The Broken Doll

      Сознание очень медленно вырывается из странного тумана, будто пузыри от утопленника из непроглядной тьмы бездонного колодца. Под ногами блестит вода, босые ступни ощущают клейкую вязкость и холод. У воды необычный оттенок. Вокруг полумрак.       Чангюн озирается по сторонам, ища кого-то взглядом. Едва различимые образы, скорее похожие на обычные тени — возможно, его собственные. Почему их так много? Сколько источников света? Шумит вода, теперь она достает до щиколоток, поднимаясь всё выше. Над головой загорается красный диск луны, и воды окрашиваются в кроваво-алый. Чангюн слышит невнятно доносящиеся слова, ищет говорящего и наконец-таки находит. — Хён? — боязно шепчет он, прищуриваясь, чтобы лучше видеть.       Образ, похожий на объект самых сладких снов, стоит на другой стороне кровавой реки. Совершенно неподвижно, подобно мраморной статуе, только его чуть отросшие волосы сдувает резким порывом ветра. — Просыпайся, — доносит ветер до ушей парнишки.       Этот голос точно похож на голос Хёнвона, только вот сам Хёнвон выглядит странно. Его хрупкую фигуру точно высекли из камня, самого белоснежного из тех, что можно найти на Земле. Обнажённый, совершенно бесполый, будто ангел. Чангюн приглядывается и делает шаг навстречу, ощущая, как мерзко хлюпает под ногами. Хёнвон держит в правой руке и прячет за спиной нечто похожее на нож. Поэтому вода красная? — Кто ты? — зовёт Чангюн, но тут же понимает, что с губ не слетело ни звука.       Сперва ответные слова почти неразличимы, но затем, прислушавшись, парень всё-таки начинает их понимать. — Слишком мало времени, — прилетает шипящий шёпот. Чангюн не отрываясь смотрит на нечто и совершенно ясно видит, что тот не открывает рта.       В воздухе слишком сильно пахнет кровью: нос буквально режет, как от удара кулаком. Из глаз брызжут слёзы, а живот стягивает узлом. Ноги всё глубже погружаются в красные воды. Когда Чангюн вновь смотрит на непонятную фигуру, то видит у его ног слабое копошение. Какого чёрта? — Почему ты не…       …замечаешь меня? Но слова застывают в глотке. Извивающиеся у ног тела начинают напоминать голых младенцев, совсем слепых и беспомощных, увешанных кровяными потёками. — Тик-так, — стучащий в висках голос. — Времени всё меньше…       Чангюн уже слышит мрачные крики человеческих детей, их страдания, эхом раздающиеся над водой. Переступив через младенцев, Хёнвон начинает двигаться ему навстречу. Его тонкие руки протянуты в немой мольбе о… помощи? Парень тянется к нему в ответ. — Кто ты? — снова кричит Чангюн, но замечает лишь чудовищную ухмылку на красивом лице.       Хёнвон поднимает руку и указывает на красную луну, буквально заставляя Чангюна обратить на неё внимание. Тот так и делает, переводя взгляд то на Хёнвона, то на кровавый диск. По ноге ползёт что-то мерзкое, что-то скользкое и шипящее — одинокая змея, высовывающая раздвоенный язык. Чангюн пытается стряхнуть её, но она только крепче обвивает икру. — Времени совсем мало, — шепчет нежный голос в голове. — Просыпайся, Чангюн-а.       Лицо Хёнвона ничего не выражает, только его голос отдаётся в начинающей раскалываться голове. «Времени мало. Времени совсем нет», — повторяет он с нажимом всё громче и громче. — Где я? — снова беззвучно выкрикивает Чангюн одними губами. — Что происходит?       Теперь Хёнвон указывает на корчащуюся пару ног, торчащую из-под земли и, по-видимому, принадлежащую совсем маленькому ребёнку. На ножках складки. Бедный малыш закопан от головы до талии. На маленьком бедре только цифра — написанная грязью «2».       «К чему она, эта цифра?», — думает Чангюн неуверенно. Это знак, что их двое? Что они теперь пара? Верно. Хёнвон протягивает руки — с них стекает кровь. Пахнет смертью, приправленной всепоглощающим ужасом. — Это ты, — усмехается он. — Ты, которого больше нет… Его больше нет… Этого ты хотел?       Диск луны сияет всё ярче, накаляясь и превращая красный цвет в белый. Сам Хёнвон излучает белый свет. Ярче и ярче, ещё ярче. Все его тело вибрирует, а затем под натиском грома оно рассыпается на тысячи осколков света.       Чангюн мгновенно просыпается от собственного крика. Комната поглощена тьмой. Влажная подушка прилипла к щеке. Острый запах крови висит в воздухе, и где-то неподалеку слышится ровное дыхание.       Чангюн очень медленно поворачивает голову к окну рядом с кроватью. Снаружи тоже темно. Полная прострация от ужасного сна не отпускает. Всё, что видит Чангюн в стекле, — это собственное отражение, больше походящее на мертвеца. Слабый, уставший, совершенно растерянный. Вновь раздается глубокий вдох. — Хён-а? — слабо зовёт Чангюн, пытаясь дотянуться рукой до бугорка, лежащего рядом под одеялом. — Мне страшно…       Хёнвон тёплый. Через хлопковую ткань чувствуются контуры его тела. Парнишка аккуратно касается шеи и кладёт ладонь на ключицы. Ощущается пульс. Ровный, приятно стучащий. Чангюна пробирает озноб, и он двигается ближе. Тяжёлая рука небрежно падает на талию. Приятно. — Спи, Гюн-а, — сонно мямлит Хёнвон, прижимает к себе и наощупь касается губами взмокшего лба. — Всё хорошо, мой маленький. Ещё рано, чтобы вставать.       Голос словно родной, записанный на подкорке, обволакивает бархатом. Сколько в нём теплоты и нежности! Чангюн прикрывает веки, но ощущение такое, будто картинка не поменялась. Везде темно. Значит, действительно ещё поздняя ночь. В тесных объятиях до невозможного уютно. Сонная улыбка Хёнвона буквально чувствуется кожей. Губы мягко трогают кончик носа. Чангюн вздыхает с облегчением и тычется лбом в грудь, а чужая горячая ладонь накрывает прохладное бедро.       