-то другое, но я почему-то позволил ей себя уговорить. Молча кивнув, я сдвинулся со своего места, скинул черный сюртук, развязал атласный шейный платок ему в тон, снял жилет той же цветовой гаммы, стянул сапоги, убрал одежду в сторону и, оставшись в рубашке и брюках, лег в импровизированную постель из нашей верхней одежды, утягивая сестру за собой и накрывая нас ее шубой. Она тут же уткнулась мне в грудь своим милым личиком и обняла меня за спину своей легкой холодной ручкой, прижимаясь ко мне как можно теснее и тихонько прошептав, «Спасибо…». - Засыпай… - также шепотом отозвался я, ответно обнимая женщину за спину и ласково поглаживая ее ладонью по шее и обнаженным плечам, чувствуя под рукой нежную прохладную кожу, и это совершенно невинное прикосновение было мне более чем приятно. Через какое-то время дыхание Анны выровнялось, перестало быть рваным и судорожным, превратившись в спокойные и глубокие вдохи и выдохи, она согрелась, перестала дрожать мелкой дрожью в моих объятиях, расслабилась и уснула, ее ручка на моей спине стала теплой. Осторожно повернувшись с бока на спину, так мне было куда удобнее, я аккуратно, чтобы не разбудить, белокурую красавицу, уложил ее голову себе на плечо и обнял сестру за талию, накрывая ее миниатюрную левую кисть на своей груди своей же правой рукой и закрывая глаза. Уснуть у меня сегодня в любом случае не получится, я на это даже не надеялся, бессонница уже не первый год моя верная постоянная спутница наряду с ночными кошмарами, но головная боль все же чуть затихла, что не могло ни радовать. С закрытыми глазами я поднес маленькую легкую кисть любимой женщины к своему лицу и мягко поцеловал ее холеные тонкие пальчики, тихо выдохнув, «Анна…», чувствуя легкий дискомфорт на коже тыльной стороны пальцев с заживающими порезами, несильное стягивающее ощущение. Имя прелестной блондинки звучало как музыка, да и сама она более чем музыкальна, играющая на рояле, обладающая тонким слухом и звонким мелодичным голосом актриса Императорских театров. Если бы Михаил нас сейчас увидел, при всей его неревнивой натуре пристрелил бы меня ко всем чертям безо всякой дуэли и был бы прав, а я в глубине души ему благодарен. Эта мысль заставила меня невольно беззвучно усмехнуться. Да, и сам я, узри я мою женщину в постели с другим мужчиной, в его объятиях, убил бы на месте в порыве глухой и слепой черной ревности, даже не разбираясь, что было и чего не было, абсолютно не думая в тот момент о последствиях. Мысли, они снова вернулись ко мне и сонмом заполонили сознание, мне вспомнились слова Анны о женитьбе, семье, детях, браке даже без любви, но с материальной и должностной выгодой. Я уже слышал их в прошлом, эти фразы, только их произносил отец, пусть не слово в слово, но смысл тот же, это его речи, слышимые мной несколько раз за те полгода, что я жил в Петербурге, вернувшись из поездки по службе в далекую загадочную Индию. В Дели я сопровождал русскую посольскую делегацию, но это только звучит так красиво, сопровождал, а по сути, вместе с другими офицерами мы просто охраняли жизни послов в чужой стране, куда меня отправили почти сразу после возвращения из моей первой военной кампании на Кавказе. Отец прямым текстом говорил, что пора бы мне жениться, заиметь семью, жену, детей, законных наследников рода Корфов, его внуков. Выбор невесты был на мое усмотрение, отец не настаивал на какой-то конкретной кандидатуре, в его глазах наилучшей претенденткой, конечно, была Лиза, дочь его покойного друга князя Долгорукого, но если не она, то любая другая родовитая барышня из знатной богатой фамилии, союз с которой будет выгоден во всех аспектах. И сегодня ровно тоже озвучила мне моя любимая женщина, являющаяся моей кровной сестрой, предлагая мне жениться на другой ради выгоды и общих детей с дворянской кровью. Это было бы даже смешно, если бы не было так невыносимо грустно и даже горько. Возможно, когда-нибудь я и приду к мысли о браке без любви, но не ради высокой должности во Дворце, а ради общих с женой законнорожденных детей, которые в будущем и унаследуют мой титул и все мое состояние. Однако сейчас я был от этого бесконечно далек, но все проходит, нет ничего вечного, даже любовь и та проходит, и мне хочется верить, что когда-нибудь пройдут и мои неуместные безответные чувства к родной сестре, закончится