Аттракцион иллюзий

POV Владимир В моей уставшей душе вековая тьма, а в голове столь желанная для меня тишина, никаких мыслей, никаких воспоминаний, ничего, тихо так, что я даже могу расслышать спокойное размеренное биение собственного сердца. С низкого пасмурного зимнего неба, утопающего в тяжелых снеговых тучах, тихо падает снег, снежинки, плавно кружась под порывами легкого ветерка, опускаются на замерзшую землю, то заледеневшие слезы ангелов, оплакивающих наши грешные души. И где-то в глубине моей пропащей души, на самом ее дне, все еще теплится слабая робкая надежда отыскать путь в город, которого нет ни на одной географической карте, город солнечного счастья, город наших несбыточных иллюзий, химер, но она обречена угаснуть, утонуть во тьме, растаять во мраке. Ибо все мы, каждый своим путем, шагаем лишь в город наших грехов, гордо именуемый Адом, обитель Дьявола, подземное царство Люцифера, и идти по этой дороге легко, слишком легко, катастрофически легко… Все мы странники в этой жизни, все мы ищем свой приют, где нас любят, всегда помнят и ждут, принимают любыми, сильными и слабыми, правыми и виноватыми, смеющимися и плачущими, только далеко не всем дано обрести земной приют. Я его не обрел, вся моя жизнь – сплошная череда потерь и разочарований, у каждого своя судьба, видимо, моя такова, и я принимаю ее со всеми грехами и благими делами, принимаю… День за днем, то теряя, то путая след, все мы стремимся в город, которого нет, ибо он существует лишь в наших сладких иллюзиях, кои однажды обречены рассеяться, уступая место холодному равнодушному вязкому мутному разочарованию, разочарованию во всем и вся, разочарованию в самой жизни. Наверное, где-то там бесконечно далеко за пределами моей видимости и осознания для меня все же горит этот очаг, одним своим существованием напоминая мне о забытых, утраченных и преданных истинах, подмененных разумом на ложные убеждения, подобные разноцветным маскам на карнавале тлена. В красных дьявольских башмачках, кружась в диком танце жизни, мы стремительно несемся к смерти, прямиком в Ад, каждый на свой круг. Мне осталось сделать лишь один маленький шаг, чтобы переступить границу мира живых, безвозвратно покинуть его, кажется это так легко и просто, но с другой стороны почему-то ужасно сложно. Ты словно хватаешься за тонкие рвущиеся в твоих руках нити мирских дел, как утопающий за соломинку, но нужно разжать пальцы, надо отпустить и сделать этот роковой шаг. Владимир, ты готов?.. Невесомость неизвестности уже ждет тебя, она заждалась, будто роскошная светская красавица истомилась в ожидании желанной встречи со своим любовником… Так не заставляй ее ждать, не заставляй… Ты готов, Владимир?.. Я готов… Людям не суждено знать, что нам дано судьбой свыше, счастье или горе, печаль или радость, смех или слезы, боль или блаженство, мы лишь проживаем ту жизнь, которая отведена нам Господом, падаем, поднимаемся и бредем вперед. Одному повезло больше, другому меньше, каждому свое, у каждого свой крест, у каждого своя боль, у каждого свои страшные тайны и «скелеты в шкафу», каждый грешен просто в разной степени, никто не свят… И за порогом впустую растраченных лет мне не найти города, которого нет, не обрести исполнения своих земных чаяний, все они пусты и иллюзорны, все тлен, истинна лишь эта звенящая тишина вокруг да падающий снег, сугробами заметающий мою грешную душу… На десятиградусном морозе в одной рубашке прохладно, но это ничего, не страшно, не долго мне осталось мерзнуть в этом бренном мире. Черные дула ружей, жаждущие моей крови, в руках солдат направлены мне в грудь, еще миг, и я среди цветов и райских птиц, шучу, конечно, к райским пташкам мне вовек не попасть, за мои бесчисленные прегрешения мне прямиком в Ад, на Седьмой его круг. Полковник громко зачитывает приговор, и я беззвучно усмехаюсь, это даже хорошо, что меня приговорили к смертной казни, к расстрелу, а не к пожизненной каторге в Сибири, по мне лучше ужасный конец, чем ужас без конца, лучше смерть, чем существование на каторге, дай Бог здоровья и всего хорошего уездному судье. Не вслушиваясь в слова смертного приговора, который был мне оглашен еще в зале суда, прикрываю глаза, в последние секунды жизни хочу воскресить пред внутренним взором образ покойного отца и Анны, любимой женщины, но, видимо, не судьба. Из памяти всплывает красочная картина природы Кавказа с его высокими горами со снежными вершинами, кристально чистыми горными реками с быстрым течением, лесами на склонах скалистых гор, многочисленными узкими ущельями, зелеными лугами и белоснежными пушистыми облаками на голубом небе. Я вижу всю эту красоту как будто сверху с высоты птичьего полета, эту плодородную землю, залитую кровью, как горцев, так и русских. Российская Империя стремится расширить свои границы и присоединить земли Кавказа, эта кровопролитная война, которой я отдал семь с половиной лет своей жизни, идет уже так долго, больше двадцати лет, и одному лишь Господу известно, когда она закончится, и Царская армия, наконец, сможет одержать полную победу над непокорными горцами. - Целься… - доносится до меня звучный приказ полковника солдатам, выстроившимся в ряд, с ружьями наготове, и я резко открываю глаза, хочу умереть с открытыми глазами, глядя прямо в лицо своей смерти, ибо я не боюсь умирать, я уже давно ничего не боюсь. Страх, он умер в моей уставшей душе, я его не чувствую, не ощущаю. У меня нет страха, как нет и чувства самосохранения, скорее всего, когда-то оно упокоилось в одной могиле со страхом. На Кавказе меня не раз и не два называли отчаянным, наверное, потому, что я уже давно отчаялся в этой жизни, да только смерть почему-то все никак не хотела забирать, но сегодня заберет. Скоро все закончится, закончится раз и навсегда, и наступит вечная тишина… - Огонь… - раздается вожделенный для меня приказ, и я невольно улыбаюсь уголками губ в ожидании острой обжигающей боли, открывающей ворота в невесомость неизвестности. Тишину разрывают оглушительные выстрелы ружей, но я не успеваю испытать боль, поскольку резко просыпаюсь от громкого звука открывающейся тяжелой деревянной двери тюремной камеры и открываю глаза. Надо же, я умудрился задремать днем, сидя на узкой жесткой койке, прислонившись спиной к прохладной кирпичной стене, а всему виной моя извечная спутница – бессонница, лишающая меня сна ночами. - Господин барон, собирайтесь, - ровным нейтральным тоном произнес вошедший исправник в зеленом мундире с воротничком-стойкой и фуражке, положив на койку рядом со мной мое же черное драповое пальто в пол. - Заседание суда перенесли пораньше? – спокойно спросил я, поднимаясь на ноги, застегивая верхние пуговицы несвежей рубашки, повязывая на шею черный атласный платок и надевая поверх жилета сюртук ему в тон, и уже последним пальто. Пришедший позлорадствовать несколько дней назад страшно обиженный на меня господин Забалуев говорил, что заседание состоится через неделю, видимо, у уездного судьи появилось свободное время, и это время он решил посвятить рассмотрению моего дела. Что же, чем раньше, тем лучше, одному только Богу известно, как мне надоело состояние подвешенности в ожидании приговора, и пусть произойдет то, что должно произойти. Жаль только, что в реальности меня не расстреляют за убийство этого недотепы Карла Модестовича, а лишь отправят медленно подыхать на каторгу в Сибирь, но ничего не поделаешь, значит, такова судьба, так на роду написано. - Вы свободны, нашлись свидетели убийства господина Шуллера, которые опознали его убийцу, с вас все обвинения сняты, - ответил двинувшийся в сторону выхода из камеры исправник, а мне невольно подумалось, уж не сплю ли я до сих пор, уж слишком неожиданно и невероятно прозвучали его слова. Однако в реальности Афанасьевич закрыл дверь тюремной камеры за моей спиной, а я пошел следом за исправником по длинному коридору уездной тюрьмы с камерами по обеим его сторонам, ведущему к выходу из нее. - И кто же его убил? – поинтересовался я, мне действительно было любопытно, кто же свернул нашему бывшему управляющему шею, отправив его в мир иной, кому же он так сильно насолил при жизни. - Один цыган из табора, стоящего на земле господина Забалуева, добрейший человек, позволяет этому сброду жить на своей земле. За пару дней до смерти Карл Модестович в трактире выиграл у этого цыгана большую сумму денег в карты, а тот, видимо, решил вернуть свои денежки обратно, вот и убил немца, для этих дикарей это в порядке вещей, - невозмутимо дал ответ служитель закона, а я беззвучно хмыкнул про себя, вон оно как оказывается было. - Этого цыгана уже арестовали? – вновь задал вопрос я, хотя, если его опознали свидетели убийства, то вероятно, он уже арестован и находится здесь, в одной из тюремных камер. - А некого арестовывать, через несколько дней после убийства господина Шуллера в таборе была поножовщина, вы же знаете, обычное дело для этих дикарей, Владимир Иванович. Кто-то из своих его порешил, да закопали, и дело с концом, а уж кто из его соплеменников это сделал, разница не велика, - пояснил исправник, когда мы уже дошли до лестницы, ведущей вниз к выходу из тюрьмы, вот те раз, убийца Карла Модестовича, оказывается тоже уже на том свете. А уж порешившего этого цыгана искать никто не будет, убийства цыган исправник не расследует, у них в таборе чуть ли не каждый месяц поножовщина случается, потому кто из них и кого прирезал властей не интересует. - Да уж, неожиданно… - выдохнул я, спускаясь следом за исправником вниз по лестнице и параллельно застегивая пуговицы на своем зимнем пальто. - И не говорите, господин барон, дикари, что с них взять… - отозвался служитель закона, которому уже слегка перевалило за пятьдесят, или же он приближался к этому возрасту, долгая жизнь, повезло, на первом этаже беря из рук одного из тюремных смотрителей свое темно-зеленое пальто с отложным воротником. - Хорошего дня, Владимир Иванович, у меня еще дела, - вежливо попрощался исправник, когда мы оказались на зимней улице, садясь в закрытую казенную коляску с ожидающим кучером на дрожках, на что я молча кивнул. На шумной уездной улице с проезжающими мимо экипажами и проходящими горожанами я с удовольствием медленно вдохнул полной грудью прохладный свежий воздух с градусами десятью мороза, для зимы самое то, холодно, это когда стоят трескучие двадцати пяти-тридцати градусные морозы, а сегодня по мне лишь прохладно. С низкого хмурого пасмурного неба с проседью цвета моих собственных глаз неторопливо падал мелкий снег, нужно взять в уезде экипаж с извозчиком и доехать до имения Долгоруких. Михаил с Анной, возможно, еще там, надо узнать у сестры, забрала ли она из сейфа в бывшем родовом поместье моей семьи шкатулку с драгоценностями моей покойной матери и деньги, и где сейчас они находятся. Только кучеру придется заплатить за поездку, а платить в данный момент мне было нечем, насколько я помню, при аресте в карманах пальто были какие-то деньги, не так много, но имелись, а сейчас они были пусты, кто-то из служителей тюрьмы постарался. Как говорится, «Русский человек не сворует, не проживет», а особенно это касалось тюремных смотрителей, впрочем, сейчас эта мелкое воровство волновало меня в последнюю очередь, ничего страшного, Миша заплатит вознице, это сущая мелочь. - Владимир Иванович… - окликнул меня мелодичный женский голос, когда я направлялся по тротуару к месту, где стоят свободные экипажи для всех желающих в уезде, голос, который я узнаю даже из сотен тысяч других, голос моей любимой женщины. Остановившись на месте и повернувшись, я узрел спустившуюся с помощью кучера, ее слуги, того самого высокого русоволосого мужчины в темно-сером длинном пальто, который давеча приходил ко мне в камеру и приносил коньяк с лимоном, сестру в приталенной серебристо-серой норковой шубе в пол с накинутым на голову капюшоном. Быстрым шагом, насколько позволяла длинная юбка, она пошла в мою сторону, и я двинулся ей навстречу, уже через несколько мгновений заключая Анну в свои объятия, бережно обнимая ее за талию и нежно целуя в прохладный от мороза лоб. Легкие руки белокурой красавицы в черных кожаных перчатках легли мне на плечи, а сама она мягко улыбнулась своими красивыми пухлыми губами, и как же я был рад ее видеть, насколько же я соскучился по ней за эти несколько дней, словно прошел целый месяц, не меньше. - Аня… - тихо выдохнул я, нежно и мимолетно целуя актрису Императорских театров в миниатюрный холодный нос. Мы стояли на тротуаре, горожане обходили нас с обеих сторон, бросая в нашу сторону заинтересованные взгляды, которые не волновали меня от слова «совсем», пусть смотрят, что мне с того, мне с ними детей не крестить, в конце концов. - Куда вы теперь поедете? – через пару секунд уютной тишины между нами, нашей личной тишины, спросила сестра, не спеша выбираться из моих объятий, а я совершенно не желал ее выпускать из своих рук, хрупкую и такую красивую, невозможно любимую и абсолютно недоступную для меня женщину, поскольку в нас течет одна кровь. - В Петербург, здесь мне делать больше нечего, здесь меня уже ничего не держит… Ты одна?.. А где Михаил?.. Ты забрала из сейфа в поместье шкатулку с украшениями моей матери и деньги, как я тебе говорил?.. – негромко промолвил я, ласково гладя изящную блондинку, расслабленно улыбающуюся мне, ладонями по спине, и что с того, что мы на улице, не вижу в этом ничего криминального, кому какое дело вообще. - Миша сегодня утром уехал в столицу, у него есть дела во Дворце, но он знает, что вы свободны, утром он говорил с исправником и рассказал все мне, я тоже очень этому рада и, уверена, душа отца тоже радуется в эти минуты на небесах вместе с нами. Драгоценности вашей матери и деньги из сейфа я забрала, как вы и говорили, Мирон отвез их в Петербург, сейчас они в сейфе в моем доме, как только приедем в столицу, я сразу же вам все верну. Я, кстати, тоже еду в Петербург, поедите со мной в моем экипаже, не побрезгуете?.. У меня есть еще несколько свободных от репетиций и спектаклей дней, но без Миши мне в имении Долгоруких делать нечего. Если согласитесь, мне будет очень приятно провести эти несколько часов в пути рядом с вами… - стянув с правой кисти перчатку и бережно убирая в сторону пряди длинной челки, упавшие мне на глаза от резкого порыва прохладного зимнего ветра, своими нежными пальчиками, тихо изрекла сестра. Ее улыбка отражалась и в ее небесно-голубых глазах, и само настроение Анны было просто замечательным, и невольно лучики ее солнечной позитивной энергии касались и моей души, утопающей во мраке, и мой собственный эмоциональный настрой становился лучше. И в эти минуты я как никогда остро вдруг осознал, моя любимая женщина и есть мой личный источник света в этом бренном мире, источник моего покоя, моей радости, а без нее в моей жизни одна лишь непроглядная тьма. И лишь она одна единственная в силах ее рассеять, больше никто и ничто… - Конечно, я поеду с тобой… Почему я должен побрезговать?.. Моя ненависть к твоей матери никак не влияет на мое отношение к тебе, дети не должны расплачиваться за грехи своих родителей. Ты – моя сестра, в тебе течет моя кровь, для меня не имеет никакого значения твое происхождение, в прошлом, да, имело, не буду врать, но сейчас в своей душе я преодолел сословные предрассудки касательно тебя. И мне будет не менее приятно провести эти несколько часов с тобой в дороге… - вновь нежно поцеловав белокурую красавицу в прохладный лоб, также тихо произнес я, мимолетно улыбнувшись уголком губ. В эти минуты рядом с ней у меня не было желания примерить одну из так привычных мне «масок», хотелось быть просто самим собой, таким, какой есть, почти настоящим, хотя бы рядом с ней, с родной сестрой. - Тогда идемте в карету, а то мне холодно… - с улыбкой негромко протянула очаровательная блондинка, мягко выбравшись из моих объятий и направляясь в сторону своего дорогого новенького экипажа, ее любовник богат и щедр, и пусть она будет с ним счастлива, кем бы он ни был. - Я помню, какая ты мерзлячка… - с тихим расслабленным смехом ответил я, помогая Анне сесть в закрытую коляску, а ее слуга в это время забрался обратно на дрожки. Следом я и сам сел в просторный экипаж с двумя сиденьями напротив друг друга, внутри отделанный светло-бежевым шелком с замысловатыми растительными узорами чуть темнее, и захлопнул дверцу, ладонью стукнув по его стенке со стороны кучера, чтобы тот трогал. Карета потихоньку покатилась по зимней дороге, сестра скинула с головы капюшон, сняла и вторую перчатку уже с левой руки, и бросила обе на сиденье напротив, где стоял ее саквояж. Нас же она накрыла большим двусторонним пледом из волчьих шкур почти по шею, придвинувшись ко мне вплотную и положив голову мне на плечо. - Мне не холодно… - с легкой улыбкой выдохнул я в макушку актрисы Императорских театров, вдыхая такой приятный сладкий пудровый аромат ее духов, запах моей любимой женщины, запах грешного Рая на земле. - А так будет еще теплее, а мне будет теплее рядом с вами, Владимир Иванович… - тихонько откликнулась миниатюрная куколка, прикрывая свои голубые глаза цвета летнего неба, и я обнял ее за талию, привлекая еще ближе к себе. Поспи, подремли, Аня, так и дорога пройдет быстрее, а уже к вечеру мы будем в столице, учитывая, что сейчас около часа дня. Экипаж медленно катился по зимней дороге, шелковые шторки на окнах были задернуты, создавая внутри приятный полумрак, но сам я даже не пытался задремать, сколько себя помню, никогда не мог спать в карете просто от слова «совсем». К тому же я уже не первый год страдаю от бессонницы, пришедшей ко мне еще в первую военную кампанию на Кавказе и оставшейся навсегда. В тишине собственной проветренной спальни на чистом и свежем постельном белье порой я не могу заснуть часами, лежу, бесцельно гляжу в потолок и думаю, думаю, думаю, потому здесь, в коляске, я даже не пытался погрузиться в царство Морфея, все равно ничего из этого не выйдет. А еще у меня из головы не выходила мысль о том, что этого недотепу Карла Модестовича убил цыган из табора, также почивший с миром, все было ладно да складно, и у исправника не вызывало никаких вопросов, да и свидетели убийства имелись. И если бы Шуллера этот цыган зарезал, и у меня самого не возникло бы никаких сомнений, но немцу свернули шею, а не пырнули ножом, как обычно делают цыгане. Чтобы свернуть человеку шею, нужно не только захотеть этого, но и банально уметь это делать, сворачивать шеи. Да, я могу это сделать и мне приходилось это делать во время участия в двух военных кампаниях на Кавказе и службы в Индии, где вместе с другими русскими офицерами мы сопровождали посольскую миссию, попросту говоря, охраняли жизнь послов в чужой далекой стране. За тот год на делегацию в Дели было совершено несколько нападений местных разбойников, желающих поживиться, но никто из дипломатов не пострадал. Резкое быстрое движение рук, тихий хруст сломанных шейных позвонков, и все, человек мертв, мгновенная смерть… И любой из военных сможет это сделать, но чтобы цыган смог, где же он научился этому умению, что-то мне сомнительно, даже очень… И думается мне, что настоящий убийца немца был в трактире в тот вечер, слышал мои слова в адрес нашего бывшего управляющего, а после воплотил их в жизнь. Тогда был выходной день, и народу в трактире было битком, одни приходили, другие уходили, в военной форме никого не было, иначе, даже будучи пьяным, я все равно чисто автоматически обратил бы внимание на офицерский мундир, очевидно, тот человек был в гражданской одежде. Только вот в чем хитрый воровитый Шуллер мог перейти дорогу кому-то из офицеров, что тот так радикально с ним разобрался, какие дела могли быть у этого мелкого трусливого воришки с кем-то из военных Царской армии?.. Конечно, офицеры Императорской армии отнюдь не святые люди, но что кому-то из них мог предложить пройдоха Карл Модестович, чтобы иметь с ним общие дела, разве что украсть что-нибудь… На этот вопрос ответа у меня не было и уже никогда не будет, но очевидно немец с поручением не справился, раз давший его отправил Шуллера за провал на тот свет… Это убийство дело рук не цыган, а кого-то из военных, даже не сомневаюсь… POV Анна - Ты спишь?.. – через какое-то время раздался над моей головой тихий зовущий голос брата. Накрывшись теплым двусторонним пледом из волчьих шкур поверх норковой шубы, я согрелась рядом с ним и действительно задремала под мерное покачивание кареты. Однако низкий насыщенный тембр Владимира, прочно ассоциирующийся у меня с мягким черным бархатом, скользящим по обнаженной коже, вырвал меня из сладкого марева дремы, и я открыла глаза, поднимая голову с его сильного плеча и встречаясь с задумчивым взором серых глаз мужчины. - Кого мне нужно благодарить за свободу, Михаила или, быть может, тебя?.. Очень хитро придумано, найти лжесвидетелей убийства Шуллера и списать убийство на умершего цыгана, поздравляю… Так кого мне нужно поблагодарить?.. – прямо спросил барон, пристально глядя своими пепельными глазами в мои голубые и ожидая ответа, он ждал искреннего ответа, и я прекрасно это понимала. И солгать сейчас означало безвозвратно разрушить тот хрупкий мостик доверия, появившегося между нами, если солгу, впредь он уже никогда не станет мне верить, не будет доверять. Барон Корф – умный мужчина, он все понял, что убийца Карла Модестовича вовсе не цыган, исправник поверил без вопросов, учитывая наличие подставных свидетелей убийства немца, а брат не поверил. Мирон отлично воплотил в жизнь мой план, без сучка и задоринки, и подходящую кандидатуру «убийцы», на которого можно повесить это убийство, нашел и «свидетелей» подходящих купил, кои за хрустящие купюры мать родную продадут. И все поверили, никто не усомнился, и это самое главное, а с братом этот вопрос я улажу. - Моих рук дело, ну, то есть рук Мирона, а задумка моя… Только меня благодарить не нужно, я сделала это не ради вашей благодарности, а потому что вы – сын Ивана Ивановича, мой брат, моя семья, и я хочу, чтобы у вас все было только хорошо, чтобы вы были счастливы, а не оказались на каторге за убийство этого никчемного