Лёгкое похмельное утро наступает под звуки колючего ливня. Успокаивающий стук капель будит совсем не выспавшегося Чангюна. Парень разлепляет припухшие глаза, трогает тыльной стороной ладони потный лоб и глядит перед собой в большие окна. Дождь льёт бесконечным потоком, водопадами скатываясь по стёклам. Моменты безмятежности, в которые Чангюн понимает, что до показа остаётся совсем немного. А что будет после него?       Гложущее чувство вины перед тем, что старания Хёнвона окажутся напрасными и он так и не сможет достойно представить своё агентство, стоит в горле противной взвесью, не позволяя расслабиться. Парень почти не спит, из утра в утро подскакивая от непременно тяжёлых снов, в которых он то и делает, что думает, думает… И иногда даже забывает поесть. Мозг почти не отдыхает. Пересилить себя, свои обиды и принципы оказывается куда проще, чем побороть элементарный страх перед сценой.       Чангюн поворачивает голову, стараясь не шуметь. Его взгляд останавливается на милом безмятежном личике, которое сопит аккуратным носом. Смятая щека размазалась по подушке, и без того пухлые губы стали ещё выразительнее. Такое ангельское лицо невозможно состроить специально — даже во время фотосессий, когда Хёнвон изображал несчастного ребёнка, которого должен пожалеть его грубый любовник, выходило совсем по-другому. То, что он говорил ночью, это ведь не приснилось?       Этой милой картиной хочется любоваться бесконечно. Хочется просыпаться с этим человеком каждое утро, трогать его губы своими губами, гладить бархатные щёчки, теребить мягкие волосы, прижимать к себе ближе, а затем, вскочив с кровати с воплем «опоздал», лететь на работу и с нетерпением ждать вечернего совместного ужина, который они обязательно бы проводили сидя на диване, уютно завернувшись в самую нелепую пижаму.       Тихо поднявшись с кровати, Чангюн идёт на кухню. Заглядывает в холодильник и понимает, что у него слишком некстати дрожат руки. Необходимо быстро сообразить, из чего можно приготовить завтрак. Как назло, на глаза попадается лишь то, что шумно или долго в приготовлении. Чангюн вспоминает слова о своем якобы висящем животе и решает ограничиться кофе. Он слабо может представить, как Хёнвон уплетает по утрам жирные блинчики с ореховой пастой, однако всё продолжает держать в своём холодильнике некоторые не очень полезные продукты. — Значит, кофе, — уговаривает себя парень и захлопывает дверцу холодильника.       Чангюн неслышно крадётся в комнату, держа в руках пару чашек с ароматным напитком, затем старается бесшумно поставить их на прикроватную тумбу и осторожно укладывается на своё место. Хёнвон будто и не думает шевелиться вовсе, всё так же посапывая в одном положении.       Парнишка аккуратно приподнимает одеяло и, нырнув вниз, накрывается им с головой. Он бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится эта привычка Хёнвона — спать без белья, а также выходить без него из душа. Да и, в общем-то, фотографироваться без него Хёнвон тоже любит. Его можно понять — стесняться действительно нечего. А этот его запах слегка потного тела вперемешку с почти выдохшимся парфюмом — запах живого человека. Он не мраморный и не фарфоровый, а такой же живой и мягкий, только вот зачем-то скрывает это.       Несмело коснувшись губами влажного живота, Чангюн замирает, прислушиваясь. Ничего. Хёнвон всё так же спит. Робкие поцелуи спускаются до бедренных костей, переходя в гладкую зону паха. Парень отчего-то ухмыляется этой простой необходимости, тихо выдыхает и прикладывается щекой. Контраст прохладной щеки и собственного горячего тела Хёнвон должен был ощутить, но не шевельнулся.       Чангюн настойчиво мажет поцелуями по плоскому животу, почти невесомо касается пальцами и ждёт таких важных для него утренних прикосновений и какой-то похвалы. Хочется увидеть и услышать того Хёнвона, который был ночью. Или не был… Несмотря на все сомнения, парнишка всё жарче прихватывает губами кожу. Не замечает, как оставляет на ней новые слабые отметины, перекидывает ногу и пытается потереться причинным местом. Этого мало. Такие моменты хочется пить, как вино, и абсолютно не думать, есть ли дно в этом сосуде. Одинокий мальчишка нашёл в случайном знакомом утешение. Иллюзию спокойствия, которую так нагло нарушают потные ладони, вцепившись в напряжённые мышцы на бёдрах. — Х-хён, — сбивчиво шепчет Чангюн, не в силах оторваться от поцелуев. Ёрзает по коленям Хёнвона, широко лижет живот и с довольным видом усаживается на бёдра. — Обними меня, хён…       Парень даже не думает утереть подбородок, блестящий от собственных слюней. Облизывает уголки рта и игриво склоняет голову. Пальцы беспорядочно шарят по широкой груди, оглаживают плечи и замирают, сомкнувшись на шее. Хёнвон молчит и, кажется, даже не думает улыбнуться. Надменный полусонный взгляд будто упрекает в чём-то, в то время как пальцы всё жёстче впиваются в кожу. — Нагнись ко мне, — низким полушепотом просит Хёнвон и терпеливо ждёт, пока Чангюн пытается сделать лицо серьёзным. Выходит паршиво. Парень всё так же глупо улыбается и кусает губы изнутри. — Ты меня не слышишь?       А он слышит. Наскоро стирает ладонью влагу с губ и припадает ближе к сонному лицу, надеясь получить свой законный поцелуй. Тонкое дыхание, приоткрытый рот. Чангюн чувствует, как в голове разливается плотный кисель и как скручивает живот. Он никогда и ни к кому не испытывал такой тяги. Почему тот, кто казался недоступным, странным и даже временами действительно страшным, сейчас больше похож на того, кто тоже пытается найти отдушину в случайном человеке?       