День за днём, урок за уроком, попытки поесть и такие же попытки уснуть. Антон словно впадает в оцепенение — жизнь движется, пока он смотрит на неё будто со стороны.
Ира каждый день донимает его рассказами о своей девушке (как у них быстро-то всё завертелось), и, не то чтобы он против, но хотелось бы рассказать и о своих проблемах. Только вот когда Кузнецова спрашивает, что с ним происходит, он может лишь соврать.
— Всё нормально, — говорит тогда Антон. Столько эмоций дерётся внутри него, столько переживаний, что ему самому тут же становится противно от этих мерзких слов, он отпрашивается в туалет, где его тошнит (непонятно чем, ведь последние два дня он ничего не ел).
Когда Антон пишет Диме и Серёже, мол, всё пацаны, пиздец, они решают узнать, что же случилось. В тот момент Шастун резко понимает, что у него не осталось никаких сил на общение, поэтому он отключает телефон и идёт на свою излюбленную крышу.
Так и получилось, что утром понедельника, в первый день каникул, на лестничной клетке у его квартиры собрались Дима, Серёжа и Ирина. Антон, проснувшийся от настойчивого звонка в дверь, смотрит в глазок и уже собирается бежать через окно, но Серёжа грозится выломать дверь, если он не откроет, поэтому приходится пустить всю компанию.
— Ты совсем охуел?
— Кто на звонки отвечать будет?
— Ты чё, проснулся только что ли?
Сыплются на Шастуна вопросы, но он лишь машет рукой и уходит на кухню пить воду.
— Ты, блять, если на вопросы отвечать не будешь, я тебе эту ёбанную кружку в зад тебе запихаю! — злится Серёжа.
— Пацаны, не бухтите, и так голова болит…
Антон проходит в свою комнату, за ним следуют его друзья.
— Вам чё? — смотрит на них Шастун, словно впервые видит.
— Ты, какого хуя на звонки не отвечаешь? — первая начинает разговор Ира.
— М? А. Пон. Телефон умер.
— Не пизди, ты без телефона жить не можешь, — уже без злости произносит Дима, садясь на кровать к Антону — он просто не может долго злиться на своего друга.
— Отъебитесь, окей? — Шастун пытается говорить беззаботно, но слова звучат жалко.
Дима приобнимает его за плечи, а Серёжа молча уходит на кухню. Они так и сидят, пока с другого конца квартиры не слышится грозное:
— Вы чё, не голодные, суки?
Антон молча встаёт и уходит, а за ним и остальные. Серёжа во всю расхозяйничался — деловито разливает кипяток по чашкам, ставит их на стол, достаёт непонятно откуда взявшуюся коробку пироженок «Барни».
Чай они пьют в уютной тишине. Шастун уже и забыл какого это — сидеть в кругу друзей. Непонятно только зачем они пришли, ведь ничего внятного он ответить так и не смог.
До вечера с ним сидит Серёжа — Дима ушёл почти сразу, Ирина пару часов спустя.
Все оставшиеся каникулы Антон проводит перед телевизором, выходя из дома только за сигаретами, иногда делая круг по району. До него больше никто не пытается дозвониться. Про него забыли (на самом деле просто дали ему время, как он того и просил) все, кроме Арсения Сергеевича, который неустанно отправляет задания по физике. Антон твёрдо решил подарить ему календарь — учитель явно не в курсе, что каникулы в самом разгаре.
***
Школа встречает привычной какофонией звуков. Антон, оставив вещи в гардеробе, бредёт на урок по нескончаемым лестницам. Ступенька раз, ступенька два, шестиклашка, ступенька десять, о, колени хрустнули, ступенька двадцать.
На биологии его ждёт Ира. При виде неё, такой красавицы, Шастун еле как сдерживает улыбку. Пусть он ненавидит себя, её, весь мир, но всё-таки он скучал.
— Привет, — мягко говорит она.
— Минет, — в привычной манере отвечает Антон.
— Идиотина.
***
Звонок.
Антон бежит на второй этаж, сломя голову. Последние два урока — физика. Арсений Сергеевич не любит опаздывающих, а Антону в такой ситуации вообще не выжить — мало того, что он домашнее задание не сделал, так ещё и опаздывает.
— Здрасте, Арсень Сергеич! Извините за опоздание! — с отдышкой произносит ученик, распахнув дверь.
— Почему опаздываешь? — интересуется физик, даже не смотря на вошедшего.
— Вы сами спросили. Короче…
— Понял! Садись, решай. Номера на доске написаны, — перебивает Арсений, всё так же не смотря на ученика.
Антон плюхается к Ире, заглядывает в её тетрадь.
— Чё он злой такой?
— Я откуда знаю. Окси говорит, он с женой в контрах. Найди в инете пока четыреста восемьдесят пятую задачу. Остальное можешь у меня списать.