Шуллера… - абсолютно честно ответила я и нежно поцеловала Владимира в колючую небритую щеку, он выглядел уставшим, как физически, так и морально, а еще я чувствовала в нем тлеющее раздражение, хоть внешне брат был вполне спокоен. Ему нужно отдохнуть на уровне тела и ментально, вымыться, выспаться по-человечески, заняться сексом с женщиной, даже выпить, отпустить негативные эмоции, дать им выход, расслабиться. Понятное дело, что после месяца в тюремной камере, в четырех стенах в не самых лучших условиях, в ожидании приговора суда, барону не слишком хорошо, но это пройдет, и все будет нормально, жизнь вернется в свое русло. - И все же я не забуду этого… Не даром говорят, «Женщина хитра, как змея. Нет хитрее змеи…», не хотел бы я быть вашим врагом, мадмуазель… - с мягкой лукавой улыбкой изрек красивый мужчина и, наклонившись ко мне, прижался своими горячими губами к моему виску, а пальцы его правой руки нашли мои тонкие пальчики под меховым пледом и мягко сжали их, отчего я невольно улыбнулась. Как же хорошо мне было рядом с бароном, в его объятиях, в его энергетическом поле, тепло, уютно и так удивительно спокойно и умиротворенно, так благостно мне было только с одним человеком, с Константином. Но если с моим бывшим любовником у нас было будущее и настоящее, то с Владимиром ничего у нас быть не может, никаких отношений, ибо мы ближайшие кровные родственники, брат и сестра, дети одного отца, да и других «Но» полно. И это осознание даровало мне вроде едва уловимую, но в то же время отчетливо ощутимую горчинку. - Да, один из мудрецов сказал именно так, «Женщина хитра, как змея. Нет, хитрее змеи…», но я никогда не буду вашим врагом, Владимир Иванович… Мое единственное желание – быть вашей семьей, чтобы вы доверяли мне, верили, я никогда не предам вашего доверия, никогда… - тихонько выдохнула я и вновь положила голову на сильное плечо брата, следом мягко поцеловавшего меня в макушку своими горячими губами. Как же приятно, не передать словами… - Знаешь, не посчитай меня сумасшедшим, но меня не покидает одна мысль. В тот вечер, когда убили Карла Модестовича, в трактир приходила Сычиха, уж не знаю, как твоя мать проведала, что поместье перешло княгине Долгорукой, но не в этом суть, перед своим уходом она сказала мне одну вещь, «Уходи отсюда, пока не случилась беда…». Естественно я и слушать ее не стал, не верю я во все эти предсказания, но именно на следующий день меня арестовали за убийство Шуллера, который тоже заходил тогда в трактир. Звучит, как бред, конечно, но вышло так, что совпало, хотя ни это, ни что иное не изменит моего отношения к твоей матери, я ее ненавижу и никогда не прощу за убийство моей мамы, никогда… И Сычиха сказала мне еще одну вещь чуть ранее, «Как только ложь откроется, поместье вернется к тебе»… Понимаю, что все это звучит, как бредни душевнобольного человека, по коему плачет заведение для людей с психическими расстройствами, но вот такая странная мысль не желает меня оставлять… Хоть и чушь собачья все это… Видимо, это просто усталость, вот и всякие дурные мысли в голову лезут… - через несколько долгих мгновений не слишком уверенным, скорее даже сомневающимся тоном негромко заговорил барон, и я навострила ушки. Наверное, впервые он так открыто поделился со мной своими мыслями, да, в плане доверия между нами лед определенно тронулся, чему я была просто безмерно рада. - Я вовсе не считаю вас сумасшедшим, Владимир Иванович, а ваши мысли бредовыми, это отнюдь не так. Есть люди, обладающие незаурядными способностями, выходящими за грань восприятия обывателей, мою мать местные ведь считают ведьмой, деревенские женщины много лет уже ходят к ней, и, вероятно, какие-то экстрасенсорные способности у нее действительно есть, раз она смогла увидеть будущее. А хотите, я познакомлю вас с настоящей потомственной ведьмой, которая не просто видит обрывки будущего, а читает души людей, как открытые книги?.. Это моя лучшая подруга, Рита, она вхожа в мир мертвых, видит души умерших, и приворожить может так, что до смерти, и проклясть так, что проклятый отправится прямиком в могилу… Да, и вообще она очень много чего может… Если желаете, мы можем поехать к ней в гости, и она посмотрит ситуацию с поместьем, можно ли что-то сделать, возможно, расшифрует слова Сычихи… Помните, я спрашивала вас, были ли вы на спиритическом сеансе?.. Вы тогда сказали, что не были, и вообще это вас совершенно не интересует. А вот я была на спиритических сеансах и не единожды, я уже более пяти лет увлекаюсь оккультизмом, эзотерикой, ритуалами, можно называть по-разному. Думаю, это не удивительно, учитывая, что моя лучшая подруга – ведьма… Вы были искренни со мной, и я хочу быть искренней с вами… - подняв голову с плеча мужчины, спокойным тоном промолвила я и встретилась взглядом с его отнюдь не спокойным, а страшно удивленным и даже пораженным взором, словно я только сообщила ему, что в сексуальном плане предпочитаю женщин. Хотя я лично знакома с несколькими женщинами, отдающими предпочтение в постели не мужчинам, а представительницам своего пола, и я никого не осуждаю, у меня нет привычки вешать на людей ярлыки, чужая личная жизнь никого не касается. Императорские театры способствуют значительному расширению взглядов на окружающий мир и горизонтов его восприятия, иначе ты просто не выживешь в театре, не приживешься. Я – актриса, дама столичного полусвета, где все и всё обо всех знают, кто с кем и зачем, просто молчат с вежливыми улыбками на лицах до той поры, пока не затронуты личные интересы. Все близкие и дорогие мне люди знают о моем увлечении оккультизмом, и Михаил, и мой нынешний любовник, моя любимая Рита даже не обсуждается. Правда, отец не знал, я ничего не говорила Ивану Ивановичу о своем пристрастии к эзотерике, понимая, что при всей любви ко мне отец просто не сможет этого понять и принять, в конце концов, он был человеком другого, более старшего поколения. И от брата я не собиралась этого скрывать, рано или поздно он бы все равно узнал о моей любви к оккультизму, так почему не сейчас… Я прекрасно осознавала, что Владимир может не понять меня или вообще осудить, отреагировать как угодно, и будет иметь на это полное право. Однако мне так хотелось, чтобы он услышал меня, понял и принял такой, какая я есть, настоящей, также как я готова принимать его любым, живым человеком со своими сильными сторонами и слабостями… - Живя в Петербурге, я слышал о спиритических сеансах с вызовом духов, об оккультизме, но никогда не интересовался этим, поскольку абсолютно не верю ни в магию, ни в духов… А как ты пришла к такому необычному, мягко говоря, увлечению?.. – через несколько бесконечно долгих мгновений заговорил барон, в его мягком бархатном тембре не звучало осуждения или порицания, даже слышался некоторый интерес вперемешку с никуда не девшимся удивлением. И я с облегчением выдохнула, он, по крайней мере, не осудил в категоричной форме, а попытался услышать и понять, чему я была бесконечно рада, это уже неплохо. - В мир эзотерики меня привел дорогой мне человек, которого уже нет в нашем мире, за что я до конца своей жизни буду ему благодарна, он же и познакомил меня с Ритой. Оккультизм помог мне многое понять для самой себя в этой жизни, изменил меня, избавил от страхов, включая страх собственной смерти. Эзотерика – это действующий и рабочий способ трансформации реальности, изменения собственной жизни к лучшему, в магии нет черного и белого, плохого и хорошего, магия такова, каковы потребности, обращающихся к ней, только и всего. Оккультизм – это огромный и очень интересный мир, расширяющий сознание, взгляды на жизнь в целом, вокруг нас есть тонкие миры, которые невидимы нашим глазам, они доступны тем, кто обладает даром, древней силой, обычно передающейся по роду, Рита именно такая… Желаете съездить к ней, поговорить?.. – ответив на вопрос барона абсолютно искренне, я задала свой, но никакого ответа он не дал, молча поцеловав меня в миниатюрный носик, вызвав во мне невольную улыбку. Ничего страшного, молчание значительно лучше отрицания, оно означало лишь то, что мужчина подумает над моими словами, пусть думает столько, сколько ему необходимо, я его никуда не тороплю, для принятия какого-либо решения нужно время, и это совершенно нормально. Положив голову обратно на сильное плечо Владимира, я расслабленно прикрыла веки, намереваясь подремать в пути в его объятиях, поскольку в имении Долгоруких мне не слишком-то хорошо спалось ночами, мысли мешали, я беспокоилась за брата, переживала, сработает ли мой план или нет. А теперь все хорошо, он свободен, никто ни в чем его не обвиняет, возможно, и вопрос с поместьем удастся как-то решить, посмотрим… - Просыпайся, мы приехали… - донесся до меня негромкий мягкий голос барона, заставляя вынырнуть из сладкой дремы, открыть глаза, несколько раз моргнуть и поднять голову с его плеча, встречаясь взглядом со спокойным расслабленным взором задумчивых серых очей красивого, но уставшего мужчины, спустя пару секунд добавившего. - Ты прости, Анна, но я не хочу идти к тебе в гости, в дом, купленный или арендованный твоим любовником. Я предпочитаю находиться в своем собственном доме… - Понимаю… - с улыбкой выдохнула я, еще бы вы хотели находиться в доме моего любовника, учитывая вашу великую гордыню. – И вы извините меня, Владимир Иванович, но я не могу пригласить вас к себе в гости, не спросив у моего мужчины… - Понимаю… - эхом нейтрально откликнулся брат и откинул в сторону двустороннее одеяло из волчьих шкур, такое теплое и уютное. Вообще люблю меховые одеяла, у меня в особняке таких не одно и не два, есть и из волчьего меха, и из лисьего, и из меха рыси, никакая ткань не сравнится по теплу с натуральным мехом, стоит закутаться в такое одеяльце, как сразу согреваешься, для меня, ужасной мерзлячки, это очень актуально осенью, зимой и ранней весной. А еще оно нетяжелое и очень комфортное, мех ласково касается обнаженного тела, такое приятное тактильное ощущение, одним словом просто прелесть, обожаю… Мы с мужчиной покинули относительно теплый экипаж и оказались на морозном воздухе, мигом прогнавшем мою сонливость, во дворе огромного роскошного двухэтажного фамильного особняка Корфов на Фонтанке перед парадным входом. Пока я дремала в дороге, очевидно барон велел Мирону, забравшему из кареты мой саквояж, ехать сюда, впрочем, я не имела ничего против. На улице уже смеркалось, и тени удлинялись, зимой рано темнеет, с темного пасмурного неба неторопливо падал мелкий снежок, красиво, конечно, зимняя сказка, но мне хотелось поскорее зайти в дом и оказаться в тепле, не люблю холодину. В просторной парадной с большими зеркалами на стенах лакей с горничной вежливо и почтительно поздоровались с барином и взяли нашу верхнюю одежду, мы же с Владимиром переобулись и прошли в богато обставленную гостиную с горящим камином, щедро дарующим свое уютное тепло. Свечи пылали в настенных и настольных бронзовых канделябрах и освещали большое помещение с двумя широкими окнами со светлыми шелковыми портьерами, как же я люблю этот дом, ранее принадлежащий отцу, а теперь брату, каждую комнату, каждую картину на стенах, каждую паркетную доску на полу, каждую дверную ручку здесь люблю. Особняк ассоциировался у меня с Иваном Ивановичем, будучи еще маленькой девочкой, а позже юной девушкой, я частенько приезжала сюда с отцом, на постоянной основе он предпочитал жить в поместье, но и в этом доме периодически тоже бывал. А вот брат, став взрослым, жил именно здесь в столице, навещая отца в Двугорском раз в год по обещанию, что в ту пору меня, несомненно, радовало, но теперь все былые обиды остались в прошлом, и я желала ему только хорошего. Барон приказал служанке наполнить ванну и со словами, «Чувствуй себя, как дома…», ушел наверх, очевидно отдыхать, не нуждаясь в эти минуты в моем обществе, на что мне и в голову не приходило обижаться. Брат совершенно не обязан меня развлекать, он – живой человек, которому хочется банально отдохнуть после нахождения в тюремной камере, помыться, вполне вероятно, в приятной компании одной из молоденьких миловидных крепостных, и почему нет, это абсолютно нормально, это жизнь. Оставшись одна, я велела Мирону отнести мой саквояж в спальню, какую всегда занимала, когда мы приезжали в Петербург с отцом, раз брат ничего не сказал по этому поводу, значит, оставил выбор гостевой спальни на мое усмотрение. И раз уж я здесь, то решила воспользоваться возможностью и пройтись по дому, который так люблю, по всем его комнатам, в каком-то роде «пообщаться» с особняком, как бы странно это ни звучало, который хранит воспоминания о моем счастливом детстве и юности. Через несколько часов, когда моя экскурсия по комнатам и собственным воспоминаниям подошла к концу, и я вернулась в гостиную на первом этаже, с которой ее начинала, то встретилась здесь с хозяином дома, вошедшим в открытые двустворчатые двери. Он вымылся, переоделся в серый сюртук с отложным воротником в тон к идеально отглаженным брюкам и атласному платку на шее, побрился и выглядел более свежим и отдохнувшим, чем до того. Какой же вы красивый мужчина, Владимир Иванович, у вас будут такие красивые детки, внуки нашего общего отца, и он будет радоваться за вас с небес. Вот только когда настанут эти счастливые деньки неизвестно, учитывая, что брат горькой безответной любовью любит госпожу Калиновскую, я помнила его стихи, наполненные огромной любовью к польской пани и душевной болью, рожденной отсутствием взаимности. - Я еду в гости, а ты, если хочешь, вели накрыть ужин. Одним словом, чувствуй себя, как дома, не стесняйся, - вполне благожелательно изрек барон и покинул гостиную, не дожидаясь моего ответа, а у меня возникло стойкое ощущение, что он сейчас не желает находиться рядом со мной, скорее всего из-за того, что я рассказала ему о своем увлечении оккультизмом. И я отлично понимала, мужчине нужно время, чтобы принять сказанное мной, принять меня такой, незнакомой для него, хочет поехать в гости, пусть едет, он не обязан отчитываться передо мной, к кому именно поедет, пусть отправляется куда хочет, лишь бы ему было хорошо. Брат прожил в Петербурге не один месяц, ведя светский образ жизни, поэтому очевидно, в столице у него множество знакомых, к коим он может направиться, приятного вам вечера, Владимир Иванович… А я действительно решила распорядиться насчет ужина, раз хозяин дома мне разрешил, взяла в руки серебряный колокольчик с журнального столика и покачала им из стороны в сторону, извлекая громкий, но при этом вполне мелодичный звук, на который уже через пару минут явилась горничная. Поем да пойду спать, к утру брат, наверняка, вернется, куда бы ни направился, утром и поговорим, а сейчас пусть отдыхает… *** POV Владимир Выйдя из экипажа около особняка Долгоруких, где живет Андрей со своей супругой Натальей, я снял с рук перчатки из мягкой черной кожи, параллельно надевая на лицо «маску» светской вежливости, будучи Комедиантом, жить значительно проще. Если бы мне с утра кто-то сказал, что сестра увлекается оккультизмом, магией, спиритическими сеансами и прочим в этом духе, я бы не просто не поверил, а рассмеялся говорившему в лицо, тем не менее, это было правдой, какую мне поведала сама Анна. Безусловно, это ее жизнь, и она имеет полное право жить так, как считает нужным, и не мне ей указывать и советовать, но сейчас я просто не мог находиться рядом с белокурой красавицей, мне нужно подумать вдали от нее и понять, как я к этому всему отношусь. - Наталья Александровна, добрый вечер, красавица Натали… Поздравляю… - с легкой приветливой улыбкой произнес я, уже будучи внутри особняка в его гостиной, здороваясь с очаровательной хозяйкой дома и целуя тыльную сторону ее руки, как того требовали приличия. Светло-зеленое платье Наташи с приличным вырезом на полной груди, демонстрирующим соблазнительную ложбинку, не скрывало ее небольшого округлившегося животика, она ждет второго ребенка. - В старом парке пахнет хвойной тишиной, и качаются на ветках облака… Сколько времени не виделись с тобой, может, год, а, может, целые века?.. Ни за что теперь не отыскать следов в дальний край, где мы друг друга не нашли… Я пришёл к тебе из позабытых снов, как приходят в свою гавань корабли… Натали, утоли мои печали, Натали… Натали, я прошёл пустынью грусти полземли… Утоли мои печали, Натали… - мягко и лукаво улыбнувшись уголком губ, изрек я пришедшие мне на ум строки, любуясь обворожительной женщиной с собранными в аккуратную прическу каштановыми волосами. Я люблю красоту, мне всегда нравились только красивые женщины, и Наталья привлекала меня сексуально, что раньше, что сейчас, в ней горит огонь, она не холодная рафинированная кукла. Конечно, я не рассматривал ее как женщину для себя, поскольку Наташа - жена Андрея, мать их общей дочери, но видел я в ней именно женщину. - Спасибо, Владимир Иванович, надеюсь, родится мальчик… Пять лет прошло с нашей последней встречи, а вы все тот же, не изменились ни капли… - с благожелательной улыбкой ответила сестра Михаила, чуть склонив голову влево и положив правую ладонь на свой округлившийся животик, глядя на меня оценивающим взглядом зеленоватых глаз. - А с чего вдруг я должен меняться?.. Я нравлюсь себе и таким… Андрей дома?.. – также с легкой улыбкой поинтересовался я. После возвращения с Кавказа, когда я неделю жил в столице до известия о смерти отца, нам с Андреем не удалось повидаться, как-то не случилось, и теперь я хотел это исправить, все же мы знакомы с детства, выросли вместе, могли даже породниться, если бы мы с Лизой поженились, как это планировалось в прошлом. - В том, что вы себе нравитесь, я даже не сомневаюсь… Андрея еще нет, он во Дворце, с утра говорил, что вернется поздно. А насчет ваших печалей, уверена, вы будете рады видеть мою гостью… - заинтриговав меня своими последними словами, лучезарно улыбаясь, промолвила Натали, явно находящаяся в прекрасном расположении духа, приглашая меня проследовать за ней в другую гостиную. Лакей открыл дверь перед хозяйкой, и я прошел в комнату следом за Наташей, замерев на месте от неожиданности, поскольку ее гостьей оказалась никто иная как Ольга Калиновская, поднявшаяся с дивана при нашем появлении. - Добрый вечер, Владимир… - как ни в чем не бывало, словно мы виделись не позднее, чем вчера, поздоровалась красивая польская пани в синем атласном платье с серебряным шитьем с не самым скромным квадратным вырезом на приличной груди, не скрывающим ложбинку. Бриллианты сверкали на ее изящной шее и в ушах, а чуть сощуренные по-кошачьи голубые глаза с интересом лукаво взирали на меня. В прошлом мне очень нравилась Ольга, она занимала мои мысли на протяжении полугода, периодически я видел ее, но нам все никак не удавалось пообщаться. Не раз я делился своими мыслями об умопомрачительном создании с Мишей, который в итоге стал просто отмахиваться со словами, «Ты мне рассказывал уже об этом раз сто…». Сейчас былой бушующей страсти уже не было, она остыла, навязчивое желание обладать Ольгой перегорело, но сексуально она по-прежнему меня привлекала. Красивая женщина, очень красивая, яркая, эмоциональная, страстная, все мои любовницы были такими, схожими с польской пани, являлись отражением меня самого в плане темперамента, холодные рафинированные куклы меня абсолютно не привлекают, как бы хороши внешне они ни были. Пять лет назад мне одного взгляда хватило, чтобы рассмотреть в небесных глазах госпожи Калиновской полыхающее пламя, одного взора было достаточно, чтобы понять, моя невеста на тот момент Лизавета мне больше не нужна, а жизненно необходима лишь таинственная незнакомка с волнистыми русыми волосами. Эта женщина, сама того не зная, смогла разжечь во мне пожар, и в какой-то момент я даже поверил в иллюзию, что мучительные и невозможные чувства к крепостной воспитаннице отца ушли, исчезли, растворились в небытие. Но истина оказалась иной, это страсть к Ольге выгорела почти дотла, а горькая любовь к Анне все живет в моей душе и не собирается ее покидать. - Добрый вечер, госпожа Калиновская… А что вы здесь делаете?.. Его Императорское Величество в курсе, что вы вернулись в Россию, в Петербург?.. – подойдя ближе и поцеловав тыльную сторону руки красивой женщины в шелковой перчатке, вдыхая приятный аромат ее дорогих французских духов, с мягкой иронией поинтересовался я. В самом деле, зачем вы приехали в столицу, Ольга?.. - Пойду распоряжусь насчет десерта… - донесся до меня голос Наташи за моей спиной, следом покинувшей гостиную, оставляя нас с польской пани наедине, давая нам возможность поговорить вдвоем. Натали могла просто вызвать прислугу колокольчиком, находящимся здесь же на журнальном столике рядом с прозрачным кувшином красного вина, хрустальными бокалами и блюдом с фруктами, и дать распоряжение слугам, дабы те принесли сладости, это был лишь предлог, и я отлично это понимал наряду с самой Ольгой. - Ну, во-первых, уже не Калиновская, а пани Огинская, во-вторых, Император отменил свой запрет касательно меня, и теперь я могу посещать Россию и в частности Петербург в любое время. А в-третьих, я никогда не поверю, что мужчина, который когда-то стрелялся из-за меня на дуэли с самим Наследником престола, пойдет и донесет на меня Государю… - сделав еще шаг в мою сторону и подходя практически вплотную ко мне, заговорила польская пани, в эти минуты напоминающая мне хитрую лису, своим мягким мелодичным голосом. - Разумеется, мне бы и в голову не пришло идти в Зимний с доносами к Императору, тем более рассказывать о вас. И все же, зачем вы здесь, Ольга? Ради Цесаревича?.. – прямо спросил я, сверху вниз глядя в голубые глаза полячки, высокой по женским меркам, но все же ниже меня самого, такие же голубые, как у моей любимой женщины, голубые, как бескрайнее небо над нашими головами. - Вовсе нет, я здесь не ради Александра… Все проходит, Владимир, нет ничего вечного, все проходит, даже любовь… Безусловно, я помню Александра, он навсегда останется очень большой и важной частью моей жизни, но лишь частью, моя любовь к нему прошла, все осталось в прошлом, впрочем, как и его ко мне, Александр теперь любит