Лёгкое касание губами, длящееся не более чем ничтожный миг, и ладони Хёнвона упираются Чангюну в грудь. Тот деланно дует щёки, снова пытается наклониться, урвать момент нежности, но Хёнвон кажется непреклонным. От его взгляда рискует замёрзнуть Гольфстрим, а в руках столько нескрываемой силы, что становится не по себе. — Я не люблю, когда меня трогают по утрам, — будто с сожалением вздыхает Хёнвон и зачесывает волосы со лба. — Ты приготовил кофе? Спасибо. Я выпью после душа.       Чангюн иногда откровенно не понимает, что ему делать. Не в его силах разгадать, в какой момент настроение Хёнвона снова поменяется. Парень обиженно надувает губы, убирает с него ногу и зажимает ладони между колен. Он чувствует себя странно неловко, будто весь такой развратный пытается соблазнить человека, которого занимают более серьёзные проблемы.       Скользящим движением Хёнвон ерошит волосы Чангюна, и, не удостаивая его и словом, покидает комнату с накинутой на плечи простынёй.       На душе становится гадко. Едва не давясь от горечи, парень тремя большими глотками выпивает остывший кофе и вытирает всем предплечьем губы. Как бы сильно ни хотелось встать под прохладную воду вдвоём, чтобы смыть с себя неприятную липкость, как бы ни хотелось прижаться со спины и услышать хотя бы усмешку, Чангюн стискивает зубы и обиженно скрещивает руки. Не пойдёт. Его не приглашали.       Всю дорогу до агентства парень молчит и старается смотреть только в окно. От разноцветных вывесок разбегаются глаза. Ему, по сути, совершенно неинтересно, о чём сообщает настойчивая реклама, но лучше уж так, чем пересечься случайным взглядом с Хёнвоном, так усердно сжимающим руль. Чангюн готов поклясться, что тот тоже хочет заговорить, только как обычно разыгрывает гордость. — Тебя что-то беспокоит? — вполне буднично спрашивает Хёнвон, и краем глаза Чангюн улавливает, как тот выгибает бровь, явно ожидая ответа. — Ты обижаешься? Если да, то я хотел бы знать на что.       Чангюн мотает головой и снова подпирает подбородок, рассматривая людей на улице. Остаётся всего один перекрёсток, а там за поворотом уже покажется здание агентства, в которое можно будет вбежать и, потерявшись в бесконечных коридорах, скрыться от пристального взгляда.       Не успевает парень дёрнуть за ручку, как щёлкает центральный замок. Большая ладонь хватает за запястье, но так ласково, что Чангюн даже не успевает испугаться. Смотрит прямо в глаза с немым вопросом и уже не пытается выйти из машины. — Что такое, хён? — робко спрашивает он, а сам чувствует, как заходится сердце. — Нам нужно идти…       Длинные пальцы ловят за подбородок и приподымают чуть подёрнутое краской лицо. Приоткрытые губы Хёнвона словно гипнотизируют мягким блеском, и Чангюн подаётся вперед, неосознанно прикрывая глаза. — Только не говори, что не хочешь меня, — улыбается Хёнвон в губы, а рукой настойчиво шарит между ног мальчишки. — Хочешь же… — Хён, я… — Ч-ш-ш, — шипит тот мягко и касается губами кончика носа. — Оставь свои обиды.       Чангюн рвано выдыхает и надеется, что это не очередная уловка. Тембр голоса разливается по венам сахарным сиропом. Парень сам подрывается с места, ногами скидывая дорогую обувь, и та катится под сиденье. Хёнвон снова прав: он действительно хочет. Хёнвон никогда не заставляет себя долго ждать: поддерживает под бёдрами и помогает стащить брюки. Он сам уже вполне привык терпеть такие неудобства.       Голова упирается в потолок, становится невыносимо жарко, но Чангюн пробует улыбаться, когда немного неуклюже усаживается верхом и обхватывает руками плечи. В заискивающем взгляде читается явное: «чего ты ждешь?», и парень не думает больше сопротивляться.       Когда Чангюн чувствует пальцы Хёнвона внутри, он начинает ёрзать, показывая, что это вовсе необязательно, ведь после прошедшей ночи он ещё вполне податлив. Чтобы прекратить этот необходимый механический процесс, Чангюн обманчиво лижет чужую шею и с довольным рыком вгрызается в неё зубами. Знает, что останется след, но всё равно не может сдержаться. Хёнвона хочется до безумия. Он может завести даже своим обычным жестом — когда зачёсывает волосы назад. Сейчас нет времени растягивать удовольствие. На парковке полно незнакомых машин, а это означает только одно — спонсоры предстоящего показа уже на месте и хотят увидеть тех, для кого предназначаются их дорогущие костюмы. Да и начальство наверняка заждалось.       Не прекращая ритмично двигаться, Хёнвон обхватывает член мальчишки, чтобы немного ускорить процесс. Тело Чангюна всегда быстро на него реагирует. Кажется, что его можно сонного посадить посреди ночи в кровати, тронуть между ног, и он будет вполне готов к порции ласки. Вот и сейчас, слыша эти пошлые шлепки и шумное дыхание, он едва сдерживает себя, чтобы не застонать и не попросить ещё.       Сильно сжимая головку члена, чтобы не испачкать обивку спермой, Хёнвон сам не замечает, как кончает. И только услышав неразборчивое бормотание и увидев, как семя стекает по внутренней стороне бедра мальчишки, понимает, что натворил. — Я думал, что на тебе есть резинка, — мямлит Чангюн, снова перебираясь на соседнее кресло и стараясь натянуть штаны так, чтобы по минимуму их испачкать. — Куда я теперь в таком виде?..       И снова этот отточенный жест с волосами. Чангюну аж рыкнуть хочется, но он понимает, что на сегодня, кажется, игры закончились. Хёнвон смотрит на себя в зеркало, финальным штрихом вытирает пот под глазами и, подхватив с торпеды телефон, покидает салон авто. — Сейчас переоденешься, — бросает он на ходу бегущему сзади мальчишке. — Никто ничего не заметит.       