мое проклятие этой болезненной любовью-агонией, и я стану свободным. Быть может, тогда я и смогу на ком-то жениться, но в настоящем мне это не представляется возможным. Да, многие аристократы женятся безо всякой любви, выбирая себе в жены выгодную во всех отношениях партию, и это ни для кого отнюдь не секрет, возможно именно потому, что в таких браках изначально нет никаких чувств, и идет бесчисленная череда сменяющих друг друга любовниц, на свет появляются незаконнорожденные дети. Анна – одна из таких детей, незаконнорожденная дочь моего отца от его любовницы. Не могу знать, были ли изначально чувства между моими родителями или их не было, но в конечном итоге отец без малейшего зазрения совести изменял матери с ее родной сестрой. «Чудесная» семья, ничего не скажешь, для себя же я такой однозначно не хотел, нелюбимая жена и любимая любовница под боком, ну просто «прелесть», обзавидоваться можно себе самому. «Как это что вы будете делать в Петербурге?.. Жить блестящей столичной жизнью аристократа… Балы, красавицы, лакеи, юнкера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки, любовь, шампанское, закаты, переулки, как упоительны в России вечера… Вы ведь всегда любили яркую светскую жизнь, не так ли?..», почему-то всплыли в моей памяти недавние слова миниатюрной куколки, и я невольно улыбнулся с закрытыми глазами уголками губ. Да, я действительно любил всю эту увеселительную столичную программу, все эти светские приемы, балы, маскарады, которые мы неизменно посещали на пару с Михаилом, являлись для меня своеобразным способом отвлечься от своих собственных не слишком радостных мыслей, познакомиться с очередной «яркой бабочкой» и совместно приятно провести время. В те дни я жил по принципу, «Я влюбляюсь каждый день в новую женщину», какой практически не скрывал, и где-то в глубине души я надеялся, что одна из светских красоток, падающих в мои объятия без особых усилий с моей стороны, окажется той самой, рядом с которой я смогу избавиться от своих болезненных невозможных чувств к Анне, к собственной крепостной, смогу забыть ее, ведь клин клином вышибают. Мне казалось, что той самой женщиной может стать Ольга Калиновская, умопомрачительное создание, которое я страстно желал, из-за какой даже стрелялся на дуэли с избалованным царским сыном, чьей любовницей она оказалась, весь Петербург знал об этом пикантном обстоятельстве, а я не знал, забавно вышло. Однако страсть к фрейлине как мгновенно вспыхнула, так и угасла потом также быстро, и я давным-давно даже не вспоминаю о красивой польской пани, она оказалась в моей жизни лишь еще одним увлечением. Уже позже в одну из бессонных ночей на Кавказе я осознал, что если есть любовь в сердце человеческом, то она просто есть, и ты ничего не сможешь с ней сделать, глупо и бесполезно бороться со своими чувствами, их нужно просто принять и жить дальше, как-то жить. И я научился жить с этой безответной мучительной любовью-агонией к Анне, день за днем пожирающей меня изнутри, как-то жить. «Владимир Иванович, за что вы ненавидите мою мать?..», прозвучал ровный прохладный голос очаровательной блондинки у меня в голове, ее слова во время нашего сегодняшнего разговора за обедом, моя сестра хотела знать, кто ее мать, и я сказал, в конце концов она действительно имеет право это знать. Но задевало меня не это, а тот факт, что белокурая красавица каким-то образом догадалась о моей ненависти к этой проклятой, убившей маму из-за своей болезненной страсти к отцу, словно прочитала мои чувства на страницах моей же души. И это причиняло мне ощутимый психологический дискомфорт, я будто своими глазами видел, как по моей идеальной маске эмоциональной «неуязвимости», всегда надежно скрывающей мои истинные чувства от окружающих, прошла еще одна трещина. По жизни я сам не лезу к людям в душу, но и категорически не терплю, чтобы кто-то копался в моей собственной душе, и этого никогда не происходило, никто, даже мой родной отец и лучший друг Михаил никогда не могли читать в моей душе. Зато моя любимая женщина смогла это сделать, и меня это совсем не радовало, а лишь приносило достаточно сильный психологический дискомфорт, ведь если какой-то человек начинает видеть тебя насквозь, ты становишься слабым перед ним, уязвимым, а у него появляется возможность причинить тебе сильную душевную