The Broken Doll

      Чангюн смотрит на себя в зеркало. Изображение расплывается перед глазами, ноги дрожат и едва держат изможденное после многочасовых тренировок тело. Стеклянный взгляд внимательно изучает слегка осунувшееся лицо от бесконечных бессонных ночей. Хёнвон появлялся раз в два-три дня, высказывал какие-то замечания, практически гадости, и так же изящно скрывался за дверью, развернувшись на каблуках модельных ботинок.       Каждое слово наставника словно выстрел в самое сердце. Чангюну кажется, что угодить Че Хёнвону просто невозможно. Кожа на ладонях парня постепенно стирается все больше и больше от железных бесчувственных тренажеров, а желание есть совсем отпадает. Чангюн разглядывает себя каждый день, надеется на какие-то улучшения в своем теле, но как бы сильно он ни старался, ему всегда кажется, что его усилия напрасны. Хёнвон никогда в жизни не похвалит его. И от этого Чангюну становится мерзко до жгучей ненависти к самому себе.       Очередной день в тренировочном зале после отработки походки. Чангюн дрожащими руками стягивает со своего влажного от пота тела майку и небрежно зашвыривает её в спортивную сумку. Парень опускается на скамейку, один, в абсолютной тишине, и запускает ладони в нежно-сиреневые взлохмаченные волосы. Лицо искажает злая, почти безумная усмешка, а пальцы все сильнее натягивают пряди.       «Твоих усилий никогда не будет достаточно… Как бы ты ни пытался»       Чангюн мотает головой, пытается смахнуть непроизвольно выступившие слезинки, стараясь удержать их в крепко зажмуренных глазах. Каждая мысль как будто произносится им. Самым страшным кошмаром в жизни Чангюна — Че Хёнвоном.       Парень настойчиво пытается уложить непослушные пряди своих выкрашенных волос: очередная бесполезная попытка хотя бы как-то обратить на себя внимание. Но Хёнвон как будто не видит в Чангюне ровным счетом ничего, постоянно указывая на недостатки в самой жесткой и обидной форме. Расческа выскальзывает из мокрых рук, звонко ударяясь о белоснежный мраморный пол. Чангюн чертыхается аж дважды и окончательно убеждается в том, что сегодняшний день не принесет никаких положительных впечатлений от новой «работы». — Омо, парень, да на тебе лица нет, — слышится за спиной, и Чангюн снова роняет несчастную расческу, испуганно оглядываясь от неожиданности.       Минхёк выглядит как всегда весело и лучезарно. На мгновение Чангюн подвисает, не понимая, как можно выглядеть настолько эффектно в простой белой футболке от «Диор» и светло-голубых укороченных джинсах, открывающих тонкие щиколотки. Чангюн сам не замечает, как начинает откровенно беситься, глядя на вечно сияющего свежего приятеля, бубнит в ответ какое-то приветствие и нервно запихивает расческу в сумку, оставив всякую надежду на нормально уложенные волосы. — Как ты себя чувствуешь? — Минхёк в первый раз задает такой личный вопрос, и Чангюн теряется, не зная, что сказать в ответ.       Он пытается снова пригладить свои волосы, пока их не касается худая, пожалуй, слишком бледная рука Минхёка и парой движений не приглаживает непослушные вихры. Чангюн таращится во все глаза на свое отражение, касается своих волос и изо всех держится, чтобы не начать болтать без умолку. — Хуже не придумаешь, — наконец выдавливает парень, последний раз взглянув в зеркало и разворачиваясь к собеседнику. — Он ненавидит меня, — с горечью заключает Чангюн. — Я уверен, что это не так, — тут же отзывается Минхёк, а Чангюн лишь закатывает глаза. — Вы слишком мало работаете вместе. Он очень хорошо знает свое дело. — Я ни разу не услышал от него ни единого слова поддержки, я… — Чангюн вовремя прикусывает язык, потупив взгляд в пол. — Мои усилия напрасны. Не важно, что я пытаюсь делать, ему всё не то.       Минхёк приобнимает тяжело вздыхающего парня. Почему-то от его объятий Чангюну становится настолько тепло и душевно, что хочется простоять так вечность, только бы не возвращаться к своему мучителю. — Ты уже обедал сегодня? — тут же интересуется Минхёк. — Я не голоден, — врет Чангюн, вспоминая первую встречу с демоном-наставником. — Мне нужно снова идти практиковаться. — Нет, нет, нет, — решительность в голосе Минхёка сначала пугает. — Ты идешь со мной, и мы идем обедать, я знаю классное место неподалеку. Возражения не принимаются. Ты вообще хоть что-то ешь?       Чангюн снова закатывает глаза, предпочитая молчать, и позволяет Минхёку утянуть себя в какое-то ранее незамеченное уютное кафе, расположенное неподалеку от агентства.       Минхёк удивительно настойчив: он закупается салатами, кофе на кокосовом молоке, игнорируя вопли Чангюна о каких-то калориях. Мягко, но уверенно брошенная фраза «Слушайся старших» совсем заставляет Чангюна сдаться и просто последовать за Минхёком к столику.       