***
Отпустив такси, Чангюн выходит в сгущающиеся сумерки, чувствуя, как они неприятно липнут к коже. Холодно и влажно после прошедшего дождя. Парень наспех поправляет прическу, старается выглядеть красиво даже сейчас, чтобы забыть о том пареньке, который испугался, что его застанут в гримерке, занимающимся не тем, чем положено. Он все чаще думает о том, что ему становится все равно, увидит его кто или нет. Кажется, что он добился всего, чего хотел. Самые сливки этого агентства теперь у него в кармане, или в заднице, если не врать самому себе, но это уже не так важно. Важно то, что он изменился, сменил место жительства, да и образ жизни в целом. Он не желает уходить, а Хёнвон не выгоняет. Пока это устраивает обоих. Парень позвякивает ключами, пока поднимается на лифте, разглядывает себя в зеркале, немного задирая рубаху. Хёнвон в хорошем настроении — небывалая редкость, и такого шанса упускать нельзя. Чангюн давно лелеет мысль перекинуться с ним гораздо больше, чем парой фраз во время секса или рабочего процесса. Он давно приметил небольшой бар с дорогим алкоголем, который пора бы уже достать из запасов и распить, пусть даже лежа в кровати. Они должны поговорить обо всем, что произошло в последнее время, иначе как ему жить и работать дальше. Думать об брошенных словах, что после показа их пути разойдутся, сейчас крайне не хочется. Хёнвон передумает, и на этот счет Чангюн в себе уверен. Дверь в квартире открывается неслышно, и парень спотыкается, оступившись на разбросанной у входа обуви. На Хёнвона непохоже, чтобы он хоть раз ее так бросил, и при ближайшем рассмотрении Чангюн понимает, что обувь вовсе не его. Фантом сердца подскакивает к горлу и там же болезненно замирает, не давая даже сглотнуть слюну. Знакомые нетерпеливые звуки… Из ванной? Ключи и клатч выпадают из рук, а колени будто превращаются в вату. Хочется позвать, просто закричать, но крик камнем замирает в глотке. Довольный стон, рваные струи воды и мокрое соприкосновение. Это же не может быть правдой… «Вот и попробуй теперь меня заменить» — слышит Чангюн отчетливый голос у себя в голове, видит брошенную одежду и открытую пачку презервативов, небрежно брошенную рядом с дорогим телефоном на полу. Такое же бывает только в сопливых фильмах. Хёнвон не дурак, чтобы глупо попасться. Но тогда ведь это значит… Чангюн озлобленно отпинывает чужую обувь, удерживается от плевка и бьет рукой наотмашь по висящей одежде. Быстро спускаясь по лестнице и едва не скатываясь по ней кубарем, парень выбегает в моросящий дождь и, заглушая боль впившимися ногтями в ладони, несется прочь от злополучного дома. Так не может быть. Не с ним. Не сейчас. Насколько далеко Хёнвон готов зайти, чтобы показать глупому мальчонке, как ужасно испытывать чувство ревности? Чангюн ничего не чувствует. Пустота подкрадывается незаметно и костлявыми пальцами сжимает сердце, выдирает душу без остатка и оставляет лишь сухую оболочку, тяжело переставляющую ватные ноги. Чангюну не хочется смотреть по сторонам, не хочется ни о чем думать и не хочется обращать внимания ни на какие выкрики, доносящиеся вслед. Ноги идут механически, а глаза даже не различают городской пейзаж. Всё превращается в единое невнятное месиво красок, которые больно бьют по глазам и заставляют их слезиться. Прохладная вода, оставшаяся после недавно прошедшего дождя, заливается под лёгкие ботинки, но парень не придаёт этому значения. Дорогое брендовое пальто, только что висевшее на локте, оказывается забыто на первой попавшейся остановке. Меньше всего хочется прокручивать в голове сцены, прочно врезавшиеся в память, стирающие саму волю и сознание и оставляющие за собой щемящую пустоту, от которой невозможно спрятаться. Кожа начинает саднить от воспоминаний о чужих прикосновениях, а недавние следы губ на коже из фиолетово-лиловых становятся иссиня-черными, напоминая обуглившуюся золу, прилипающую к телу. Чангюн