другую, и это отнюдь не его супруга принцесса Мария… А мой муж очень любит меня и не желает со мной разлучаться, Иринею нужно было посетить Петербург по делам, и я приехала вместе с ним… Вот решила навестить свою лучшую подругу и вас встретила… Я знаю, после той дуэли Император отправил вас воевать на Кавказ, вероятно, в произошедшем вы вините меня и не испытываете радужных чувств от нашей встречи, но я рада вас видеть, рада видеть вас живым и здоровым… Чем теперь планируете заниматься в столице?.. Женитесь?.. Уверена, вам не составит труда найти себе удачную партию… - с обворожительной улыбкой заключила польская пани, взяла с журнального столика высокий хрустальный бокал на тонкой ножке и отпила пару глотков бургундского вина. - «Нет ничего вечного, все проходит, даже любовь…», ваши слова бы да Богу в уши, Ольга… - иронично улыбнувшись, откликнулся я, наливая в пустой фужер вина, взял его в руки и поднес к губам, чувствуя характерную сладость выдержанного красного вина. Не жалую такое, для меня слишком сладко, вообще не люблю сладкий вкус пищи и напитков, предпочитаю кислый и горький вкусы. «Нет ничего вечного, все проходит, даже любовь…», это были мои собственные мысли, я уже однажды слышал их от Анны и вот теперь от Ольги, и это было даже забавно. Человек может сколько угодно раз повторить сам себе, «Любовь прошла, ее больше нет…», только вот сердце разуму, увы, не подвластно… - И вы ошибаетесь, я никогда не винил в произошедшем вас, вы ни в чем не виноваты, во всем виноват лишь я один, это ведь я когда-то вызвал Наследника на дуэль… А вы если и виновны, то лишь в том, что родились такой красавицей, когда-то похитившей мои мысли при одном лишь взгляде на вас… Мир – это огромный сад, а вы, женщины, прекрасные цветы в этом саду, как сад без цветов пуст и сер, так и жизнь без женщин скучна и уныла… Я ни о чем не жалею, ни о чем… - с легкой улыбкой добавил я, задумчиво крутя в руках полный бокал с вином и одновременно любуясь моей очаровательной собеседницей. - Неужели есть женщина, которая смогла затронуть ваше сердце и посмела вам отказать?.. Хотела бы я на нее взглянуть… - с лукавой улыбкой откликнулась польская пани и едва уловимо кивнула головой, скорее своим собственным мыслям, неведомым мне. - А вы считаете, у меня нет сердца?.. – с легкой иронией произнес я, мимолетно улыбнувшись уголком губ. Через «маску» общаться с людьми очень легко, «маска эмоциональной неуязвимости» надежно защищает от душевной боли, которую могут причинить окружающие, никто не сможет ее пробить, никто не узнает твоих истинных чувств, твоих слабостей, не сможет воспользоваться ими и сделать тебе больно. И в то же время «маска» делает тебя душевно одиноким, вокруг тебя люди-люди, а ты один, совершенно один, но я давно привык к душевному одиночеству, оно стало моим лучшим другом после смерти матери, заполнило собой пустоту внутри и осталось со мной навсегда. Я и есть тот самый чертов Комедиант, как назвала меня сестра, у меня в запасе куча «масок», светской вежливости, прохладной нейтральности, ироничной насмешливости и многие другие. Все они призваны служить для одной единственной цели, скрыть от посторонних мою душу, потому что я не хочу, чтобы кто-то мне туда плюнул, прошелся своими грязными ногами в моей душе. - Ну, что вы, Владимир… Я вовсе так не считаю… Любовь мужчин, подобных вам, схожа с факелом, она ярко горит, но быстро выгорает дотла, ведь в «саду» столько «прекрасных цветов», и роза хороша, и лилия… Не правда ли?.. – с обворожительной улыбкой изрекла полячка и вновь отпила вина из своего фужера, сделала несколько шагов от меня и с кошачьей грацией присела на диван. Я же обратил внимание на лежащий неподалеку от женщины на этом же диванчике изогнутый османский меч в дорогих ножнах, украшенных золотом с тончайшей восточной вязью. Это очень дорогой меч, неужели Андрей начал увлекаться оружием, иначе как еще этот меч здесь оказался… - Правда, истинная правда, вы чертовски догадливы, Ольга… - с легкой светской улыбкой согласился я, поставил полный бокал обратно на журнальный столик, подошел к дивану и взял меч в руки, любовно проводя кончиками пальцев по золотым узорам на ножнах. С юности люблю хорошее оружие, как огнестрельное, так и холодное, в нем есть своя особая магия, смертельная убийственная красота, эти ножны изготовил большой мастер своего дела, очень красиво и филигранно. - Моему мужу хороший знакомый привез в подарок из Стамбула два таких меча, и один из них я привезла сюда, чтобы подарить Андрею, негоже ведь приходить в гости с пустыми руками. Но Наташа сказала, что ее супруг совершенно равнодушен к оружию, а вам, я вижу, нравится… Забирайте, Владимир, дарю, пусть у вас останется на память обо мне хоть что-то хорошее… - донесся до меня мелодичный голос красивой польской пани, и я перевел взгляд с рукояти меча с золотом и вставленным драгоценным камнем на Ольгу, аккуратно отщипнувшую с виноградной лозы на блюде с фруктами бурую виноградину своими тонкими пальцами в шелковых перчатках, следом отправляя ее себе в рот. Да, Андрей всегда был совершенно равнодушен к оружию и не раз говорил мне, «Никогда не понимал твоей страсти к оружию, оно ведь несет смерть…», а вот я оружие всегда любил особой необъяснимой любовью, с юности оно магическим образом манило меня, возможно, потому, что меня даже подсознательно притягивала смерть. Я не боюсь собственной смерти, я воевал, убивал, забирал жизни, мои руки по локоть в крови, смерть, она стала моей верной спутницей по жизни. Где бы я ни был, незримо я чувствую ее ледяное дыхание у себя за спиной, ее тихий смех и вкрадчивый шепот, «Чье время умереть сегодня, твое или того, кто погибнет от твоей руки…». - Хороший подарок, благодарю… - совершенно искренне промолвил я, широким движением вынимая меч из ножен, его острое лезвие холодной сталью блеснуло в свете свечей, и я невольно улыбнулся уголками губ, прекрасный меч, отлично сбалансированный, с одного удара голова с плеч слетит. - Муж говорил, «Если меч был вынут из ножен, прольется кровь…», - несколько задумчиво поделилась мыслями элегантная полячка, и я безмолвно усмехнулся про себя. Верно, так говорят, я тоже слышал такое высказывание, но при этом сам абсолютно не верю ни в какие приметы и суеверия, все это глупости, придуманные людьми, ограниченными в своих взглядах на жизнь, а остальные просто подхватили. - Да, есть такое выражение… - согласился я, взял из вазы с фруктами с журнального столика румяное яблоко, легко подкинул его вверх и одним быстрым резким движением лезвием меча рассек плод в воздухе на две идеально ровные половины. Одна из них упала на столик, а вторую я поймал левой рукой и с улыбкой протянул Ольге. - Угощайтесь, сударыня… - Спасибо… - с ослепительной улыбкой отозвалась польская пани и весело рассмеялась, беря половинку яблока своими изящными пальцами, а в следующую секунду я услышал за своей спиной голос вернувшейся в гостиную хозяйки дома. - А вы все с оружием развлекаетесь, Владимир Иванович… Андрею этот меч без нужды, а вот вам самое то… Составите нам компанию этим вечером?.. – благодушно предложила Наталья, прошла в центр просторной гостиной с горящим камином и множественными свечами в настенных и настольных бронзовых подсвечниках, чьи огоньки едва заметно колыхались от малейшего движения воздуха, и присела на кресло рядом с диваном, где разместилась ее подруга. - Конечно, желание красивой женщины – закон… - с готовностью принял я предложение Наташи, убирая меч обратно в ножны, кладя его на прямоугольный журнальный столик из темного дерева и опускаясь в соседнее кресло. Не то, чтобы я так уж мечтал о вечере в компании Ольги и Натали, но сейчас я просто не мог находиться рядом с Анной, после того как сестра поведала мне о своем необычном увлечении эзотерикой, оккультными ритуалами, спиритическими сеансами и прочей магической атрибутикой. Я не верил в это все от слова «совсем», и мне было сложно уложить все это в своей голове, принять как данность в жизни любимой женщины… *** POV Анна Поужинав в одиночестве за длинным прямоугольным столом в малой столовой, где место в его главе всегда занимал отец, а нынче оно пустовало, поскольку Иван Иванович безвременно покинул этот мир, что причиняло мне нестерпимую душевную боль, а брат, теперь полноправный хозяин особняка на Фонтанке, в доме отсутствовал, я покинула просторную комнату и перебралась в гостиную. Когда вернется Владимир, я не знала, может быть поздно вечером, если просто поехал в гости к кому-то из своих знакомых, а быть может и утром, если гостевать он отправился к кому-то из женщин, коих барон в столице, уверена, знает немало. Это его личное дело и никак не должно меня касаться, потому мне даже смысла нет об этом думать. Велев Мирону съездить в мой дом, взять из сейфа шкатулку с драгоценностями покойной матери брата, деньги из сейфа в поместье и маленькую шкатулку, куда я положила фамильный перстень и нательный крест на золотой цепочке, принадлежащие мужчине, и привезти их сюда, из гостиной я направилась в спальню на втором этаже. Мирону я полностью доверяю, в том числе и ключ от сейфа, и знаю, что он никогда ничего не возьмет, не предаст меня. Преданность, именно ее я ценю превыше всего в дорогих мне людях, нет ничего важнее преданности и ничего ужаснее предательства, я не прощаю предательство, ибо предавший единожды рано или поздно предаст вновь. Поднявшись по широкой лестнице с красивыми коваными перилами и пройдя по длинному коридору с подсвечниками из бронзы с зажженными прислугой свечами по обеим его сторонам, я зашла в комнату и закрыла дверь на внутреннюю щеколду, привычка, ничего не могу с собой поделать. Спать еще не хотелось, потому я достала из своего дорожного саквояжа «Божественную Комедию» великого Данте и решила скоротать время за чтением, нужно еще вернуть барону его стихи, мне они без нужды, по большей части их строки посвящены его горькой безответной любви Ольге Калиновской, вот пусть и хранит их у себя. Через пару часов я закрыла книгу талантливого итальянца Алигьери и положила ее на журнальный столик, просто обожаю «Комедию», и отец тоже любил это великое произведение, а сама решила спуститься на первый этаж в гостиную, хочу попить горячего чайку перед сном. Однако чаем дело не ограничилось, отодвинув пустую чашку, я прошла к фортепиано, села на пуф перед ним, аккуратно открыла крышку инструмента, и пальцы сами запорхали по клавишам, как же я люблю это пианино, на нем я музицировала и пела для отца, а Иван Иванович сидел на диванчике и слушал меня. Сейчас мне играть было не для кого, в данный момент зрителей у меня не имелось, потому я негромко пела в свое удовольствие, аккомпанируя себе на фортепиано. Театр и музыка неразрывно связаны с моей душой, они часть меня самой, отказаться от творчества в своей жизни для меня равносильно тому, что отречься от части своей собственной души, для меня это станет просто невосполнимой потерей. Прекрасная мелодия романса разливалась по гостиной, ноты сплетались со словами в изысканное волшебное кружево, рождая особенную неповторимую магию музыки. Магию, которая уносит слушателя куда-то высоко-высоко от нашей бренной земли, в мир звуков, цветов и красок, в эти минуты мы не здесь, мы где-то там, в царстве красоты и гармонии. Как мне это понять, чем боль унять, Плачет душа горьким ядом. В сердце словно ножи, как дальше жить, Больше тебя нету рядом. Я помню шёпот горячих губ И нежность ласковых рук. Я обещанья твои верну, Но лишь любовь не смогу. Даже если ты уйдёшь, всю пустоту миров Мысли о тебе одном заполнят. Я закрыла в сердце дверь, оставив там любовь, Даже если ты уйдёшь, она всегда со мной. Ты помнишь ночи любви, ласки твои Были дождём звездопада. Каждый миг наших встреч буду беречь В памяти я, как награду. Пускай влюблённая дробь сердец Звучит для нас, как в последний раз. Но как поверить в любви конец, Когда она вечно в нас. Даже если ты уйдёшь, всю пустоту миров Мысли о тебе одном заполнят. Я закрыла в сердце дверь, оставив там любовь, Даже если ты уйдёшь, она всегда со мной. Ты руки мне дал, как два крыла, Мы с тобой прикоснулись к небу. В этот миг я ангелом была И буду им всегда. Даже если ты уйдёшь, всю пустоту миров Мысли о тебе одном заполнят. Я закрыла в сердце дверь, оставив там любовь, Даже если ты уйдёшь, она всегда со мной. Мысли о тебе одном заполнят… Я закрыла в сердце дверь, оставив там любовь, Даже если ты уйдёшь, она всегда со мной…* Последние аккорды красивого романса, конечно же, о любви, отзвучали и растаяли в тишине гостиной, а мне невольно вспомнился Константин и то время, когда мы были вместе, то время, когда я чувствовала себя по-настоящему счастливой женщиной, не просто любимой, а именно счастливой. Сейчас я полностью довольна своей жизнью, и меня все устраивает, у меня есть все, о чем бывшая крепостная не могла и мечтать, роскошные наряды и драгоценности, шикарный белоснежный особняк в центре столицы, главные роли на сцене Императорских театров. Он любит меня и ничего для меня не жалеет, но именно счастливой женщиной, как когда-то, я себя не ощущала. Между нами нет той духовной близости и глубокой эмоциональной связи, какие были у нас с Константином, нет того тончайшего понимания буквально на кончиках пальцев, увы, мы не смотрим на солнце одними глазами, Он спокойно относится к моему увлечению оккультизмом, не осуждает меня, но и не разделяет его. Несомненно, мы близкие дорогие друг другу люди, но мы не одна семья, и дело вовсе не в том, что Он женат, и мы не живем в одном доме, в эмоциональном плане мы не одна семья, мы любовники, партнеры, но не семья. Очень схожие с теми эмоциями, которые в прошлом во мне вызывал Константин, в настоящем я испытывала к Владимиру, увы, но к моему большому неудовольствию мне приходилось это признать, поскольку я привыкла называть вещи своими именами и быть честной, прежде всего с самой собой. Барон очень нравился мне как мужчина, меня притягивало к нему и физически, и в эмоциональном плане, хотелось быть рядом с ним, слышать его мягкий низкий бархатный голос, чувствовать горячий гладящий взгляд его серых глаз цвета пасмурного осеннего неба с проседью, обнимать и целовать, принимать его ласки и заниматься с ним сексом. Но все это было невозможным в реальности, ибо, во-первых, мы родные брат и сестра, ближайшие кровные родственники, и между нами априори не может быть никаких отношений, во-вторых, Владимир любит другую женщину, его горькую любовь госпожу Калиновскую, пусть и безответно, а мне не нужен мужчина, в сердце которого живет другая, мой мужчина будет любить только меня, лишь я одна буду жить в его сердце, я могу легко простить измену, ибо секс – это всего лишь приятный физический процесс, но любовь моего мужчины я ни с кем никогда делить не стану. И, в-третьих, я принадлежу Ему, я – Его женщина, и вопрос о каких-либо иных мужчинах для меня просто не актуален, поскольку по пути, усыпанному золотом, можно идти только лишь в одну сторону… Так что все это пустые, бесполезные эмоции, которые просто не могут иметь продолжения в реальной жизни, и пусть они поскорее уйдут, растают без следа, пеплом развеются по ветру… Мои пальцы снова коснулись черно-белых клавиш пианино, и из-под них вновь полилась чудесная музыка, дополняемая словами чувственного романса, музыка – это моя душа, это я сама, моя суть, мелодия и гармония неразрывно живут во мне, беспрестанно выводят свой затейливый мотив на струнах арфы моей души. День за днём всё старше зеркала, Где горел костёр, лежит зола. В доме заброшенном прошлое со мной говорит. Ты начни всё с чистого листа И пойми, что истина проста, Если живёшь любя, то тебя твой ангел хранит. Там, где небо синее, где ветры сильные Несут тебе благую весть, Что настоящее, не проходящее Большое счастье в жизни есть, Найди его, пока ты здесь. Я шагну сегодня за порог, Под ногами пыль больших дорог. Обетованная, ты моя родная земля. У реки крутые берега, И сияет небом радуга, И возвращаюсь я, новая, из небытия. Там, где небо синее, где ветры сильные Несут тебе благую весть, Что настоящее, не проходящее Большое счастье в жизни есть, Найди его, пока ты здесь... Пока ты здесь...** - «Настоящее, не проходящее большое счастье в жизни есть… Найди его, пока ты здесь»… - раздался за моей спиной негромкий голос брата с нескрываемой мрачной иронией, едва стихли последние аккорды, и я спокойно поднялась со стула, повернулась к нему лицом и встретилась с тяжелым взором его серых глаз цвета грозового неба, - чем дольше живу, тем сильнее убеждаюсь, что счастье в нашей жизни лишь иллюзия, горькая несбыточная химера… - также мрачно продолжил мужчина, прошел по гостиной от открытой двустворчатой двери до журнального столика и положил на него османский меч в дорогих ножнах, украшенных золотой филигранью. Откуда я знаю, что меч османский?.. Да, оттуда, что у Константина была большая коллекция холодного оружия, и такой слегка изогнутый меч в ней тоже имелся, и мой бывший любовник называл его османским. - У каждого человека своя иллюзия, своя несбыточная мечта, химера… Невозможно получить в этой жизни все и сразу… - выдохнула я, улыбнувшись уголками губ, но улыбка, скорее всего, вышла не слишком радостной, и, спустя пару мгновений задала интересующий меня вопрос, взглядом указав на холодное оружие на столике, - и где вы уже успели раздобыть меч, Владимир Иванович?.. - В доме Андрея и Наташи я виделся с Ольгой Калиновской, Император отменил свой запрет, теперь она может приезжать в столицу, когда пожелает, Ольга и подарила мне этот меч… И какая иллюзия у тебя, Анна?.. – невесело откликнулся барон, а я сложила в своей голове два и два. Польская пани привезла из Варшавы османский меч в подарок своему несостоявшемуся любовнику, с которым уж одну ночь-то они точно провели, как раз в этом самом особняке, значит, Ольга все же неплохо знает Владимира, раз привезла ему в дар меч, а не книгу, например. Я знала со слов отца, что брат неравнодушен к оружию, а после первой военной кампании на Кавказе он привез Ивану Ивановичу в подарок несколько черкесских сабель и изогнутых кинжалов, и отец повесил их все на стене в своей спальне. А еще мне вспомнились обидные слова мужчины, произнесенные им в этой самой гостиной более пяти лет назад, «Что же вы прекратили петь?.. Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга… Пение не поможет, когда вас будут пороть на конюшне… Стоять… Разве я давал вам разрешение уйти?.. У меня для вас есть поручение… Надеюсь, я не должен напоминать, что вы должны выполнять мои поручения… Все мои поручения… Мои сапоги отвратительно вычищены, идите надрайте их так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение… А после сбегайте в лавку Мозеса за бутылкой шампанского…», тогда брат вернулся в плохом настроении и выплеснул свой гнев на меня. Сейчас это была лишь картинка из прошлого, никак эмоционально не окрашенная, не причиняющая душевной боли, Владимир раскаялся в своем дурном отношении ко мне в прошлом, и я его простила, и пусть былое остается в дне вчерашнем, я же хочу жить сегодняшним. - Я не могу иметь детей, это моя иллюзия, горькая несбыточная химера, у меня есть все, о чем и грезить не могла бывшая крепостная, только ребенка нет и не будет… У моего нынешнего мужчины двое детей, и он не первый мой мужчина, у других тоже были дети, а я так и не смогла забеременеть и родить ребенка… Только не надо меня жалеть, сочувствовать мне, я с этим уже смирилась, невозможно получить в этой жизни всё и вся, одному одно, другому другое, такова жизнь… А какая у вас иллюзия, Владимир Иванович?.. – искренне ответила я, подходя к удобному мягкому диванчику и присаживаясь на него, будучи абсолютно уверенной, что брат не станет передавать сказанное мной сейчас кому-то другому, перемывать мне кости. За время нашего общения я стала доверять барону и надеялась получить от него такой же честный ответ на свой вопрос. - Детей дает Господь, потому, возможно, твое желание когда-нибудь воплотится в жизнь… Мое же не воплотится никогда… Быть с любимой женщиной, отношения с которой невозможны для меня, вот моя иллюзия… - мрачно с нескрываемой горечью в низком насыщенном тембре изрек мужчина, задумчиво глядя на огоньки свечей в высоком бронзовом подсвечнике на журнальном столике. В эти минуты на его красивом лице с аристократичными чертами не было «маски», он был самим собой, настоящим, таким, какой есть, и ответил брат вполне искренне, тоже начиная доверять мне, и для меня его доверие было бесценным. Барон Корф горькой любовью безответно любит госпожу Калиновскую, но не может быть с ней по вполне понятным и очень весомым причинам, Ольга замужем за богатейшим польским магнатом Иринеем Огинским, имеет от него сына, для Владимира союз с ней действительно невозможен. И, надо же, прямо ноги повели его к обожаемой пани, словно само сердце подсказало, что Ольга приехала в Петербург и находится в гостях у своей подруги Натальи. Недаром красивая полячка мне недавно снилась, сон оказался в руку… - Говорят, когда теряешь близкого человека, в сердце загораются сорок свечей… Каждый день гаснет по одной из них, однако последняя остается гореть и обжигать твою душу до самого Судного дня… - через несколько долгих мгновений уютной тишины между нами, даже при мрачном эмоциональном настрое брата, негромко задумчиво промолвил он и своими красивыми длинными пальцами пианиста, на которых не осталось и следа от прошлых порезов, затушил огонек одной из семи свечей в бронзовом канделябре. - Вы правы, Владимир Иванович, правы… - согласилась я, чувствуя в точности тоже самое. Эта одна единственная свеча продолжала гореть в моем сердце, болезненно обжигая мою душу, и я прекрасно понимала, что теперь так будет до самого Судного дня, до последнего вздоха, до последнего удара сердца. Время не лечит душевной боли, оно лишь учит нас жить с ней, я уже пять лет живу с болью в глубине души от потери Константина, а теперь придется научиться жить и с агонией от смерти отца. - Пожалуйста, подождите здесь, не уходите, я сейчас вернусь, - попросила я мужчину, поднимаясь с