Твой выбор

      Жан раздраженно снял полотенце со стула.       — Уноси, пожалуйста, полотенца в ванну, — сказал он, сжимая в руках махровое нечто с причудливым рисунком.       С длинных волос Эрена капала вода так, словно самим полотенцем он так и не воспользовался – просто вынес из душа.       — Унёс бы, — сказал Йегер с едва скрываемым ответным раздражением.       — После того, как оно бы тут заплесневело?       — Возможно, — огрызнулся Йегер. — Оно всё равно моё. Какая разница?       — А живёшь ты теперь у меня! Вот какая разница, — Жан кинул полотенце в рожу Эрена.       Тот отшатнулся, не успев поймать, и смешно в нём запутался, словно кот. Потом стянул и яростно взглянул на Кирштейна. Длинная челка и смешная бородка добавляли Эрену какой-то дикости, отчего ощущение было неприятное.       — Господи, побрейся, — вздохнул Жан. — Выглядишь как преступник.       — Тебя не спрашивал, — огрызнулся Эрен.       Кирштейн радовался уже тому, что загнал Йегера в душ. От него не то, чтобы воняло, но он был на опасной границе. Вообще при первом взгляде Жан даже испугался – вдруг придется самому это чудовище отмывать? Но, кажется, Эрен справился самостоятельно.       Кирштейн достаточно давно не пересекался с Йегером, чтоб в принципе немного ужаснуться перемен. Волосы отросли ещё ниже, словно Эрен сознательно игнорировал парикмахерские. Расчесывать он их тоже не собирался. Жан приготовился в душе к засору из-за тёмных жёстких волос нового жильца.       Под глазами у Эрена были круги, а взгляд – уставший. Да, Йегер отвечал и даже подкалывал в ответ, они всё так же цапались по мелочам и бесились друг с друга. Но что-то было не так. Жана это тревожило по непонятной причине. Может, вид разбитого и уставшего Йегера как-то особенно действовал.       — Ужин на плите, — отмахнулся Жан. — В смысле паста и гарнир из мяса. Ешь, а то совсем исхудаешь и исчезнешь.       — А ты как заботливая бабушка, — усмехнулся Эрен.       Кирштейн выловил взгляд зелёных глаз.       — А ты как псина дворовая, — сказал он серьёзно. — Подкормить охота.       — Чем ты и занимаешься.       — Дать по рёбрам тоже.       Эрен едва заметно улыбнулся. Он направился на кухню, а Жан – к себе.       По рёбрам на самом деле дать не хотелось, а вот провести рукой и пересчитать, нащупывая каждое, очень даже. И Кирштейн не мог себе объяснить, почему ему это не нравилось.       — Пересолил пасту, — раздался приглушенный голос Эрена.       — Пошёл в жопу, в следующий раз готовишь ты, — отозвался Кирштейн.       — А ты раньше приходишь.       Жан скрипнул зубами. Его быстро бросало от какой-то щемящей жалости к желанию придушить Йегера прямо сейчас – и пусть найдут его тело в одних растянутых штанах, еле державшихся на бёдрах.       Кирштейн выдохнул и открыл диалог с Микасой в соседней вкладке, игнорируя миллион других с материалами к его научной работе.       Микаса: У вас всё нормально?       Он так и не пришёл к ней в тот вечер. Сердце болело от упущенной возможности, словно он навсегда потерял этот шанс. Да и сейчас всё будто медленно, но верно откатывалось во времена, когда Аккерман интересовал только Эрен. Жану не нравилось – там ему не было места. Но если это выбор Микасы, то оставалось только смириться.       Жан: Мы не сходимся в бытовых вещах.       Жан: Это повод подать на развод.       Жан: Не дай бог кофе ставит не на подставку!       Микаса мгновенно прочитала сообщения и несколько раз начинала набирать ответ, но всё время сбивалась.       Микаса: Звучит хорошо. Значит, вы поладили       Жан хотел бы поспорить. Но присутствие Йегера раздражало только поверхностно. С ним квартира заполнилась – не так, как с Марко, но по-своему. От этого было спокойней.       Скажи кто Жану пару лет назад, что он даже рад будет делить крышу с Эреном, то убил бы. Нереалистичный сценарий.       Да и сейчас мало кто поверит. Микаса сама пару раз переспросила. Призналась, что под предложением «спросить у знакомых» в последнюю очередь думала о Кирштейне. Оно и понятно – он бы сам так думал. Но когда открыл дверь Йегеру, то неожиданно улыбнулся.       От мыслей отвлёк звук сообщения. В этот раз Армин, отчего Кирштейн немного удивился. Но Микаса скорее всего рассказала.       Армин: Жан, скажи, что вы друг друга с Эреном не убили…       Жан: Зря надеешься.       Армин: Я серьёзно.       Армин: Он в порядке?       Армин: В последнее время он… Ну, всё трудно.       Армин: В смысле говори, если что.       Армин: Его правда мало кто может вынести.       Жан улыбнулся.       Жан: Я недавно вступил в этот клуб.       