Врать и разыгрывать холод получается плохо, и поэтому, спустя некоторое время, у Чангюна развязывается язык. Он с удовольствием уплетает вторую порцию какого-то диетического салата, заботливо выбранного Минхёком, и пытается рассказывать. — Каждый день я трачу по несколько часов на эту идиотскую походку в этих жутких ботинках, — Чангюн тянется за кофе, не отрывая взгляда от тарелки с салатом. — Они вообще мне на размер меньше! Он как будто издевается!       Минхёк задумчиво делает глоток своего латте, позволяя выговорится. — Ему просто все равно на меня. И почему меня не могли отдать Вонхо, если с ним проще работать? Зачем вымещать на мне все свое скопившееся дерьмо? Я не виноват, что у него какие-то проблемы в жизни, что он срывается на мне. — Тише, тише, — добродушно смеется Минхёк, понимая, что парня понесло явно не туда. — Не кричи так громко. Даже у стен есть уши. Особенно в подобном месте. — Вот скажи мне. Почему именно он? — Чангюн пытливо смотрит на собеседника, отложив вилку в сторону. — Неужели в агентстве больше нет никого, кто мог бы подготовить меня к показу?       Минхёк ставит полупустой стакан на стол и откидывается на спинку стула. — Потому что Хёнвон не просто профессионал. Он настоящий гений своего дела, и, наверное, сейчас, пожалуй, лучше него едва ли можно найти кого-то в нашей области. Ты действительно станешь элитной моделью после того, как пройдешь через него. Тебя с руками и ногами оторвут, если узнают, что ты работал вместе с ним. — Ну а на кой черт я ему сдался?! — Чангюн вскипает, драматично взмахнув руками. — Я ведь весь такой неопытный, вон меня даже толстым обозвали, хожу не так, сижу не так, и вообще все делаю не так, я даже… — Чангюн-а, — Минхёк резко обрывает очередную тираду парня и наклоняется ближе, четко выговаривая каждое слово. — Ты думаешь, можно заставить такого человека как Че Хёнвон, делать что-то против своей воли?       Глаза Чангюна широко распахиваются. Он тут же замолкает и пытается переварить то, что он услышал несколько секунд назад. — Подожди, ты хочешь сказать, что Хёнвон сам…       Но договорить Чангюну не дают: беседа прерывается противным звуком смартфона, оповещающего о входящем звонке. Судьба будто бы издевается, жизнь смеется, но на экране смартфона высвечивается яркое «Че Хёнвон». Чангюн резко переводит взгляд на Минхёка, а последний лишь молча кивает на разрывающийся телефон.       Парень берет телефон в руки, желая как можно дольше оттянуть неприятный момент, но все же отвечает на звонок. Мягкий голос пронзает насквозь, отпечатывается в сознании, и Чангюн тут же забывает, что говорил несколько минут назад, улавливая каждый звук. Минхёк же многозначительно поднимает брови и допивает свой латте одним глотком. Вызов обрывается так же внезапно, как и начался. Чангюн смотрит на экран некоторое время, а потом неспешно выдает: — Он ждет меня в агентстве… Прямо сейчас, — тихо произносит парень.       А Минхёк оказывается намного проницательнее, чем Чангюн думал с самого начала. — Тогда чего же ты ждешь?       Хёнвон даже не старается ничего объяснить, когда дергает опешившего мальчишку за запястье и тянет за собой по длинному коридору. А тот и не спрашивает. Молча подчиняется чужой воле вовсе не в первый раз и, увы, не в последний. Минхёк сочувственно качает головой и прячет руки в карманы брюк, провожая взглядом человека, который, может, и не стал ему другом, но отчаянно пытался найти себе хоть кого-то, кто поможет не сойти с ума в новом для него мире. — Пока что у меня нет на тебя времени, — небрежно бросает Хёнвон и все грубее сжимает чужое запястье жестким хватом. — Но тебе пора познакомиться с объективом фотокамеры.       Ноги Чангюна заплетаются. Стараясь не растянуться на полу, парень смотрит под ноги, совершенно не замечая, как его рывком тянут за угол, сворачивая в другой коридор. Руку пронзает болью. От гулкого звука потянувшегося сустава темнеет в глазах. Чангюн шикает и тянется второй рукой, чтобы схватиться за рукав и хоть немного прекратить эту немую пытку.       Хёнвон останавливается сам, но только потому, что уже они уже дошли до двери студии, в которую он и тащил мальчишку. — Извиняться не буду, — все так же раздраженно фыркает он, глядя, как Чангюн трет поврежденное запястье.       А разве Че Хёнвон умеет извиняться? Во взгляде Чангюна теплится уголек надежды на то, что его наставник, похожий на ледяной гранит, сейчас оттает, прижмет к себе и скажет, что сожалеет о содеянном. Скажет, что он был слишком резок, и на самом деле Чангюн хорошо потрудился. Но тщетно. Хёнвон толкает до этого чуть приоткрытую дверь, нервно отбивает носком туфли одному ему известный ритм, пропуская Чангюна внутрь первым.       