дивана, на что он молча кивнул и опустился в кресло напротив. Покинув гостиную, я поднялась по лестнице на второй этаж в гостевую спальню, которую занимала, и взяла оттуда привезенные сегодня Мироном шкатулку с украшениями покойной матери брата и деньги из сейфа в поместье, положенные мной в саквояж. Вернувшись обратно, я поставила закрытую шкатулку и саквояж на журнальный столик перед бароном и последней открыла небольшую шкатулочку, где лежали его фамильный перстень с бриллиантом и золотой нательный крест на цепочке. - Забирайте, все это принадлежит вам… - просто сказала я, вновь присаживаясь на диванчик. Через пару-тройку секунд безмолвного созерцания Владимир снова молча кивнул, мимолетно улыбнувшись уголком губ, вынул из маленькой шкатулки тяжелый перстень, надел его, как и прежде, на средний палец правой руки, а цепочку с распятием на шею, убирая ее под одежду, и поднялся на ноги. Забрав со столика шкатулку с драгоценностями своей матери и саквояж с пачками ассигнаций, даже не открыв его, брат явно собирался уйти из гостиной, оставив османский меч здесь, но была еще одна вещь, которую я должна была сказать, промолчать будет просто некрасиво, не по-человечески. - В «Божественную Комедию» были вложены листы с вашими стихами, я случайно уронила книгу, листы рассыпались по полу, я собрала их и прочла, красивые стихи, вы настоящий поэт. Знаю, что не должна была читать ваши стихи, но я их прочла, простите… А вы не будете пересчитывать деньги в саквояже и проверять украшения в шкатулке?.. Я ничего не брала, но все же… - переплетая свои тонкие пальчики на коленях, негромко произнесла я, ожидая реакции барона на сказанное, если будет ругаться, стерплю, знаю ведь, что виновата, эти стихи вообще не предназначались для моих глаз, а я самым бессовестным образом их прочла, женское любопытство взяло верх. И шкатулку с драгоценностями матери брата я открывала, естественно ничего не примеряя, мне просто было любопытно взглянуть на украшения покойной баронессы Корф, и части ее роскошных колье, серег, браслетов и перстней с каменьями, рубинами, изумрудами, сапфирами и бриллиантами хватило бы, чтобы погасить долг за поместье с землями вокруг и крепостными. Однако Владимир предпочел лишиться родового поместья, чем пожертвовать даже частью драгоценностей своей матери, наверняка, они дороги ему как память о ней. - «Божественную Комедию» оставь себе, а стихи выброси или сожги в камине, мне они не нужны, и никакой я не поэт, так пьяные бредни… Ну, прочла ты их и прочла, что теперь… И я не буду ничего проверять и пересчитывать, я знаю, ты ничего не брала… Отец доверял тебе, и я доверяю, Анна… - отреагировав куда более спокойно, чем я ожидала, мужчина плавно развернулся и сделал уже пару шагов в сторону открытой двустворчатой двери, прежде чем удивленная сказанным им в хорошем смысле этого слова я выдохнула ему в спину. - И я вам доверяю, Владимир Иванович… А ваше доверие для меня бесценно… - Не буду лгать, мне сложно принять твое странное увлечение оккультизмом, но это твоя жизнь, и только тебе решать, как жить, а я постараюсь принять это твое необычное увлечение… И, знаешь, давай съездим к твоей подруге, вдруг от этого будет какой-то толк… Чем черт не шутит… - развернувшись ко мне лицом, уже вполне благожелательно произнес брат, и я невольно улыбнулась, он все же согласился, это даже больше, чем я могла ожидать, сегодня определенно хороший день. Только что же вы так себя не любите, Владимир, почему сразу «пьяные бредни», как по мне, то очень даже красивые стихи… - Добрый вечер, барин… Желаете чего-нибудь?.. – чуть нараспев растягивая слова, с улыбкой заговорила вошедшая в гостиную невысокая горничная примерно с меня ростом с женственной фигурой, привлекательным лицом и волнистыми волосами цвета воронового крыла, глядя на хозяина с нескрываемым женским интересом в серо-голубых глазах. Если уж я заметила этот недвусмысленный интерес молоденькой крепостной, то и барон должен был его заметить, просто не мог ни заметить. - Принеси водки и закуски в малую столовую, - ровным прохладным тоном с отчетливо звучащими властными нотками велел женщине барин и вышел из помещения, а очень даже хорошенькая внешне служанка проводила его внимательным взглядом своих светлых глаз и тоже ушла прочь, выполнять приказ хозяина. Пусть выпьет, расслабится, отдохнет, крепкий алкоголь снимает эмоциональное напряжение, дарует психическое расслабление, успокоение, Владимиру это сейчас пойдет на пользу. И даже если он займется сексом с этой самой миловидной горничной, это тоже будет ему во благо, ибо секс – это не только базовая потребность тела и приятный физический процесс, но и хороший способ выплеснуть накопившиеся эмоции, отпустить их. Поднявшись с дивана, я прошла к фортепиано, аккуратно закрыла крышку инструмента и тоже покинула гостиную, отправляясь к себе в гостевую спальню. Уже в комнате с горящим камином, где было достаточно тепло, и зажженными крепостной прислугой свечами в настенных и настольных бронзовых канделябрах я сняла свои украшения и разделась с помощью служанки, которую встретила в коридоре, она расстегнула мне платье и расшнуровала корсет, после чего я отпустила ее. Закрыв двери на внутреннюю щеколду, я уже разделась догола, не люблю никакие сорочки, предпочитаю спать обнаженной, расплела низкий пучок на своей голове, заплела простую косу и легла в постель, закутавшись в легкое, но теплое пуховое одеяло и прикрывая веки. Было уже достаточно поздно и мне несильно, но все же хотелось спать, вот бы поскорее уснуть, а там уже наступит утро, и мы с братом поедим к моей любимой Рите. Я давно привыкла спать одна, поскольку Он навещает меня не каждый день, у Него есть семья, жена, дети и свои дела, но все же люблю я спать именно под боком у мужчины, в мужских объятиях мне всегда так хорошо и спокойно спится. Но сегодня этого не случится, увы… *** POV Владимир - Что-нибудь еще желаете, барин?.. – с томной улыбкой спросила хорошенькая крепостная служанка с женственной фигуркой и миловидным личиком, как только налила водки из хрустального графина мне в рюмку. Обычно из крепкого алкоголя я предпочитаю коньяк, но сегодня хотелось именно водки, мягкой дорогой водки с приятной благородной горчинкой, которую просто невозможно сравнить с той дешевой горькой бурдой, что подают в трактирах. Мне хотелось выпить, расслабиться, переключиться, одним словом отдохнуть, и красивая брюнетка с волнистыми волосами, в эти минуты обхаживающая меня словно кошка, мне поможет в этом, я ведь не слепой и не глупый, я все вижу, раз ты, любезная, хочешь этого, то я только за. - Танцевать восточные танцы умеешь? – спросил я, мягко обхватывая пальцами тонкое женское запястье, на что горничная согласно кивнула с ласковой улыбкой на устах, вот и отлично. - Иди и позови сюда крепостных музыкантов, а сама выбери подходящий костюм, в этом доме полно театрального барахла, и тоже приходи, будешь танцевать, - добавил я, улыбнувшись уголком губ, предвкушая приятный вечер, плавно переходящий в не менее приятную ночь. После месяца одиночества тюремной камере мне банально чисто физически хотелось близости с женщиной, безусловно, больше всего я желал секса с любимой женщиной, Анной, но она – моя родная сестра, и между нами априори не может быть интимных отношений, а потому сейчас и вполне привлекательная брюнетка Ирина вполне сгодится. *** POV Анна Перед завтраком зайдя в детскую, пока пустующую, дабы посмотреть на кроватку для новорожденного, которую привезли сегодня утром, я присела около уже застеленной прислугой белоснежным колыбели из темного дерева и пальцами правой руки провела по мягкой льняной ткани, левую ладонь положив на свой округлившийся живот, чувствуя, как ребенок несильно толкается внутри. Осталось совсем немного, уже меньше месяца, и малыш появится на свет, я очень надеюсь, что это будет мальчик, хочу родить сына, похожего на его красивого отца. Несомненно, он будет рад и девочке, своей дочери от любимой женщины, от меня, но мальчику, своему сыну, любой мужчина всегда радуется больше, потому нужно родить именно сына, ведь дочь у нас уже есть. - Мама… - услышала я у себя за спиной нежный мелодичный голосок моей милой доченьки, о которой подумала только что, и поднялась в полный рост, поворачиваясь лицом к четырехлетней малышке в розовом платьице. Чертами лица и голубыми глазами дочка схожа со мной, а русыми волосами со своим привлекательным отцом, и сейчас она радостно забежала в комнату вперед зашедшей следом няни, вызвав мою невольную улыбку. - Госпожа Платонова, простите, Софья проснулась и захотела к вам, - извинилась няня за то, что пришла и привела мою дочь, когда я того не велела. Разве я могу сердиться на свою дочку, что она соскучилась по мне и захотела меня видеть?.. Нет, конечно… - Все в порядке, - ответила я няне, оставшейся здесь же в помещении и вставшей неподалеку, и обратилась уже к дочери. - Милая моя, иди сюда… - ласково позвала я маленькую егозу, подошедшую ко мне, вновь присела на корточки и бережно обняла мою малышку, мою любимую доченьку, ощущая ее маленькие теплые ручки у себя на шее. - А когда братик уже появится? Отец говорит скоро-скоро… Когда же он появится? Хочу на него посмотреть… - заговорила Софья, подходя к пока пустующей кроватке, когда я выпустила ее из своих объятий, и я снова невольно улыбнулась, моя доченька, моя душа, мое персональное солнышко в этом бренном мире. - Скоро твой братик уже появится, скоро, ждать осталось недолго… - с улыбкой выдохнула я, бережно убрав короткую русую прядку, упавшую дочери на ее милое личико, эти русые волосы, как у отца, и небесно-голубые глаза, как у меня, как же Софья похожа одновременно на нас обоих. Мое самое большое желание сбылось, теперь у меня есть дочь, а скоро родится и сын, по крайней мере, я на это очень надеюсь. Мои дети свободны по рождению, они не крепостные, какой родилась я, их отец знатен и богат, у них будет все самое лучшее, и пусть они будут счастливы в этой жизни, как сейчас счастлива я… *** Открыв глаза в гостевой спальне фамильного особняка Корфов на Фонтанке, где камин к утру уже погас, но в комнате все еще было очень тепло, а свечи сгорели, оставив на бронзовых канделябрах застывшие следы восковых слез, я вынуждена была признать, что увиденное мной было лишь сном, сладкой ночной грезой, оставившей после себя ощутимый горький осадок. Ибо в реальности я не могу иметь детей, при регулярном сексе со здоровым мужчиной, уже имеющим двоих детей от другой женщины, своей жены, беременность не наступает, потому очевидно, что проблема во мне. Я уже смирилась с тем, что у меня никогда не будет детей, но такой сон, который, благо, не снился мне ранее, оставил после себя неприятный осадок противной горечи в душе. Понимая, что больше не усну, к тому же уже наступило утро, я откинула одеяло в сторону, выбралась из теплой, мягкой и уютной постели, накинула тонкий белоснежный шелковый халат в пол и подвязала его под пояс. Я решила спуститься на первый этаж, дабы позавтракать в малой столовой, выпить черного кофе с каким-нибудь десертом, хочется сладкого. У меня вообще нет привычки спать до обеда, каждый день я встаю в семь утра, и организм давно привык к такому распорядку, потому я с легкостью просыпаюсь и без того, чтобы меня будила прислуга. Надев на ноги домашние тканевые туфельки и отодвинув в сторону щеколду, я открыла дверь, вышла в коридор, но не успела сделать и пары шагов, как открылась дверь хозяйской спальни дальше по коридору, и оттуда буквально выплыла довольная брюнетка с длинными волнистыми волосами, тихонько притворяя за собой эту самую дверь. Женщина неторопливо шла по коридору походкой от бедра, обернув свое красивое тело светлой простыней и поддерживая ее левой рукой на полной груди, а в правой держала ало-золотой восточный костюм для танцев и маску. Вчера, прежде чем погрузиться в сон, мне показалось, что звучит тягучая арабская мелодия с ее неповторимым чувственным ритмом, уже сама по себе настраивающая на секс, значит, мне не показалось, музыка действительно играла, а хорошенькая крепостная танцевала для барина в откровенном костюме. Это была та самая служанка, что вчера вечером призывно смотрела на хозяина, значит, он заметил ее вполне определенные взгляды и оценил их в нужном контексте. Без малейшего стеснения горничная в прекрасном настроении молча прошла мимо меня, а я отметила про себя, что ни на ее шее, ни на плечах, ни на руках, ни на голой спине не имелось ни одного синяка или отметины. Все же именно к жесткому сексу с причинением партнерше реальной физической боли брат не склонен, и это хорошо. Ибо страсть, сила и мягкая грубость мужчины в постели, которую я так люблю, это одно, а именно жесткий секс – совершенно другое… Ну, еще бы женщине не радоваться, ведь она смогла попасть в Рай барина… Путь к лучшей жизни в господском доме для крепостной служанки начинается с постели хозяина, если повезет, удастся доставить барину удовольствие и запомниться ему, есть шанс стать постоянной хозяйской любовницей. А если судьба улыбнется, то и забеременеть от барина и родить от него ребенка, тем самым полностью избавив себя от работы по дому, занимаясь лишь своим ребенком. Если же подфартит еще больше, и хозяин окажется щедрым, то после рождения его ребенка есть шанс получить в подарок новые наряды и даже какие-то золотые безделушки. Но пройти по этому пути и добиться успеха может лишь умная… Осуждаю ли я горничную за стремление к лучшей для себя доли?.. Вовсе нет, я ее прекрасно понимаю, будь я на месте брюнетки, я, скорее всего, делала бы в точности то же самое, ведь через барскую постель лежит путь к безделью, нарядам и комфортной жизни в господском доме. Особенно если речь идет не о престарелом господине Забалуеве, мало привлекательном в физическом плане, а о бароне Корфе, молодом, красивом, харизматичном, сексуальном мужчине, с каким в кровать ложиться, уверена, одно удовольствие… Вот только не знаю, щедрый ли Владимир мужчина или нет, еще не было ситуации, чтобы я могла убедиться в этом или наоборот опровергнуть эту мысль. Все же мне любопытно, щедрый ли вы, Владимир Иванович?.. Позавтракав, с удовольствием выпив ароматного горячего кофе со сладостями, я решила еще разок пройтись по особняку, по всем его залам и комнатам, неизвестно, когда я вновь окажусь здесь. А я так люблю этот дом, он хранит столько светлых и счастливых воспоминаний об отце, о давно закончившемся детстве и безвозвратно ушедшей беззаботной юности. Через несколько часов неспешной прогулки я вернулась в малую столовую, откуда и начиналась моя импровизированная экскурсия, и встретила здесь одну из многочисленных горничных. Крепостная в темном платье под горло заменяла сгоревшие свечи в бронзовых канделябрах на столе и стенах на новые, подсвечники были уже очищены прислугой от застывшего воска оплавившихся ночью свечей. - Барин уже спустился вниз? – поинтересовалась я у служанки, поскольку напольные часы в гостиной, какую я только что миновала, показывали почти двенадцать, пора бы уже хозяину дома просыпаться, даже при его привычке спать до полудня. - Еще не спускался, - вежливо ответила девушка, уже почти закончившая свое занятие и в эти минуты ставившая последние свечи в высокий подсвечник на длинном прямоугольном столе со светлой шелковой скатертью. - Так сходи, разбуди его, - велела я, собираясь покинуть столовую и подняться на второй этаж в гостевую спальню, чтобы одеться и заплести свои длинные светлые густые волосы. Перед завтраком я отправила Мирона с запиской к моей любимой Рите, и подруга передала ответ, который я получила сразу после завтрака, что она ждет нас с братом в гости к двум часам, так что пора приводить себя в порядок. - Барин не любит, когда его будят без веской причины, сердиться будет, - промолвила крепостная, явно не собирающаяся идти наверх и будить хозяина, не желая навлекать на себя его гнев, она находится в особняке явно не первый год и хорошо знает сложный характер своего барина. - Ладно, сама разбужу… - выдохнула я и вышла в открытые двустворчатые двери, в прошлом мне приходилось множество раз переносить на себе не просто сердитость барона, но и куда более мрачные и тяжелые его эмоции, так что тот факт, что он будет сердиться за нарушенный сон, меня нисколько не пугал. Поднявшись по лестнице и пройдя по длинному коридору с закрытыми дверями комнат по обеим его сторонам, я остановилась около спальни Владимира и прислушалась, за дубовой дверью стояла тишина, тогда я аккуратно надавила на бронзовую ручку и чуть приоткрыла ее. В спальне царил полумрак, создаваемый тяжелыми плотными темно-синими портьерами на окне, а ее хозяин спал на широкой кровати с высокой спинкой на спине, накрывшись одеялом почти по шею и слегка повернув голову вправо. Зайдя внутрь, я осторожно прикрыла за собой дверь и, перешагивая разбросанную на полу одежду мужчины, сюртук, жилет, рубашку и брюки, подошла к кровати и присела на ее край, любуясь его красивым лицом с тонкими аристократичными чертами, во сне спокойным и расслабленным. С одной стороны мне не хотелось будить барона, пусть спит, отдыхает, отсыпается после нахождения в тюремной камере, но я понимала, что мне придется это сделать, ибо нужно собираться, Рита ждет нас к двум, а опаздывать некрасиво. - Владимир Иванович, просыпайтесь… - шепотом позвала я, пальцами ласково убирая с закрытых глаз брата длинную шелковистую темную челку и медленно ведя ими по его скуле, щеке, подбородку и шее, наслаждаясь этим прикосновением к его горячей гладкой светлой коже. Я чувствовала в себе необъяснимую словами поднимающуюся в душе нежность, крайне нетипичное для меня чувство по отношению к мужчинам, но барон никак не отреагировал на мое касание, продолжая мирно спать. - Владимир, проснись… - прошептала я, наклоняясь к лицу хозяина особняка и нежно целуя его в уголок красиво очерченных губ, параллельно чуть сдвигая одеяло на груди брата, своими тонкими пальчиками ведя вниз, касаясь ямочки между ключицами, золотой цепочки и темных жестких волосков, наслаждаясь этим тактильным контактом. Глупо отрицать, меня физически очень тянуло к нему, до безумия хотелось трогать этого красивого сексуального мужчину, целовать его, вдыхать едва уловимый такой приятный для меня естественный запах его горячей гладкой гожи, облизывать его с головы до ног, начиная с рук. Мой фетиш – руки мужчины, а у барона такие красивые кисти с длинными утонченными пальцами пианиста, ему бы на рояле играть, но брат не освоил в детстве музицирования из-за отсутствия терпения. И ровно по той же причине в этом доме нет ни одного портрета барона, ему не хватает терпения, чтобы неподвижно сидеть и позировать, а вот портретов отца на стенах особняка не один и не два, а гораздо больше. Хотя с привлекательной внешностью Владимира ему бы сам Бог велел позировать для портретов, которые останутся на память его будущим детям, но, увы, не его это от слова «совсем»… Что греха таить, я желала секса с ним и в частности орального, будь мы парой, так я его и разбудила бы, отсосав его член, всем мужчинам нравится так просыпаться, уверена, что и барон Корф остался бы очень даже доволен. Я умею доставлять наслаждение своим ртом, к тому же у меня отсутствует рвотный рефлекс, и я могу принять член партнера глубоко в горло, мужчинам это очень нравится. Да, и вообще я люблю оральный секс, я получаю как эмоциональное удовольствие от акта дарения сексуальной радости мужчине, так и физическое, возбуждаясь от самого процесса, от скольжения члена партнера во рту, увлажняясь между ног, чувствуя сладкую тяжесть, скапливающуюся внизу живота, и тоненькие струйки естественной смазки, стекающей по внутренней стороне бедра. Хочу, чтобы Владимир кончил мне в рот, чувствовать упругие струйки его теплой солоноватой спермы, ударяющие мне в горло, чтобы проглотить ее всю до последней капли, это частичка его самого, отданная мне, хочу знать вкус его семени, хочу слышать тяжелые хриплые стоны его удовольствия, его разрядки, хочу видеть в этот момент выражение его лица, одним словом очень его хочу… Но между нами слишком много непреодолимых «Но»… - Я все еще сплю, и ты мне снишься, Аня… - раздался негромкий хрипловатый со сна голос брата после того, как его темные ресницы дрогнули, и он открыл глаза, пару раз сонно моргнув. Горячие руки барона легли мне на талию и спину, привлекая меня ближе к их хозяину, и мне пришлось практически лечь к нему на грудь, впрочем, я абсолютно не имела ничего против. - Нет, я вам не снюсь, Владимир Иванович, уже полдень, нужно вставать, Рита ждет нас к двум часам… Как вы себя чувствуете, голова не болит?.. - касаясь своими губами горячих губ мужчины, тихонько изрекла я, кончиками пальцев нежно погладив его по красивому лицу, скуле, щеке и подбородку. А в моем вопросе о его самочувствии не было ни малейшего сарказма, после выпитой вчера водки у хозяина особняка сегодня вполне может болеть голова, уж не знаю, сколько он ее выпил, а у меня есть лекарство от моего доктора, избавляющее от мигрени. Могу дать, оно у меня всегда с собой, где бы я ни была, на всякий случай, вдруг понадобится, поскольку после падения в юности с лошади периодически меня мучает сильная головная боль, ничто в нашей жизни не проходит бесследно. - Болит, но это ерунда, пройдет… А я уж понадеялся, что мне приснился такой приятный сон, ведь во сне возможно то, чего не может быть в реальности… - лукаво улыбнувшись уголком губ, выдохнул брат, расплетая мою свободную длинную косу, уже через мгновение мои густые светлые волосы шелковым покрывалом накрыли нас, и барон запустил в них свои горячие пальцы, приятно однако. Он попытался притянуть меня ближе к себе и углубить поцелуй, но я мягко отстранилась, чуть приподнимаясь, и мужчина не стал настаивать, при этом несколько недоуменно посмотрев на меня своими серыми глазами цвета расплавленного серебра. А чего вы удивляетесь, Владимир Иванович, еще несколько часов назад вы целовали другую, и я не хочу, чтобы вы целовали меня в этой же кровати, на постельном белье, хранящим чужой запах, где вы были с ней