Аякс знает — он неправильный омега. Уже хотя бы потому что он парень и потому что феромоны у него потяжелее, чем у некоторых альф, стоящих у власти. Синьора, под ехидный смех Скарамуша, притворно сочувствует ему перед каждой течкой, потому что какой нормальный альфа захочет с ним лечь в одну постель. Тарталья каждый раз отфыркивается, устраивая биологическую атаку своим запахом на Прекрасную Леди (теперь Скарамуш в тихую смеялся над ней, потому что блондинка могла только яростно смотреть и морщиться). Пульчинелла ржëт в открытую, даже дразнит Тарталью, что он «омежий альфа». Тарталья бросает в него шарик с водой и попадает прямо в центр лба (точнее попал бы, если бы его собутыльник не прикрылся своим катализатором). Царица на своëм троне устало вздыхает, наблюдая за ежемесячным цирком, примораживая Дотторе к креслу, чтобы его не побили за посягательства на «бедную, слабую и несчастную тушку хрупкой омежки».
Иногда она проклинает тот день, когда доверилась пятому и одобрила кандидатуру Тартальи. Чаще она проклинает тот день, когда эти двое окончательно спелись, потому что Пульчинелла совсем испортил ей такого милого ребёнка, у которого раньше был только один порок в виде жажды битв, которая была относительно управляемой. Теперь Тарталья не упускает возможности как-то поиздеваться над дружной троицей (Леди, Сказитель и Доктор, конечно, ни разу не друзья, но только они так сильно приставали к одиннадцатому).
— Тарталья, хватит. — Чайлд успокаивается мгновенно после слов своей Госпожи, и Синьора наконец вдыхает полной грудью. — Я надеюсь, что на этом собрании вы больше не будете вести себя, словно великовозрастные дети. — Воздух не холодеет только рядом с Капитано и Педролино, потому что они даже косвенно не участвовали в этой перебранке. Напряжённую атмосферу рушит приглушённый чих Тартальи и его же рефлекторные извинения.
Царица устало машет рукой, позволяя начать доклады, а под конец речи десятого Предвестника уже расставляла щелчками пальцев ледяные фигуры, отмечая, куда направится каждый Предвестник, если отправится вообще. Педролино, Капитано, Дотторе и Пульчинелла привычно остаются подле своей Госпожи, Синьора хихикает, заметив свою фигурку в Монштаде, Скарамуш вздыхает, узнав, что должен пробраться в Инадзуму, Тарталья возбуждённо подпрыгивает, понимая, что его цель это город одного из Богов войны, а остальные принимают свои места со спокойным смирением.
У Тартальи десяток дней до отбытия. Семь из них он проведёт за закрытыми дверями. Ещё три ему даны на сборы в Лиюэ и прощание с семьёй. Милая-милая Катя уже ждёт его у двери с крепкими объятиями, потому что они не виделись долгий месяц. От Кати пахнет парфюмом Педролино и немного одеколоном Феликса. Чайлд привычно чихает от этих запахов, вызывая у подруги-сестры смешок.
У милой-милой Кати Глаз Бога от Богини Справедливости, висящий под формой в медальоне, и тёплые руки, пахнущие корицей. Безымянный монстр ластится к ним с урчанием, прежде чем окружить себя водным барьером в комнате из дерева и камня. Аякс-Чайлд-Тарталья всегда потакает монстру в этом проявлении безопасности, потому что не хочет, чтобы кто-то знал о монстре что-то больше, чем он позволяет даже своему Архонту. Потому что Бездна покинута Архонтами, а значит и Архонтам там нечего делать.
За барьером монстр крутит глаз божий и в то же время бездонный. Он такой среди предвестниковых глаз один. Не потому что такой стихии больше нет ни у кого, нет. Его даровала Аяксу-Чайлду-Тарталье отнюдь не Царица. Его Глаз Порчи один из первых. Его глаз Порчи — его кара, его наследство от Матери-Бездны и Наставника-Скирк. Его испорченное гидро — его же серебряный язык. Оно заманивает спокойствием мнимым, исцелением, но лишь за тем, чтобы ударить расслабившегося прямо в самое уязвимое место и ещё долго наносить урон, пока не добьёт окончательно. Монстр стучит по нему когтем, пока не появляется трещинка. Это его маленький ритуал перед каждой спячкой.