За узким длинным столом сидит парень крепкого телосложения с ярко-огненными небрежно уложенными волосами. Он даже не поворачивается, сосредоточенно делая свою работу и периодически кликая мышкой. Машет рукой, якобы здороваясь, и указывает на высокий стул рядом с собой, все еще не удосужившись узнать, кто перед ним находится. — Поздоровайся, дорогуша, — обращается Хёнвон к Чангюну, подталкивая того в спину. — Этого мастера обложек зовут Ли Чжухон. Сегодня он постарается сделать из тебя то, что понравится даже тебе самому. — Что мне нужно будет делать? — Чангюн опасливо поглядывает на одного, потом на другого, надеясь, что на его вопрос ответят.       Однако ответа он так и не получает. Казалось, что эти двое общаются телепатически. Оба ничего не говорят, будто понимают друг друга с полуслова, с одного взмаха руки. Чангюн решает как-то отвлечься и начинает изучать обстановку студии, изобилие реквизита, разнообразных костюмов в чехлах. Осветительная техника, какая-то странная машина, насколько он мог понять, создающая дымовой эффект. И ему придется с этим работать? От безысходности парень ощущает себя лишним на этом празднике жизни и совершенно неготовым примерять на себя маски. — Я надеюсь, ты понимаешь, что я от тебя хочу, — Хёнвон кладет руку на плечо Чжухона, и тот кивает, по-прежнему глядя в монитор. — Он должен быть именно таким, — Хёнвон показывает на монитор, а в голове Чангюна поток не самых приятных мыслей и куча скользких подозрений. — Только не делай из него куклу. — Не переживай, — заторможенно отвечает Чжухон и щурится, что-то поправляя на снимках, находящихся в обработке, а Хёнвон довольно кивает в ответ. — Мы с ним найдем общий язык и обязательно сработаемся.       Чангюну кажется всего на секунду, что Чжухон вкладывает в свои слова какой-то потайной смысл, акцентирует на чем-то внимание. Но под тяжелым взглядом Хёнвона очень трудно сориентироваться. — Я тебе верю, — отвечает тот, смотря на Чангюна в упор, и последний готов провалиться под землю, потому что выдерживать этот взгляд становится с каждым разом все сложнее и сложнее.       Странно, когда обращаются не к тебе, а буравят взглядом именно тебя, словно что-то пытаются донести, предупредить. Чангюн тушуется, натягивает рукава достаточно растянутой кофты на ладони и присаживается на стул, надеясь спрятаться за спиной Чжухона.       Пригладив слегка торчащие волосы Чжухона подчеркнуто заботливым жестом, Хёнвон поправляет его воротник, мельком скользит пальцами по шее и грациозно удаляется из студии, оставив Чангюна на растерзание пытливому фотографу. — Может… Хотя бы вы мне расскажете, что я должен буду делать? — пытается привлечь внимание Чангюн и складывает руки на столе.       Чжухон одобрительно кивает и, развернув ноутбук к стажеру, быстро открывает папку с относительно недавно сделанными фотографиями. — Я могу примерно показать, что от тебя потребуется, — отвечает он, начиная перелистывать снимки. — Не думаю, что тебе это в новинку… Хотя, ты вряд ли раньше позировал в костюмах за такую цену.       Чангюна явно смущает такая смесь доверия и пренебрежения. Он охотно двигается ближе и с трепетом смотрит в монитор, где-то в глубине души мечтая, чтобы там мелькнул хоть один снимок, где был бы его наставник. Щеки чуть трогает краска, и парень прикрывает их, подпирая голову на локтях.       Перед глазами мелькают пестрые образы полуобнаженных девушек, испачканных краской, молодых юношей, бесстыдно трогающих друг друга в уютном интерьере спальни. Чжухон будто нарочно тормозит, когда доходит до совсем нюдовых фотографий, пытается понять эмоции на лице Чангюна, но тот упорно прячет его за кулаками с натянутой кофтой. — Мне тоже придется раздеться? — наконец бубнит он куда-то в складки кофты. Чжухон незамедлительно кивает, вопросительно глядя на парня. — А если… я не хочу? — Чангюн наконец позволяет себе рассмотреть лицо фотографа ближе. — Это не вопрос выбора, — равнодушно жмет плечами Чжухон и листает дальше.       Совсем останавливается он только тогда, когда открывает фото Хёнвона, лежащего на животе. На модели совсем нет одежды, только зажатый в руках уголок воздушного одеяла. Такой совсем невинный и слегка заигрывающий взгляд Чангюн невольно примеряет на себя. Он бы душу дьяволу продал за то, чтобы Хёнвон так посмотрел на него, хотя бы раз в жизни. В душе Чангюн понимает, что это всего лишь маска, но как бы хотелось верить, что он бывает таким.       