В холле жаркая суета: незнакомые люди снуют туда-сюда и только чудом не задевают друг друга плечами. Все кажутся настолько гибкими и плавными, что будто плывут по воздуху. Мужчины и женщины в дорогих одеждах, увешанные странными аксессуарами, блестящими цепями и густыми перьями улыбаются каждому, кто попадается на их пути.       Чангюн напрягается и теряется в толпе, спиной испуганно прижимаясь к своему наставнику, затем чувствует, как ладонь скользит по его плечу и спускается на бёдра. — Всё у тебя в порядке, — нагнувшись к уху, шепчет Хёнвон и деликатно сжимает ягодицу. — Никого не бойся. Некоторые из них такие же новички, как и ты, только они хотя бы стараются держаться уверенно.       Из знакомых лиц парень замечает только Хосока, мило болтающего с весьма симпатичной девушкой, и крайне раздраженного Кихёна, который держит под руку Минхёка и буквально тащит того за собой. — Кажется, всё плохо…       Чангюн не успевает договорить. Он вынужденно зажмуривается, когда Кихён отталкивает от себя своего спутника и быстро находит ему замену, схватив мальчишку за запястье. — Ты чего себе опять позволяешь? — недовольно шипит он и заглядывает в лицо Хёнвона снизу вверх. — Все уже привыкли к твоим опозданиям и многое тебе прощают. Я могу понять, почему ты это делаешь… — И почему же? — с ехидным смешком перебивает тот.       Кихён грозит пальцем, дует щёки и старается не ляпнуть своего обычного сарказма при посторонних. Не желает показать своей беспомощности перед ведущей моделью своего же агентства. Кажется, что его лицо с каждой секундой становится всё краснее. Он крепче сжимает тонкую руку Чангюна и с силой дёргает парнишку на себя. — Потому что ты зазвездился, мой дорогой, — цедит Кихён сквозь зубы и ударяет Хёнвона в грудь кулаком, но тот только закатывает глаза. — Если тебе и позволено опаздывать, то твоему подопечному я такой привилегии не давал. — Это я его задержал, — голос Хёнвона становится приторным, а взгляд словно окрыляет и дарит второе дыхание. — Не ругайся на него. Обещаю, что больше такого не повторится.       Минхёк наконец позволяет себе поправить собственный пиджак, когда Кихён скрывается в толпе людей, прихватив с собой новую жертву. — Что его так вывело из себя? — хмыкает Хёнвон и мельком бросает взгляд на Минхёка, надеясь, что тот заметит и ответит ему. — Съёмки промо-ролика и клипа уже идут полным ходом, — вполне профессиональным тоном отвечает Минхёк и высматривает дорогих гостей, которых Кихён просил его встретить. — Мне нужно дождаться группу безобразно богатых японцев, а ты можешь идти. Ведь не царское это дело — стоять у дверей.       Краем глаза Хёнвон замечает приветственный взмах руки и оставляет молодого коллегу. Хосок крайне деликатно просит девушку рядом с ним удалиться. Интерес к ней пропадает, когда капризный любовник наконец остаётся один. — Че Хёнвон, у Вас не найдётся для меня минутки? — без нажима зовёт Хосок, маня к себе указательным пальцем с надетым на него грубым кольцом. — Очень бы хотелось перекинуться с Вами парой слов.       Хёнвон кривит губы в мягкой улыбке, слыша рядом с собой раздражённое хмыканье Минхёка — ему приходится отойти чуть в сторону, потому что Хёнвон явно не настроен подходить к Хосоку и ждёт, пока тот сделает это сам. — Вот как, — картинно вздыхает он и, касаясь волос, прикрывает глаза. — Так ты меня ещё не называл.       Хосок не дурак, чтобы не понимать, что от него ждут первого шага. Даже сейчас он не против его сделать. Хёнвон упрямый баран, но до чего же его каждый раз хочется. С этими мыслями Хосок подходит сам и рискует положить ладонь Хёнвону на талию. — Вижу, что твоё настроение лучше, чем вчера, — аккуратно начинает он, и ответная реакция на заставляет себя долго ждать.       Руки Хёнвона гладят по плечам, крепко сжимают и разжимают, причиняя приятную боль. — Я принял успокоительное, — кокетливо улыбается он и поджимает губы. Разрешает притянуть себя ближе. — Спасибо, что переживаешь. — Я хотел бы извиниться за прошлый инцидент.       Хёнвон перебивает робкую речь звонким смехом, и, несмотря на шум гостей, Минхёк всё слышит и поворачивается. Кулаки парня сжимаются от бессилия, он даже хочет, чтобы в этот момент Чангюн оказался здесь. Пусть ему станет больно хоть один раз — это ведь как предупредительный выстрел в голову. Зато потом Чангюн будет мёртв вместе со своими нежными чувствами к человеку, который вовсе их не имеет. — И в каком виде я должен принять твои извинения? — заигрывает Хёнвон со своим партнёром, перебирая пуговицы на его рубашке.       А в ответ искренняя и добрая улыбка, настолько ослепительная, что даже Минхёк иногда верит своему старшему наставнику: — В каком попросишь.       Становится тошно смотреть на ужимки и, пожалуй, довольно откровенные поцелуи. Минхёк отворачивается и усмехается про себя. Сколько бы у Хёнвона ни было игрушек, он всегда возвращается к Хосоку, а тот принимает его с распростёртыми объятиями. Должна же быть в этом мире хоть какая-то стабильность. — Я скучал, — сладко мурлыкает Хёнвон. — Ты знаешь об этом?       Большие ладони Хосока скользят по узкой талии, задерживаясь в карманах чужих брюк, и притягивают парня ближе, делая прикосновения всё более интимными. — Ты сам меня прогнал, — в голосе Хосока Минхёк умудряется различить самую настоящую обиду. Глупо же. А ещё немного неприятно видеть, как тот ластится, трогая губами шею, вдыхает запах и млеет от него, словно мальчишка. — Этот ребёнок настолько быстро сдаётся, что не может полностью тебя удовлетворить? — Этого ребёнка на нас обоих хватит, — отвечает Хёнвон с такой нескрываемой гордостью, будто говорит про новый телефон или машину. Вздрагивает и громко вскрикивает, когда чужие пальцы впиваются в ягодицы. — Тише ты. Можно и поласковее. — И как пацанёнок на вкус? Молоком сильно пахнет?       