боль. Именно для этого и нужна нейтрально-вежливая прохладная маска, она защищает от эмоциональной боли, делает тебя «неуязвимым» для окружающих, они могут считать тебя холодным, высокомерным, бесчувственным, но при этом не в состоянии причинить тебе боль. Там, там, никто никогда не спросит, Как нам живется сквозь жизни туман. В хлам, в хлам убитая в доску осень, Там, там, лишь слезы дождя по щекам… Следующими вспомнились мне строчки стихов, написанных мной же самим и сожженных в камине, когда их прочла Анна, хвала небесам, что ей даже в голову не пришло, что эти строки были написаны о ней самой. Представляю, как бы громко сестра рассмеялась в голос прямо мне в лицо, потешаясь над моими совершенно неуместными чувствами к ней, а потому она о них никогда и не узнает. Ибо миниатюрной куколке просто не нужно знать о моей мучительной безответной любви к ней, никому не нужно знать, пусть эта болезненная любовь-агония умрет и будет похоронена на самом дне моей мятежной души. Никогда до этого я не писал стихов в отличии прекрасного литератора и поэта Мишеля, но сегодня строки сами собой родились в моей голове, а я лишь перенес их на бумагу. Актрисе Императорских театров мои стихи понравились, ну что же, я даже рад, однако никаким поэтом при этом себя не считаю, из меня поэт, как из Анны благородная дама, не в обиду ей. «Там, там, никто никогда не спросит», да, «там» уже никто, ничего и никогда у нас не спросит, но я еще не «там», я пока здесь, бесцельно брожу по грешной земле, такой же грешный я бесцельно проживаю свою пустую жизнь, в которой у меня есть все кроме счастья. Смерть, она столько раз ходила рядом со мной и трижды даже приходила за мной, но почему-то не забрала, старуха с косой оставила меня еще поскитаться в этом бренном мире. Первый раз был на том памятном поле во время дуэли с Цесаревичем, но избалованный мальчишка с уязвленным самолюбием промахнулся, лишь ранив меня в руку. Второй, когда мы вместе с Репниным стояли у расстрельной стены в Петропавловской крепости под прицелами ружей, алчущих нашей крови, и в последнюю секунду принесли указ Государя Императора о помиловании. Третий же раз был на Кавказе, во время моей второй военной компании, я был смертельно ранен, пуля прошла в нескольких сантиметрах от сердца, потерял много крови, врачи не верили, что я могу выжить, и после называли это чудом, но я зачем-то выжил, не умер. Именно во время того жестокого сражения с горцами, закончившегося для меня смертельным ранением, на несколько секунд в эпицентре боя, в самом пекле я увидел мать, молодую, красивую, еще здоровую, такой, какой я ее помню. Мама стояла во всем белом, ветер слегка шевелил ее длинные темные волосы, свободно лежащие по плечам, она грустно смотрела на меня своими серыми глазами, идентичными моим собственным, и ласково улыбалась. Через несколько кратких мгновений видение исчезло, как и не было, до сих пор не знаю точно, что же это такое было, возможно, галлюцинация на почве стресса и сильного эмоционального напряжения или же какой-то мистический знак. Тогда я посчитал образ матери знамением моей скорой гибели, но ведь я не умер от того ранения, я выжил. Наверное, это ты, мама, присматриваешь за мной непутевым с небес, только поэтому я до сих пор еще жив. «Как нам живется сквозь жизни туман…», все мы, по сути, бредем в тумане, ведь грядущего никому знать не дано, а наверняка, многим хотелось бы, желал бы я сам знать свое будущее наперед, как проживу эту жизнь, как и во сколько умру, скорее нет, чем да. Не хочу знать, что готовит мне завтрашний день, я желаю просыпаться по утрам и просто проживать свою жизнь, такую, какую мне отвел Господь Бог, но знать ее наперед во всех подробностях я не имею ни малейшего желания. «В хлам, в хлам убитая в доску осень… Там, там, лишь слезы дождя по щекам…», осень, моя собственная жизнь у меня самого почему-то всегда ассоциировалась с осенью, и при этом я ужасно не люблю осень, осенью когда-то умерла мать, и вновь осенью ушел отец, осень отчего-то прочно ассоциировалась у меня со смертью, со смертью природы, со смертью человеческой. «Унылая пора! Очей очарование! Приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я пышное природы увядание. В багрец и в золото одетые леса», так красиво и поэтично написал об осени Пушкин. Но если в восприятии поэта