Жан: Могу выдержать Эрена Йегера 24 часа! Грамоту дают?       Армин: Сразу премию, без шуток. Если мы про период, который у него сейчас…       Кирштейн почему-то понимал. Что Микаса, что Арлерт не особо говорили про то, почему Эрен так изменился. Но было ясно – с этим парнем сейчас не всё в порядке. Жан не хотел это разгребать и как-то кого-то спасать. Но мог хотя бы побыть хорошим другом и оказать посильную поддержку.       Если, конечно, их считать друзьями – при всей сложности истории взаимоотношений. От чуть ли не драк до сносных товарищеских отношений и незримого, но ощутимого кожей соперничества. Это что-то сложнее дружбы, глубже и непонятней. Но это не повод отвернуться от Йегера тогда, когда он не всегда может найти в себе силы вовремя принять в душ или поесть больше одного раз за два дня.       Жан: Если всё же знаешь способы дрессировки этого зверя, то дай знать.       Жан: Реально поможет.       Армин в ответ «рассмеялся» забавным стикером. Жан выдохнул, закрыл диалоги и вернулся к ненавистным вкладкам с материалами для работы.       Каким-то образом Эрен подошёл совсем бесшумно к его тахте и бесцеремонно лёг рядом, мельком глянув на экран.       Как кот, ей-богу.       — Тебе заняться нечем? — вздохнул Жан, потому что голова Эрена закрыла половину текста.       Тот неожиданно лёг на бедро Кирштейна, сидевшего по-турецки со складным столиком, на котором и был ноутбук.       — Если честно – да, — признался Йегер.       Рука была как раз над головой Эрена и одно неловкое движение – и он словно гладит его, как кота. Жан отогнал эту мысль, заведя руку за голову.       — Книжку почитай.       От мокрых волос Йегера пижамные штаны Жана тоже стремительно намокали. Кирштейн раздраженно выдохнул.       — Нет, спасибо, — ответил Эрен. — Намочить тебе штаны круче.       — Спасибо, твою мать! — огрызнулся Жан.       — Не ори, ты так шевелишься, — тихо сказал Йегер. — Неудобно.       — Я тебе не подушка, — заметил Кирштейн.       — Я не могу спать на подушках.       Даже не знаешь, что на это выдать. Жан выдохнул.       — Скоро уйду, — отмахнулся Эрен. — Просто… Полежу.       Кирштейн смотрел на него с непониманием и толикой жалости. Привычный Эрен бы развопился или начал бы активней возмущаться. Может ткнул бы его в бок, чтоб заткнулся или вроде того.       Жан продолжил читать заумную статью, стараясь не думать о мокрых штанах и неприятной прохладе от этого. Потребовалось ещё минут десять, прежде чем он понял – Йегер вообще уснул. Он правда устроился на бедре Жана и мерно дышал. Его тело немного расслабилось и потяжелело, одна рука забавно вытянулась, свисая с края тахты. Он был похож на ребёнка, который пригрелся и задремал.       Кирштейн неловко наблюдал, не зная, куда деть руку, которая грозилась лечь на голову Эрена. Да и сама сцена вызывала странную смесь смущения и трогательного чувства спокойствия. Жан одной рукой выудил сложенный плед со спинки тахты и кривым движением раскрыл его, укрывая Йегера. Тот во сне ощутил тепло и ухватился одной ладонью за край пледа, дотянув до носа. Жан улыбнулся, глядя на это.       — А ночью ты что делать будешь? — спросил он тихо, вспоминая вечный упрёк матери, когда сам придремывал в ранний вечер.       Но если судить по темным кругам под глазами, то Йегеру сон не помешает в любом виде.       Проснулся Эрен спустя час с лишним, когда Жан сдался улучшить фрагмент своей научной работы и переключился на лучшую альтернативу обездвиженного существования – видео с ютуба.       — Что за хрень ты смотришь? — пробурчал Йегер хрипло.       — Сам ты хрень, — возмутился Кирштейн, ставя на паузу. — Часто ты на людях засыпаешь, словно кот?       Эрен привстал, сонно оглядывая комнату. Он будто не помнил, что сам пришёл сюда. Потом медленно перевёл взгляд на Жана и устало вздохнул.       — Ты первый, — сказал он.       — В жизни не поверю, — отозвался Жан.       Эрен был в замедленно режиме. Он сел нормально и поправил плед, словно без него было слишком холодно. Потом убрал волосы назад, напомнив Жану, что лицом вышел получше – более тонкие черты лица и большие глаза с тёмными густыми ресницами смотрелись выигрышней, чем то, что Кирштейн видел в зеркале каждый день.       Потом Йегер зевнул и протёр глаза. Проснуться он, видимо, никак не мог.       — Иди умойся, — выдохнул Жан. — Проснёшься заодно.       Эрен неохотно последовал этому совету, удалившись из комнаты. Кирштейн чувствовал, как легко стало бедру, ставшему на этот час подушкой Йегера. Ощутил прохладу от влажной ткани, что касалась кожи. Рукой коснулся ещё теплого пледа и вздохнул.       