Урок проходит в гробовой тишине, если не считать ржание Антона и Ирины. Многие даже вздохнуть боятся, пока двое
бессмертных бесстрашный среднестатистический идиота смеются с оси («с оси многчлена» если быть точными). Арсений злобно поглядывает на них, но ничего не говорит. Уютный с недавних пор кабинет физики снова сковали ледяные цепи.
На перемене Арсений Сергеевич уходит, разговаривая по телефону, а на втором уроке объявляет контрольную.
— Телефоны все сдаём, сегодня ими пользоваться нельзя.
— А калькулятор? — спрашивает разочарованный Слава.
— Там однозначные цифры, в уме посчитаете. Сдаём, быстренько, а то не успеете.
Все недовольно складывают телефоны на учительский стол. Арсений раздаёт работы.
— Одинарных листочков будет достаточно. Антон. На первую парту, бегом, — скомандовал физик.
— Да за что?
— Садись-садись, хороший мой. Ирину отвлекать не будешь.
— Вы, Арсень Сергеич, бездушный, — эти слова режут похлеще ножа. Антон, чистый и искренний, говорит таким обиженный тоном, что ощущаешь себя врагом народа. Но сказанных слов не вернуть, поэтому учитель провожает его задумчивый взглядом и продолжает раздавать варианты.
Антон правда обиделся. Его и так унижали весь день, но от физика он такой подставы не ожидал. Шастун прекрасно понимает, что контрольную напишет на двойку, Ира и телефон были его единственным спасением, а теперь ни того, ни другого у него нет.
Арсений возвращается на своё место. Надо бы проверить тетради других классов, но мысли всё время возвращаются к Алёне. Школа является единственным местом, где он может забыть о проблемах и полностью отдаться воспитательному процессу. Арсений поговорил с Алёной, они вроде как всё выяснили, но Алёна так и не дала чётких ответов. И сейчас перед Арсением стоит важный выбор: смириться со всем этим и попробовать спасти брак ребёнком или разводиться с любовью всей своей жизни (кажется, невзаимной). Ребёнка в такой ситуации заводить безответственно, но… Никаких «но», это ужасно безответственно.
Пока физик, терзаемый собственными мыслями, пытается проверить хоть одну тетрадь, Антон переизобретает формулы, напутав всё что только можно и нельзя.
— Арсень Сергеич, у меня получилось три, шесть, шесть, шесть, шесть, шесть, шесть, шесть, шесть, шесть…. Чё делать?
— Перерешивай, не могло там такое получиться.
— Эх…
Весь урок Антон пыхтит над первой задачей. И, с горем пополам списав её у одноклассницы, приступает ко второй, но тут раздаётся звонок. Класс постепенно пустеет, листочков на учительском столе становится всё больше, и в итоге Антон остаётся последним, кто не сдал.
— Солнце моё, у тебя там ещё много? — Арсений торопится поскорее уйти, но это желание отзывается удушающей болью, ведь вечером, придя с работы, Алёна будет ожидать чёткого ответа — будет ли у них рёбенок или повторный поход в ЗАГС.
— Арсень Сергеич. Отъебитесь, — бурчит Антон.
— Давай помогу, — физик садится на свободное место рядом с Шастуном и пробует забрать листочек с заданиями, но Антон-я-на-Вас-обиделся-отвалите не даёт этого сделать. — Чего ты вредный такой?
— Я вредный? Вы давно в зеркало смотрели, Арсень Сергеич? — физик единственный (кроме друзей Антона, разумеется), кто позволяет ему показывать свой настоящий ядовитый характер и грех не воспользоваться такой способностью.
— Так, давай не психуй. Что у тебя не получается?
— Абсолютно всё. Давайте я Вам полы в кабинете помою, ну, сразу двойку отработаю, и мы мирно разойдёмся?
— Нет, так не пойдёт. Ты же физику сдавать собрался. Давай с темой разберёмся.
— Ладно, объясняйте, — Антон понимает, что сам ничего не напишет, и только Арсений Сергеевич может спасти его, но гордость не позволяет достойно принять поражение.
Арсений с детства тянулся к знаниям. Сначала банальные вопросы по типу «почему небо голубое» и «почему трава зелёная», а после физика, химия, алгебра. Он обожал объяснять на переменках тему своим одноклассникам, давать списывать контрольные, поправлять учителей. В один из таких случаев учитель, не выдержав, попросил юного Арсения вести урок вместо него, на что тот с радостью согласился. Тему он конечно объяснить не смог, но знатно повеселил одноклассников и заработал статус «крутого». Именно в этот момент он понял, что хочет стать учителем.