Парень приходит в себя, когда видит маячащую перед глазами ладонь Чжухона. Приходится прокашляться и собрать себя в руки, пусть и по кусочкам. До Чангюна запоздало доходит, что он слишком выдает себя уже перед вторым человеком, с которым работает Хёнвон. — Мне кажется, ты немного покраснел, — издевательски хмыкает Чжухон. — Это очень некстати. Мы же будем сегодня делать фото без макияжа. — Нет, все в полном порядке, — мямлит Чангюн. Пытается сделать вид, что не смотрит на застывшую картинку, а сам только и делает то, что пытается запомнить изгибы этого тела. — Там такого контента еще много? — как-то истерично брякает Чангюн, окончательно провалившись в своих попытках как-то скрыть свои эмоции. — У нас не очень много моделей, которые соглашаются на подобные фотосессии. Тут дело в том, что нужно иметь высокую самооценку и любовь к своему телу. — Тогда это точно не ко мне, — Чангюн пытается отшутиться в надежде разрядить обстановку, выдавливая улыбку и стараясь не замечать, как неприятно сводит скулы. — У меня то здесь висит, то там не хватает, то где-то там складка. — Дай-ка я догадаюсь, кто тебе об этом сказал, — усмехаясь, подначивает Чжухон, а затем встает со стула и не спеша направляется к мини-бару. — Предлагаю, чтобы наш с тобой разговор склеился, немного выпить. Это еще никому не вредило.       Чангюн не совсем понимает, как ему сейчас отказаться от алкоголя. Он не уверен, можно ли пить на рабочем месте. Это проверка? Парень пытается молча протестовать: заламывает руки и открывает рот, из которого не доносится и звука от сковавшей неопределенности. — Мне немного, если можно, — скромно отвечает он и, пока Чжухон гремит начищенными бокалами и откупоривает бутылку дорогого виски, продолжает жадно изучать откровенное фото.       Рукам так и хочется потянуться, чтобы посмотреть нет ли там еще, ведь оно явно не одно, но Чангюн понимает, что тогда перейдет грань дозволенного. Он и так всего лишь стажер, которого навязали тому, кому нет до него никакого дела, вот его и кидают, как неприкаянного. Невольно вспоминается конец разговора с Минхёком, но Чангюну слишком сложно поверить в это, и поэтому он снова списывает слова приятеля на простую дружескую поддержку. — Я много и не предложу, — усмехается Чжухон, снова присаживаясь рядом. — Вдруг ты буйным станешь. Мы с тобой еще незнакомы.       Чангюн с опаской смотрит на бокал, на то, как кубики льда плавятся под обжигающим напитком янтарного цвета. Он не привык пить крепкий алкоголь, ничем его не запивая, а потому поначалу долго крутит стакан в ладони и не решается даже понюхать. — А когда мы начнем? — несмело спрашивает Чангюн, зажмуривается и делает добрый глоток, обжигающий горло. — Я думал, что тут не особо любят церемониться с такими, как я.       Чжухон стукается бокалами, придерживает чужой за донышко, поднимая все выше — заставляя пить, а не трепаться. — А мы уже начали, — по-доброму прищуренные глаза, кажется, не могут врать. Свободная рука Чжухона указывает в сторону хромакея. — Вставай туда прямо в том, что на тебе сейчас.       Недоверчиво осмотрев себя, Чангюн хмурится и оттягивает кофту за ворот. Он бы предложил ее даже снять, поскольку она уж точно не была предназначена для фотосессии в модный журнал. — А ты ничего не путаешь? — переспрашивает он, а сам прикусывает щеку изнутри, когда понимает, что не получал разрешения переходить на «ты». Чжухон же пропускает это мимо ушей и настраивает камеру. — Мне точно нужно быть прямо в этом? Может, найдется что-то более презентабельное?       Фотограф мотает головой, нетерпеливо подталкивает в спину, заставляя быстрее переставлять ноги, чтобы встать на положенное место. — Я ничего не путаю. Я тут в данный момент ничего не решаю. Ты же слышал Хёнвона. Он обычно не шутит. Тебе не надо сейчас ничего из себя строить. Смотри в объектив и делай все так, как обычно делаешь.       Чангюн честно старается держать лицо, послушно выполнять команды, даже пальцы за пояс брюк засунул правильно, а не так, будто снять их пытается. Затвор щелкает один раз, затем второй. Глаза слепит яркий софит, а мир как-то странно закручивается волчком. Звуки затвора все громче. Парень хватается за голову. — Мне что-то нехорошо, — бормочет он и присаживается на корточки. — Покажешь снимки? Дай мне пару минут. — Потом покажу, — машет рукой Чжухон, рассматривая, что получилось. Видно, что результат его не устраивает по изломанным в каком-то презрении губам. — Сейчас попробуем еще кое-что.       Чангюн пытается встать, когда чувствует себя чуть лучше, подходит к столу, стараясь удержать равновесие, и делает очередной глоток виски. Смущенно улыбается, но Чжухон в ответ кивает с малозаметной улыбкой. — Мне уже можно переодеться? — Пока нет, — резко отвечает фотограф и подходит едва ли не вплотную. — Еще немного потерпи, — голос Чжухона становится ощутимо ниже и тише, переходя в мягкий шепот.       