понимает, что больше никогда не сможет отмыться от этих прикосновений и забыть. Даже в этот момент в голове молнией проносится паническая мысль о том, что эти прикосновения необходимы сейчас как никогда. Город кажется нереальным, выдуманным и нарисованным на испорченном смятом холсте. Чангюн всего лишь персонаж этого жестокого рисунка, мазок расплывающейся краски, перемешанной с другими цветами. Кофта неприятно липнет к телу, а прохладный ветер — единственное напоминание о том, что парнишка ещё может что-то ощущать. Больше всего на свете Чангюн хочет утонуть в дождевой воде. Слиться с городом, стать единой частью этого гнилого рисунка и чтобы его больше никогда не нашли. — Куда прёшь, — раздаётся над ухом глухим басом, и Чангюну кажется, что его резко схватили за плечи. Мужчина смотрит на него с неподдельной яростью, заглядывает в невидящие глаза парнишки и собирается преподать невнимательному пешеходу урок. Но стоит незнакомцу поймать стеклянный, абсолютно мёртвый взгляд чангюновых глаз, как он тут же отшатывается в сторону от неподдельного страха. Руки разжимаются и мужчина испуганно отшатывается в сторону, выпуская Чангюна и стараясь уйти как можно быстрее. Парнишка равнодушно приподнимает бровь и рассматривает собственное отражение в небольшой луже под ногами. Расплывшийся макияж рисует шрамы на кукольном лице, испещряет его пороком, прячет не выдуманные чувства за уродливой маской пустоты и равнодушия. Чангюн долго смотрит на собственное отражение, и почему-то ему кажется, что оно рассыпается на разноцветные неоновые капли. На какое-то мгновение Чангюну кажется, что он сам вот-вот рассыпется на мелкие кусочки. Шаг в сторону, и Чангюн оказывается возле широкой дороги с довольно оживлённым движением, несмотря на такой поздний час. Машины снуют туда-сюда, и от их вида кружится голова так сильно, что Чангюну приходится схватиться за ближайший столб, чтобы удержать равновесие. Парень тонет в этом шуме и буквально растворяется в окружающих звуках. Опаснее всего закрывать глаза и разжимать пальцы. Сопротивляться титанически сложно, когда мысли буквально побуждают к действию. Всего лишь один шаг, и всё можно закончить в один миг. Чангюн вглядывается в световые полосы перед глазами и вытягивает руку вперёд, как будто пытается поймать свет, но он лишь выскальзывает из-под пальцев. Разум настойчиво твердит о том, что чуда не произойдёт. Тяжёлый вздох оглушает сознание и перебивает все окружающие звуки. Словно по команде, Чангюн разворачивается на каблуках и идёт дальше, сворачивая с дороги в сторону ночного клуба. Место определённо знакомое, но до безумия чужое и холодное, будто лёд. Чангюн делает несколько шагов вперёд и тянет тяжелую дверь чёрного хода, уверенный в том, что его никто не остановит, потому что за довольно короткое время парнишка приобрёл статус «своего». Все коридоры клуба выучены наизусть, и Чангюн безошибочно сворачивает в сторону главного зала, из которого доносится заглушающая мысли ядовитая музыка. Чангюн понимает, что тонет. Звук поглощает парнишку, безжалостно и слишком резко, и все мысли мгновенно улетучиваются, оставляя в голове только ритмичную музыку. Весь клуб будто одна большая VIP-зона для слишком важных людей, от которых Чангюна начинает мутить. Парень сворачивает в сторону уборной. Собственное отражение выглядит ещё более устрашающем в немного приглушенном свете, и Чангюн, не долго думая, снимает с лица расплывшийся макияж. Пригладив волосы с помощью воды и окончательно их намочив, парень приводит себя в порядок и расправляет чуть влажную рубашку на теле. Взглянув на парнишку со стороны, никогда не скажешь, что у него был не самый приятный вечер. Последний раз осмотрев немного посвежевшую версию себя в зеркале, Чангюн кивает самому себе и возвращается обратно в зал. Каждое лицо кажется знакомым и незнакомым одновременно. Чангюна даже узнают, приглашают выпить, на что