Твой выбор

      Жан переводил взгляд с открытой статьи на какой-то невнятный пост, на который наткнулся недавно. Ни на том, ни на другом не фокусировался. Просто пробегался по предложению-другому и попадал в какую-то яму из собственных мыслей, начисто забывая всё прочитанное. Хуже всего, что сроки по статье горели. Но ничего просто не выходило – Жан не мог и пяти минут сосредоточенно просидеть.       С одной стороны его донимала ситуация с Микасой. Она немного отдалилась. Не очень заметно, если плохо знаешь Аккерман. Но Кирштейн научился улавливать её мысли и даже читать их по её действиям. Сейчас Жан чувствовал – что-то не так. Может она и не отстранялась во время поцелуя и всё также отвечала на сообщения, но Кирштейн ощущал, как между ними всё же появилась едва заметная вуаль.       Жан понимал – нужно поговорить о той ночи. Но не решался. Каждый раз что-то его останавливало и не давало открыть рот. Он знал, так нельзя. Но и заставить себя не мог.       Микаса: Уже дописал       Жан вздохнул.       Жан: Нет, вообще туго идёт. Старый хрыч сожрёт меня.       Все их диалоги теперь казались немножечко фальшивыми. Вроде бы ничего не изменилось, но на самом деле они все просто игнорируют огромную проблему совсем рядом. Даже немного тошно, что всё так обернулось.       Микаса: Не думаю, по твоим рассказам он не злой       Жан протёр лицо руками. Почему-то теперь такие повседневные мелочи иногда ощущались тягостью. И Кирштейн понятия не имел, как всё это облегчить.       Хуже дела обстояли с Эреном. Они вроде жили вместе, но с той ночи перестали разговаривать. Даже дежурные фразы исчезли. Оба тщательно игнорировали присутствие друг друга.       Но только до ночи. Потом всё равно ложились в одну кровать, словно проклятые. И под утро просыпались чуть ли не объятьях. Жан даже поймал себя на мысли спросонья, что под утро в дрёме тянется к Йегеру, а тот послушно прижимается к нему.       Об этом они не говорили. Просто мирились с деталью быта – спать вместе. Жан хотел получить свободу от этого. Вдруг так полегчает и все узелки напряжения развяжутся от груди до самого низа живота?       Но Эрен уехал на день-полтора с Хисторией на какую-то работу, и Жан открыл страшное. Один он спать не может.       Сначала Кирштейн обрадовался, что квартира вся целиком его. Наконец он сможет поспать в своей кровати. Но к ночи она стала неудобной. И дело было даже не в одиночестве, а в каком-то странном ощущении Йегера рядом. Словно их ритуал избавления от кошмаров каким-то образом отразился и на Кирштейне. Теперь и он повязан с Эреном – не уснёт без него.       Жан сидел весь на иголках ещё от одной мысли, что эту ночь Йегер провел в непонятной близости к Рейсс. В обычные дни Кирштейн не мог и мысли допустить об их отношениях – от романтических до сексуальных. Слишком диким это казалось. Разве что странная поддерживающая дружба – Эрен звонил Хистории только в худшие дни. И сама она отвечала тем же, если судить по тихому разбитому голосу, который Жан краем ухом слышал пару раз.       Но именно в эту ночь всё здравомыслие покинуло его. В голове были всевозможные картины, одна хуже другой.       Почему-то становилось тошно от мысли, что посреди ночи Эрен, одолеваемый непонятным страхом холода, приходит к Хистории в постель. Словно это право было только у Жана – видеть эти ночные терзания Йегера и прогнать их прочь теплом своего тела, распутывая пальцами волосы после неопрятной сушки перед самым погружением в долгожданное небытие.       Одна мысль, что на его месте могла быть Хистория – и руки дрожали, внутри всё колотилось от обиды и гнева. Не могла быть. Это неправильно.       И сейчас Кирштейна бросало то в мысли о Микасе с её едва заметной отдалённостью, то в опасения насчет ночи Эрена и Хистории, где Жана так легко заменяли Рейсс без потерь. Возможно, даже с удовольствием. Уж Хистория лучше сварливого Кирштейна.       Очередные бессмысленные предложения смешались в голове. Жану очень хотелось чем-то забить мозг, чтоб там не было места ни Аккерман, ни Йегеру. Но они, словно сорняки, по очереди прорастали, а потом стебли словно переплетались. И одного уже было не отделить от другого.       В замке что-то щёлкнуло и Жан вздрогнул, оборачиваясь. Эрен устало зашёл, шаркая ногами. Кирштейн не удержался и проследил за ним взглядом. Йегер прошёл мимо к комоду и кинул сумку к кровати. Потом обернулся на Жана. На пару мгновений их взгляды встретились, и Кирштейн неожиданно понял, как сильно это его проняло.       — Как спалось? — выпалил он, чтобы скрыть смущение.       Эрен опять посмотрел на него, и от зелени его глаз стало совсем худо - до мурашек и озноба.       — Хреново, — сообщил Йегер.       Потом сел на кровать и открыл сумку.       — Беспокоишься что ли?       Жан напрягся. Колотить внутри не перестало, но затихло.       — Ты как облезлый кот, — фыркнул он. — А жалко всё равно будет.       Эрен начал вытаскивать вещи и какую-то кипу бумаг – видимо, что-то рабочее. И только потом посмотрел на Кирштейна.       — Сомнительный комплимент, — заметил он.       — А я и не пытался, — хмыкнул он.       — Но жалко будет?       Жан прикусил губу.       — К каждой твари привязываешься.       — О, взаимно.       Эрен выложил мятую рубашку и положил бумаги на стол, кинув сверху папку. Жан молча за этим проследил.       — Что, боялся, что ли? — неожиданно усмехнулся Йегер, проходя мимо.       Он замер прямо перед Кирштейном. Жан опять ощутил прилив смущения и почему-то злости.       — Без меня у тебя есть Хистория, — огрызнулся он.       Уголок губы опустился, а взгляд похолодел. Жан мгновенно пожалел о словах, но всё раздражение на выдуманный образ Рейсс вылился наружу слишком резко. Вновь начало колотить с новой силой.       Кажется, Микаса что-то написала, но Кирштейн не мог отвести взгляд от Эрена.       — Я, кажется, должен сделать футболку, — сказал он чуть хрипло. — Что я ни с кем не сплю. Для тебя – про Микасу, для Микасы – про тебя. А для вас обоих – про Хисторию.       — Уж прости, — Кирштейн поморщился. — Так уж вы выглядите со стороны.       Эрен уперся кулаками о стол и чуть наклонился.       — Как?       Кирштейн вздрогнул. Он так часто сцеплялись с Эреном по мелким поводам и прожигали друг друга взглядами, что пора было уже привыкнуть. Но сейчас не было ненависти – только усталость и смесь раздражения и разочарования. Это задевало сильнее жгучей злости, что раньше сверкала в этих глазах.       — Как люди, которые спят друг с другом? — Эрен не дрогнул.       Жан рассматривал его лицо и пытался понять, что так изменилось в нём за пару последних лет. Волосы неприлично отрасли, лёгкая небритость без слежки превращалась в сущий кошмар. Под глаза въелись круги, а во взгляде больше не было огонька. И каким-то образом он всё ещё был до неприличия красив. Теперь добавилось что-то сверхъестественное и даже пугающее, но это же и притягивало.       — Как люди с чем-то неоднозначным, — проговорил Жан, отводя взгляд.       Он набрался храбрости встать, отчего Эрену пришлось выпрямиться. Теперь преимущество роста должно было помочь Кирштейну, но нет. Каким-то образом Йегер всё ещё внушал смесь чувств от страха до трепета.       — Потому что так вышло, — брови Эрена чуть дрогнули. — В трудные моменты мы оказались рядом, и нам это помогло.       Он выдохнул, и ощущение страха чуть отступило.       — Мы словно тонем вместе, и это лучше, чем одному.       Жан ощутил прилив крови к щекам и стук сердца где-то в висках.       — О, мы для тебя никто? — идиотская улыбка вылезла на лице.       Эрен нахмурился, поднимая взгляд.       — Микаса и… — Жан будто боролся с тем, чтоб закончить. — И я.       Йегер удивился – его глаза чуть округлились, а губы дрогнули.       — Мы оба есть у тебя, но ты выбираешь Рейсс? — внутри всё, что накопилось за ночь, закипало. — С которой вас связывает неизвестно что?       Эрен выдохнул.       — Я не хочу втягивать в это Микасу.       — О, ну так она уже втянута!       — Нет, пока расстояние между нами растет!       Вот теперь этот огонёк появился. Слабый и далёкий, но Жан с восторгом наблюдал. Эрен злился и от этого оживал.       — Ты делаешь ей больно, — сказал Жан тише.       — Я не хочу ей делать больно, — повторил Эрен. — Я хочу, чтоб она оставила меня, выбрав кого-то достойного.       Он поднял взгляд на Кирштейна с вызовом. И неожиданно Жан понял, что Йегер злится на него, но при этом признает.       — В смысле? — Жан проморгался.       — Просто… Оставьте меня, так будет лучше.       Злость с новой волной вернулась в грудь.       — Для кого?       — Для всех.       — Не для неё.       Эрен поджал губы, не в силах что-то ещё сказать. Только с нарастающей тихой яростью смотрел. Жан разглядывал чуть покрасневшие от эмоций щёки и оживший взгляд, возвращаясь то и дело к губам.       — Не решай за неё, — четко проговорил Йегер.       — А ты что делаешь? — усмехнулся Кирштейн. — Не решаешь ли случайно за неё?       — Если и решаю, то только в лучшую сторону, — огрызнулся он.       Даже голос словно изменился – в нём стало больше энергии и тех ноток из прошлого. Того самого Эрена, который так бесил. Только сейчас всё дрожало в возбуждении, а не билось в ярости. Но где-то в основе эти чувства были так похожи.       — Ты просто хочешь спрятаться ото всех, думая, что так будет лучше, — выплюнул Жан. — Но так вышло, парень, что ты крепко повязан с другими людьми, и от своих выходок делаешь им хуже.       Он набрал воздуха в груди, руки сами вцепились в ворот футболки. Эрен попытался схватиться в пальцы и отступить, но не смог – Кирштейн неожиданно был сильнее.       — И чем больше ты закапываешь себя, тем меньше воздуха оставляешь нам, — выдал Жан. — Микасе.       Набрал воздуха в грудь, ощущая, как неожиданно все узелки – от груди до низа живота – ослабевают.       — И меня.       — Обрежьте это, — Йегер отвёл взгляд.       Он снова затухал и возвращался к тому состоянию, в котором вызывал только жалость.       — Порвите все связи, оставьте меня, я не знаю, — выдохнул он. — Отцепитесь. Живите сами, без меня.       Эрен посмотрел на Жана – взгляд снова стал прежним, тёмным и усталым.       — Так будет лучше.       Кирштейн раздраженно сделал ещё один шаг, и Эрен спиной врезался в комод, упираясь руками в него.       — Ты нам дорог, — сказал он с нарастающим гневом.       И прежде, чем Йегер отвёл взгляд или открыл рот, чтоб возразить, Кирштейн его поцеловал. Губы у Эрена неожиданно оказались солёными, но мягкими. Ему казалось, что Эрен их обкусывает, но нет.       Руки от ворота рубашки перешли к шее, пальцы запутались в волосах – Йегер опять даже не потрудился их расчесать.       Эрен успел только вдохнуть, его ладонь упёрлась в грудь Кирштейна, а вторая сжала футболку. Жан целовал его, ощущая, как все полярные чувства, бушевавшие последние сутки в нём, соединялись во что-то причудливое, приятное и правильное. И оно – в этом поцелуе, который в какой-то опасной грани от кусания от переизбытка чувств.       Когда Кирштейн отстранился, то реальность разом навалилась на него, не дав даже выдохнуть и насладиться этим странным мгновением.       — Я не… — начал Жан, растерянно глядя на Эрена.       Тот поднял настороженный и оторопелый взгляд. Хоть без страха, но с таким диким удивлением, что становилось не по себе.       — Не хотел? — тихо уточнил Йегер с вызовом.       Хотел. До какого-то трепета внутри хотел. Почти до физического ощущения боли хотел. До злости хотел. И, кажется, говорить Эрену это не нужно было.       — Извини, — пробормотал Жан. — Это было… Случайностью.       Удивление сошло на нет, зато осталась злость. Кирштейн опять почувствовал, что ему одновременно радостно видеть оживающего из-за сильных чувств Эрена, и в какой-то степени раздражает.       Йегер прошёл мимо, задев Жана плечом. Кирштейн какое-то время смотрел под ноги, разглядывая старый ковёр и едва заметные половицы с царапинками и облупившейся по краям краской.       Теперь всё точно сломалось. Окончательно. Жан не знал, что делать и как подступиться к самому себе с этим новым чувством. Отречься от него или принять?       А Микаса? А что с Микасой? Кирштейн выдохнул и закрыл глаза. Всё стало таким сложным, одно не отделялось от другого, и будто никакого решения не было. Только вот это отчаяние.       Эрен уснул после душа в кровати – опять забыл забраться под одеяло и хоть как-то вытереть волосы. Жан заметил это случайно, проходя мимо. Весь вечер он провёл в комнате, боясь пересекаться с Йегером. Но сейчас, когда тот спал, стало легче.       Жан подчинился внутреннему импульсу и лёг рядом, стараясь не задевать Йегера – только натянул на него одеяло. Хотя бы одну ночь можно простить. А потом будут дни, полные молчания – с Микасой о той ночи, с Эреном об этом поцелуе. Всё будто рушилось – и виноват был сам Кирштейн, но как всё исправить и починить? Он не знал.       Жан закрыл глаза и выдохнул, сглатывая подступившие слёзы. Эрен в этот момент заворочался и по какой-то старой привычке потянулся к теплу живого человека, уткнувшись в результате носом в плечо Жана. Кирштейн вдохнул знакомый запах от волос Йегера, закрыв глаза.       — Мерзко, — прошептал Эрен.       Жан чуть вздрогнул, но не успел отстраниться. Йегер уже поднял на него взгляд и в полутьме спокойно смотрел чуть ли не в душу.       — Надеюсь, моё белье ты не нюхал, — сказал он с едва заметной улыбкой.       — Я не…       — Мне плевать, — Эрен опять закрыл глаза и уткнулся в плечо, шумно вдыхая. — Мне нравится, что от нас пахнет одинаково.       Кирштейн устало закрыл глаза. Весь день вымотал его, и сейчас даже не хотелось всё это пропускать через себя. Можно было просто принять, что Йегер опять вёл себя странно.       — Прости, — выдохнул Жан спустя несколько минут.       Тёплая ладонь Эрена нашла его руку под одеялом. Почему-то Кирштейн вцепился в неё так, словно это спасательный круг. Но на утро реальность вновь вернётся – и с ней надо будет что-то решать.       С Эреном.       С Микасой.       С ними двумя.