Но бывают и негативные моменты — двоечники, отпетые хулиганы, всякие там Антоны Шастуны, которые даже не пытаются вникнуть в суть задачи. Но жизнь — это сплошные испытания, так что нужно просто сделать глубокий вдох и помочь решить недалёкому ученику задачку.
— Помнишь тему «ускорение свободного падения»?
— Ага. Гэ равно фэ делить на мэ. Ну, десять, короче.
— Молодец. А у тебя здесь ускорение на Марсе. Что нужно сделать?
— Спросить, что Вы курили, когда это придумывали, — Арсений даже улыбается, слыша такую привычную колкость ученика.
— Это типичные задачи для девятого класса. Смотри…
Время пролетает незаметно. Оказывается, физика может быть очень интересной. Арсений Сергеевич, при объяснении задач, постоянно приводил в пример истории из жизни. Только не совсем понятно, как он приплёл к координатам лодок (будь они неладны) историю про своего отца, но Антон от души посмеялся.
— Понял теперь? — улыбается Арсений.
— Вы не поверите! Абсолютно всё понял, хотя осталось очень много вопросов.
— Значит придётся позаниматься ещё.
— На репетиторство меня развести пытаетесь, а, Арсений Сергеевич?
— Эх, Антошенька, я бы с радостью, но начальство не разрешает. Так что нам остаются только пятницы, — Антон понятливо кивает и начинает собирать вещи, физик возвращается за свой стол с листочком Антона.
— Кстати, какую оценку Вы мне поставите? Чисто теоретически, я не списывал.
— На первый раз поставлю пять.
— А на второй?
— А второго не будет. Ты у меня теперь все темы понимать начнёшь, — учитель подходит к Шастуну, а тот и не против — приближается в ответ.
— Где гарантия?
— Уж поверь мне, хороший мой. У тебя выбора не будет, ОГЭ идеально напишешь.
— Уася, во! — пародирует Антон кавказский акцент. — ОГкхЭ, ЕГкхЭ напишешь, атвичаю, брат! — Арсений фыркает и закатывает глаза, отворачивается, пытаясь скрыть глупую улыбку. — Ну извините, Арсень Сергеич, Вы сейчас выглядели как тот самый Казбек с рынка, но при этом как шугар дэдди. Такой весь из себя «я не занимаюсь сексом, я трахаюсь».
— Откуда ты вообще такие фразы знаешь? — резко разворачивается физик.
— Я, честно, фильм ещё не смотрел. Жду того единственного, с которым вместе посмотрим, — Арсений начинает коситься ещё больше. — А, бля. Понял. Фильм не смотрел, про секс, алкоголь, наркотики ничего не знаю. До свадьбы меня ласкает только ветер.
— Антон, — грустно выдыхает учитель.
— Понял, иду нахуй, — Шастун понимает, что перешёл грань от «объясните мне физику» до «у меня недотрах, а ещё я хочу повеситься, но сначала поем».
— Стой. Слушай, я учителем работаю совсем ничего и не совсем понимаю, как выстраивать отношения с учениками, но точно знаю, что не хочу быть педантичным стариком, в присутствии которого даже дышать страшно. У меня были такие учителя, поверь, я знаю каково это.
— А от меня Вы ждёте?..
— Нет, извини. Ты молодец, соблюдаешь субординацию. До завтра, Антош.
Повернуться задом и сделать вид, что тебя не существует — любимый способ мира сказать Антону «уходи». Поэтому он так и делает. Уходит и захлопывает все двери. Возможно, у него поэтому так мало друзей.
— До свидания, Арсень Сергеич, — бурчит он и покидает кабинет.
И всё-таки в душе тянет сладкой болью. Словно ты наконец-то получил единорога, которого просил на Новый год и который сейчас уничтожает твою душу, словно промышленный шредер. Антон, привыкший к этой сенестопатии, чувствует себя вполне комфортно. Вновь появляется ощущение, что важный человек уходит из твоей жизни, человек, с которым тебе безумно комфортно, спрашивает: «Ты кто, мальчик? Гуляй.» и продолжает носить цветы к ногам лицемеров. Нет, Антона не предавали, он сам выдумал различные пути исхода событий, и в его голове он самый глупый лицемерный бездушный ублюдок, самый злой и недалекий бездарный зануда, никому не нужен, в том числе и себе, поэтому ожидает от людей вокруг того же.
Привычная боль, как ни странно, позволяет вздохнуть глубже. Холодный воздух обжигает грудную клетку, Антон запрокидывает голову и чуть ли не смеётся. Включает музыку в наушниках и спешит домой, пока не успел замерзнуть, ведь шапку надевать не захотел. Селфхарм или просто желание проветрить голову (в прямом и переносном смысле) решайте сами, главное, что сейчас он чувствует свободу и боль.
А если он чувствует боль, значит он живёт.