он вежливо отказывается, толком не поняв, кто же всё-таки его звал. Музыка пьянит и дурманит разум покрепче всякого алкоголя, однако забыться получается с трудом. Чангюн с тяжёлым вздохом садится за барную стойку и прикрывает глаза ладонью. В голове проносятся обрывки фраз, события сегодняшнего рабочего дня, поцелуи в гримёрке, и от этого потока мыслей Чангюн почему-то начинает улыбаться. Дико, безумно и щемяще печально. Подошедший бармен вежливо интересуется заказом, и Чангюн просит «самый крепкий виски», улыбка моментально исчезает с красивого лица. Бармен лишь понимающе кивает и удаляется за стойку. Чангюн поворачивает голову и наблюдает за глухим фиолетово-бирюзовым неоновым свечением танцпола. На фоне этих цветов плавно двигающиеся фигуры людей выглядят чёрными тенями, сливающимися со стенами. Парнишке кажется, что он прямо сейчас может нырнуть в этот омут с головой и пропасть в ту же секунду, лишь бы ничего не чувствовать в данный момент. Разум подозрительно молчит, а звонкий стук стакана о поверхность барной стойки звучит громче бьющей по ушам музыки. Чангюн тянется к бокалу тёмно-янтарного напитка и задумчиво вертит его в руке, разглядывая переливы ядовитой жидкости. В этом бокале Чангюн видит своё спасение, хотя бы в эту ночь. Глоток обжигающего напитка отрезвляет разум, и у парня на мгновение перехватывает дыхание от непривычной слишком ощутимой горечи. Чангюн жмурится, раскрывает рот шире и делает глубокие вдохи, пытаясь прийти в себя. Рука, держащая стакан с виски, начинает подрагивать, а в глазах выступают слёзы. Горечь постепенно отпускает горло, и дышать становится легче. Чангюн мысленно задаётся вопросом, почему он не попробовал это раньше. Парнишка тянется подрагивающей рукой к стакану и делает ещё один глоток, окончательно осушив бокал. Виски, словно яд, растекается по телу и дарит приятное тепло, от которого хочется расслабиться. Чангюн делает ещё один жест рукой и просит повторить. Счёт времени давно потерян, а парнишка всё никак не может остановиться. Хочется напиться до потери памяти, лишь бы разум не был бы так жесток и не подкидывал бы предательские картинки последних дней, проведённых то ли в аду, то ли в раю. Чангюн позволяет разуму окончательно уплыть, а тормозам слететь, осушив очередной бокал виски. — Вы только посмотрите, — в медовом голосе, сквозь пелену звучащим в ушах, слышится настоящая издёвка. — Совсем тебя любовь замучила? От последнего слова Чангюн кривится, с громким звуком ставит стакан на барную стойку и искривляет губы в пьяной улыбке. — Рад тебя видеть, Чжухон-а, — протягивает Чангюн, не заботясь о вежливом обращении к старшим. Сейчас ему по-настоящему плевать на всё, что происходит вокруг него. — А ты довольно смелый стал, — ухмыляется Чжухон не без удовольствия и подзывает бармена для собственного заказа. — Наскучило быть личной проституткой? Слова Чжухона не трогают ни одну струну души, ведь Чангюну откровенно плевать, что о нём думают, и особенно плевать, что о нём думает именно Ли Чжухон. Терять совершенно нечего, ведь Чангюн давно лишился собственной воли. — Ты всё ещё не можешь забыть, — довольно хмыкает Чангюн и полностью разворачивается к Чжухону, пристально заглядывая в глаза. — Знаешь, а ведь я на самом деле рад, что так получилось. Чжухон удивлённо приподнимает бровь. — Знаешь, это ощущение свободы, когда тебе абсолютно ничего не страшно, — Чангюн рисует невидимые узоры в воздухе и следит взглядом за собственной ладонью. — И когда ты можешь делать всё, что угодно, не стараясь прятаться, словно крыса. — А тебя хорошенько поднатаскали, — оценивающе замечает Чжухон и делает глоток своего напитка. — Всё-таки следует признать, что этот сукин сын хорош. — Ты даже не представляешь, насколько он хорош, Чжухон-а, — Чангюн слишком пошло закусывает нижнюю губу и двигается ближе. Чжухон смотрит в упор, пытается разглядеть в глазах напротив хоть каплю