Даже Минхёк с трудом выдерживает этот разговор. Хочется плюнуть в лицо и уйти, но к сожалению, он не может ни того ни другого. Хорошо бы прямо сейчас рассказать всё Чангюну, но ведь тот, увы, не прислушается. Пожалуй, тут он с самим Хёнвоном может посоревноваться в упрямстве. — Хочешь попробовать? Давно мы этого не делали.       Приближающуюся группу узкоглазых японцев, которую легко можно узнать по традиционным нарядам, Минхёк приветствует низким поклоном — те галантно кланяются молодой модели в ответ. Парень указывает на стол, где стоит предлагаемое гостям шампанское, после чего направляет вновьприбывших по коридору, свободно общаясь на их языке.       Заметив, что Минхёк едва ли не бежит обратно, придерживая полы пиджака, Хёнвон отрывается от поцелуя. — Простите меня, — сбивчиво тараторит парень, обращаясь к застывшим любовникам. — Но спонсоры показа уже на месте. Съёмки клипа вот-вот должны начаться. Нам следует пройти на площадку. Стилисты и визажисты наверняка нервничают, что нас там нет.       Хёнвон вздыхает, и, если бы Минхёк не знал, что тот умело притворяется, ему бы стало его даже жаль. — Тебя никогда не учили не вмешиваться в разговор? — спрашивает он так, словно сюсюкает маленького ребёнка.       Минхёк до скрипа сжимает челюсти, и тут уже даже Хосок это видит. Он отстраняет от себя Хёнвона и поправляет ему ворот рубахи. — Тебе действительно пора, — снисходительно улыбается мужчина и, обхватив чужую ладонь, на прощание целует пальцы. — Позвони мне. — Тебе не придётся ждать долго.       Если бы Минхёк умел так же наглеть, как Чангюн, то он бы уже схватил Хёнвона за рукав и силком потащил за собой. — Пожалуйста, давай поторопимся, — пытается сдержанно просить он, но в то же время нервно подёргивает ногой. Хёнвон закатывает глаза, зачёсывает волосы и, слушаясь душного коллегу, всё же следует за ним между суетящимися людьми. — У тебя сегодня приподнятое настроение. Случилось что-то хорошее?       Элементарное проявление маломальской заботы отчего-то вызывает у Хёнвона ярость, и тот слабо толкает впереди идущего коллегу в спину. Минхёк не реагирует, продолжая чеканить стройный шаг. — Почему вас всех так заботит моё настроение? — раздражённо спрашивает Хёнвон. — Я не лезу в вашу жизнь. Зачем вы лезете в мою? Неужели нет ничего поинтереснее? — Это называется вежливость… — Это называется вежливость… — передразнивает он, ломая голос. — Это называется чушь собачья. Мы просто работаем вместе, твоя вежливость мне не нужна, — грубо отрезает он и широким шагом демонстративно обгоняет Минхёка. — Не отставай, ты же сам сказал, что нужно торопиться.

***

      Бедному Чангюну с каждой минутой всё сложнее смотреть, как его любимый наставник пытается выставить себя в кадре. А ещё постоянно дергают то туда, то сюда, хватают за плечи, руки и даже едва не рвут рукава дорогущей кофты. Приходится быть буквально везде, чихать от надоедливой пудры, переодеваться со скоростью, подобной ракете, и слушать наставления на трёх языках. От подобного голова начинает пухнуть. Ему хочется перекинуться словом хоть с кем-нибудь знакомым, но, стоит открыть рот, снова куда-то тащат. В зависимости от сцены, в которой приходится участвовать, меняют макияж со светлого на тёмный и обратно. Волосы стоят колом. Вот бы ещё и ноги стояли так же крепко. Парнишку снова усаживают на стул, разворачивают к зеркалу и тычут в лицо кисточкой. Остаётся только устало вздохнуть и терпеливо ожидать очередных метаморфозов с многострадальным лицом.       Минхёк гипнотизирует гибкую полуобнажённую фигуру Хёнвона и стискивает челюсти до напряжения в скулах. За все годы работы Минхёк научился управлять своими эмоциями, но почему-то впервые в жизни Че Хёнвон его настолько раздражает. Минхёк послушно поворачивается, когда стилист булавкой закрепляет лёгкую кофту на худых плечах — та мягко свисает, обнажая небольшую татуировку на спине. Хёнвону дают связку каких-то блестящих цепочек, что-то говорят и уходят, а Минхёка наконец освобождают. — Минхёк-ши, — от слишком приторного голоса Минхёк вздрагивает и медленно поворачивается, с таким усердием, словно вместе с ним это делает Земля. Пытается сделать самое мягкое выражение лица, на которое только способен, и даже не замечает Чангюна, внимательно уставившегося на обоих хёнов. Парень смирно сидит перед зеркалом, пока визажист старательно накладывает ему макияж. — Поможешь мне это надеть? — ласково тянет Хёнвон, демонстрируя аксессуар, свисающий с пальцев. Цепи напоминают переливающуюся паутинку, которая красиво рассыпается по коже блестящими капельками.       Чангюна будто поражает громом, когда он видит эти цепочки. А ещё он понимает, что они должны быть зафиксированы прямо на обнажённом теле Хёнвона. Минхёк не показывает ни единой эмоции и молча подходит к протянутым рукам, держащим аксессуар. — А сам не справишься? — сомневается Мин, изо всех сил пытаясь скрыть истинную неприязнь. — Ах, боюсь, что нет, — я не смогу дотянуться до спины, — и если бы Минхёк не знал Хёнвона так долго, то обязательно поверил бы в эти широко распахнутые глаза, в которых сейчас плещется такая лживая, но так искусно сыгранная невинность. Че Хёнвоном можно обмануться в любую секунду, но сейчас за чистую монету принимает всё только Чангюн, через отражение в зеркале пожирающий глазами обоих моделей.       