осень – это что-то яркое, цветастое, живое, пышное, прекрасное в багряно-золотых оттенках, то в моем восприятии осень – это что-то черно-белое, не цветное, мертвое, оплакиваемое бесконечными холодными затяжными ливнями, даже уродливое в наготе деревьев и пожухлой траве в оттенках безликой серой гаммы. Для меня осень – это сама смерть, ее наглядное воплощение, когда все живое умирает и обращается в тлен, и мне всегда хочется, чтобы осень на дворе поскорее закончилась, однако не заканчивается она в моей душе. «Цветастое», зацепилось мое сознание за это слово в своих же собственных мыслях, и мне вдруг вспомнилась Полина в ее вечно цветастых платьях, абсолютно лишенная вкуса в одежде и предпочитающая одно лишь разноцветье. Впрочем, что можно ожидать от обычной крепостной, да и мне по большому счету абсолютно все равно в каких платьях она ходит. Мне нравилось заниматься с Полиной сексом, она – очень даже хорошенькая женщина и привлекает меня физически, но не более того. Потребность в сексуальном удовлетворении – это такая же базовая потребность нашего тела, как в воде, пище и сне, помимо того, что секс – это крайне приятный процесс, он необходим человеку, чтобы физически хорошо себя чувствовать, ибо сексуальная неудовлетворенность – это крайне неприятное ощущение. Дабы хорошо себя чувствовать на уровне тела нам нужно пить, есть, спать и заниматься сексом, вот такой неромантичный у меня подход к сексу, скорее даже приземленный, но за романтикой и лепестками роз это точно не ко мне. Вон к Михаилу, например, там этой приторно-сладкой до тошноты романтики будет выше головы, у тех же Анны с Мишей очень даже романтичные отношения, как я успел заметить. Анна, безусловно, она привлекает меня сексуально, и я хочу близости с ней, но в то же время я люблю белокурую красавицу сердцем, и мое влечение к ней, оно какое-то несколько иное, замешенное на сильных эмоциях в том числе. Как неудивительно, но мне приятны прикосновения нежных пальчиков утонченной женщины к моему лицу, хотя обычно прикосновения женщин к лицу я не люблю, а скорее терплю. Однако с моей любимой женщиной, которая, к моему величайшему сожалению, является моей же родной сестрой, все иначе, да и не только в этом маленьком моменте, а вообще. «В хлам убитая в доску осень… Лишь слезы дождя по щекам…», плачущая осень в моей душе, а может, то душа плачет проливными осенними дождями, пробирающими до нитки, до самой же души. А так хочется просто и банально тишины, штиля в душе, покоя в мыслях, тишины в голове, когда не останется ничего, ни самих мыслей, ни мучительных переживаний, ни бессонницы, ни ночных кошмаров, ни этой болезненной недопустимой безответной любви-агонии к родной сестре, ничего, только тишина. Тишины хочу, тишины в молчании сколотом, легким ветром вольно пролететь над крестами, покрытыми золотом, тишины хочу, чтобы допьяна, тишины или же память стертую, чтобы осень листьями желтыми мне накрыла душу распростертую.** Порой в этом мире так тяжело жить и так легко умереть, нужно лишь зарядить пистолет, приставить дуло к виску и спустить курок, и наступит тишина, вечная, бесконечная тишина… В этом мире так тяжело жить… И так легко умирать… И там лишь слезы дождя по щекам… POV Анна Проснувшись, я открыла глаза и осмотрелась по сторонам, в кибитке было уже достаточно светло, явно наступило утро, вчерашняя метель, очевидно, закончилась, поскольку с улицы не доносилось ни единого звука. Сама же я удобно лежала головой на плече Владимира, плотно прижавшись к его боку, а моя миниатюрная кисть покоилась на широкой груди мужчины, накрытая его горячей ладонью с заживающими порезами на тыльной стороне его красивых длинных пальцев пианиста с тяжелым фамильным перстнем с бриллиантом на среднем. В уютном коконе из нашей верхней одежды мне не было холодно, наоборот мне было очень тепло, даже немного жарко, но источником этого тепла являлись отнюдь не наши зимние вещи, а спокойно спящий рядом со мной барон, от его сильного тела исходило живое тепло, согревающее меня, можно даже сказать, настоящий жар. Как же хорошо, оказалось, спать под боком у Владимира, к своему удивлению в прохладной небольшой цыганской кибитке я прекрасно выспалась и сейчас замечательно себя чувствовала, свежей и отдохнувшей. Чуть сдвинувшись, я оперлась на локоть и посмотрела на красивое