того старого невинного юнца, которого он встретил несколько недель назад. Кажется, что это было так давно, и этот человек, сидящий перед ним сейчас, абсолютный незнакомец. — Ты ведь понимаешь, что все лавры достаются тебе только потому, что ты вовремя лёг под него? — Чангюна хочется унизить, стереть в порошок, не оставив и следа, но Чжухон врёт самому себе, борясь с собственным желанием. — Почему ты так зол по отношению ко мне, Чжухон-а? Твоё желание до сих пор не даёт тебе покоя? — парнишка попадает точно в цель, и ладонь Чжухона крепче сжимает принесённый бокал с напитком ядовито-красного цвета. — Ты не умеешь скрывать свои эмоции. Чангюн чертовски прав. Как бы Ли Чжухон ни старался скрыться, врать он не умел. За время, проведённое с Хёнвоном, Чангюн научился читать людей как открытую книгу, и понять истинную причину гнева Чжухона не составляло никакого труда. — Очень вредно отказывать себе в собственных желаниях, — задумчиво продолжает Чангюн и наигранно трёт собственный подбородок, непроизвольно копируя жест наставника. Чжухону кажется, что бокал в его руках вот-вот даст трещину. — Ошибаешься, — последние попытки сохранить самообладание даются с огромным трудом. — Я никогда и ни в чём себе не отказываю, — улыбка на лице Чжухона выходит вымученной, но уверенной. Чангюн двигается ещё ближе и опускает руку на колено Чжухона, слабо сжимая его дрожащими от перепитого алкоголя пальцами. — Тогда не отказывай и сейчас, — довольно тянет Чангюн и хитро по-кошачьи улыбается. — Вот он я. Рядом с тобой. Чжухон не узнаёт мальчишку. Черты его лица, тембр голоса, плавные движения рук стали увереннее, а взгляд прожигает насквозь. Чангюн чертовски желанен, а Чжухон так и не научился скрывать свои эмоции за годы работы с моделями. Чангюн немного отстраняется и разводит руки в стороны, не разрывая зрительного контакта. — Поедем к тебе или ко мне? — смело спрашивает он и ухмыляется, видя недоумение на чужом лице. Чжухон действительно не ожидал такого поворота событий. — Не говори мне, что ты меня боишься, — усмехается Чангюн, когда в следующее мгновение крепкая ладонь смыкается на его собственной шее, перекрывая доступ к кислороду. — Заткнись, чёртов ты щенок, — шипит Чжухон сквозь зубы и крепче сжимает мальчишескую шею. — За твою тощую использованную задницу теперь никто не даст и ломаного гроша. Ты ничем не отличаешься от этих продажных кукол в этом клубе. Чангюн бесстрастно смотрит в ответ, не показывая ни единой эмоции на лице. Кажется, что проходит вечность, когда Чжухон наконец слышит в ответ смешок, за которым следует низкий смех. Парнишка смеётся, игнорируя недостаток воздуха и сильную руку на шее. Ему ни грамма не страшно, то ли от выпитого количества виски, то ли от того, что самое страшное он уже давным-давно пережил. Со стороны Чангюн похож на безумца, и Чжухон соврёт, если скажет, что по его спине не пробежали мурашки в этот момент. Пальцы разжимаются, и Чангюн непроизвольно хватается за шею, жадно хватая ртом воздух, как самый драгоценный подарок. Сейчас парнишка рад каждой эмоции, даже самой отрицательной, ведь именно они напоминают ему о том, что он всё ещё что-то чувствует. Зудящая боль на коже немного отпускает, и Чангюн жадно припадает к непонятно откуда появившемуся стакану прохладной воды. Парень не успевает насладиться приятной охлаждающей влагой, как его тут же хватают за запястье и тянут за собой в сторону тёмных коридоров. Чангюн несколько раз моргает от удивления, а потом довольно ухмыляется. — Всё-таки ты сдался, Чжухон-а, — пьяно мямлит Чангюн и не перестает улыбаться, даже когда врезается в случайных посетителей. — Ожидание слишком велико, не так ли? Если бы Чангюн был трезв, он не узнал бы сам себя. Наглый, дерзкий, абсолютно бесстрашный, Этот Чангюн совершенно не похож на старую версию себя, у которой были хоть какие-то границы. После сегодняшнего вечера он решил стереть их