Хёнвон присаживается на столешницу, красиво откидывается на руки, немного запрокидывая голову назад, и расправляет плечи. Минхёк перебирает в пальцах вручённое ему украшение, и ему почему-то кажется, что цепочки ужасно горячие. Он ловит себя на мысли, что вся ситуация ему отвратительна, что Хёнвона ему хочется касаться меньше всего. Особенно после того, что он наблюдал пару дней назад.       Тяжёлый вздох заглушается звуком упавшей кисточки, и визажист, старательно работающий над образом Чангюна, тут же наклоняется, чтобы её поднять. Чангюн, гипнотизируя отражение, глазами встречается со взглядом Хёнвона, читает в нём явную насмешку и замечает едва уловимое пожимание плечами.       Минхёк подходит к Хёнвону вплотную, расправляет украшение на его плечах и, подхватывая ускользающую цепочку, фиксирует её на шее. Пальцы очерчивают контур аксессуара и опускаются ниже, оставляя за собой красивый блестящий след. Хёнвон послушно разводит руки в стороны, позволяя Минхёку продеть в отверстия руки и зафиксировать застёжку на плечах.       Чангюну кажется, что он бредит: изображение перед глазами расплывается от подступающих к ним слёз то ли ревности, то ли обиды. Парень вцепляется руками в ручки кресла, на котором сидит, и старается не заплакать. Визажист тем временем просит его закрыть глаза для растушёвки теней какого-то нюдового оттенка, Чангюн готов всё что угодно сделать, чтобы больше их и не открывать — не видеть ничего в отражении.       Минхёк опускает цепочку на бока — Хёнвон закидывает руки за голову. Пальцы двигаются отточенно быстро, продевая хвостик цепочки в петли, пока на всю гримёрку не раздаётся недовольное шиканье. — Что ты творишь, чёрт возьми? — Хёнвон сверху вниз злобно смотрит на то, как Минхёк закрепляет последнюю петельку слева, а затем отпускает болтающийся незакрепленный хвостик. — Извини, я случайно, — с доброй улыбкой на губах и глазах беспечно выдаёт парень, а Хёнвон понимает, что случайность — плохая отговорка. На коже остаётся маленькое покраснение от царапинки, совсем незаметное на снимках, но очень красноречивое.       Чангюн, наконец разомкнув веки, снова ловит взгляд потемневших ледяных глаз. Хёнвон улыбается ему в отражении, а Минхёк повторяет свои недавние действия на втором боку модели, закрепляя оставшуюся часть аксессуара. Визажист встаёт перед лицом Чангюна и приподнимает его вверх, рассматривая равномерность растушёвки на глазах. Теперь Чангюн не может видеть, что происходит позади него. Визажист делает парочку финальных штрихов и наконец выдаёт «готово».       Чангюн поднимается с кресла на ватных затёкших ногах и тут же забывает все негативные чувства, видя, как красиво цепочка переливается на бледноватой коже Хёнвона. Парень закусывает губу, срывается с места и, пролетев мимо раздражённого Минхёка, покидает гримёрку. — Какой же ты урод, Че Хёнвон, — убедившись, что визажист их не слышит, тихо выплёвывает Минхёк почти на ухо другой модели. — Я слишком часто это слышу, Минхёк-ши, — Хёнвон бросает мимолётный взгляд на зеркало, рассматривая себя со спины. — Благодарю за помощь, — улыбается он и вальяжной походкой скрывается за дверью, оставляя Минхёка наедине со своими мыслями.       Почему-то сейчас катастрофическая безысходность ощущается сильнее, чем когда-либо. Чангюн быстро идёт по коридору, пару раз оступаясь в летней обуви, и скрывается за дверями роскошной мраморной уборной. Парень смотрит в зеркало на свои покрасневшие глаза, уже в который раз готовые вот-вот заплакать, и запрокидывает назад голову, пытаясь унять слёзы. Это оказывается сложнее, чем он думает, поэтому он бросается к автомату, хватает пару салфеток и промакивает ими уголки глаз, стараясь не задеть наложенный макияж. Но едва Чангюну удаётся придти в чувства, как в уборную входит ещё один человек. — Зачем ты убежал? Съёмки скоро снова начнутся, — Хёнвон бесцеремонно облокачивается поясницей на раковину, пытаясь заглянуть Чангюну в глаза.       Чангюн молчит, избегает чужого взгляда, пока не чувствует прикосновение прохладных пальцев к подбородку. Только тогда он послушно поднимает голову и смотрит прямо в зрачки, пытаясь изобразить на лице обиду. От человека напротив веет спокойствием и почему-то теплотой — забыв обо всём, Чангюн моментально краснеет и немного отстраняется, облокачиваясь на холодную стену. Тупит взгляд в пол и сминает распахнутые полы широкой открытой рубашки. — Гюн-а, — от ласкового сокращения собственного имени, произнесённого этим голосом впервые, становится настолько комфортно, что Чангюн краснеет ещё больше, а Хёнвон делает шаг вперёд. — Скажи мне, что ты хочешь? — худая кисть практически касается волнистой пряди волос Чангюна, красиво спадающей на глаза.       Чангюн закусывает губы до крови, готовый провалиться сквозь землю, а Хёнвон ухмыляется, всё ещё глядя в упор. — Позови меня, как решишься, — пожимает он плечами, отчего украшение красиво приподнимается вдоль тела, отдавая новым блеском в свете ламп, и разворачивается, чувствуя робкую хватку на собственном запястье. Хёнвон тут же переводит взгляд на чужую руку и слышит прерывистое, слегка возбуждённое дыхание рядом. — Х-хён, — низко шепчет Чангюн, наконец поднимая глаза и облизывая губы. — Поцелуй меня, хён, пожалуйста.       Глаза мальчишки до смешного наивные, а блестящие вишнёвые губы выглядят так соблазнительно, что Хёнвон не может отказать прежде всего самому себе. Он подходит совсем вплотную, практически вжимая мальчишку в холодную стену, и трогает поцелуем ароматную помаду.       