близки… - Какие же вы, все мужчины, гулящие коты, и муки Адовы вас не исправят… Пару часов назад вы целовали в этой же постели другую женщину, а теперь, как ни в чем не бывало, собираетесь целовать меня… Не хочу… - с расслабленной улыбкой промолвила я, ласково потершись своим миниатюрным носиком о нос хозяина особняка, следом мягко выбираясь из его жарких объятий и садясь на край кровати рядом с ним, все также несколько удивленно взирающим на меня. Да, вы отказа у женщин не знаете, господин барон, и ваша нынешняя реакция это лишь подтверждает, и пусть я останусь в вашей памяти той негодяйкой, что отказалась от ваших поцелуев, но сейчас я их не желаю. - Я не целовал ее, у меня вообще нет привычки целовать крепостных служанок, секс – это одно, а поцелуи совершенно другое… Надеюсь, ты меня понимаешь… И неужто ты ревнуешь, Анна?.. – уже без удивления, а с легкой лукавой улыбкой поинтересовался брат, следом беря меня за руку, поднося мою миниатюрную кисть к своим горячим губам и нежно целуя мои тонкие пальчики, что вызвало во мне невольную улыбку. А насчет понимания, то я отлично понимала, о чем говорит барон, секс – это всего лишь приятный физический процесс, и очень многие аристократы не гнушаются близости со своими хорошенькими крепостными, но поцелуи – это совсем другое, они стоят на границе физического и эмоционального. Чтобы мужчине захотелось поцеловать женщину, прикоснуться к ее коже, к ее телу губами, необходимы хоть какие-то эмоции. Все же пусть легкие и поверхностные, но эмоции у Владимира ко мне есть, меня он целовал в губы не единожды, просто они не идут ни в какое сравнение с его огромной безответной любовью к госпоже Калиновской. Обидно ли мне из-за этого?.. Отнюдь, зачем мне любовь родного брата, что я буду с ней делать, какой от нее толк, никакого, одна лишь душевная боль… - Я понимаю вас, понимаю… Но ревновать, вовсе не ревную… Я вообще не ревнивая, я никого не ревную, в моем мире ревности не существует… - спокойно и искренне ответила я, поднялась с постели, прошла к окну, раздвинула шторы, подвязав их с обеих сторон, и, встав на носочки, изящно по-кошачьи потянулась руками вверх, чувствуя приятное ощущение в теле от легко вытяжения позвоночника. В просторной спальне хозяина дома был большой балкон с красивыми замысловатыми коваными перилами, сейчас засыпанный снегом, а летом, наверняка, приятно постоять на этом балкончике рано утром или поздно вечером и подышать свежим воздухом. У меня и самой в спальне есть балкон, люблю большие окна, воздушное пространство вокруг, просторные комнаты, все же я выросла в богатом господском доме отца, а не в деревенской избе, и это оставило на мне свой отпечаток. - В какой-то степени я тебе завидую, наверное, это здорово не ревновать, а вот во мне всегда тлеют угли ревности, и достаточно малейшей искры, чтобы вспыхнуло пламя… Порой мне бы хотелось, чтобы этот огонь погас в моей душе, не горел, не обжигал… - донесся до меня задумчивый голос брата, и я повернулась к нему лицом, чувствуя горячий гладящий взгляд его серых глаз цвета сгоревшего пепла, скользящий по моему женственному телу, и это было весьма приятно. – Какая ты красивая, Анна, очень красивая, родилась красивой, тебе идет этот халат, но не ходи в нем по дому, ткань немного просвечивает на свету, а в особняке не только женщины-горничные, но и лакеи-мужчины… - через пару секунд добавил брат, приподнимаясь на постели и опираясь спиной на подушку у высокой спинки кровати, откровенно любуясь мной и даже не пытаясь этого скрыть, на что я вновь улыбнулась уголками губ. - Этот огонь не погаснет, Владимир Иванович, он будет гореть в вас до самого последнего дня… Я знала человека, в котором полыхало то же пламя, и угасло оно лишь с последним ударом его сердца… Вы и сами такой красивый мужчина, у вас будут такие красивые детки, внуки Ивана Ивановича, отец будет радоваться за вас с небес… - негромко изрекла я, направляясь к выходу из спальни, по пути перешагивая через небрежно разбросанную на ковре одежду хозяина особняка, уже положила руку на бронзовую дверную ручку, но в следующий миг развернулась и добавила с мягкой лукавой улыбкой. – А вы меня даже к крепостным лакеям ревнуете?.. Я прекрасно знала, что тонкая ткань халата слегка просвечивает, поскольку он предназначен для надевания поверх сорочки из комплекта, но я не люблю спать в ночных рубашках, предпочитая ложиться в постель голой, чтобы тело хотя бы ночью отдыхало от одежды, мне так комфортно. Стесняться я совершенно не умею, давно разучилась, потому преспокойно и ходила с утра по особняку в этом халатике, накинув его на обнаженное тело, но для меня стало открытием, что барон может ревновать меня даже к прислуге, нужно признать, приятным открытием. Мне нравится, когда мужчина меня ревнует, люблю ревнивых мужчин, в которых горит огонь, а не лежат мертвой грудой арктические льды, обожаю чувствовать себя нужной мужчине и терпеть не могу холодных и равнодушных представителей сильного пола, вот абсолютно не мое. - Ты любила того человека, Анна?.. – не посчитав нужным отвечать на мой вопрос, впрочем, ответа мне и не требовалось, серые глаза Владимира цвета грозового неба сказали все сами, он задал свой. Вот только при всем моем очень хорошем отношении к нему я абсолютно не желала говорить с бароном о Константине, это мое личное и пусть оно останется собственностью лишь моей души. Также как я не собиралась даже заикаться об Ольге Калиновской, о горькой любви брата к польской пани, лезть в то, что меня вообще никак не касается. - Он был мне очень дорог… Собирайтесь, я тоже пойду одеваться… - не желая лгать, негромко произнесла я и, не дожидаясь ответной реплики мужчины, вышла из комнаты, закрывая за собой дверь. Все же выпитая им вчера водка, секс с горничной и нормальный человеческий сон явно пошли брату на пользу, сегодня его эмоциональное состояние было куда лучше вчерашнего, чему я была искренне рада. *** Отпустив служанку, которая помогла мне одеться и заплела мои длинные светлые волосы в аккуратный низкий пучок, я взяла с туалетного столика овальное зеркало с ручкой в изящной оправе из желтого и белого золота с цветами, бабочками и милым ангелочком. Встав с мягкого пуфика, я повернулась спиной к большому овальному зеркалу на стене, дабы взглянуть на свою прическу со стороны, и осталась вполне ею довольна, все отлично. Это дорогое зеркало подарил мне Константин, он привез его из своей поездки в Европу из Венеции, когда мы еще даже не были знакомы, и теперь оно всегда со мной, где бы я ни была. Очень люблю это изысканное зеркальце, оно дорого мне как память о безмерно дорогом и бесконечно близком человеке, которого мне очень не хватает, коего мне никто и никогда уже не сможет заменить. - Красивое зеркало… - вполне благожелательно изрек вошедший в гостевую спальню брат, вновь без стука, и я уже стала к этому привыкать, не приучен он в своем собственном доме стучать, и это совсем не удивительно. На мужчине был серый сюртук с воротничком стойкой и идеально отглаженные черные брюки, он выглядел уже не сонным, а вполне выспавшимся и отдохнувшим, красивым и элегантным, каким я и привыкла его всегда видеть. Сорокадневный траур по отцу закончился, можно снять черное, все верно, но только не в моей душе, а завершился ли он в душе Владимира одному Богу известно, ибо чужая душа потемки, а его мятежная беспокойная душенька вообще тьма тьмущая. На несколько долгих мгновений я залюбовалась хозяином особняка и только после этого аккуратно положила зеркало на туалетный столик и с улыбкой заговорила. - «Specchio del peccato», зеркало греха, оно было изготовлено семейством известных венецианских ювелиров в пятнадцатом веке, этому зеркалу уже более трехсот лет, а мне его подарил дорогой человек. У каждого из нас за душой есть грехи, о которых никто кроме нас не знает, но, тем не менее, они не проходят бесследно. Постепенно они копятся и сгущаются над человеком, подобно темной туче, и он уже не в силах их нести. Это зеркало призвано уберечь человека от грехов. Но если совершить смертный грех, лишить жизни невиновного человека, зеркало разобьется или треснет, и в дом придет беда… - Тогда мне даже в руки это зеркало брать не стоит, не то разлетится оно на мельчайшие осколки, и на том закончится вся его трехсотлетняя история… Ты готова ехать?.. – мрачно пошутил мужчина, да, чувство юмора у него конечно своеобразное, ничего не скажешь. Мне же вспомнились шутливые слова Михаила о бароне в одной из наших многочисленных бесед с князем, «Если я – мастер красивых слов, то Владимир – мастер некрасивых…». И в этой шутке есть доля правды, в прошлом мне не раз и не два приходилось выслушивать от брата неприятные, обидные и некрасивые слова, теперь все это осталось в прошлом, но я прекрасно понимала, что он может быть резким и даже грубым, если находится не в самом лучшем расположении духа. Потому горничная даже не собиралась идти и будить хозяина, дабы не попасть ему под горячую руку, но кто из нас идеален, да, никто, все мы не без греха… - Готова… - выдохнула я, покидая комнату следом за хозяином дома, то, что он согласился съездить к Рите и поговорить с ней, уже очень большой шаг со стороны брата, и я очень ценила проявленное им доверие ко мне, ибо это было именно проявление доверия. Не доверяя мне, барон в жизни не согласился бы поехать в гости к ведьме, учитывая, что он вообще не верит ни во что потустороннее. Переобувшись и одев верхнюю одежду в просторной парадной с большими зеркалами на стенах, мы покинули фамильный особняк Корфов и вышли на улицу, где с низкого пасмурного неба сплошь в тяжелых снеговых тучах на замерзшую землю пышными хлопьями падал снег, засыпая двор перед домом, с утра тщательно очищенный от сугробов крепостными. Мужчина помог мне сесть в экипаж, принадлежащий ему с его же крепостным кучером на дрожках, моя же карета и Мирон остались здесь, поскольку мы сюда сегодня еще вернемся, и мы с бароном выехали со двора, а крепостные закрыли за нами высокие кованые ворота с гербом Корфов. Это я – бывшая крепостная без рода и племени, а Владимир принадлежит к старинному знатному роду, ведущему свою историю аж с тринадцатого века, отец рассказывал мне родословную его предков, в брате течет благородная чистая кровь, и она же будет течь в венах его детей от супруги-дворянки, это правильно, так должно быть. POV Владимир Прежде чем сесть в закрытую коляску, сестра назвала кучеру нужный адрес, и уже минут через пятнадцать мы были на месте, экипаж въехал в гостеприимно распахнутые высокие кованые ворота и остановился перед домом. Я вышел из кареты, протянув руку, помог выбраться наружу Анне и перевел свой взгляд на огромный роскошный двухэтажный особняк, напомнивший мне мой собственный, значит, здесь живет ее подруга-ведьма, хорошо живет, однако. - Этот дом принадлежит твоей подруге? – поинтересовался я у белокурой красавицы, когда мы поднимались по очищенным крепостными от снега ступеням широкого крыльца, а женщина изящными руками в черных кожаных перчатках поддерживала полы своей серебристо-серой норковой шубы в пол. - Нет, особняк принадлежит не Рите, а отцу ее двоих детей, князю, - спокойно ответила сестра с легкой расслабленной улыбкой, глядя на меня своими небесно-голубыми глазами цвета чистых горных рек Кавказа. - Они не женаты, я правильно понимаю? – уточнил я, когда мы уже подошли к закрытой двустворчатой двери, не то, чтобы меня слишком уж интересовала личная жизнь подруги Анны, но мне хотя бы вкратце хотелось узнать о ней, чтобы уяснить для себя, кто она такая в принципе и как с ней общаться. - Вы все правильно понимаете, Владимир Иванович, Рита – любимая женщина отца ее детей, его любовница, ибо благородные аристократы на бывших крепостных не женятся, и вы знаете это не хуже меня. Рита, как и я, выросла в богатом господском доме своего отца-графа, она знает французский, умеет музицировать на рояле, наши с ней судьбы очень схожи. У Вольдемара помимо двоих детей от Риты есть еще трое детей от предыдущего брака от покойной супруги-дворянки, они тоже живут здесь со своим отцом, - благожелательно пояснила мне миниатюрная куколка, на что я молча кивнул. Неписаные правила Высшего света, можно сказать, известны мне с детских лет, мужчины-аристократы заключают браки только со своей ровней, женщинами-дворянками из богатых знатных родов, женитьба на женщине неблагородного происхождения или тем более бывшей крепостной просто исключена. Ибо этот мезальянс раз и навсегда сделает тебя изгоем в Светском обществе, пред тобой закроются не только двери Дворца, и на карьере придется поставить жирный крест, но и мигом захлопнутся двери всех светских гостиных, тебе больше никто из твоего круга руки никогда не подаст. Ты моментально станешь изгоем в том мире, в котором жил с самого детства. Если хочешь комфортно себя чувствовать в Высшем свете и делать карьеру, нужно неукоснительно выполнять его написанные правила, а за их нарушение последует немедленная социальная кара, такова жизнь в сословном обществе. Любовниц можно иметь сколько угодно, светские дамы, театральные актрисы, собственные крепостные, никто и слова не скажет, но супруга только благородная дворянка из своего круга… Не прошло и пары минут после того как, протянув руку, я стукнул костяшками пальцев по стеклу широкой двустворчатой входной двери, как эти самые двери перед нами открылись, а открывшая их горничная в темном платье почтительно отошла в сторону, пропуская нас, и вежливо заговорила: - Добрый день, проходите, пожалуйста, Маргарита Алексеевна уже ждет вас в гостиной… На помощь к молоденькой служанке пришла еще одна, девушки взяли нашу верхнюю одежду, убирая ее в шкаф, и после попросили нас следовать за ними. Для прислуги, скорее всего крепостной, подруга сестры Рита – Маргарита Алексеевна, впрочем, ничего удивительного. Если ее богатый знатный любовник, хозяин этого особняка с роскошным убранством, что было заметно уже по парадной, любит свою женщину, мать его детей, то она здесь полноправная хозяйка, и слуги обязаны ей полностью подчиняться и обращаться уважительно по имени-отчеству и на «Вы». Мы с Анной прошли следом за горничными в гостиную с распахнутыми двустворчатыми дверями, и, едва завидев нас, с обворожительной улыбкой с дивана поднялась невысокая красивая рыжеволосая женщина лет тридцати в фиолетовом платье с приличным вырезом на полной груди. В роскошных драгоценностях, сверкающих в ее ушах, на шее и руках, она устремилась к нам, следом заключая сестру в объятия. Когда женщины наобнимались, называя друг друга «дорогая» и «любимая», видимо, они достаточно близкие подруги и искренни рады увидеться, хозяйка дома обратила свое внимания на меня, взирая своими чуть прищуренными зелеными глазами. - Владимир Иванович, знакомьтесь, это Рита, моя подруга и самая настоящая ведьма, - с дружелюбной улыбкой представила мне сестра рыжеволосую женщину, которая чуть склонив голову набок, искоса разглядывала меня своими изумрудно-зелеными очами с хитринкой. - Ну, зачем же ты так сходу пугаешь мужчину, а то сейчас развернется и уйдет… - с мягким смехом обратилась хозяйка дома к Анне, но уже в следующее мгновение перестала смеяться и вежливо благожелательно заговорила, обращаясь теперь ко мне. - Рада познакомиться с братом Аннет, Владимир Иванович, называйте меня просто Ритой и обращайтесь на «Ты», так будет проще и мне, и вам… - И мне приятно познакомиться, - также вежливо откликнулся я, мимолетно улыбнувшись уголками губ, даже не пытаясь поцеловать ей руку, как это принято при знакомстве в Светском обществе, да, она ее и не протягивала, ибо не является никакой светской дамой. А еще я был искренне благодарен Рите за предложение обращаться по имени и на «Ты», ибо называть по имени-обществу и на «Вы» бывшую крепостную это уже явный перебор. - Для начала выпьем чая или обойдемся без чая и сразу перейдем к причине вашего визита, Владимир Иванович? – с очаровательной улыбкой спросила ведьма, в силу своего невысокого роста глядя на меня снизу вверх, а я отметил про себя, что она красивая женщина, даже очень красивая. Привлекательные черты лица, пухлые губы, волнистые рыжие волосы, собранные в аккуратную прическу, женственное тело с полной грудью, тонкой талией и широкими бедрами, она нравилась мне как женщина, привлекала сексуально. И в иной ситуации, не принадлежи она другому мужчине и не являйся матерью его детей, я бы не отказался познакомиться с ней поближе и пообщаться в постели. Рита внешне не была похожа на Анну, если только невысоким ростом и женственной фигурой с плавными изгибами и линиями, но что-то общее между ними определенно присутствовало, такое мягкое, женское, кошачье, схожая манера общения и подача себя. - Обойдемся без чая, - ответил я и, присев на корточки, ласково погладил ладонью по спине грациозно спрыгнувшую с кресла и подошедшую к нам белоснежную пушистую кошку с разного цвета глазами, одним голубым, а вторым желтым, потершуюся пышной щекой о мою ногу. - Красивая кошка, и глаза такие необычные… Как ее зовут?.. - Ее зовут Хаяти от турецкого слова «hayat» - «жизнь», а глаза разного цвета – это особенность породы турецкая ангора. Мой покойный брат, вы чем-то мне его напоминаете, еще котенком привез Хаяти из Стамбула. Вообще она идет далеко не ко всем людям, бывающим здесь, вы ей явно понравились, Владимир Иванович, - с доброжелательной улыбкой произнесла хозяйка дома и, спустя пару мгновений, шутливо и со смехом обратилась уже к кошке, как будто та могла понимать человеческую речь. – Хаяти, оставь благородного господина в покое… - Все в порядке, я люблю кошек, всегда любил, с детства… - почесывая белоснежную пушистую красотку, довольно мурчащую, по щеке, шее и подбородку, расслабленно изрек я и через пару секунд поднялся обратно в полный рост. Какое же необычное имя, однако, дал кошке покойный брат ведьмы, Хаяти, «жизнь», интересно и очень даже жизнеутверждающе… - И кошки, как я вижу, вас любят, Владимир Иванович, как и женщины. Всю вашу жизнь до самого ее конца вас будут любить женщины, один вы никогда не останетесь… Так какой вопрос вы хотели со мной обсудить? – с миролюбивой улыбкой произнесла подруга Анны, молча стоящей рядом и пока не вмешивающейся в наш диалог, но находящейся явно в хорошем настроении, легко улыбающейся уголками мягких пухлых губ. Верно, женщины меня любят, я никогда не страдал от дефицита внимания прекрасного пола, без проблем я могу найти себе красивую любовницу и достаточно быстро сойтись с ней в сексуальном плане, стоит мне того пожелать, все так. Только вот та, которую люблю я, равнодушна ко мне, такой вот закон подлости, порой у судьбы мерзкое чувство юмора… - Одна женщина, которую местные считают ведьмой, сказала мне такую фразу, «Как только ложь откроется, поместье вернется к тебе», я хочу знать, что ты об этом думаешь, - промолвил я, краем глаза наблюдая за вертящейся у наших ног Хаяти с задранным вверх пушистым хвостом, привлекающей наше внимание, хорошая кошечка, ласковая. Будь мы с Анной парой, а не близкими кровными родственниками, мне кажется, рано или поздно у нас в доме появился бы кот или кошка, учитывая, что мы оба любим представителей семейства кошачьих. Да, и сама сестра напоминала мне ласковую игривую кошку с мягкими лапками и скрытыми в них острыми коготками, любящую помахать своим пышным хвостом перед мужчинами, даже перед носом этого проклятого Забалуева, будь он не ладен. - Идите за мной, - позвала меня за собой Рита, покидая гостиную, на ходу с улыбкой сказав Анне. - Если хочешь, вели прислуге принести кофе или чая с десертом, одним словом, не скучай, подруга… - на что сестра с улыбкой молча кивнула и, подхватив Хаяти на руки, пошла с кошкой с белоснежной шерсткой в сторону дивана, а я вышел из просторного помещения с дорогим убранством следом за хозяйкой дома. Мы прошли по коридору и остановились около одной из дверей, рыжеволосая ведьма открыла ее ключом, прошла внутрь, и я сделал то же самое, после чего она закрыла дверь на ключ с внутренней стороны. В довольно большой комнате царил сумрак, даже днем плотные темные портьеры на окнах здесь были закрыты, не пропуская дневной свет, через пару секунд глаза привыкли к полумраку, и я смог довольно отчетливо разглядеть низкий столик с двумя большими подушками на полу по обеим его сторонам. За этот самый столик из темного дерева с разными атрибутами, явно магической направленности, и пригласила меня Рита, я присел на подушку, с интересом наблюдая за действиями женщины, по-прежнему я не верил ни во что потустороннее, но мне было искренне любопытно, что же сейчас будет происходить. Хозяйка дома чиркнула спичкой и зажгла свечи в бронзовых канделябрах на столе, не черные, как почему-то представлялось мне, а самые обычные из белого воска, их теплые огоньки разогнали темноту и осветили пространство вокруг нас. - Мне понадобится ваша кровь, Владимир Иванович, - уже безо всякой улыбки и малейшего веселья, а абсолютно серьезно произнесла ведьма и открыла небольшую шкатулку, вынув из нее одну из множества лежащих там металлических игл, изначально предназначенных для шитья, но применяемых явно не по назначению. - Хорошо… - согласился я и протянул левую руку, сестра говорила мне в коляске во время нашей краткой поездки сюда, что ее подруга работает через кровь и соответственно ей понадобится моя кровь, потому сейчас я совершенно не был удивлен услышанному. Я ощутил мгновенную совсем слабую боль, когда Рита ловким и быстрым, наработанным движением острой иглой проткнула кожу на подушечках указательного, среднего и безымянного моих пальцев, и тонкие струйки алой крови побежали вниз. Ведьма тут же подставила металлический кубок с неизвестными мне знаками, и багровая кровь стала стекать в него каплями, одна за другой, через пару минут она молча сдвинула мою руку в сторону, видимо, крови было достаточно, и я положил кисть на колени, предварительно вынув из кармана платок и стер с кожи остатки алой крови, следом убирая его обратно. Рыжеволосая женщина поставила кубок в центр звезды в круге, изображенной на черной ткани опять же с таинственными