окончательно, будто пытался отомстить сам себе за всю боль, которую ему пришлось вытерпеть. Голова больно ударяется о стенку кабинки местной уборной, когда Чжухон буквально швыряет его в стену. Чангюн недовольно шипит и жмурится, но не упускает возможность уязвить самолюбие Чжухона. — Твоя грубость меня чертовски заводит, Чжухон-ааааа, — почти простанывает Чангюн, но его обрывают на полуслове и снова припечатывают к стене за шею. Чангюн послушен, податлив, позволяет делать с собой всё, что угодно, совершенно не заботясь о последствиях, которые могут обернуться для него чем-то гораздо более ужасным, чем он предполагает. — Как же ты меня бесишь, малолетний ублюдок, — глухо рычит Чжухон в чужие ухмыляющиеся губы и больно кусает Чангюна за нижнюю губу. Металлический вкус крови в поцелуе пьянит сильнее, чем недавно выпитый виски, а смесь обоих вкусов на губах раздражает ещё сильнее. Чжухон продолжает несдержанно кусать губы Чангюна, стараясь причинить как можно больше боли. Взрывной коктейль обиды и ярости лишает рассудка. Парнишка проводит языком по губам, слизывая собственную кровь, когда Чжухон наконец выпускает его губы и подхватывает под бёдра. Свободной рукой Ли поддевает ремень, висящий на узкой талии, и одним движением срывает его, расстегивая ширинку. Чангюн спокойно опускает взгляд вниз, следя за движениями Чжухона и не предпринимая ни малейшей попытки вырваться. Спина отдаётся ноющей болью. Пыл Чжухона угасает так же быстро, как и его внезапный порыв вытрахать из мальчишки всю наглость и пренебрежение. Ли замирает и машинально стискивает бедра Чангюна сильнее. Тело парнишки не выдаёт ни единого признака возбуждения, а сам Чангюн буквально повис на бёдрах своего партнёра, будто тряпичная кукла. От собственного бессилия хочется выть. Чжухон тут же выпускает обмякшее тело и делает шаг назад, от чего Чангюн буквально валится на пол. Парень сидит неподвижно, острые скулы скрыты за низко спадающей высохшей челкой, а снятое, почти сорванное бельё, болтается на бёдрах. Если бы не равномерно вздымающиеся плечи, можно было бы подумать, что мальчишка умер. Наверное, смерть была бы для Чангюна лучшим решением в этой ситуации. Чжухон не смотрит на парнишку и лишь второпях достаёт из кармана смартфон. Набирает чей-то номер, крепко сжимая кулак до побелевших костяшек. — Забери свою чёртову шлюху из этого клуба, — рычит Чжухон. — Пока тебе есть, что забирать, иначе он опозорит всё агентство, если его в таком виде найдут где-нибудь в лесополосе, — бросает напоследок Ли и сбрасывает вызов. Окинув Чангюна презрительным взглядом, Чжухон скрывается в толпе, почти разбивая собственный телефон. Чангюн провожает Чжухона пустым взглядом и лениво поднимается с пола, застёгивая собственные штаны. Немного пошатывается от пережитых ощущений и выпитого алкоголя. Приходится схватиться за стену, чтобы удержать равновесие. Виски отдаётся в голове хаотичными пульсациями, и Чангюн тянется к вороту собственной рубашки, чтобы расстегнуть несколько пуговиц. Он возвращается в зал и вяло просит у бармена пачку сигарет. Стянув коробок, протискивается сквозь толпу в сторону заднего двора клуба. Тишина улицы, освещённой приглушенным светом фонарей, кажется нереальной после шумного яркого клуба. Чангюн зябко ёжится от прохладного ветра и влажной рубашки на голом теле и облокачивается о холодную кирпичную стену. По телу начинают бежать мурашки от неприятного контраста, и Чангюн прислоняется затылком к стене, чтобы немного остыть и прийти в себя после очередной не самой приятной встречи с Чжухоном. Парень не ощущает ни раздражения, ни злобы. Душу сдавливают чувства досады и безысходности, саднящие сильнее, чем проглядывающие сквозь ворот рубашки следы пальцев на шее. Чангюн делает первую затяжку и заметно расслабляется, закрывает глаза и отдаётся ощущениям никотина, густо растекающегося в крови. Горький противный вкус на удивление успокаивает