Ощутив привкус любимых губ, Чангюн слишком несдержанно хватается за крепкую шею, тянет партнёра на себя и сам ластится в руки, возбуждённо прикусывая нижнюю губу Хёнвона. Осмелев совсем, он закидывает ногу ему на талию — тут же слышит почти что рычание в губы и ощущает, как его подхватывают под бёдра, буквально удерживая на весу.       Чангюн целуется жадно, мокро, путается пальцами в цепочке, позволяет посадить себя на раковину и смять разгорячённую голую кожу под рубашкой. Парнишка распаляется с каждым новым движением, позволяет Хёнвону спустить со своих плеч чёртову мешающуюся ткань и, ногами прижимая его к себе, низко стонет. Хёнвон улыбается в ответ и наслаждается этими ревностными поцелуями, этой всепоглощающей юношеской жадностью, которая выплёскивается наружу только для него. — Нам нужно идти, — Хёнвон отстраняется от пылкого любовника и шепчет в его губы, оглаживая покрытую лёгкой испариной спину. — Перерыв почти окончен.       Парнишка напротив выглядит ужасно сексуально, и Хёнвон впервые в жизни жалеет о загруженном расписании. Хочется взять его прямо здесь, не стесняясь посторонних глаз. Чангюн прижимается лбом к чужому плечу, переводит дыхание и, рвано кивнув, разрешает вновь набросить на себя рубаху.       Они возвращаются на съёмочную площадку — входят в помещение друг за другом, не стесняясь редких косых взглядов. Хёнвон спокоен и невозмутим. Чангюн, пытаясь поправить причёску, неожиданно сталкивается глазами с уже не скрывающим собственного недовольства Минхёком, но ничего не говорит — лишь задирает лицо к потолку и небрежно запускает пятерню в волосы, окончательно их взлохмачивая.       Хёнвон проходит на площадку и принимает задумчиво-вожделеющее выражение лица, гипнотизируя фотографа через объектив фотокамеры. Искусственные кристаллы переливаются на его коже при каждом движении, красиво очерчивая выделяющие мышцы живота и плеч. Зефирные губы томно приоткрываются, а рука тянется к чёрным волосам, убирая непослушные пряди со лба. Хёнвон застывает в позе и останавливает глаза на камере, пока фотограф поспешно пытается уловить каждое изменение в лице модели.       Чангюн провожает его жадным взглядом, полным желания и неутолённого разыгравшегося возбуждения. Парнишка ловит себя на ужасной мысли: ему жутко хочется прокричать каждому в этой комнате, что все эмоции Че Хёнвона, так страстно демонстрирует им на камеру, обращены к нему одному. Простому Им Чангюну, которого жизнь наградила самой страшной и в то же время самой прекрасной привилегией и которую Чангюн готов принимать снова и снова, не боясь последствий. — Ты хотя бы не палился так, — бурчит Минхёк рядом, а Чангюн лишь недовольно хмыкает в ответ: — Мне нечего скрывать, — дерзко парирует он, в зеркало рассматривая собственные губы и поправляя слегка размазанный на них тон. — Вот как ты заговорил, — улыбка у Минхёка снисходительная, но от этого ещё более пугающая. Чангюн хочет, чтобы Минхёк ушёл, желательно насовсем, и оставил его, Чангюна, в покое. — Тебя моя личная жизнь не касается, — продолжает Чангюн, проводя кисточкой по губам.       Минхёк не сдерживает нервного смеха: — Как-как? Личная жизнь?! — смех Минхёка всё такой же приятный на слух, несмотря на проскальзывающую мини-истерику. — А Че Хёнвон в курсе, что у него с тобой «личная жизнь»? Что ты знаешь об этом человеке? — Мне достаточно того, что я знаю. — Чего именно?! Расскажи мне, Гюн-а. Ты чувствуешь себя особенным, потому что прыгнул к нему в постель? Ах, какой же ты весь из себя! Посмотрите-ка! Я тебе уже это говорил, но повторю снова: ты не особенный. Если бы он не захотел, ты бы ни за что не был с ним близок. Он бы даже работать с тобой не стал, как это было со мной. Ты доступный, ведомый, и это твоя беда. Пожалуйста, очнись, Гюн-а, твои проблемы только множатся. Всё может стать хуже в разы. — Я как-нибудь сам разберусь со своими проблемами, тем более, что у меня их нет, — отрезает Чангюн и делает вид, что поправляет и без того ровный тон помады. — Возможно, ты это знаешь, но я тебе напомню: розовые очки бьются стеклами внутрь. Больно, Гюн-а… В конце будет очень больно.       Чангюн стискивает зубы, отчего высокие скулы становятся ещё более острыми, а кошачьи глаза сужаются, мгновенно чернея. Хочется задеть Минхёка так сильно, как только можно, до слёз, чтобы больше не смел влезать не в своё дело. — Ты ничего не знаешь, — наконец выдаёт Гюн, сделав пару глубоких вдохов-выдохов. — Ты, чёрт возьми, ничего не понимаешь и не знаешь!       Минхёк скрещивает руки на груди: — Ошибаешься, Гюн-а, — и почему-то именно сейчас Чангюна передергивает от того, как Минхёк произносит его имя. — Я знаю намного больше, чем мне бы того хотелось. И я пытаюсь корректно донести это до тебя. Мне тебя жаль… — Меня не нужно жалеть. Я в твоей жалости не нуждаюсь. Наш разговор окончен, — Чангюн швыряет блеск на столик, но тот с громким стуком падает на пол, скатившись по гладкой поверхности. Парнишка собирает всю волю в кулак и удаляется на другой конец площадки, попутно прихватив бутылку воды со столика и изредка жадно припадая к ней губами. — Идиот… Какой же ты идиот… — тихо говорит Минхёк уже самому себе.       Как только Хёнвон заканчивает съёмки, на него набрасывают халат того же пурпурного цвета, что и в первый день, когда Чангюн увидел его за работой, и сразу же вручают полный стакан холодного американо из местного «Старбакса». Хёнвон медленно обводит глазами помещение, ловя на себе восхищённые взгляды персонала и краем уха улавливая перешёптывания моделей. Когда он замечает внимательный взор блестящих глаз Чангюна, он демонстративно подносит трубочку к губам и прихватывает её за край, прикусывая кончик. Хёнвон смотрит прямо в зрачки, да так соблазнительно и игриво, что Чангюн не сразу слышит, как его зовут на площадку.       