символами вокруг и взяла с левой стороны столика овальное зеркало на подставке. Она окунула тонкие пальцы в перстнях в мою багровую кровь в кубке и нанесла на поверхность зеркала какие-то неведомые рисунки, после чего протянула его мне со словами. - Посмотритесь в зеркало несколько секунд, Владимир Иванович, хочу посмотреть вашими глазами… - я исполнил ее просьбу и пару-тройку мгновений внимательно смотрел на свое отражение в зеркальной поверхности, перечерченное кровавыми знаками, после чего вернул зеркало Рите. Она поставила его на черную ткань, покрывающую столик, вновь взяла в руки кубок с моей кровью и совершила, прямо скажу, несколько неожиданное для меня действие, как ни в чем не бывало, выпила небольшими глотками всю мою кровь из него, вернув пустой кубок в центр звезды. Своими зелеными глазами ведьма пристально вгляделась в зеркало и что-то едва слышно зашептала на незнакомом мне языке, это продолжалось пару минут, не меньше, потом она перевела пристальный взор своих очей на меня, при этом смотря, будто бы сквозь меня и негромко заговорила. - Говорю сразу, я вижу лица, вижу души, но не вижу имен, но вы поймете, о ком я говорю… Вижу женщину в черном платье, мертвую, высокую, стройную, молодую и красивую, с темными волосами, светлой кожей и серыми глазами, как у вас, это ваша мать, она подошла к вам со спины и положила руки на ваши плечи. Она ваш ангел-хранитель, бережет вас от бед, которые зачастую вы сами находите на свою голову, вы много раз могли умереть, но не умерли, это ее заслуга… Она вас очень любит, переживает за вас, беспокоится… Она может приходить к вам во снах, не пренебрегайте ее словами, мертвые приходят к живым, когда переживают о них… - на краткий миг хозяйка дома замолкла, а я на автомате резко повернул голову назад, но ничего не увидел за своей спиной, лишь пустое пространство. Однако спиной же я вдруг физически ощутил прохладу, будто в натопленном помещении резко распахнули настежь окно, и холодный зимний воздух быстро устремился в теплый дом. Сам не знаю почему, но я поверил, что душа мамы в эти минуты здесь, иначе откуда Рите знать, как выглядела моя мать, что она действительно умерла молодой и красивой в тридцать лет, сколько сейчас и мне самому, и что при жизни она предпочитала платья именно темных тонов. А еще я ощутил в своей душе невыразимую словами нежность, тесно переплетенную с душевной болью от потери мамы, единственного человека в этом мире, который любил меня безусловной любовью просто за то, что я есть. Конечно, отец тоже любил, и я всегда любил его, хоть никогда и не говорил об этом, а зачем говорить о своих чувствах, какой в этом смысл, отец знал, что я люблю его, но все же любовь отца, она была немного другой. - Вижу еще одну женщину, живую, старше меня, лет пятидесяти с русыми волосами, светлыми глазами, у нее трое детей, сын и две дочери, внуки уже есть, она благородного происхождения, дворянка, очень умная и хитрая женщина, властная, деньги любит, хранит свои тайны под глубокими темными водами, никому до них не добраться. Вижу ее ухоженные руки в драгоценностях, она раскладывает пасьянс, будьте осторожны с этой женщиной, она ненавидит вас, не знает границ в своей ненависти и не ведает жалости к своим врагам, может даже убить, на ее руках есть кровь, но не мертвого, живого. Она ненавидит вас за вашу кровь, ненавидела вашего отца, и эта ненависть перешла на вас, ваш отец обманул эту женщину, скрыл от нее правду, когда она все узнала, ей было очень больно, и она возненавидела вашего отца и всю его семью. Рядом с этой женщиной вижу мужчину старше ее лет на десять, не слишком высокий, со светлыми глазами, с усами, лысоватый, они не родственники, кровь разная, не могу назвать их друзьями, у каждого свои собственные интересы, но сейчас они рядом, их объединяет какое-то общее дело. Мужчина насквозь пропитан лицемерием и ложью, лжет всем в глаза и не краснеет, лжет много лет всем и вся, привык лгать, когда какая-то из его лжи откроется, поместье действительно вернется к вам. Но я не могу понять, о какой именно лжи идет речь, но она прямо на поверхности, а никто ничего не видит, не подозревает, все как слепые, словно с повязками на глазах. Мне идут такие слова, как «Иллюзия», «Пыль в глаза»… - продолжила говорить, почти не моргая, красивая рыжеволосая ведьма, и я прекрасно понял, о ком идет речь, женщина с русыми волосами – это княгиня Долгорукая, а мужчина рядом с ней – ее престарелый зять господин Забалуев. Значит, Сычиха говорила о его лжи, и сама Рита видит эту ложь, но не понимает какую именно, а то обстоятельство, что предводитель уездного дворянства лжец и лицемер, ни малейшего удивления у меня не вызвало, но вот как понять, что это за ложь. Это все равно, что искать иголку в стоге сена, ведь чужая душа – потемки… Еще меня заинтересовало вот что, раньше моя семья и Долгорукие дружили, но потом что-то произошло, и от этой дружбы не осталось и следа, ведьма сказала, что Марья Алексеевна возненавидела отца за ложь, за сокрытие правды, и эта ненависть княгини перешла на меня. Только в чем отец мог обмануть ее, чтобы именно возненавидеть за ложь, отец был порядочным и очень хорошим человеком, зачем ему понадобилось обманывать Марью Алексеевну, не понимаю… - Я бы хотел спросить, ты видишь мое будущее, что меня ждет?.. У меня будут дети, которые продолжат наш род, о чем так мечтал отец?.. – решил поинтересоваться я, раз уж мне довелось встретиться с настоящей ведьмой, больше в неординарных способностях рыжеволосой красотки я даже не сомневался, она действительно видит то, что простым смертным не ведомо. Женщина никогда в глаза не видела ни княгини Долгорукой, ни Забалуева, ни тем более моей покойной матери, тем ни менее описала их очень точно, и внешность, и нутро. - Вижу вас на чужой земле под палящим солнцем в офицерском мундире с оружием в руках, это война, вы уже воевали и еще будете. И дети у вас будут, сыновья и дочери, красивые, как вы сами, которые продолжат ваш род, правда, рождены они будут от разных матерей… - негромко ответила Рита своим мягким, мелодичным и приятным слуху голосом, а я беззвучно усмехнулся про себя, значит, все же меня вновь ждет Кавказ. Я уже решил для себя, как бы ни закончилось дело с поместьем, после я поеду в Зимний и попрошу аудиенции у Императора, попрошу Его Величество вновь направить меня в действующую армию на Кавказ, выходит, Государь удовлетворит мою просьбу, уже неплохо. Здесь же, в столице или даже в Европе на водах, мне делать нечего, не хочу и не могу сидеть на диване и плевать в потолок, потихоньку сходя с ума от безделья и плавно продвигаясь в сторону петли. На Кавказе же от меня будет хоть какой-то прок, все, что я умею, это воевать и убивать, и делаю это хорошо, надеюсь, я уже не вернусь обратно, хочу умереть, как воин, погибнуть на поле боя, и пусть закончится моя пустая бессмысленная жизнь. Прости меня, мама, прости, что я так бездарно ею распорядился, я бесславно жил, но хотя бы умереть я хочу достойно, и пусть моя смерть принесет пользу хотя бы моей Родине… - Спасибо… Сколько я должен за твою помощь? – искренне поблагодарил я ведьму, на краткий миг прикрывшую веки, а когда в следующую секунду она открыла свои колдовские зеленые глаза, их взгляд разительно изменился и стал самым обычным, каким был до ритуала, спокойным и благожелательным. - Нисколько, я не возьму денег с брата моей лучшей подруги, для Анны очень важна семья, кровные узы, отца уже нет в живых, а вы есть, заботьтесь о ней… Я буду рада, если смогла вам помочь… Все что было плохого в прошлом, осталось там, живите настоящим, не оглядывайтесь назад… Я вашу головную боль почти физически чувствую, она накатывает волнами, это боль от выпитого вами вчера алкоголя, да и кровь ваша слегка горчит. Дать вам лекарство от мигрени? – с легкой доброжелательной улыбкой промолвила холеная рыжеволосая женщина и стала одну за другой тушить свечи небольшой металлической ложечкой, похожей на десертную, а, спустя несколько мгновений, добавила. – Когда мертвые приходят, в комнате всегда становится холоднее, это нормально, поскольку мертвые лишены энергии жизни, которая есть в крови живых. Наша кровь – это энергия жизни в чистом виде, именно поэтому она активно используется в оккультных ритуалах, особенно, когда необходимо поговорить с умершим, кровь дает Духу силу говорить… Без использования крови мертвые немногословны… - Не нужно никаких лекарств, само пройдет… И спасибо тебе еще раз… - мимолетно улыбнувшись уголками губ, изрек я, поднимаясь с большой подушки на полу следом за Ритой, потушившей все свечи в двух бронзовых канделябрах на столике. Надо же, она ощутила мою головную боль и даже верно поняла ее причину… Сегодня в эмоциональном плане я чувствовал себя куда лучше, чем вчера, крепкий алкоголь, секс с хорошенькой горничной Ириной и нормальный сон пошли мне на пользу. Но спиртное в приличном количестве, снимающее психическое напряжение и приносящее моральное расслабление, на завтра всегда напоминает о себе противной мигренью, ничего не поделаешь, невозможно получить все и сразу, ничем не пожертвовав, такова жизнь. А так же я вдруг заметил, что больше не ощущаю прохлады за спиной, значит, душа матери ушла… - Ну, как хотите, Владимир Иванович… - с расслабленной улыбкой выдохнула ведьма и повернула ключ в замке, открывая дверь погруженного в сумрак помещения и следом выходя в коридор. Я же проследовал за ней, удивляясь самому себе, когда я переступал порог этой комнаты, я совершенно не верил ни в какие магические способности Риты и приехал сюда отчасти из любопытства, отчасти, чтобы лучше понять Анну, что так привлекает сестру в эзотерике. Теперь же, покинув комнату для ритуалов, я даже не сомневался в неординарных способностях хозяйки дома, самой настоящей ведьмы, без ступы и метлы, но со знанием неведомого обычным людям… Да, уж, эту поездку в гости я точно буду помнить… *** POV Анна Допив ароматный черный кофе вприкуску с лукумом, к какому моя любимая Рита неравнодушна так же, как и я сама, я поставила фарфоровую чашку на блюдце, стоящее на журнальном столике, и погладила по изящной спинке Хаяти, свернувшуюся клубочком и мирно дремлющую рядом со мной на диванчике. Однако уже в следующую секунду пушистая белая морда легко соскочила с дивана и быстро посеменила своими маленькими лапками к вошедшим в открытые двустворчатые двери гостиной Рите и Владимиру. Только к нашему обоюдному с подругой удивлению кошка подошла не к ней, своей хозяйке, а к барону, потершись своим мягким боком о его ногу, мужчина пружинисто присел на корточки и ласково погладил кису ладонью по голове, шее, спине и пушистому хвосту, после вставая обратно в полный рост. Что, Хаяти, своими пышными шароварами чувствуешь, что брат любит вашу усатую шатию-братию, и идешь к нему?.. Я также поднялась с дивана, негоже бывшей крепостной сидеть, когда в помещение входит благородный аристократ, это прямое проявление неуважения к нему, а я Владимира уважала и считала мужчиной, достойным этого самого уважения. И невольно мне подумалось, будь мы с бароном Корфом не родными братом и сестрой, а парой, у нас наверняка жил бы котик или кошечка, учитывая нашу обоюдную любовь к этим очаровательным мохнатым созданиям. Только изначально нужно брать маленького котенка, чтобы приучить его делать свои кошачьи дела на улице и не гадить в доме, ибо взрослое животное с улицы уже не научишь. - Хаяти, тебе понравился благородный господин?.. Я тебя понимаю… - мягко и расслабленно рассмеялась моя любимая ведьма, находящаяся в отличном настроении, да и настрой брата, улыбнувшегося уголком губ на ее слова, был вполне благожелательным. Не знаю, что сказала ему подруга, но видимо, что-то вполне обнадеживающее, не вызвавшее в мужчине отрицательных эмоций, и это уже хорошо. С удовольствием я бы погостила у Риты еще, поболтала с ней обо всем и вся, поскольку Вольдемар вернется из Дворца только вечером, но я прекрасно понимала, что Владимиру, как и любому другому мужчине, абсолютно не интересны женские посиделки. Потому попрощалась с моей дорогой подругой, и мы с бароном пошли в сторону парадной, но через секунду она позвала меня по имени и подозвала движением пальцев, чтобы я задержалась, что я и сделала, взглядом проводив брата, покинувшего помещение. - Послушай, я не стала ничего говорить твоему брату про приворот, потому что женщина, которая его сделала, ждет от него ребенка. От барона идут две нити кровной связи, одна к женщине, старше его, очень близкая кровь, но не мать, его мать в мире мертвых, думаю, тетя, а вторая полупрозрачная к этому не рожденному ребенку. Неизвестно, как он отреагирует, узнав про приворот, хорошо, если просто посмеется, а если разозлится и что-то сделает этой женщине, из-за чего она потеряет ребенка. Я сама мать, у меня двое детей, и я не хочу быть причастной к смерти этого ребенка, он невинен, он безгрешен, он не несет ответственности за грехи его матери, и я не хочу нести на себе грех за смерть не рожденного ребенка. И ты ничего брату не говори про приворот, по крайней мере, пока не появится на свет этот ребенок… Знаешь, это так странно, но я не вижу между вами нитей родственной связи, хотя вы родные брат и сестра, видимо, цыганская приворотная магия так влияет, туманом закрывает, мешает смотреть… И еще, сразу после начала ритуала пришел Константин, все ходил недовольный кругами вокруг нас, сложив руки на груди, и только в самом конце ушел, сказав два слова, «Это ошибка…», эти слова брата предназначены не мне, тебе, Анна… - почти шепотом проговорила подруга, и я кивнула в знак понимания, значит, Полина беременна, молодец, добилась своего, да только поместье теперь не принадлежит барону. Хотя, быть может, все еще изменится… - А как ты думаешь, Рит, что могут значить слова Константина, о чем они? «Это ошибка…», не могу понять, что он имел в виду… Чья ошибка, моя, но в чем именно я ошибаюсь? Не понимаю… - также тихо произнесла я, тщетно пытаясь найти ответы на высказанные вопросы и не находя их. - Не знаю, моя дорогая, правда, не знаю… Быть может, произойдут какие-то события, и позже ты поймешь, о чем говорил брат, - вполне здраво предположила моя любимая ведьма, и я озадаченно выдохнула, «Надеюсь…», вновь обнимаясь с Ритой на прощание. Уже очень скоро я вновь приеду к ней в гости, а пока у нас с бароном есть дела, а у меня имеется пара свободных от репетиций и спектаклей дней, которые я хочу провести рядом с ним, с родным человеком. Застегнув свою приталенную шубу в пол, я посмотрела в большое зеркало в парадной и улыбнулась своему отражению, любуясь собой. Длинные золотые серьги-висюльки каплевидной формы с ярко-синими крупными сапфирами и двумя рядами обрамляющих их мелких сверкающих бриллиантов чистой воды оттеняли голубой цвет моих глаз и очень мне шли, как и серебристо-серый оттенок меха норки. - Красивая, красивая… Идем… - мягко обнимая меня за плечи, негромко изрек подошедший ко мне со спины Владимир в длинном черном пальто с меховым воротником-стойкой и такими же манжетами, он лукаво улыбнулся уголком четко очерченных губ в зеркальном отражении, и я расслабленно улыбнулась ему в ответ. Мы покинули дом Вольдемара, отца детей моей единственной подруги, сели в экипаж и отправились обратно в фамильный особняк Корфов на Фонтанке, и уже минут через пятнадцать были там. По пути брат поделился со мной, что Сычиха говорила о лжи господина Забалуева, но какой именно лжи, Рита рассмотреть не смогла, ибо предводитель уездного дворянства насквозь пропитан лицемерием и враньем. - У меня есть мысль, отправить в Двугорское Мирона, пусть он походит, послушает, пообщается с людьми, попытается что-нибудь выяснить об Андрее Платоновиче. Именно он смог воплотить в жизнь мой план и помочь вам выйти из тюрьмы, я ему полностью доверяю. А мы с вами поедем чуть позже, мне хотелось бы пообедать сначала, если, конечно, вы не против, Владимир Иванович… - предложила я, выходя из кареты, держась за руку брата в перчатке из мягкой черной кожи, на что он согласно кивнул, закрывая за мной дверцу коляски. На улице по-прежнему крупными хлопьями шел снег, и было градусов десять мороза, как по мне, мерзлячке, так очень даже холодно. - Я не против, раз ты ему доверяешь, Анна, пусть едет. Верные слуги всегда в цене… А мы с тобой пообедаем и тоже отправимся в путь, - согласился со мной мужчина, когда мы поднимались по ступеням широкого крыльца, которые уже успел за несколько часов засыпать снег, как будто крепостные и не чистили их с утра. - Скажи, чтобы мужики почистили крыльцо, - ровным прохладным тоном с ощутимыми властными нотками в низком голосе велел барон горничной, отдавая ей свое драповое пальто в прихожей, чтобы девушка стряхнула с него снежинки и повесила его в шкаф. После чего сменил сапоги на туфли, и я последовала его примеру, снимая свою норковую шубку и отдавая ее другой служанке, и меняя уличные ботиночки на домашние тканевые туфельки. Далее мы проследовали в гостиную, где хозяин особняка приказал встретившейся крепостной накрывать обед в малой столовой, куда минут через пятнадцать-двадцать мы и направились. Пообедав, перед чем я отправила Мирона в Двугорское, велев взять одну из лошадей, что были запряжены в мою коляску, мы с братом вновь одели верхнюю одежду, вышли на улицу, крыльцо за это время было уже почищено слугами, и сели в экипаж с крепостным кучером Корфов на дрожках. Карета плавно покатилась по дорожке во дворе перед особняком, а я положила голову на сильное плечо Владимира, накрывая нас двусторонним меховым пледом из волчьих шкур, позаимствованным в моей коляске, зимой без этого теплого пледа я, мерзлячка, в дороге никуда. За столом все, конечно, было вкусно, но не так, как у Варвары… Варя, как и другие крепостные, теперь принадлежит княгине Долгорукой, а после свадьбы Софьи Петровны и господина Забалуева перейдет в его собственность, так как поместье Корфов Марья Алексеевна отдает ему в качестве приданого Сони. И теперь неизвестно, когда я смогу увидеться с Варечкой, что заменила мне мою нерадивую равнодушную мать, и смогу ли вообще, если вопрос с имением никак не удастся решить… - Давайте остановимся около кондитерской, хочу купить эклеров со взбитыми сливками, сладкого хочется, - минут через десять уютной тишины под мерное покачивание экипажа по заснеженной дороге по улицам столицы заговорила я, поднимая голову с плеча брата. Сообщать ему про беременность Полины я не собиралась, поскольку отношения барона с женщинами и их совместные дети меня совершенно не касаются, как и говорить ему о сделанном Поленькой привороте, Рита права, его реакция может оказаться совершенно непредсказуемой, пусть лучше не знает, по крайней мере, до рождения ребенка. - Можно, конечно, и в кондитерскую зайти, я не против. Только когда ты собираешься есть эти пирожные, неужели прямо в дороге?.. – с дружелюбной усмешкой спросил мужчина, с любопытством глядя на меня своими серыми глазами цвета хмурого пасмурного неба с проседью за окном кареты, задернутым синей шелковой занавеской под цвет обивки коляски. - Вовсе нет, я собираюсь есть их вечером в компании горячего черного кофе, - также с улыбкой пояснила я, и Владимир, обернувшись, стукнул рукой по стенке экипажа со стороны кучера. Тот немедленно остановил лошадей, спрыгнул с дрожек, открыл дверцу кареты, впустив внутрь морозный зимний воздух, и почтительно поинтересовался, чего желает барин, вежливо кивнул, услышав желание хозяина остановиться около кондитерской, закрыл дверцу, вернулся на дрожки, и мы продолжили путь. Через четверть часа вместе с братом, поддерживая полу своей длинной серебристо-серой норковой шубы правой рукой и держа коробку с пирожными в левой, я уже выходила из кондитерской. Однако не успели мы сделать и нескольких шагов в сторону, как прямо на крыльце встретились с ухоженной шатенкой лет сорока с небольшим в бордовом пальто в пол с роскошным воротником из рыжего лисьего меха в капоре ему в тон в сопровождении слуги. - Госпожа Платонова, какая приятная встреча, недавно я была на вашем спектакле, вы действительно так талантливы, как о вас говорят, - с вежливой светской улыбкой заговорила мадам де Воланж, бывшая куртизанка, а нынче хозяйка одного из элитных фешенебельных борделей по Итальянской улице для сильных мира сего, ибо расценки там на услуги проституток весьма и весьма кусачие. Мадам де Воланж – умная женщина, из куртизанки сумела стать хозяйкой одного из самых роскошных публичных домов Петербурга, просто молодец, как говорится, хочешь жить, умей вертеться, а если хочешь жить хорошо, то особенно. Но и работницы древнейшей профессии там, по словам моих знакомых мужчин, поскольку сама я в этом заведении не бывала, а что мне там делать, просто неимоверно хороши, глаз не отвести, и обучены всему досконально, как доставить мужчине удовольствие в постели, готовые воплотить в жизнь любую эротическую фантазию клиента. - И я рада вас видеть, мадам де Воланж, да, у меня действительно много талантов, - ровно с такой же светской вежливостью откликнулась я, улыбаясь уголками губ. Откуда я знаю хозяйку борделя, спросите вы… Да, все до банального просто, я – актриса Императорских театров, дама полусвета, я знаю всех, кто вращается в этом кругу, начиная от администрации театра, состоящей из одних лишь мужчин, продолжая меценатами, покровителями ведущих актрис, за ними следуют заядлые театральные поклонники, не пропускающие ни одного спектакля, ну а далее уже идут все кто ни попади, и хозяева борделей в том числе, частенько бывающие на спектаклях. Одним словом, я знаю кучу людей, кто с кем спит, и кто кому наставляет рога, и меня знает весь Светский Петербург и весь полусвет, чья я женщина, ибо я – прима Императорских театров, благодаря Его любви и щедрости, просто не знающей границ. - О, в этом я даже не сомневаюсь… У вас очень красивые серьги, они вам так идут… - ухоженной кистью в перстнях с драгоценными камнями поправив упавший на лицо от несильного порыва ветра локон, все с той же вежливой улыбкой протянула шатенка, недвусмысленно намекая, что талантлива я не только на сцене, но и