и приводит парнишку в чувства. Чангюн подпирает стену ноющей спиной и размеренно выпускает из искусанных в кровь губ колечки серого дыма, погружая сознание в забытье. Резкий скрип шин не даёт парнишке сполна насладиться редким спокойствием. Дверь чёрного «Астон Мартина» с затонированными стёклами хлопает, а сам водитель почти в два прыжка оказывается рядом с ничего не понимающим, всё ещё немного пьяным Чангюном. — Какого чёрта ты тут забыл?! — пальцы не менее разъярённого, чем Чжухон, Че Хёнвона впиваются в плечи Чангюна, тут же резко встряхивают парнишку так, что он слегка задевает головой стену. Дрожь в теле Хёнвона передаётся Чангюну, и последний делает слабую попытку улыбнуться. — Ты приехал за мной... — спокойно проговаривает Чангюн, снова поднося сигарету к губам. Хёнвон хмурит брови и бьёт парнишку по рукам, отчего окурок падает из рук Чангюна. — Не смей брать это в рот, — шипит Хёнвон, наклоняясь ближе и хватая Чангюна свободной рукой за подбородок, заставляя поднять голову вверх. — Смотри мне в глаза и слушай. Если ты ещё раз попробуешь спрятаться от меня, я… — Прибьёшь меня, хён? — Чангюн прыскает со смеху, на что длинные пальцы Хёнвона моментально сдавливают кожу до боли, заставляя даже прикусить язык. — Это самое малое, что ты заслужил, — выплёвывает Хёнвон в ответ. — Немедленно иди к машине. Чангюн смотрит в чёрные глубокие глаза и сам не знает, что надеется прочитать в них. Хёнвон чертовски зол, и парнишка довольно отмечает, что именно он, Им Чангюн, является причиной этой злобы. — А что будет, если не пойду? — дразнится Чангюн, но слова застывают на языке, когда ему чуть ли не выворачивают руку и буквально забрасывают на заднее сидение дорогого авто. Водительская дверь снова хлопает, и машина скоро срывается с места, оставляя злополучный клуб позади. Подумать только, сколько эмоций вызывает простая невинная сигарета. Чангюн не удосуживается подняться и принять сидячее положение, оставаясь лежать на заднем сидении и смотреть в потолок. В салоне звучит приглушенная музыка, и за ней отчетливо слышны скрипящие звуки ладоней об руль. За всю поездку Чангюн лишь однажды поднял голову, чтобы взглянуть, куда его везут. Бесконечные дома из стекла, неоновые вывески и пестрящие рекламы сливаются в одно уплывающее пятно. Чангюн лишь на третий раз замечает, что его дергают за ногу, лениво морщится и трет лицо. Голова уже не так сильно кружится, но прерванный сон только усугубил положение. Парень выбирается из машины и с удовольствием вдыхает стылый воздух полной грудью. — Чего встал? Тебе нужно какое-то особенное приглашение? Чангюн плотнее скрещивает руки на груди и весь подбирается. Холодный голос вынуждает приоткрыть один глаз. Большего Хёнвон не достоин, ведь это он виноват в сложившейся ситуации. — Я туда не пойду, — фыркает парень, вздергивая нос. — Хочешь мне еще что-то показать? Или, может, попросишь меня присоединиться? Тебе же вечно мало… Жаркая пощечина прижигает и без того пылающую градусом кожу. Вот оно и случилось. Как долго Хёнвон мечтал это сделать, и сколько ненависти вложил в этот удар? Чангюн смотрит на своего наставника из-под упавшей на глаза челки, прикрывает щеку ладонью и чувствует нечто совершенно ужасное. Не желание закричать и зареветь овладевает им. Смех. Совершенно дикий смех таится в глотке и готов вырваться наружу. Истерика. — А если я скажу, что хочу, чтобы ты покорно и с удовольствием отдался двоим — ты успокоишься? Ты больной, пора тебе уже это признать. Не смущаясь косых взглядов редких прохожих, Хёнвон больно впивается пальцами в плечо Чангюна и толкает того в открывшийся дверной проем. Парнишка старается смотреть в белый потолок уже знакомого подъезда, но взгляд черных глаз, обжигающий висок, чувствуется почти физически. Оказавшись за захлопнувшейся дверью квартиры, Чангюн снова вызывающе скрещивает руки и опирается о стену рядом с барной стойкой