Чангюн стоит ровно, послушно опустив руки по швам. Он не подозревает, чего от него хотят, но изо всех сил старается не шевелиться. Испуганно наблюдает, как пальцы Чжухона тянутся к ширинке его брюк. — Что ты делаешь? — Не бойся, я только расстегну и все, — Чангюн незаметно подается бедрами назад, думая, что так он убежит от ненужных ему прикосновений. Сердце пропускает удар, а за ним еще один. Легкие колет от нехватки воздуха. Парень понимает, что не дышит. Молния застежки плавно опускается вниз, пуговица вылетает из петельки, и чужая рука тут же убирается от его ширинки. Вдох. Напряженные плечи опустились. — Хорошо, — будто самому себе говорит Чжухон. — А теперь задери кофту, как будто собираешься ее снять. Покажи торс.       Туго сглатывая сухим горлом, Чангюн осматривает студию на наличие камер. Сам не понимает, почему испугался элементарно снять кофту. Когда он вновь опускает голову, в глазах начинают плыть мыльные пузыри. Снова становится нехорошо. — Ладно, — соглашается он через силу. — Давай закончим с этим поскорее. Мне кажется, что тут очень душно.       Чжухон лишь хитро улыбается в ответ. — Поднимай, не бойся. Сделай свое самое расслабленное лицо, слегка разомкни губы и смотри в объектив.       Чжухон томительно долго смотрит в окошечко камеры на парнишку, стоящего в довольно эротической позе, делает вид, что настраивает фокус, но на самом же деле ему просто нравится живость этого момента. Когда Чангюн станет фотографией — это уже будет не то. Затвор снова захлопывается, после чего парень усаживается обратно на стул и подпирает руками тяжелую голову. — Можно я хоть взгляну на себя? — просит он немного заторможенно. Рука Чжухона появляется под самым носом, забирает пустой стакан и исчезает. — Зачем делать тайну из моего лица, которое я и так постоянно вижу?       Чангюн поднимает голову, успевает заметить то, с какой улыбкой Чжухон протягивает вновь наполненный бокал и кивком предлагает выпить еще. Собственное отражение подрагивает на поверхности карамельного виски, пальцы почти не держат влажное стекло, но парень умудряется сделать глоток и даже не расплескать. — Двигайся ближе. Сейчас все покажу и расскажу тебе твои ошибки.       Слегка стряхнув челку набок, Чангюн едва не заваливается на своего собеседника и искренне не понимает, как тот, выпив ровно столько же, ведет себя, как ни в чем ни бывало. — Прости… Что-то мне не очень хорошо…       Чжухон будто и не замечает странного состояния начинающей модели. Спокойно попивает свой виски и подключает фотоаппарат к ноутбуку. — Теперь посмотри сюда, — обращается он и кладет ладонь поверх кисти Чангюна. — Довольно откровенная поза, не так ли? Но на твоем лице заметен страх. Тебе явно не нравится то, что ты делаешь. Ты боишься… Что, в общем-то, вполне понятно. — Я не бо… юсь…       Усердно делая вдох-выдох, Чангюн на секунду чувствует, как в голове светлеет. Он даже делает зрительную зарядку и пытается сфокусироваться на костюмах, которые нужно будет надеть на себя. — Переодевайся, — перебивает его Чжухон и поворачивается на стуле, почти втыкаясь в плечо. Глаза останавливаются на до сих пор расстегнутой ширинке. Какой же он все-таки наивный. Рука самопроизвольно тянется и, забравшись под кофту, дотрагивается до горячего живота Чангюна. — Ты не против тактильного контакта? В любом случае, мне придется тебя трогать и шевелить, чтобы заставить делать то, что мне нужно.       Чангюн кивает, на автомате делает большой глоток и встает со стула. Он медленно снимает с себя одежду, сначала примеряет перед зеркалом предложенный костюм, пытается потянуться, перед тем как надеть его на себя. В теле образуется приятная гибкость, и парень пока не может понять, от чего она. То ли это эластичная ткань одежды так влияет, то ли ему так легко и свободно от выпитого алкоголя. — Можно я тебя попрошу достать лепестки со шкафчика? — Чжухон внимательно наблюдает за Чангюном, целя в него объективом фотоаппарата. — Они там, на самом верху, в контейнере. Ты же все равно стоишь. Тебе ведь не трудно?       И тот послушно вытягивается стрункой перед шкафом с разным реквизитом. Не заправленная рубашка задирается, штаны сползают, оголяя бедренные кости, а длинные руки так и тянутся вверх. Чжухон довольно хмыкает, уже не скрываясь берется за камеру и пытается отснять отдельные части тела. Полоску кожи, разделяющую пиджак и брюки, жилистые руки с проступившими венами, даже тонкие щиколотки, когда Чангюн встает на цыпочки, чтобы дотянуться. — А зачем они тебе? — спрашивает он, резко повернувшись на пятках.       