Парнишка проходит мимо, расправив выделяющиеся в результате непрерывных занятий в спортзале плечи, на которых лёгкой прозрачной дымкой лежит распахнутая рубашка. Его походка плавная и уверенная, и никому в голову даже не приходит мысль о том, что буквально несколько недель назад Чангюн был неуклюжим и неопытным юнцом. Он подходит в указанное место, и ему говорят, что для нужного эффекта его придётся облить водой.       Чангюн покорно принимает позу, ёжась от тонких струй воды, стекающих по плечам вдоль тела. Рубашка неприятно липнет к коже, а прохладный ветерок заставляет чувствовать самый настоящий холод. Чангюн терпит противные мурашки, сжимая челюсти, но в то же время хочет показать всем, каким он может быть на самом деле. Особенно одному конкретному человеку, который всё так же не сводит с него глаз.       Затвор постоянно щёлкает, стараясь запечатлеть каждое новое положение модели. Движения Чангюна ровные, отточенные, но то ли из-за присутствия посторонних, то ли из-за слишком сильных стараний в них всё ещё можно заметить лёгкую нервозность. С каждым снимком Чангюн раскрывается ещё больше, не стесняясь собственного тела. Парень хватает стоящую рядом бутылку с водой, подносит её к губам и запрокидывает голову назад, позволяя прохладным струям скатиться по груди.       Даже тут фотограф щёлкает затвором, двигаясь вдоль площадки и улавливая нужный ракурс. Чангюн откидывает мокрые волосы назад двумя руками и прямо смотрит в камеру, пока лицо поблёскивает от воды. До слуха парнишки доносится чьё-то удивлённое: «потрясающе» и «отличная работа», но Чангюн слишком увлечён процессом, чтобы различить голос Кихёна. Напоследок парень хватает полы прилипшей рубашки и, почти разрывая ткань, задирает её вверх до груди — оголяет выделяющиеся кубики пресса. — Снято! — к Чангюну молниеносно подбегает персонал, набрасывает ему на мокрые волосы и плечи полотенца и начинает сушить парня горячим воздухом.       Чангюн дрожит от холода, кутается в махру и думает, что заболеть прямо перед показом было бы самой ужасной подставой на свете. Но парнишка уверен, что пройдёт и через это, ведь сегодня он чертовски доволен собой.       Съёмки затягиваются до позднего вечера. Модели постоянно меняются, а стилисты безостановочно работают над макияжем для новых образов. Под конец рабочего дня все вымотаны настолько, что едва держатся на ногах. Чангюн устало садится прямо на пол возле стены и откидывается на неё спиной. От этой суеты вокруг ужасно устают глаза, и хочется поскорее добраться до дома и улечься в тёплую постель. Чангюн не замечает, как задрёмывает, полностью опираясь на стену и игнорируя шум съёмочной площадки. На сегодня рабочий день для него точно закончен.       Чангюн никого не слышит, полностью забывшись и окончательно заснув. Парень вымотан настолько, что ему ничего не снится, и, наверное, после пробуждения он будет благодарен за это. Ночные кошмары стали появляться довольно часто после злополучного «свидания» с Ли Чжухоном.       Вдруг мальчишеских губ касается что-то мягкое и нежное, на ощупь напоминающее лепестки роз. Спросонья Чангюн думает, что ему дают какие-то ужасно мягкие цветы, пытается потянуться и распробовать их, но внезапный пряный запах свежего кофе заставляет парнишку приоткрыть глаза. Он ощущает чужое дыхание на своих губах. — Просыпайся, Гюн-а, — ласково шепчет Хёнвон, снова касаясь своими губами губ Чангюна. В руках у наставника два стаканчика кофе, один из которых он заботливо вкладывает в руку всё ещё сонного парня. — Нам пора домой.       Чангюн трёт глаза свободной рукой, рассеянно кивает и лениво осматривается, довольно облизывая губы после поцелуя. Ему требуется несколько минут, чтобы немного проснуться, глотнуть мягкого горячего латте и наконец подняться на ноги.       Хёнвон спокойно направляется к выходу со съёмочной площадки, одетый в свою привычную повседневную одежду. Он накидывает куртку на плечи Чангюна, расправляет её на мальчишеских плечах и пропускает того вперёд. Парни покидают агентство, оставляя ещё один тяжёлый рабочий день позади.       Никто не произносит ни слова по пути на парковку. Вопросы беспорядочным роем снуют в голове Чангюна, вызывая практически физическую боль. Пальцы крепче сжимают стаканчик с кофе, а глаза так и сверлят фигуру впереди идущего наставника. Но Хёнвон всё молчит, молча же открывает дверь автомобиля и, не удостоив Чангюна даже коротким взглядом, садится на водительское кресло.       Чангюн стоит на месте как вкопанный и не осмеливается коснуться ручки дверцы. Хёнвон поворачивает голову, смотря на него через стекло, и по спине парнишки бегут мурашки от проскользнувших в глазах льдинок. Че Хёнвон на съёмочной площадке сегодня и Че Хёнвон, которого Чангюн видит сейчас, будто два разных человека. Парень пытается понять причину внезапно изменившегося настроения, теряясь, делает последний глоток латте и выбрасывает стаканчик.       Наконец он решается открыть дверь автомобиля и, усевшись на пассажирское сидение, пристёгивает ремень безопасности. Машина бесшумно трогается. Хёнвон снова выглядит спокойным и невозмутимым, а Чангюн украдкой глядит на сосредоточенное выражение лица наставника, на то, как напряжённые руки выворачивают на поворотах руль. Пальцы Чангюна сжимают края куртки, а плечи опускаются словно под тяжестью какого-то неподъёмного груза. Сегодня он снова не получит ответов. Поток мыслей и монотонный звук двигателя убаюкивают, и обессиленный Чангюн проваливается в глубокий сон, прислонив голову к холодному стеклу автомобиля.