кухни. Взгляд быстро пробегается по шкафчикам, ища, что бы выпить. — Я бы с удовольствием сдавил твою шею, а затем смотрел бы в глаза до тех пор, пока ты не признаешь, что я нужен тебе, — лениво протягивает Чангюн и зевает в кулак. Хёнвон встает напротив на манер заносчивого паренька, прикладывается затылком к стене и чувствует начинающуюся пульсирующую мигрень. — Я однажды уже сделал это с тобой, — отвечает он совершенно спокойно, отточенным жестом поправляя волосы. Скрещивает руки на груди и прикрывает глаза. Чангюн будто выходит из сонного состояния, ярко представляя тот злополучный момент, когда он пытался быть милым, а его бесцеремонно бросили на полу в душе. Руки, хватаются за ворот рубахи Хёнвона. Взглядом он бы уже задушил, утопил, разорвал, но умом понимает, что прочно застрял в этом человеке. Парень тяжело дышит, а дыхание его отдает всем тем, что он успел закинуть в себя в клубе, и этот вкус оседает у Хёнвона на языке, раскатывается чем-то липким по нёбу, напоминая о той первой ночи, когда они точно так же ретировались из клуба в эту квартиру. — Осмелюсь тебе напомнить, что это ты за мной таскаешься по коридорам агентства, а не я за тобой, — цедит Чангюн сквозь зубы, все ближе припадая к будто каменному лицу. Ткань под жесткими пальцами хрустит, но Хёнвон остается спокойным, и это выводит из себя еще больше. — Если уж я тебе противен, то просто не подходи, сделай вид, что меня нет! Хёнвон молчит, только сильнее сжимает челюсти, которыми так и хочется вцепиться в тонкую шею, вырвать из нее хриплый крик… Или стон. Он давно запутался. И когда мутная пелена спадает с глаз, он видит, как надулись щеки Чангюна. Хёнвон выскакивает из крепкой хватки, оставив в чужих руках клочки своей дорогой рубахи, руки отталкивают парнишку обратно к стене, и смачный плевок не попадает в цель, а падает под ноги. — Остановись, щенок! — выкрикивает Хёнвон, оскалившись, готовый ударить в ответ. — Ты забыл, где ты находишься? Это не твой сарай. Поздно. Чангюну нужна только искра, и этой искрой всегда был Хёнвон. Большая кружка со стойки пролетела по левую сторону. Хёнвон не пригибался, не отошел в сторону, и это навело на мысль, что Чангюн не промахнулся… Он не хотел попасть. — Какого черта ты стоишь столбом?! — голос Чангюна несколько растворяется в звоне еще одного разбитого бокала. Хёнвон оборачивается, ища путь отступления и стараясь не наступить на битое стекло. Зашипела выплеснутая из графина вода так же, как и стоящий напротив Чангюн. Богато обставленная квартира готова стать настоящим полем для битвы, потому Хёнвон бросается вперед, навстречу очередной занесенной над головой кружке, тяжелым рукам мальчишки и его виду, полному плохо контролируемой ярости. А Чангюн будто играючи раскрывает свои объятия, бросая импровизированный снаряд. Но… Снова мимо. — Ты чего творишь, поганец?! — Хёнвон кидается на мальчишку, но его вытянутые руки резким толчком выбивают дух и валят на пол. — Что на тебя нашло? То, что ты увидел сегодня… ты же понимаешь, что ты всегда будешь вторым… Но Чангюн его не слушает, он вцепляется в гладкие волосы сильнее, чувствует, как его зажали чужие ноги. Они вдвоем катились по полу, выбивая остатки воздуха из легких. Локти и колени обдираются об дощатый пол. — Сознайся себе! — Чангюн закидывает выбившуюся прядь на макушку, дует на нее для верности и только тогда понимает, что совершил ошибку — он убрал руку с чужого плеча, что и дало Хёнвону преимущество. Теперь уже Чангюн лежал прижатый к полу спиной, а Хёнвон нависает над ним. — В чем признаться, Гюн-а? Чангюн понимает, что если выказать страх, то противник накинется на тебя, как пес, разорвет на куски. Потому никогда и не боялся. Да и бояться тут некого. Хёнвон действительно ходит за ним по пятам. Иначе как объяснить его появление везде, где бы он ни находился? — Скажи уже эти слова, чертов упрямец, — смеется Чангюн, заглядывая распахнутыми