Твой выбор

      Жан ещё раз открыл сообщение хозяина квартиры. Тот с привычным дружелюбием сообщал о приближении срока оплаты. Сейчас это казалось издёвкой. Жан слишком хорошо помнил, сколько денег у него на карте — и их недостаточно.       Марко окончательно съехал, и квартира заметно опустела. Пространство ужалось и одновременно расширилось. А Кирштейн бродил по сквозной большой комнате мимо кровати, где спал Марко, мимо шкафа с некогда его вещами, мимо опустевших книжных полок. Неприятно было осознавать отсутствие Ботта.       Через неделю надо было заплатить за эту полупустую серую квартиру, а у Жана какие-то гроши. До зарплаты две недели. Почти детсадовская загадка.       С одной стороны можно было попросить в долг. Саша щедро осыпала бы его всем, что есть у неё, и даже ни на секунду не задумалась бы о своём положении. Такая уж она натура. Конни хоть крохами, но помог бы. Просить Марко не хотелось — они и так делили квартплату последние несколько лет, и процент вложений Ботта был выше, чем Жана. О Микасе и мысли не было. Как и о родителях — он тут пытался сепарироваться, а не давать матери очередной шанс облить его с ног до головы излишней заботой.       Жан немного сожалел, что Аккерман досталась квартира в наследство. А то позвал бы её к себе. От него до работы Микасы банально ближе.       Можно, конечно, напроситься жить у неё. Она без задней мысли впустит его и только потом осознает. Станет неудобно до чертиков. Внешне вряд ли как-то проявится, но мелкие едва заметные детали выдадут Аккерман с головой.       Они даже не парочка, чтоб жить вместе. Да и не загнанные обстоятельствами студенты. Так что и просить её не стоило.       Кирштейн не хотел расставаться с этой квартирой. Небольшая, но уютная, с двумя комнатами - одна сквозная, просторная, а вторая вытянутая и самая тёплая. Маленькая кухня, где они месяцами планировали расстановку всего — всё должно было влезть и быть удобным. Даже балкон был — выходил на тихую улочку с пекарней и букинистическим магазинчиком. Отсюда рукой подать до центра и до университета Жана.       Съезжать означало предать эпоху. Они первые с Марко съехали на последних курсах. Тут бесчисленное множество раз ночевали Саша и Конни. Однажды по пьяни Райнер разгромил тут всё и на утро стыдливо убирался, обещая заплатить за сломанную дверцу шкафа. Тут Армин и Энни укрылись однажды в ванне на несколько часов посреди общего веселья, и один бог знает, чем занимались. Но на следующее утро уголки глаз Леонхарт были красными, и она крепко держала Арлерта за руку. Тут Микаса, которая просто притащилась за Эреном в один из разов, торчала на закрытом случайно балконе и впервые позволила Жану быть так близко. Всё ещё было стыдно за бьющееся в истерике сердце в груди — Микаса его тогда наверняка слышала.       Эта квартира была пронизана их прошлым — всей этой разношерстной стаей, непонятно для чего сбившейся в один угол большого города. Они до сих весело всё это вспоминали и иногда частями даже собирались. Конни тут ночевал, приезжая по делам в город. Райнер дежурно заходил почесать языками. Армин любит заглядывать в выходной.       Но сообщение от хозяина квартиры высвечивалось и ранило глаза то ли яркостью экрана, то ли этим насмехающимся дружелюбием. Рано или поздно Жану придётся открыть объявления и ужаснуться, как мало он может себе позволить за свои полставки. Осенью станет легче, он станет полноценным научным сотрудником. Возможно, выиграет пару грантов, как ему и прочат. В общем, станет легче. Но к этому времени эту квартиру он потеряет.       Жан выдохнул и сунул телефон в карман. Ещё есть неделя. А жизнь иногда и за день меняется. Кирштейн не был оптимистом, но годы сожительства с Марко воспитывают внутри что-то такое. Жан даже замечал, как порой в голове звучал непривычный радостный тон Ботта. Вот так люди и проникают в тебя. Наверно, навсегда.       Жан накинул лямку рюкзака на плечо и вышел, закрывая дверь привычным движением. На прощанье махнул наклейке около ручки — это Саша на удачу приклеила. Её это, конечно, не спасло, но Кирштейн не убирал. Ему нравилась эта мультяшная мордашка.       Телефон завибрировал, и Жан вытащил, мельком поглядывая. Это была Микаса. Кирштейн улыбнулся — непроизвольная реакция на все её сообщения — и открыл.       Микаса: Удачи с руководителем       Жан кивнул, как дурак, словно это был живой разговор.       Жан: И пусть удача пребудет со мной...       Микаса: Да       Микаса: Постой       Микаса: Это откуда-то, да       Микаса: Я опять это не знаю       Жан не сдержал смешка. Он с Армином грозился показать ей всю франшизу Звёздных войн, но замысел они так и не осуществили.       