Чжухон лишь улыбается, довольно щурит глаза и манит к себе, снова подключая камеру к ноутбуку. — Они нужны не мне, а тебе, — смеется он. — Но сначала посмотри на это.       Чангюн смотрит в монитор и поначалу не может понять, кто изображен на снимках. Он торопливо пробегается взглядом по полурасстегнутому костюму и понимает, что цвет действительно один и тот же. — Ты фотографировал меня? — парень встает почти вплотную, упирается животом в чужую спину и даже осмеливается положить руки на чужие плечи. — Но я ведь даже не застегнул костюм. — Если бы ты знал, что я тебя фотографирую, то ты бы снова зажался, — вполне спокойно поясняет Чжухон и вкладывает недопитый бокал в руки Чангюна. — Люди всегда интереснее, когда ведут себя естественно, когда они без макияжа и прочих украшений, усложняющих образ.       И пока Чангюн допивает виски, жадно собирая из бокала даже последние капли, и рассматривает свое тело, пытаясь собрать из этого паззла себя, Чжухон раскидывает красные лепестки на полу. С каким-то странным звоном высыпает нечто похожее на стекло, после чего бросает на стол кожаные ремни. — Мне это убрать? — парень берет в руки спутанный комок со звякающими пряжками и непонимающе крутит перед собственным лицом. — Что это вообще такое? — Не убрать, — ухмыляется Чжухон, игриво передергивая бровями. — Тебе это нужно надеть. Знаешь, костюмы — это очень скучно. Настоящим ты можешь быть только тогда, когда раздет. — Но… Я же говорил, что у меня… — Чангюн скидывает с себя пиджак и всячески пытается обратить внимание фотографа на себя, но тот уже гасит свет и включает красные фонари. — Можно мне тогда еще выпить?       Чжухон не отказывает, услужливо дает наполненный бокал и, чуть приоткрыв рот, наблюдает, как быстро тот осушается. — Я завяжу тебе глаза, но ты не бойся, — шепчет он на ухо, пристроившись сзади. — Все здесь бутафория. Все совсем ненастоящее. Ты не поранишься. Я помогу тебе лечь.       Чангюн кивает и без опаски позволяет накрыть себе глаза бархатной тканью. Мир во тьме отчего-то играет яркими переливами, и из него не хочется выбираться. Тело легкое, губы трогает едва заметная улыбка, когда парень ощущает чужое прикосновение к своей коже и тихий шепот на ухо. Совсем неразборчивый, будто за завесой плотного тумана. Ноги холодит, когда брюки сползают на пол, а горячие ладони шарят по груди, туже стягивая ее ремнями.       В искусственном красном свете, разлинованный, будто шрамами, полосками холодного молочного цвета, Чангюн стоит полностью обнаженный, грудь расчерчивают кожаные ремни, колени его дрожат так сильно, что готовы сложиться. Чжухон вжимается в спину ничего непонимающего парня, ласково, но настойчиво потираясь стояком между его ягодиц. Руки ласкают плоский живот, гладят бедра. Чангюн прикрывает глаза, охотно подставляя шею поцелуям, ведет плечом, принуждая касаться губами все выше: на загривке, за ухом. — Тебе понравятся наши фотосессии, — в последний раз шепчет Чангюну Чжухон, перед тем как аккуратно уложить его на пол среди кровавых лепестков роз. — А ты крепкий, для сопляка. Проглотить столько наркоты и так долго держаться на ногах. Только не мычи и не пускай слюни. Не порть кадр.       Чжухон не торопится, тщательно изучает юное тело, удобнее усаживается на бедра и целит камерой в лицо отключившегося Чангюна. Смуглая кожа выглядит совсем бронзовой. Волосы отливают блеском. Чжухон вплетает в них всю пятерню, делая прическу небрежной, припадает лицом к костям ключиц и трется о них щекой, носом, касается губами, даже не поцелуями — просто губами, едва задевая нервные окончания и вырывая из горла мальчишки подхриповатые стоны. Он всегда с любопытством принюхивается к разным запахам тела, перемешанным с парфюмом, хлопчатой или шелковой тканью, с нотками дорогого алкоголя или с перекрестными запахами еще кого-то живого и теплого — запахами секса. Повязка медленно соскальзывает с глаз.       Чжухон хватает лицо Чангюна ладонями и подтягивает ближе. Глаза парня крепко зажмурены даже без повязки, а на густых ресницах повисли капельки слез. Он растирает их кончиком носа, сцеловывает краску на острых скулах, нежно поглаживая их большими пальцами. Алые приоткрытые губы, как запретное яблоко, которого хочется хотя бы коснуться. Но сильнее всего ему хочется впиться в эти губы и вылизать рот поцелуем, буквально собирать остатки кисловатого наркотика с языка и щек, так кстати завуалированного горечью виски.       Прорычав что-то невнятное, Чжухон хватается за горло Чангюна, дергает на себя, пытается заглянуть в осоловелые глаза и толкает язык между его мягких губ.       