Монстр спит неделю в три месяца, потому что всё остальное время он не смыкает глаз даже ночью. Монстр спит неделю, потому что в Бездне сон был роскошью, и за три месяца Аякс спал примерно эту самую неделю. В Бездне нет полов, есть сильные и слабые. Аякс хотел выжить, и поэтому Аякс стал сильным. В Аяксе смешались сильный монстр из Бездны и слабое благословение богов Тейвата. Аякс хотел быть сильным.
Аякс назвал себя ребёнком Бездны и превратил своё исцеление в оружие, несущее смерть. Аякс испортил свою сущность и благословение богов.
Аякс частично показал своему Архонту, что такое Порча Бездны.
***
Катя будит его спустя семь суток, которые она провела в этой комнате, наблюдая за куполом из воды и за тем, чтобы этот купол не нашёл никто, кроме тех, кому можно. Ведь для многих Фатуи, прослуживших под началом какого-либо Предвестника, верность этому самому Предвестнику становилась важнее верности их Архонту. И Катя была именно такой. Её преданность принадлежала в первую очередь Пульчиненне и Тарталье, после них шёл Феликс, и только после них шла Царица.
Монстр радостно урчит, постепенно возвращая Аяксу контроль над телом. Аякс сонно моргает, прежде чем улыбнуться и отправиться контролировать последние приготовления.
***
В Лиюэ опасно. Монстр в груди Аякса всегда наготове и совсем отказывается спать и отдыхать. В его ушах набатом стучит кровь, ток бежит по пальцам, пока он играет перед лиюэйцами обольстительного дипломата, стараясь не дёргаться слишком сильно, когда рядом кто-то начинал восхвалять кого-то из Архонтов или Селестию.
Рядом с Чжунли монстр внутри него щетинится и скалится, рычит в угрожающей позе. Аякс находится рядом с консультантом практически всё своё свободное время, потому что врагов нужно держать даже ближе чем друзей.
Он совершенно и абсолютно точно не знает, как умудрился с Чжунли переспать, учитывая всю свою напряжённость рядом с ним. Но факт есть факт, и Чайлд старается его игнорировать так же, как и ухаживания лиюэйца, не понимающего, что такое секс без обязательств. Прямых отказов тоже не понимающего. Чайлду даже показалось, что янтарные глаза блеснули какой-то потаённой яростью на его постоянные отказы от ухаживаний и близости.
Это длится два месяца и три недели, и Катя видит на начало недельного сна тень прежнего Аякса. Безымянный монстр всё так же ластится под её коричные руки, но теперь его купол сильнее растекается по комнате, словно он чего-то боится. Катя хмурится от этого, но молчит, отлучаясь из комнаты лишь на несколько минут в смежную комнату.
Впрочем, этих нескольких минут достаточно, чтобы из комнаты пропали любые следы Предвестника, исключая мокрые следы на полу.
Екатерина объявляет тревогу.
***
Где-то в забытом святилище древний дракон любуется на свою пару, уже отмеченную укусом на шее. Его жадность довольно урчит, потому что он забрал себе единственного адепта Бездны.
Янтарные глаза наблюдают за сном пары с опасным блеском. Гео-Архонт облизывается от мысли превратить этого монстра в божеского адепта, адепта, чьи силы будут основаны на его силе и немного на силе Селестии.
Чжунли смотрит так на Тарталью уже почти полных три месяца. Его рыжие волосы —
закат над морем, и в то же время
ржавчина на мече от остатков крови. Его глаза —
ночной нефрит и глазурные лилии. На губах всегда улыбка, и его обаяние заставляет людей любить его. От его волос едва заметно пахнет землёй и прахом. Вот так выглядит
Тарталья.
Вот так выглядела когда-то Гуйчжун. И Моракс когда-то давно её потерял. А теперь он вернулся. И в этот раз терять
его-её Моракс с рычанием отказывается. Когда-то давно, на останках своей богини, Моракс сказал, что нарушит любой контракт, если это позволит ему ещё раз увидеть Гуйчжун. Моракс это пообещал золоту своего испаряющегося ихора, залившего до этого заколку Богини Пыли.
Пришло время исполнить это обещание.
Даже если его избранник против.
***
Спящий Аякс хочет кричать от неприятного чувства потери, пока его загривок горит от боли.
Аякс хотел быть сильным.
Но оказался чертовски слабым. И это единственное, что правильно в его вторичной сущности.