Эрен не вернулся – это и радовало, и настораживало. Но Жан спокойно досмотрел ещё пару видео, вырубил ноут и взялся за книгу по учебе. Под ночь глаза уже слипались, а голова кристально отчистилась от всех странных мыслей про сегодняшний день. Поэтому Жан хотел только провалиться в долгожданный сон – до будильника и работы.       Йегер всё это время торчал на кровати, занимаясь неизвестно чем. Жан застал его за залипанием с какую-то примитивную игру на телефоне. Эрен без энтузиазма гонял разноцветные шары в поисках нужной комбинации. Казалось, он забивает свой мозг, чтоб не думать. Во всяком случае Жан пользовался вот такими штуками именно для этого.       На Кирштейна тот внимание не обратил, и поэтому даже говорить ничего не хотелось. Жан прошёл мимо в ванну, а потом обратно. На ночь как обычно запер дверь, стараясь не думать о том, что ещё пару часов назад тут дрых Эрен. Почему-то эта мысль сбивала – хотя бы тем, что это была не галлюцинация.       Но сегодня сон не шёл вообще. В темноте комнаты отчетливо виднелся потолок со старой побелкой – и Жан тупо пялился в него. Сонливость как рукой сняло, зато неожиданно мозг затопило в разрозненных мыслях. Кирштейн пытался уцепиться хоть за одну, развернуть и тщательно обдумать, чтоб как-то успокоиться, но не мог. Всё так или иначе было связано с Эреном, и это раздражало вдвойне.       Йегер тут всего пару дней, а уже казался деталью, подходившей изначально. От его присутствия становилось спокойно, но в каком-то странном свете. Это не умиротворенная идиллия, а что-то привычное. Вертелось слово «родное», но оно скорее смущало. Может, действовала ностальгия по тому времени, когда всё было попроще, и они все учились. Жан подозревал, что так и было.       На другом конце клубка мыслей была Микаса. Невероятно угнетало, что теперь Эрен будет в её поле зрения часто и постоянно. А ещё нелепей было, что случится это из-за Жана. Какая-то злая шутка. В конце концов, наверно, всё закончится неизбежным сближением этих двоих после затяжного кризиса, а Жан останется здесь – за закрытой дверью в другой комнате. Так всегда было. Кажется, так и будет.       Иногда Кирштейн думал сдаться. Он и так не особо боролся – против связи Эрена и Микасы особо и не выступишь. Тут только капитуляция и жалкие потуги после – больше дружеские. Поэтому сдаться тут означало окончательно опустить руки. Отойти, отвернуться и попытаться посмотреть по сторонам. В мире столько прекрасных и потрясающий вещей, что одна влюбленность точно не стоила стольких боли, страданий и бессонных ночей. Это тянулось так долго, что отнимало силы, ограничивало движения и мешало дышать спокойно.       У Жана внутри если не огромное ножевое ранение, то точно неприятное зудящее воспаление. Будучи подростком прыщи он безжалостно давил, а мозоли протыкал. А тут терпел назревающий нарыв и ничего не делал сознательно.       Кирштейн закрыл глаза и выдохнул. Кто по итогу виноват, что его жизнь стала такой – Эрен Йегер в соседней комнате или Микаса Аккерман на первом месте в списке друзей?       В тишине слышался какой-то странный звук, приглушенно доносившийся откуда-то. Кирштейн не мог понять – это с улицы или может даже соседи? Вслушивался, пытаясь узнать его природу.       Озарение пришло не сразу. Жан в конце концов понял – это плач. Тихий, сдерживаемый всеми силами, но надрывный.       Следующая мысль пронзила – это не с улицы и не у соседей. Это в комнате за дверью.       Жан пулей встал, а потом застыл в шаге от двери. Теперь спутать ни с чем нельзя было. Это правда плач, почти скулёж – такой больной и даже отчаянный. И немного уставший.       В той комнате только Эрен. Это осознание словно било под дых.       Жан сделал шаг к двери и замер. Он вслушался в звуки в соседней комнате, не в силах поверить в услышанное.       Но ему не показалось.       Открыть дверь он не мог. Сил не хватало. Да и что он сделает? Замрет неловко над рыдающим в полусне Йегером? Утешит трогательным объятиями и поглаживаниями по спине, словно маленького ребёнка в истерике? Наорёт за шум посреди ночи?       Жан коснулся лбом двери и выдохнул. Плач стоял в его ушах или был в реальности? Кирштейн уже не знал, но хотел, чтоб всё это было сном.       Он отошел и лёг в кровать. Это трусость, но не мог заставить себя открыть дверь и войти в комнату, подойти к Эрену и сделать что угодно. Поэтому Жан закрыл уши руками – так, как делал в детстве.       Но плач уже был внутри него, проник в сознание, в мысли, а потом и в тревожный хлипкий сон. И под конец Кирштейну казалось, что это он плачет – так больно и отчаянно.