Будто что-то начиная понимать, Чангюн резким рывком подается вперед, и Чжухону приходится схватить его за поясницу. Парень разрывает поцелуй, слишком громко и натужно втягивает воздух в придавленную чужим телом грудь, когда чувствует между ягодиц что-то горячее и скользкое. Желудок едва не выворачивает наизнанку. Хочется закричать, но связки не слушаются.       Сильные руки вновь хватают за волосы, больно натягивают пряди и придавливают голову к полу. Чжухон небрежно прикладывает ладонь к лицу Чангюна, надавливает на щеку, раскрывает его рот языком и толкается им настолько глубоко, что кажется, они оба сейчас захлебнутся.       Потерявшись в алом полумраке и в неизвестности, Чангюн ощущает лишь режущую боль ниже поясницы, которую он не может прекратить. Кажется, что лопается кожа, в голове бушует самый настоящий пожар. Мечутся мысли, никак не желая собраться во что-то одно. Через призму боли и дискомфорта, граничащими с уродливым удовольствием, парень будто слышит голос Хёнвона — низкий и приятный, каким он разговаривал со всеми, но не с ним. Руки, больше похожие на плети, обхватывают шею Чжухона и прижимают его ближе. Боль становится ярче, а за ней и неизвестное чувство чего-то сладкого.       Чжухон видит, как изломалось симпатичное личико, видит дрожащие ресницы, темно-алые искусанные губы с ниточкой крови. Громкий выдох прямо над ухом и неприятная липкость не портят ощущений того, что парень раньше никем не пользованный и чистый. А потом Чжухон вдруг осознает всю тревожность момента: это не его игрушка.       Он делает пару заключительных толчков в полностью расслабленное тело, крепко вжимается и, вздрогнув, застывает, смакуя пик наслаждения. Пальцы с короткими ногтями вцепляются в узкую талию мальчишки. Чжухон бы много отдал, чтобы увидеть еще раз, как выгибает Чангюна, красиво и беспомощно распластанного под ним на пластиковых осколках, усыпанных алыми лепестками.       Он осторожно покидает тело, проводит двумя пальцами между слипшихся ягодиц и, не удержавшись, сует их внутрь. Влажно и липко хлюпнуло, а еще очень горячо, настолько горячо, что Чжухон был согласен на второй заход.       Чжухон не видит ничего, кроме юного тела под собой. Абсолютно растворившийся в моменте, который хочется продлить как можно дольше, фотограф не замечает стального взгляда почерневших глаз в щелке двери.       Взгляд Хёнвона яростный, дикий, пугающий, а лицо не выражает никаких эмоций. Длинные пальцы с нескрываемой злостью сжимают стакан с ледяным кофе, и он расплескивается через край на начищенный до блеска пол. На лице, наполовину освещенном красным светом, по-прежнему нет эмоций. Хёнвон бросает смятый стакан в ближайшую урну и, прикрыв глаза, делает глубокий вдох. Осторожно отодвигается от приоткрытой двери, делает шаг назад от неприглядной лужи, но все еще продолжает следить за Чжухоном, собирающим свои вещи.       Тот набрасывает сумку с камерой через плечо и гасит пару фонарей, оставляя лишь один. Теперь в студии почти ничего не видно, только слышны совсем тихие всхлипы. Тоненькие и жалкие, едва уловимые.       Хёнвон делает шаг влево и ловит ладонью открывшуюся дверь. Чжухон вздрагивает от неожиданности, делано хватается одной рукой за сердце, а второй — пытается пригладить взлохмаченные волосы. — Ты уже за снимками? — как ни в чем ни бывало спрашивает он и, в последний раз обернувшись в темную студию, закрывает дверь, вставая к ней спиной. — На сегодня мой рабочий день закончен, так что я тебе напечатаю их только завтра. — Буду ждать с нетерпением, — почти язвит Хёнвон и, прикрыв глаза, отработанным жестом зачесывает назад густые волосы. — Как он смотрится в кадре? — контролировать себя становится слишком сложно, пожалуй, впервые в жизни. — Чудесно, — приобняв за тонкую талию, Чжухон чуть привстает на цыпочки и шепчет в ухо. — Только о таких вещах нужно было предупреждать заранее. — О каких? — Что он девственник.       Словно выплюнув последние слова, Чжухон разворачивается и небрежной походкой удаляется по коридору. Кажется, что он даже чуть пританцовывает в такт каким-то своим напеваемым ритмам.       Стук ботинок в тишине отдается набатом в больной голове Чангюна. Шаги медленные, размеренные. Сочные лепестки свежих роз сминаются под подошвой, что-то катится по полу, подкатывается к голой спине. Очень громко слышится разочарованный выдох.       Чангюн сжимается, лежа на полу, обхватывает колени руками и пытается дотянуться до них лбом. Наверняка он думает, что поза эмбриона как-то защитит его и поможет укрыться от чужой жесткости. Парень давится слюной, когда чувствует горячую ладонь, отлично контрастирующую с его замороженным плечом. — Вставать собираешься?       