расслабленное лицо спящего брата с правильными благородными чертами, у вас будут такие красивые детки, Владимир, с вашими серыми глазами цвета хмурого осеннего неба с проседью, внуки Ивана Ивановича, законные наследники рода Корфов. А вот у меня их, увы, не будет, ибо невозможно в этой жизни получить все и сразу, каждому свое, одному одно, другому другое. Мне вспомнилось мое давешнее желание касательно барона, и я решила воплотить его в жизнь, сейчас более чем удобный для этого момент, а иного мне может и не выпасть. Аккуратно я расстегнула несколько пуговиц на белоснежной льняной рубашке мужчины, чтобы случайно не разбудить его, кончиками пальцев провела по золотой цепочке средней ширины прочного плетения на его шее и, подцепив ее своим тонким пальчиком, к своему же огромному сожалению, вытянула на свет православный крест из того же металла с распятием. Владимир однозначно придерживается христианской традиции, носит нательный крест, может, и не фанатично, но верит в того Бога, каким он представлен в Святом писании, и в церкви во время отпевания отца он крестился. Я же этого не делала, не хочу прилюдно лицемерить, поскольку уже более пяти лет назад я полностью отошла от православия и пришла к оккультизму, да и в сам храм я вошла лишь из безмерной любви и бесконечного уважения к отцу. И из всего этого следует, что барон никогда не сможет меня понять, разделить мое увлечение эзотерикой, смотреть на солнце со мной одними глазами, поскольку религия и оккультизм несоизмеримо далеки друг от друга, я бы даже сказала, диаметрально противоположны. Если обобщить, то в двух словах христианство учит своих последователей, «Смирись и терпи…», а эзотерика предлагает своим адептам возможность трансформировать свою жизнь по своему желанию посредством влияния на нее тонкого мира сущностей. В глазах святой церкви мы, актеры, грешники, проживающие грешную жизнь, нас хоронят за оградой кладбища, как и самоубийц, возможно, в какой-то степени еще и поэтому я отказалась от православия. Хотя мне совершенно все равно, где меня похоронят, безусловно, я хотела бы быть упокоенной рядом с Иваном Ивановичем, но прекрасно понимаю, что это невозможно, бывшую крепостную, актрису Императорских театров никогда не положат рядом с бароном Корфом и его супругой. Поэтому мне абсолютно без разницы, где будет закопано мое тело, и отпевать меня не нужно, ведь христианства я не придерживаюсь, а тело – это лишь тело, временный сосуд для вечного духа, тело станет тленом, а бессмертная душа воплотится на земле в другом теле, своем новом сосуде. И в этом новом воплощении души мне бы хотелось вновь встретиться с Владимиром, где мы уже не будем родными братом и сестрой, где я не буду принадлежать Ему. Я выпустила золотой крестик из своих ухоженных пальчиков, никогда не знающих черной работы, да и вообще какой-либо физической работы в принципе, за что спасибо дядюшке, и кончиками пальцев с упоением ласково провела по горячей гладкой светлой коже мужчины. Пальцами я вырисовывала невидимые узоры на его шее, ключицах и груди, ласково гладя и касаясь темных жестких волосков, наслаждаясь этими прикосновениями. Наклонившись, я прижалась своим аккуратным носиком к широкой груди барона и вдохнула едва уловимый, такой приятный естественный запах его красивого сильного тела, никаким одеколоном он не пользовался, и мне это нравилось, следом целуя долгим нежным поцелуем его в ямочку на шее. После чего я обратно застегнула пуговицы рубашки и, вновь наклонившись к Владимиру, убрала с его глаз длинную косую челку, с наслаждением дотрагиваясь до темных шелковистых волос мужчины, таких мягких и приятных на ощупь, и нежно поцеловала его в уголок четко очерченных губ, чем и разбудила. Темные ресницы дрогнули, и он открыл свои серые глаза цвета сгоревшего пепла, еще затуманенные пеленой сна, несколько раз рассеянно моргнул и с каким-то удивлением что ли взглянул на меня. - Доброе утро, Владимир Иванович… - с расслабленной улыбкой прошептала я почти в губы барона, медленно приблизилась к его красивому лицу с тонкими аристократическими чертами и в нежном поцелуе прижалась своими пухлыми губами к его сухим и горячим. Я желала этого поцелуя, даже более чем, а еще мне было очень интересно, ответит ли мужчина на мой поцелуй или же оттолкнет меня, сможет ли оттолкнуть, сейчас и узнаем…