в постели, что и является подлинной причиной моего успеха по жизни. И я даже не собиралась этого отрицать, все так, у меня талантов много, и доставлять мужчине наслаждение в спальне – один из них, я очень талантливая во всем… - Вы тоже прекрасно выглядите, - ответив светской любезностью на такую же любезность, продолжая чинно и вежливо улыбаться, промолвила я, понимая, что наш разговор себя исчерпал и очевидно подходит к своему логическому концу, что моя собеседница осознавала не хуже меня самой. - Господин барон, добрый день, давненько вы к нам не заглядывали, а я все смотрю, думаю, вы, не вы… Буду рада видеть вас у нас в гостях, Владимир Иванович, уверена, вы останетесь довольны, недавно появились такие райские гурии, что глаз не отвести… - обратилась мадам де Воланж уже к Владимиру, и из слов женщины я сделала однозначный вывод, что в ее заведении брат бывал, раз она даже помнит его по имени-отчеству. Удивилась ли я услышанному?.. Вовсе нет, чего мне удивляться, элитные бордели по Итальянской улице как раз ориентированы на богатых мужчин-аристократов, простому кучеру роскошные красавицы-куртизанки из этих заведений, благоухающие дорогими французскими духами, могут только сниться, ибо всего его годового жалования не хватит даже на одну ночь со жрицей любви из борделя той же мадам де Воланж. У хозяев публичных домов в столице все куплено, начиная с полицейских участков, всех вместе взятых, и заканчивая самим губернатором, также получающим свою долю с деятельности борделей. Спрос рождает предложение… Мужчины-аристократы очень любят развлечения во всех смыслах этого слова, например, тот же граф Аристарх Прохорович Кайзерлинг, добропорядочный отец семейства, имеющий сына и трех дочерей, и недели не пропускает, чтобы ни заглянуть «в гости» к мадам де Воланж. Он один из многих постоянных клиентов ее заведения, кстати, довольно щедрый мужчина, при необходимости за особо понравившуюся куртизанку может и по тройной ставке заплатить. В столице можно найти представителей всех девяти кругов Ада, поэтому в городе грехов всегда ночь, ночь не на улице, нет, тьма пороков заполнила души его обитателей, утонувших в тени Люциферова крыла… - Благодарю, - нейтрально отозвался барон без каких либо эмоций в мягком низком насыщенном тембре, и по его ответу невозможно было даже предположить, собирается ли он вновь в ближайшее время посетить заведение с райскими гуриями или же нет. Впрочем, это вообще не мое дело, он имеет полное право ходить куда хочет и проводить свое время с любыми женщинами, с какими только пожелает, с куртизанками или благородными дамами из Светского общества, личная жизнь брата меня никак не касается, также как и его моя. - Хорошего вам дня, - все с той же светской вежливой улыбкой пожелала нам шатенка, на что я с аналогичной интонацией ответила, «И вам…», а барон промолчал. Мадам де Воланж в сопровождении слуги скрылась в дверях кондитерской, а мы с братом вернулись в экипаж, я поставила коробку с пирожными на противоположное сиденье рядом с моим саквояжем и османским мечом в дорогих ножнах, подаренным Владимиру его горькой любовью госпожой Калиновской. И зачем только он решил взять его с собой, ума не приложу… Вновь накрыв нас теплым мягким пледом из волчьего меха, я снова положила голову на плечо этого красивого мужчины и, уступив своему природному женскому любопытству, как только коляска тронулась с места, негромко изрекла: - Говорят, в заведении мадам де Воланж очень красивые куртизанки… Это правда?.. - В тот раз, когда я там был вместе со знакомыми, у одного из которых тогда был день рождения, и он решил продолжить его празднование в борделе, женщины, коих я там видел, включая ту, с какой был ночью, действительно были красивы. Расценки там далеко не скромные, но, как я понял, заведение пользуется большим успехом у клиентов. А вообще я равнодушен к борделям и куртизанкам, кто из них и чем сможет меня удивить… Да, никто и уже ничем… - на удивление спокойно произнес брат, чуть откидывая голову назад и касаясь затылком стенки кареты, и я ничуть не поразилась его ответу. Я хорошо помнила, как во время одной из наших многочисленных бесед с Мишей он как-то обмолвился, что все «яркие бабочки» Владимира были благородными светскими дамами, да и Ольга, которую он так любит, тоже дворянка. Очевидно, что барон все же предпочитает для отношений женщин равных ему по происхождению, из своего круга, а Полина и хорошенькая горничная из городского особняка это так, потому что барину захотелось здесь и сейчас, никуда не откладывая. Конечно, зачем ему куртизанки, он с легкостью найдет себе красивую любовницу-дворянку… Тот же Константин тоже был равнодушен к заведениям с райскими гуриями, но он всю свою жизнь предпочитал любовниц-актрис, поскольку был страстным поклонником театра, где мы, собственно говоря, и познакомились. Все мужчины-аристократы немного разные, одному нравится одно, другому другое, а третьему вообще третье… Но по сути все они, ну, или почти все, одинаковы, холеные гулящие коты, у которых глаз горит на красивых баб… - Да, вас вряд ли уже какая-то из женщин сможет удивить в постели, - согласилась я, но мое любопытство отнюдь не угомонилось, а наоборот разгорелось с новой силой, если барон готов без малейшего негатива вести диалог на эту тему, то я только за. – А одним из тех знакомых в тот вечер был Михаил?.. – поинтересовалась я самым невинным тоном, словно между прочим, на самом деле сгорая от интереса. Насколько я знаю князя, он не любитель борделей, но как говорится, в этой жизни хочется попробовать всё и вся, так что я нисколько не удивлюсь положительному ответу брата на мой вопрос. - Нет, Миши с нами в тот вечер не было, он значительно лучше меня… В нашем тандеме еще с кадетских времен, а дружим мы уже почти двадцать лет, Мишель всегда отождествлял собой свет и рациональность в противовес мне… - тихо и совсем не весело рассмеявшись, откликнулся мужчина, и сейчас я была полностью согласна с его словами. Да, Михаил живет разумом, как и я, в этом мы похожи, а вот Владимир наоборот живет эмоциями, чувствами и своими желаниями. Именно поэтому князь Репнин вновь адъютант Его Высочества, а брат сам поставил жирный крест на своей карьере, отказавшись от нее, да и не только от карьеры, он от собственной жизни был готов отказаться ради любимой польской пани. Ольга нынче в Петербурге, она даже привезла барону в подарок османский меч, надо же, я даже несколько удивилась, узнав о том, что госпожа Калиновская вспомнила о своем несостоявшемся любовнике и решила преподнести ему подарок. А вот Константин тоже предпочитал жить чувствами, эмоциями и своими желаниями, в этом они с бароном похожи, мой бывший любовник вообще не занимался карьерой, он жил в свое удовольствие, увлекался оккультизмом, путешествовал по разным городам и странам, любил театр и красивых женщин. А под конец своей жизни он встретил меня, Константин говорил в свой последний день на земле, что полгода рядом со мной были самыми счастливыми в его жизни… Да, и сама я никогда не смогу его забыть, ведь рядом с этим красивым, умным, интересным, харизматичным, сексуальным мужчиной я чувствовала себя по-настоящему живой и счастливой женщиной… Подобное счастье в моей жизни навряд ли когда-нибудь повторится, абсолютная любовь со стороны мужчины встречается далеко не так часто, как хотелось бы… - Нет совершенно плохих и абсолютно хороших людей, никто не безгрешен, никто не свят… Внутри черного всегда есть белое, а внутри белого – черное, в душе каждого из нас соседствуют тьма и свет, в человеческой душе живут ангел и демон, существуют Ад и Рай… И победит тот, кого вы выберете, а проиграет тот, от кого отвернетесь… И мое сердце говорит, что хорошего в вас все же больше, чем плохого, Владимир Иванович… - негромко промолвила я, подняв голову с плеча брата, следом нежно поцеловав его в гладковыбритую щеку, вдыхая едва уловимый такой приятный для меня естественный запах его светлой кожи. Он не пользовался никаким одеколоном, и мне это очень нравилось, хотелось бесконечно вдыхать аромат его горячей кожи, целовать и облизывать этого красивого, сексуального, желанного для меня мужчину, начиная с кистей рук с утонченными длинными пальцами пианиста и заканчивая членом. А еще я желала, что уж греха таить, увидеть барона Корфа без одежды, полностью обнаженным, уверена, в нем все прекрасно, посмотреть, как он занимается сексом с Полиной или любой другой женщиной, мне дико интересно взглянуть, как именно происходит сей процесс. Может быть, я немного странная, но какая уж есть, другой не стану… Еще мне хотелось, чтобы и Владимир гладил меня по обнаженному телу своими горячими ладонями, целовал везде, ласкал своими музыкальными пальцами и дарил наслаждение… Мечты, горькие несбыточные мечты – химеры… Для меня вообще крайне важна сексуальная составляющая отношений, чтобы мужчина был для меня желанным физически, не хочу каждый раз переступать через себя, ложась с ним в постель, и просто терпеть его, каким бы богатым, щедрым и влиятельным он ни являлся. - Ты ничего не знаешь обо мне, Анна, ничего… - с хорошо ощутимой горечью в бархатном баритоне, тихо выдохнул брат и на несколько долгих мгновений прикрыл свои серые глаза цвета сгоревшего пепла, где на периферии всегда живет печаль даже при его благожелательном настрое и еще что-то неуловимое, неидентифицируемое мной. Только вы ошибаетесь, Владимир Иванович, ошибаетесь, я знаю о вас больше, чем вы думаете, знаю, что на ваших руках есть кровь женщин и детей, но я не собираюсь сообщать об этом «знании» вам, а зачем, какой в этом смысл, и уж точно не собираюсь вас судить. - Живите настоящим, смотрите вперед, не оборачивайтесь постоянно назад, пусть прошлое останется в прошлом, каким бы оно ни было… - тихонько произнесла я и ласково потерлась своим миниатюрным носиком о гладковыбритую щеку мужчины, после чего он открыл глаза и поцеловал меня в макушку долгим нежным поцелуем, следом выдыхая, «Анна… Как же ты хорошо пахнешь…», и я невольно расслабленно улыбнулась. Как же приятно… - Рада, что вам нравится… А кого вы собрались убить, что решили взять с собой османский меч?.. – мягко и шутливо поинтересовалась я, переводя тему на более легкую и нейтральную, взглядом указав на холодное оружие в дорого украшенных ножнах на противоположном сидении кареты. А пахну я действительно хорошо, эти французские духи изначально подарил мне Константин, мне понравился их аромат, и с тех пор я пользуюсь только этим парфюмом еще и потому, что этот запах напоминает мне о Константине, его первом дарителе. - Надеюсь, никого… Если вдруг произойдет чудо, и каким-то неведомым образом удастся вернуть родовое поместье моей семьи, то я повешу этот меч прямо в малой столовой, чтобы напоминал об этом дне… - уже более расслабленно отозвался брат, и я улыбнулась уголками губ, а еще этот меч будет напоминать вам о вашей горькой любви госпоже Калиновской, это ведь она вам его подарила, впрочем, я вас понимаю в этом, я сама трепетно храню все подарки Константина, и они особенно дороги мне. Однако в следующий миг он отодвинул в сторону шелковую синюю шторку на окне экипажа, и в его серых глазах цвета расплавленного серебра вновь всколыхнулось недовольство. Мужчина резко развернулся и с силой ударил ладонью по стенке коляски со стороны извозчика, давая знак остановиться, тот незамедлительно исполнил волю барина, остановил карету, спрыгнул с дрожек, открыл дверцу, впуская внутрь холодный воздух, и почтительно поинтересовался, чего желает хозяин. - Какого черта мы еле плетемся?.. Подгони лошадей, я хочу быть в Двугорском засветло, а не приехать в потемках, - с нескрываемым раздражением в холодном низком голосе довольно громко изрек барон, и крепостной кучер с небольшими сугробами на плечах и шапке, виновато опустив голову, негромко заговорил в свое оправдание. - Простите, барин, но ночью выпало много снега, он и сейчас идет, из-за чего коляска едет медленно, колеса тонут в снегу на дороге, как бы я ни погонял лошадей… - на что брат лишь молча поморщился, от чего между темных бровей на его красивом лице залегла морщинка, а после несколько нервным движением руки безмолвно велел извозчику возвращаться обратно на свое место. - Что с вами?.. Какая разница будем мы в Двугорском засветло или уже затемно?.. Что от этого изменится?.. Что вас огорчило, Владимир Иванович?.. – мягко поинтересовалась я, когда экипаж вновь тронулся с места, по открывшемуся зимнему пейзажу через недавно открытую дверцу кареты я смогла убедиться, что мы покинули столицу и выехали за городскую черту. И я, честно говоря, абсолютно не понимала желания брата приехать в Двугорское до наступления темноты, что может кардинально измениться за несколько часов, я бы вот, например, с удовольствием провела лишний часок с бароном в карете, в его жарких бережных объятиях. - У меня какое-то дурное предчувствие, что случится что-то нехорошее, на Кавказе это чутье не раз спасало мне жизнь… - пояснил мне мужчина, вновь обнимая меня за талию левой рукой, а пальцами правой мягко и ласково сжимая мои тонкие пальчики под меховым пледом из волчьих шкур. Так вот оно в чем дело, теперь понятно… - Будучи месяц в тюремной камере, вы устали не только физически, но и морально, вот ваше сознание и концентрируется на негативных мыслях, только и всего… Мы сейчас не на Кавказе, что с нами может случиться по дороге в Двугорское, да ничего… Все будет хорошо, не думайте о плохом… - мягко возразила я и вернула голову на сильное плечо брата, прикрывая глаза и намереваясь немного подремать в дороге. В его надежных объятиях под меховым пледом мне было тепло и уютно, да и в эмоциональном плане рядом с бароном я чувствовала себя спокойно и комфортно, в полной безопасности, абсолютно защищенной от всего плохого в этом мире. - Надеюсь, Анна, надеюсь… - тихо выдохнул мужчина, чуть наклоняя голову и касаясь виском моей макушки, это я ощутила уже с закрытыми глазами, потихоньку погружаясь в легкую дрему под мерное покачивание экипажа на зимней дороге. POV Владимир Сестра задремала у меня на плече, и в небольшом пространстве коляски воцарилась тишина, подремли, отдохни, Аня, ты есть, и ты спи, любимая, да благословит Господь. Однако самому задремать мне никак не удавалось, нехорошее предчувствие непонятной природы терзало меня изнутри, не давая сна и покоя, разумом я прекрасно понимал, что в принципе ничего плохого случиться не должно, но чутье, которое меня никогда не подводило, не желало соглашаться с рациональными доводами. От белокурой красавицы исходил донельзя приятный аромат ее дорогих французских духов, запах грешного Рая на земле, ненавязчиво заполняющий собой все пространство вокруг, в моем восприятии это был красивый изысканный аромат распустившейся крупной бордово-красной розы с бархатистыми лепестками, чуть присыпанной женской косметической пудрой, с капельками душистого золотого меда на них. Теплый ветерок приносит с собой едва уловимые отголоски ароматных пряностей, окутывая ими королеву-розу в тончайшую незримую ольфакторную вуаль, именно так в моем видении пахла Анна, тепло, вкусно, сладко и очень манко, но ни в коем случае не приторно и не душно, переслащенными фруктами и десертами. Хотелось распустить ее светлые шелковистые локоны из аккуратного низкого пучка и запустить в них пальцы, вдыхая их чудесный аромат, губами касаясь нежной кожи красивого лица с тонкими чертами и женственного обнаженного тела изящной блондинки. До невозможности я желал кончиками пальцев скользить по ее бархатистой коже, касаясь любимой женщины везде, гладить и ласкать, высекая искорки блаженства, наслаждаясь стонами ее удовольствия и оргазма, как самой прекрасной музыкой на всей земле, упиваясь ими. Мечты, горькие несбыточные мечты – химеры… От дремлющей на моем плече сестры исходила энергия покоя, мягкая, теплая, обволакивающая, такая именно женская, но в то же время сама по себе она не была приторно-сладкой рафинированной женщиной, когда от нестерпимой сладости сводит зубы и даже начинает подташнивать. Лично мне в какой-то момент хочется отойти подальше от такой женщины, от ее липкой сахарности, чтобы ненароком не испачкаться в сиропе, слишком быстро я пресыщаюсь такими дамами, и наступает охлаждение эмоций. Обворожительная блондинка же напоминала мне кошку, ласковую, игривую, с шелковистой шерсткой и пышным хвостом, с мягкими лапками, но и с острыми коготками в них. Одновременно я отлично понимал, что далеко не всегда и не ко всем сестра может быть доброй и понимающей, она может быть и самой настоящей хитрой стервой, и эти коготки – ее защита от обидчиков, и если она их применит, это будет достаточно болезненно. Мне же вдруг вспомнилось, как вчерашним вечером я вернулся в дом, и до моего слуха донеслось пение Анны параллельно с ее музицированием на рояле, и в ту же секунду меня накрыло стойкое ощущение дежавю. Когда-то больше пяти лет назад я точно также приехал в фамильный особняк моей семьи и услышал за приоткрытой дверью гостиной красивый мелодичный голос воспитанницы отца, «Сей поцелуй, дарованный тобой, преследует мое воображение…». Надо же, я до сих пор помню строки того романса, как и свои собственные некрасивые обидные слова, вырвавшиеся в гневе. Я был зол на самого себя за эту неправильную невозможную любовь к крепостной, зол на нее саму за то, что она есть на этой земле, что заставляет меня мучиться от этих запретных чувств. «Что же вы прекратили петь?.. Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга… Пение не поможет, когда вас будут пороть на конюшне… Стоять… Разве я давал вам разрешение уйти?.. У меня для вас есть поручение… Надеюсь, я не должен напоминать, что вы должны выполнять мои поручения… Все мои поручения… Мои сапоги отвратительно вычищены, идите надрайте их так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение… А после сбегайте в лавку Мозеса за бутылкой шампанского…» И в то же время мне безумно хотелось коснуться девушки, провести ладонью по ее плечу и вниз по руке, погладить, хвала небесам, что мне тогда хватило выдержки и ума этого не сделать, ибо несложно представить, насколько бы это не понравилось сестре, напугало ее. В этот же раз мне не хватило здравого смысла сжечь в пламени свечи еще в тюремной камере все свои стихи, а не отдавать их Анне вместе с «Божественной Комедией», черт меня дернул это сделать. Судя по поведению женщины, она не придала никакого значения прочитанному и никак не отнесла эти строки к себе, и, слава Богу. Потому что в противном случае я чувствовал бы себя полнейшим идиотом, а это было последним, чего я желал в этой жизни, по мне лучше не жить вообще, чем существовать посмешищем, лишившись остатков гордости. Я отдал стихи актрисе Императорских театров лишь по одной единственной причине, будучи твердо уверенным, что отправлюсь прямиком на каторгу в Сибирь, и мы тогда видимся последний раз, но теперь я свободен, благодаря сестре, я помню это, нужно будет ее достойно отблагодарить. Теперь я в полной мере признал свои чувства к миниатюрной куколке, принял их, но осознание и принятие этой нездоровой любви к родной сестре не принесло мне никакого счастья, ни малейшей радости жизни. Счастье, а есть ли оно вообще в нашей жизни, не иллюзорно ли, не химера ли оно, что тает на глазах, расплывается в размытое невнятное пятно на холсте от малейшего прикосновения пальцев к акварели… А еще мне хорошо запомнились слова из красивого романса, который вчера исполняла Анна, «Если ты уйдёшь, всю пустоту миров мысли о тебе одном заполнят. Я закрыла в сердце дверь, оставив там любовь. Даже если ты уйдёшь, она всегда со мной…». Кому они посвящены, сестричка?.. Уж не тому ли мужчине из прошлого, в котором горел огонь ревности, как и во мне самом, и какой «был тебе очень дорог» по твоим же словам?.. Кого же ты любишь, Аня, своего нынешнего богатого любовника или же умершего человека из твоего прошлого?.. Впрочем, это совершенно не должно меня интересовать, личная жизнь сестры меня никак не касается, моя больная безответная горькая любовь к ней – не ее проблема и не ее вина, а лишь моя беда… Закрыв глаза и попытавшись расслабиться, я откинул голову назад и коснулся затылком стенки кареты, утренняя головная боль усилилась, черт бы ее побрал, наверное, все же стоило выпить лекарство от мигрени, которое днем предлагала мне Рита, но теперь уже поздно было думать об этом. Надеюсь, после прошедшей ночи к завтрашнему утру мучительная головная боль все-таки утихомирится… Поскорее бы добраться до Двугорского, ибо это неприятное, незримо точащее изнутри ощущение опасности отнюдь не собиралось меня покидать, прочно поселившись во мне и будто бы тихонько нашептывая, «Не спи, будь осторожен, может произойти что-то непоправимое…». Через несколько минут тишины и темноты прикрытых век пред моим внутренним взором внезапно всплыли строки в стихотворной форме, и я беззвучно внутренне усмехнулся. Вдохновение вообще странная штука, приходит тогда, когда ты его совсем не ждешь, а вот сесть и написать стихи на заказ я бы никогда в жизни не смог, не выжал бы из себя и краткой строчки. Но именно этим строкам, видимо, не суждено быть записанными, поскольку позже вряд ли я смогу их вспомнить… Я больше себя не помню, Я больше себя не знаю, Вы стали моею болью, Я медленно исчезаю. Я больше себя не помню, Я больше себя не знаю, В разбитое сердце солью, Там раны не заживают. Немая ночь, холодная, слепая, Так больно режет сердце, остывая, Душа летит, душа моя летит, Найди меня, найди меня, найди… И вновь, разбиваясь о скалы, падаю вниз, И больно ступаю по камням я своих руин, Но вырвав из плена чужого жизнь свою, Я выстою, люблю, дышу, живу… Эти стихи, конечно же, были посвящены Анне, как и все прочие, моим вдохновением являлись горькие безответные чувства к ней, но она об этом не знает и не узнает никогда. Ибо я не хочу видеть ее удивленного непонимающего лица, не хочу и не могу слышать ее смеха, когда она снисходительно посмеется, узнав о моей больной любви к ней, к родной сестре. Для меня это будет слишком болезненно, просто невыносимо больно, в разбитое