Слабое дуновение прохладного ветерка приносит не только голос, но еще и запах, который Чангюн успел уже записать на подкорку мозга. Парень слабо понимает, что все еще лежит голый на полу, а к рукам и ногам прилипли смятые лепестки. Неприятно слиплось между ягодиц, кажется, там все еще влажно и что-то густое течет по ноге. Чангюн мотает головой. Нет, вставать он не собирается. Даже если бы захотел, то вряд ли смог бы. Даже такой легкий наркотик быстро не отпустит.       Хёнвон присаживается сначала на корточки, а затем и вовсе опускается на колени. Брезгливо дотрагивается до волос и, почти не касаясь, проводит ладонью по влажной щеке. Волосы на виске Чангюна совсем мокрые от слез, прилипшие к полу и лицу.       Резким рывком Чангюн подается вперед, хватается за чужие ноги, будто утопающий за прибывшую помощь. Хёнвон вскидывает руки с открытыми ладонями и сжимает зубы в оскале. Неприятно. Мерзко. Он то и дело тянет и убирает руку, не решаясь даже коснуться грязной головы. Всхлипы становятся все громче, а тело Чангюна дрожит так, что Хёнвон дрожит вместе с ним.       Он кое-как достает из слишком узких брюк телефон, но очередной страдальческий всхлип и руки, сильнее сжавшие талию, заставляют подскочить на месте и едва не выронить телефон на пол. Хёнвон тянется за брошенной на полу кофтой и настойчиво сует ее между чужим лицом и своей дорогой рубахой. Пусть пускает слюни в свои же тряпки. — Здравствуй, Мин, — здоровается Хёнвон вполне вежливо. — Мне кажется, что твоему несостоявшемуся другу очень нехорошо. Мне нужно, чтобы ты срочно пришел в студию Чжухона. И, когда я говорю срочно, я имею ввиду сию секунду.       Не проходит и пары минут, как Минхёк появляется в дверях и в ужасе зажимает ладонью рот. Все, что он слышит — это тихое «прости», повторяемое в бреду раз за разом. Чангюн все так же жмется к своему наставнику, стискивает его рубаху и штаны в кулаках и даже пытается привстать, чтобы схватиться за плечи. — С ним все хорошо? — А с тобой все хорошо было? — тихо рявкает Хёнвон и указывает на жалкий комочек, прилипший к его телу. Минхёк виновато жмет плечами, но не знает, что ответить. — Ты решил, что я вечность могу так сидеть? Ты знаешь, где он живет? — Нет, не знаю, — отвечает тот так же тихо и на носочках подходит ближе. — Но я могу узнать у Кихёна. Адреса и телефоны должны быть в личном деле. — Тогда живо пиши ему и отвези это недоразумение домой. Я позориться с ним не хочу.       Минхёк от ужаса не может пошевелиться, берет телефон в руки, но никак не может попасть по буквам. Пока Кихён роется в делах сотрудников, чтобы найти адрес стажера, он уже в сотый раз осматривает дрожащее обнаженное тело с поджатых ног до лохматой макушки. Кроме «прости» Чангюн ничего произнести не может, и Минхёку становится даже стыдно за него. Он успевает заметить, как единственный раз Хёнвон заправляет прядку за ухо мальчишке, а потом вытирает пальцы о его же кофту. — У него кровь на… Там… На ногах… — Минхёк даже пытается показать, где именно, но снова зажимает рот и отворачивается. — Может, лучше отвезти его в больницу? — Мне плевать, куда ты его повезешь! — грубо перебивает его Хёнвон. — Главное, чтобы вывез отсюда.       Приказ получен, и делать нечего. Как бы Минхёк ни ощущал в глотке тошноту от подобной картины, он послушно собирает одежду Чангюна по кабинету и присаживается рядом, стараясь не разглядывать, чтобы не увидеть больше, чем и так уже увидел.       Каждый раз, когда робкие пальцы касаются плеч, спины или рук, Чангюн вздрагивает все сильнее и пытается ползти далеко не в сторону того, кто пытается его одеть. Он хаотично хватается за все, что только попадает под руки, отрывает петельку для ремня, чем и вынуждает Хёнвона стукнуть его по рукам. От громкого шлепка Минхёк тихо ойкает и решительно переваливает Чангюна себе на колени. — Я в тебя верю, — бросает Хёнвон, когда наконец встает на ноги и отряхивается, направляясь к выходу из студии.       Словно почувствовав, что остался без поддержки, Чангюн поворачивается на спину и пугает Минхёка своими стеклянными глазами, в которых виднеется только жутко расширенный зрачок. Слюни пузырятся в уголках рта, язык постоянно облизывает треснутые губы, но это не мешает Чангюну сначала прорычать, а затем ударить кулаком по полу. — Не уходи…       Задушенный стон, о котором Чангюн наверняка пожалеет, был успешно приглушен ладонью Минхёка, легшей на липкие от слюней губы. — Тише… — пытается он шептать так тихо, как только может. Дожидается хлопка двери и уже чуть смелее расправляет кофту, намереваясь натянуть ее на Чангюна. — Ты только не бойся, я не буду тебя трогать, я просто одену тебя.       А Чангюну все равно. В полном бреду он еще не один раз повторяет свое жалобное «не уходи» и охотно доверяется чужим рукам.