Как легко было позвать Микасу смотреть кино прямо сейчас — просто написать, зная о её выходных. А потом в полутьме комнаты уже сломать эту хрупкую перегородку между ними — чуть более чувственными объятиями, поцелуем в шею до мурашек, касанием оголенного бедра и лёгким движением пальцев по его внутренней стороне до самой кромки коротких домашних шорт. У них и так атмосфера стала непонятной, двусмысленной, почти очевидной, но не хватало решительного шага. Оба будто понимали это — и не делали. Потому что в самую последнюю секунду где-то совсем позади появлялся Эрен. Одно его упоминание – и расстояние между ними увеличивалось. Иногда даже физически. Словно Йегер должен был там стоять в реальности, не давая перешагнуть через себя.       Жан пообещал себе ждать, пока образ Эрена не исчезнет. Так было честно. Это не война за территорию. Микаса должна выбрать сама, сознательно решая, в чью сторону сделает шаг. Возможно, она выберет Эрена. И Жан был готов к этому уже давно. Скорее даже настроился на этот расклад и принял его. Смирился, подавляя боль, которая накатывала волнами.       Лишь последние пару месяцев внутри все томилось от ожидания. Микаса словно обернулась и впервые со всей четкостью разглядела его. А у Кирштейна появился осязаемый реальный шанс — и сердце от этого колотилось с бешенной силой. Словно им снова по семнадцать, и он до безумия влюблен.       Кирштейн замер с телефонам в руках, не в силах ответить. Хотелось позвать её. Они одни на кровати Марко, на том пушистом смешном пледе, который напоминал траву. И рука медленно в полутьме скользнет под растянутую футболку, касаясь горячего живота.       Жан: Потому что ты не согласилась тогда с нами смотреть!       Микаса: Я потом посмотрю       Микаса: Однажды       Жан фыркнул. До нужной аудитории он уже дошел. Дальше только минут сорок ворчания старика, вычеркивание собственных блистательных фраз из работы и возмущение, что защита уже на носу, а все в таком плохом состоянии. Он к этому давно привык. Пожелание удачи от Микасы грело, но спасти от этой нудной обязанности не могло.       Спустя эти сорок минут Жан был выжат как лимон. Он вынырнул из учебного корпуса с копошащимися студентами в прохладу улицы — и выдохнул. Рюкзак словно потяжелел от исписанных листов с замечаниями и правками. Рука машинально потянулась к телефону, и Жан позвонил Микасе.       — Занята? — пробурчал он в трубку.       — Перерыв, — сказала Микаса. — Как прошло?       Жан чуть не сорвался на резкость — будто по его голосу не слышно. Но сдержался и глубоко выдохнул.       — Паршиво, — ответил он.       Микаса вздохнула.       — Конец близок, — сказала она тихо.       Жан чувствовал, что она не улыбается, но в этих словах успокоение. Угадывать её настроение и посыл слов по голосу в трубке – это то, в чём наловчился.       — И зима, — вздохнул он.       Пауза.       — Это опять то, что я не знаю?       — Это «Игра Престолов», Микаса, — вздохнул Жан. — Ты ворчала на последний сезон.       — Ах! Эрен тоже. Сказал, сделать главную героиню злодейкой – это ужасный ход. Хуже только путешествия во времени.       — Много ли он там понимает, — пробурчал Кирштейн.       — Ты придёшь сегодня?       Вот так внезапно. В последнее время они сокращали количество слов до заветного «а мы увидимся сегодня». Как-то само выходило. Жан хотел, чтоб однажды спрашивать не было нужды – потому что нужно будет лишь зайти на кухню или повернуться на другой бок на кровати.       — Я напишу. Сейчас ещё дела, — сказал Жан, улыбаясь.       Шум болтовни будто смолк, и весь мир сузился до телефона в руке и голоса там.       — Я буду ждать, — сказала Аккерман.       Кирштейн почувствовал в её голосе улыбку. И сам невольно закрыл глаза, мысленно молясь о том, чтоб ничего не испортило его вечер.       — Тогда до встречи, — усмехнулся он.       Усталость как рукой сняло, на её место пришло приятное спокойствие и удовлетворение. Он не хотел сворачивать горы, но и тело стало легче, а страницы с заметками и ворчливый голос вовсе забылись.       Когда телефон вновь завибрировал, то Жан даже не сразу это заметил. Достал его и блаженно принял вызов, в последнюю секунду заметив, что имя там вовсе не Аккерман, а Йегера.       — Жан, — сказал Эрен в трубку.       Настроение сразу испортилось.       — Непривычное начало, — насторожился Кирштейн.       — Пошел к черту, — огрызнулся Йегер устало. — Я просто тебя по имени назвал. Это странно?       — Твой звонок мне – да, — сказал тот спокойно. — Ты обычно в горящей комнате сидишь и орёшь в трубку, а сейчас спокоен, как удав.       — Потому что я с просьбой, — вздохнул Эрен. — С предложением.       — О-о-о, — протянул Жан.       Он повернул, идя по улице. Почему-то его охватило ощущение неизбежности этого поворота в его пути и этого разговора. Не могло быть всё так хорошо с Микасой. Может Эрен это чувствовал? Или даже знал?       — Я серьёзно, — голос Йегера стал тише.       Жан даже напрягся. Для Эрена характерней более резкая речь, пылкое возмущение и яркие реакции. Да, он стал тише с возрастом, но что-то навсегда осталось от того семнадцатилетнего выскочки, с которым они чуть не подрались в первую встречу из-за сущей мелочи.       — Я могу пожить у тебя?       Тот поворот, думал Жан. Если он вернётся назад, то отменит это развитие событий?