сердце солью… Будь счастлива, Аня, с тем, кого ты выбрала для себя, я даже не хочу знать, кто этот человек, кому так несказанно повезло, порой неведение может быть Раем, а истина Адом, сжигающим тебя дотла, обращающим в пепел, убивающим твою душу. Я подниму слёзно голову к небу и еле слышно Богу шепну, «Береги её, где бы я ни был, пусть не моя, но я ей дорожу…». POV Анна Резкий порыв холодного зимнего воздуха, ворвавшегося в теплое пространство коляски, из-за открытой крепостным кучером Корфов дверцы экипажа разбудил меня и заставил открыть глаза и поднять голову с плеча брата. Я отметила, что карета стоит на месте, а на улице стало совсем темно, самая настоящая ночь, впрочем, зимой темнеет рано, значит, мы в пути уже несколько часов, которые я благополучно продремала, а вот снег успел за это время закончиться. - Барин, простите, но дальше не проехать, на дорогу упало старое дерево, видимо, из-за сильного порыва ветра прошлой ночью и перегородило путь. Нужно развернуться и вернуться обратно до развилки, а там свернуть на другую дорогу, будет немного дольше, но мы также приедем в Двугорское, - извиняющимся тоном почтительно заговорил мужчина лет тридцати с небольшим, склонив голову и не глядя хозяину в лицо, явно опасаясь его гнева. Вся прислуга в Петербургском особняке в курсе тяжелого характера брата, оно и не удивительно, ведь он всегда предпочитал жить в городском доме, а не в поместье, в деревне, как покойный отец. - Так поторопись… - с нескрываемым раздражением в низком насыщенном тембре резко изрек барон, его скулы напряглись, губы сжались в тонкую линию, а в серых глазах цвета грозового неба с проседью вспыхнуло недовольство, смешанное даже с некой злостью на сложившуюся ситуацию, которой он был страшно не доволен, и это еще мягко сказано. И если честно, я не понимала причины столь негативной реакции Владимира, неужели из-за того плохого предчувствия, о котором он мне чуть ранее говорил. - Как прикажете, ба… - кучер не успел закончить фразу, как его лицо исказилось в непонятной гримасе, он пошатнулся и как подкошенный рухнул на землю, что же с ним случилось такое, что он потерял сознание, может быть, ему стало плохо с сердцем, как же не вовремя, однако. Чуть склонившись к потерявшему сознание мужчине с сидения, пытаясь понять, что же с ним такое произошло, поскольку он открыл дверцу кареты с моей стороны, я вгляделась в темноту и в следующий миг пораженно ахнула. Проблемы с сердцем были явно не причем, из спины крепостного, лежащего лицом вниз на белоснежном снегу, торчал нож, вошедший по самую рукоять. - Он… - сдавленно выдохнула я, запнувшись на полуслове и инстинктивно прикрывая рот рукой, чувствуя, как кровь начинает пульсировать в голове, болезненно отдавая в виски. - Мертв… - мрачно закончил мою невысказанную мысль брат, также склонившийся со своего места и посмотревший на заснеженную землю. Следом он резким движением руки откинул в сторону меховой плед, быстро расстегнул пуговицы пальто, поднялся на ноги, взял в руки изогнутый османский меч и стремительно покинул экипаж, пружинисто спрыгнув на дорогу и переступая тело мертвого извозчика. Перекинув холодное оружие из правой руки в левую, барон скинул с плеч пальто, чтобы не стесняло движений, бесшумно упавшее на холодную уснувшую землю, освещенную мистическим серебристым светом почти полной луны, и широким движением правой руки вынул меч из дорого украшенных ножен, отбрасывая их в сторону. Далее Владимир с хлопком закрыл дверцу коляски, перед этим бросив мне краткое, «Не выходи», и мне даже в голову не приходило ослушаться его. Чувствуя, как быстро-быстро колотится сердце, и его частые удары отдаются в голове, я, обняв себя руками в неосознанной попытке защититься, слышала за пределами коляски, где находилась, шум, звяканье металла, незнакомые мужские голоса, их крики, но разобрать слов никак не получалось. Мне было страшно, очень-очень страшно, но не за себя, нет, сегодня я не умру, я уйду в сорок, а сейчас мне лишь двадцать пять, я ужасно боялась за брата, за его жизнь. Если он умрет, я никогда не прощу себе этого, ведь в произошедшем будет и моя вина, мужчина сразу же от Риты хотел отправиться в Двугорское, но я уговорила его сначала пообедать, и мы потеряли драгоценное время. Но откуда же я могла знать, что все так получится, все же прав оказался барон, дурное предчувствие его не подвело и на этот раз… Не знаю, сколько прошло времени, пять минут или все тридцать пять, для меня время словно остановилось, замерло в неподвижности и перестало идти вперед, но в какой-то момент за пределами кареты наступила тишина, все голоса смолкли. Однако это была не спокойная и уютная умиротворяющая тишина зимней ночи, а напряженная и пугающая своей неопределенностью тишина, предвещающая страшную бурю. Я прижала ледяные ладони к щекам, наверняка, мертвенно бледным, больше всего на свете желая, чтобы дверцу экипажа открыл Владимир, живой и здоровый, сказал своим мягким бархатным тембром, что все закончилось, все хорошо, и посмотрел на меня своими задумчивыми серыми глазами цвета расплавленного серебра. И через пару минут дверца коляски действительно с силой распахнулась, только передо мной предстал отнюдь не брат, а незнакомый мне высокий мужчина с темными волосами в черном платке на лице, оставляющим открытыми взору лишь его карие глаза и лоб. Молча протянув ко мне левую руку в черной кожаной перчатке, незнакомец до боли схватил меня за запястье и резко дернул на себя, вынуждая выйти из кареты. Следом он молниеносно развернул меня спиной к себе и приставил к моему горлу большой нож, который был у него в правой руке, тихо прошипев, подобно змее, «Не дергайся, иначе перережу тебе глотку…». Холодная сталь больно надавила на шею, к глазам невольно подступили слезы, размывая картинку передо мной, и я плотно зажмурилась, пытаясь прогнать непрошеные слезы и вернуть четкость взгляду. - Эй, барин… - раздался холодный ироничный голос мужчины над моей головой уже гораздо громче предыдущего, и обращался он явно не ко мне, а к барону. Тут же я распахнула глаза и увидела в метрах двадцати пяти от нас брата с мечом в руках, с окровавленного лезвия которого на заснеженную землю падали капли алой крови. Владимир резко развернулся на обращение к нему, а я смогла рассмотреть в лунном свете лежащих у его ног шестерых убитых мужчин, у одного из них не было головы в самом прямом смысле этих слов, она валялась в паре метров от обезглавленного тела. Брат – обученный боевой офицер, прошедший две военные кампании на Кавказе, ничего удивительного, что он смог убить всех этих людей, обычных грабителей, воспользовавшихся упавшим на дорогу деревом, чтобы нажиться на ком-то из проезжающих здесь, вот только все пошло не по их плану, и теперь все они были мертвы. До этого мне никогда не приходилось наблюдать убитых, а тем более обезглавленные трупы, и в какой-то момент мне стало попросту жутко… - Отпусти ее, и я позволю тебе уйти живым… - ровно таким же ничего не выражающим в плане эмоций ледяным тоном с абсолютно бесстрастным выражением лица ответил барон, однако в глубине его серых глаз плескалось беспокойство за меня, смешанное с пламенным гневом, я бы даже сказала, с испепеляющей яростью. Все же брату было не совсем уж все равно на меня, на мою ничего не стоящую жизнь бывшей крепостной, когда как его собственная жизнь, благородного барина с чистой кровью, бесценна и стоит дороже тысячи жизней, таких безродных, как я. - Врешь, барин, ты меня убьешь, и мы оба это прекрасно знаем… Но твою барыню я заберу с собой на тот свет… - леденящим душу холодным смехом рассмеялся незнакомец над моей головой и сильней надавил ножом на мою шею, причиняя мне реальную боль, пусть еще и не такую сильную. И при всем ужасе сложившейся ситуации я мысленно усмехнулась про себя, он считает меня барыней, вероятно женой барина, глядя на мою дорогую одежду, норковую шубу и роскошные драгоценности. Вот бы его постигло разочарование, узнай он, что никакая я не барыня, а всего лишь бывшая крепостная, актриса Императорских театров, незаконнорожденная сестра барина без рода и племени. Этот разбойник считает, что убив меня в отместку за то, что Владимир перебил всех его подельников, нарушив их планы поживиться чужим добром, причинит ему боль, принимая меня за его супругу, только он жестоко ошибается. Ну, огорчится барон немного да поставит в церкви свечку за упокой моей грешной души, только и всего… Неужели, Духи все-таки ошиблись, и я умру не в сорок лет, а в двадцать пять этой лунной морозной зимней ночью?.. Страшно ли мне умирать?.. Нет, абсолютно не страшно… Я не боюсь смерти, ведь по сути смерти и не существует, ибо можно умертвить тело, временный сосуд для бессмертного Духа в его очередном земном воплощении, но убить бессмертный Дух невозможно, он всего лишь воплотится на земле в новом теле, своем временном сосуде, для следующей жизни. Поскольку мы не есть тело, мы есть Дух, а тело лишь сосуд для Духа… Поэтому мне совершенно не страшно умирать, но при этом безмерно грустно уходить в сияющую пустоту, понимая, что больше никогда я не смогу в этом земном воплощении выйти на сцену Императорских театров, не увижу восторженные лица поклонников моего таланта, не услышу оглушительных аплодисментов довольных зрителей после спектакля. Я уже не смогу увидеть этими глазами моего дорогого Мишу, мою любимую Риту, которая будет по-настоящему горевать обо мне, уже не увижу Его, не услышу, как он с любовью в голубых очах назовет меня «Аннет…». В конце концов, не увижу я более и Владимира, с которым мы все же смогли в итоге помириться, оставить все обиды в прошлом, найти общий язык и почти стать настоящей семьей, близкими и родными людьми… Я не жалею ни о чем в своей жизни, ни об одном ее дне, ни об одном ее часе, ни о единой ее минуте, и если бы мне представилась возможность все начать сначала, я ничего не поменяла бы, абсолютно ничего… У меня была яркая насыщенная жизнь на зависть многим, я была примой Императорских театров, меня обожали сотни моих театральных поклонников, осыпали цветами и дорогими подарками, меня любили благородные богатые мужчины-аристократы и вставали передо мной, бывшей крепостной, на колени, позабыв о своей дворянской гордости в силу своих чувств ко мне… Смерть каждого имеет свой особенный цвет, моя местами окутана языками алого пламени, а местами напоминает небесно-голубые и изумрудно-зеленые морские глубины. Для каждого человека Рай представляет собой что-то свое, хоть мне туда и не попасть. Для меня Рай – это бесконечно наблюдать, как природа зеленеет и расцветает, мой Рай – это сад, созданный целиком и полностью любовью и ее плодами. И сейчас в последние секунды своей жизни, я понимаю, что любила, мои чувства к Константину и были той самой настоящей любовью, просто я их так не называла в своей голове, но я любила этого удивительного мужчину, очень любила. Я – Анна Платонова, рожденная крепостной, во взрослом возрасте получившая вольную от своего отца, одного из самых лучших людей, каких я только встречала в своей жизни. Я потеряла своего отца, похоронила его, и в моей душе осталась зияющая незаживающая, болезненно кровоточащая рана. Я – Анна Платонова, в двадцать лет приехавшая в Петербург, попавшая в Императорские театры, познавшая всю грязь и порочность этого мира, в один день повзрослевшая на тысячу лет, отказавшаяся от наивных детских иллюзий, отказавшаяся от собственного сердца, похоронившая его в самой глубокой могиле под сводами Императорских театров. Я – Аннет, я никому не говорила о своих проблемах и бедах, ни с кем их не делила, я выплеснула всю свою боль из себя, выплеснула в Неву, где ее забрали волны и унесли прочь. На все, что причиняло мне нестерпимую боль, я отвечала смехом, я лила слезы лишь по Константину, я пошла вопреки судьбе, превратив бывшую крепостную актрису в приму Императорских театров, именно там навсегда изменилась моя жизнь и судьба, когда Он впервые увидел меня на сцене, увидел и полюбил. Мой дворец – это Его сердце, но где мой дом, мой родной очаг, не знаю, я утратила его… И все же я – счастливая женщина, ведь мое сердце все же билось в этой жизни ради любви к Константину, сладко замирало от этих сильных светлых чувств. Я – Аннет, бывшая крепостная и прима Императорских театров, Его любимая женщина, я была любима, но также и ненавидима, я даровала людям радость жизни и, наверное, у кого-то и забирала эту самую радость. Бывшая крепостная, я поднялась на самую вершину, я прошла огонь и воду, я зажгла пламя любви в Его душе, но сегодня пламени моей свечи суждено погаснуть… Вот что значили слова Константина, «Это ошибка…», моей ошибкой было ехать в Двугорское, впрочем, теперь нет никакого смысла даже думать об этом, ведь я ее уже совершила и расплачусь собственной жизнью… - Не печалься обо мне, Владимир, я того не стою, живи и радуйся жизни, женись на благородной дворянке, создай семью, пусть у тебя появятся дети, внуки Ивана Ивановича, они непременно принесут радость в твой дом и в твою жизнь… Будь счастлив и… Прощай… Не поминай лихом… - одними губами безмолвно изрекла я, глядя прямо в серые глаза брата цвета осеннего плачущего неба с проседью, неподвижно стоящего с окровавленным мечом в руках в двадцати пяти метрах от нас, понимающего не хуже меня, что в данном положении он никак не сможет мне помочь. Не успеет барон сделать и двух шагов, как грабитель за моей спиной одним легким движением руки перережет мне горло, ведь ему терять уже нечего, в любом случае он – не жилец. Видимо, такова моя судьба, так предначертано, и Духи все же ошиблись… Эта мысль стала последней, прежде чем я ощутила острую обжигающую боль, огнем полоснувшую по шее… *** - Мрачно, как в склепе, даже заходить внутрь не хочется… Чья это комната была?.. - недовольно выдохнула княгиня Долгорукая, входя в спальню в изумрудных тонах с мебелью из темного дерева с темно-зелеными плотными шелковыми портьерами на окне, осматривая бывшее поместье Корфов, которое теперь по закону принадлежало ей. А уже завтра имение перейдет в собственность к господину Забалуеву в качестве приданого Сони, поскольку завтрашним днем состоится их венчание в уездном храме. - Владимира Ивановича, барыня, - почтительно ответила молоденькая крепостная в закрытом темном платье с собранными русыми волосами. Она вошла в спальню бывшего барина после новой хозяйки усадьбы и ее дочери Софьи Петровны в сиреневом атласном платье с небольшим вырезом на груди, будущей хозяйки имения, земель вокруг и всех крепостных на этих землях, включая дворовых в доме. - Все ясно, не комната, а склеп, совершенно мне не нравится. Здесь мы все переделаем подчистую, чтобы и духа барона в этом доме не осталось, - уже более спокойным голосом изрекла Марья Алексеевна, покидая спальню и выходя в коридор с горящими по обеим его сторонам свечами в бронзовых канделябрах, следом за ней вышла ее дочь Соня и последней крепостная горничная. - Маменька, позвольте спросить, а почему вы так не любите барона? – осмелилась подать голос княжна с русыми волосами, собранными в элегантную прическу, с миловидным лицом и светлыми глазами, внешне похожая на свою властную мать, но по характеру совершенно другая, мягкая и миролюбивая. Княгиня жестом руки безмолвно велела служанке удалиться, и когда та скрылась за поворотом длинного коридора с множеством дверей по обеим его сторонам, заговорила. - А почему я должна любить его, Сонечка?.. Что хорошего он сделал нашей семье?.. Быть может, ты забыла, сколько горьких слез пролила Лизавета из-за этого мерзавца, который годами пудрил ей мозг, обещая жениться, а сам в это время развлекался в свое удовольствие с распутными женщинами наподобие этой Анны, воспитанницы его покойного отца, в столице?.. Самым бессовестным образом этот негодяй годами лгал Лизе, глядя ей прямо в глаза, весь в своего покойного батюшку, тот тоже лгал, не краснея, а Лизавета в силу юности, наивности и влюбленности в барона верила. Пока в один «прекрасный» день ни узнала правду о своем «дорогом Владимире», который в Петербурге и не вспоминал о ней, а стрелялся с самим Цесаревичем из-за его любовницы-полячки, за что его и отправили воевать на Кавказ, жаль он там не сгинул. Это же надо быть таким безумным, вызвать на дуэль самого Наследника престола… Вот тогда Лиза и поняла, что все это время барон плевал на нее с высокой колокольни, и все его россказни о чувствах к ней были не более, чем пустой болтовней, пшиком в воздух. Сколько слез тогда было пролито моей бедной дочерью, на целое озеро хватило бы. Хорошо, что в скором времени она познакомилась с Михаилом, хорошим, достойным, ответственным мужчиной, вышла за него замуж и счастлива в браке, и скоро мы поедем на крестины ее второго ребенка, малышки Анны. Жаль только, что дочь князь назвал Анной, как эту театральную проститутку госпожу Платонову, можно было бы выбрать и другое имя, более благородное, но уже ничего не поделаешь… Так что не за что мне его любить, Соня… И ты не смотри на его привлекательную внешность, доченька, за красивым фасадом скрывается одна лишь грязь, негодяй он редкостный, гуляка и пьяница, прислуга рассказала мне, как он здесь устраивал попойки с битьем посуды и разврат с крепостными девками… Не завидую я его будущей жене, всю жизнь с рогами ходить будет и за дверные косяки цепляться, пока ее муженек устраивает оргии с проститутками и дворовыми девками… - высказавшись, Марья Алексеевна замолчала и вошла в соседнюю комнату, оказавшуюся гостевой спальней в светлых тонах и не вызвавшую у нее негативных эмоций, потому достаточно быстро она ее и покинула. «И все равно даже при всем при этом я бы согласилась выйти замуж за Владимира, если бы он предложил, даже против вашей воли, маменька, если бы Андрей, конечно, был не против. Все лучше, чем за престарелого господина Забалуева, но кто меня спрашивает…», грустно подумалось Софье Петровне на слова матери, но естественно, ей и в голову не пришло озвучить этого вслух, отлично понимая, как разгневается Марья Алексеевна, услышав подобное. - А вот эта комната мне нравится, Сонечка, большая, светлая, просторная, с двумя окнами, будет вашей спальней с Андреем Платоновичем. Прислуга чуть ранее мне сказала, что в прошлом комнату занимала покойная баронесса, мать Владимира, губа у нее явно была не дура, выбрала самую лучшую спальню в поместье, а потом комната много лет пустовала. Мы же прогоним из этого дома призраков прошлого, и духа от прежних хозяев здесь не останется, теперь этой твой дом, доченька, ты будешь жить здесь с мужем, - с улыбкой заключила довольная княгиня в темно-бордовом бархатном платье и украшениях с рубинами и бриллиантами в ушах, на шее и ухоженных руках, обводя взглядом дорого обставленную комнату в бежевых тонах. За окном уже наступил зимний вечер, стремительно превращающийся в самую настоящую ночь, и тьма окутала своим мягким покрывалом весь мир. - Мне так непривычно, маменька, что теперь я буду жить не в нашем доме вместе с вами, а здесь совсем одна… - тихо и печально выдохнула Соня, покидая комнату, которую для нее и господина Забалуева выбрала мать, какая разница насколько хороша спальня, если в постель придется ложиться с престарелым Андреем Платоновичем. С куда большей радостью княжна предпочла бы выйти замуж за бывшего хозяина поместья барона Корфа, молодого красивого мужчину, и спать с ним в его комнате в зеленых тонах, кою княгиня назвала склепом. Но это лишь мечты, горькие несбыточные мечты – химеры… А реальность состоит в том, что уже завтра днем княжна станет госпожой Забалуевой, венчанной женой предводителя уездного дворянства, и терпеть его Соне до самой смерти немолодого супруга, о чем красноречиво напоминало изящное помолвочное кольцо с небесно-голубым топазом на безымянном пальце ее правой руки, которое завтра сменится обручальным. - Ну, почему же одна, доченька, во-первых, ты будешь здесь жить со своим мужем, Андрей Платонович будет о тебе заботиться, на руках носить и пылинки сдувать, никогда ничем не обидит. А во-вторых, я буду часто приезжать к тебе в гости, ты же не на край света переезжаешь, наше имение находится совсем близко, и я во всем буду тебе помогать. Теперь это твой дом, привыкай быть хозяйкой, прислугу не балуй, держи в строгости, не то распустится, крепостные должны знать свое место. А Полину, с которой развлекался барон, мы продадим, не хочу ее видеть, она напоминает мне о Корфе… - идя по коридору, промолвила Марья Алексеевна, ласково приобнимая дочь за плечи, искренне считая господина Забалуева очень удачной партией для Сони. Он богат, влиятелен и стар, а это значит, что после его смерти все состояние Андрея Платоновича перейдет к Софье Петровне, как к его вдове, то есть в семью Долгоруких, а уж княгиня сможет достойно распорядиться новым имуществом, как и этим поместьем. - Я буду всегда ждать вас в гости, маменька… - вымученно улыбнулась княжна, спускаясь вместе с княгиней по широкой лестнице с резными перилами, ведущей на первый этаж. За последние несколько дней они с матерью осмотрели всю усадьбу Корфов, дом был красивым и дорого обставленным, но здесь словно витал дух бывшего хозяина, Соне казалось, что в любой момент Владимир может вернуться сюда, хоть это и было невозможным, ведь имение теперь собственность ее семьи. - Поехали домой, Сонечка, нужно завершить последние приготовления к венчанию, твоя свадьба будет шикарной, о ней будет говорить весь уезд. А какое красивое подвенечное платье сшили в столице, просто прелесть, глаз не отвести, - с улыбкой произнесла Марья Алексеевна, поправляя выбившийся из аккуратной прически локон пальцами в перстнях с драгоценными каменьями, направляясь в сторону парадной. Княжна молча кивнула, соглашаясь со словами матери, ей и самой хотелось вернуться в их дом, где она выросла со старшими братом и сестрой, который искренне любила, какой был для нее знакомым и родным. А поместье Корфов для Софьи Петровны было холодным и чужим, хоть и богато обставленным, здесь будто все еще звучал бархатный баритон барона Корфа, эхом отражаясь от стен с картинами известных художников на них…