глазищами в черные омуты. Хёнвон тяжело дышит, чувствует, как вытянутый под ним парнишка нервно ерзает, но не хочет вырваться. Чего он хочет? — Какие слова тебе нужны? — переспрашивает он, срывая голос на последнем слове в фальцет. Чангюн смеется. Он понимает, что сейчас не самое время смеяться, но ничего не может с собой поделать. Не может он удержать свой смех, как не может запретить Хёнвону бросать на его задницу похотливые взгляды. И винить тут некого, он ведь и сам поначалу пытался добиться его расположения. — Скажи, что я тебе нужен, скажи, что хочешь трахать меня, — выдает он снова спокойно, после чего его охватывает новая волна смеха. — Иначе зачем ты за мной ходишь? Зачем ты за мной следишь? Зачем ревнуешь, если я для тебя никто? Хёнвон смотрит на Чангюна сверху вниз с легким презрением, а внутри все холодеет. Зубы сцепляются все плотнее. — Я тебя ненавижу! — вдруг вскрикивает он и встряхивает за плечи, ударяя головой об пол. Черные глаза Хёнвона жадно грызут лицо с раскрасневшимися щеками, но Чангюн и не думает отступать, только сильнее трется между зажавших его ног, а сам пропускает мысли, что ему все равно, что с ним сделают. Он доверяет своим инстинктам, которые никогда не подводили. Слово «ненавижу», вырвавшееся так быстро, совсем не то, что Хёнвон хотел произнести. — Я сильнее тебя, хён, потому что я прав. Чангюн ловит его взгляд и не позволяет себе отвести глаза. Хёнвон первым отводит глаза, уголок его рта нервно дергается, между губами появляется и тут же исчезает кончик языка. — Сука! — шипит Хёнвон, но в голосе его слышится поражение. Он уже успел подумать, что сегодня явно не его день, что есть в этом парнишке что-то, что заставляет за ним ходить и различать издали. Воспользовавшись замешательством, Чангюн упирает колено в чужой пах. Хёнвон чуть выгибается в пояснице, все так же прижимая колени к полу. Парнишка не в силах сдержаться, он смеется, его истеричный хриплый смех разносится по квартире. — Заткнись! — Хёнвон пытается держать себя в руках, но все же бьет Чангюна ногой по лодыжкам. Он наваливается на него всем весом, и воздух выходит из придавленной груди едва слышным выдохом. — Да… — издевательски и совсем приглушенно доносится в шею. — Так вот какой ты настоящий… Чангюн, смеясь, начинает ерзать и тереться сильнее, а потом, к полному изумлению Хёнвона, бьет его лбом по лбу. Перед глазами у обоих вспыхивают искры, но они оба здоровые мужчины, и эрекции это не помешало, только усилив ее. Хёнвон ощерился и резким движением порвал узкие брюки на мальчишке. Чангюн не прекратил сдавленно смеяться, даже когда Хёнвон дернул его кофту, даже тогда, когда почувствовал пальцы на сфинктере. Ему нравилось это лицо, искажающееся бессильной злобой. — Нравится тебе? — зло улыбается Хёнвон, грубо сгибая пальцы внутри чужого тела. Чангюн проглатывает смех и стонет от того, что пальцы коснулись уязвимого места. Это явно не то, что Хёнвон хотел услышать. В его планы входило сделать маленькому зверенышу больно, а не приятно. Но вышло не так, как он хотел. — Только попробуй издать этот блядский звук снова, и я тебе… — Что? — усмехается Чангюн, наспех облизнув губы. — Нос откусишь? — Нет, — свободная рука схватилась за шею, а голос упал до шепота. — Я тебе не пальцы туда засуну. Глаза Хёнвона превращаются в щелочки. И сейчас он похож на того, кто знает все уловки и ловушки, на которые только способен человек. Сейчас он сознается сам себе, что хотел бы владеть этим телом, потому сдергивает порванные штаны с Чангюна и раздвигает его ноги шире, почти до хруста. Никто здесь и сейчас не может увидеть и остановить от необдуманного поступка двух мужчин. Они молоды, сильны, оба одержимы звериной страстью. Чангюн громко кричит широко распахнутым ртом, когда чувствует, что все движения и толчки становятся чересчур грубыми. — Закрой свой рот… — цедит Хёнвон сквозь зубы, сжимая бедра Чангюна до синяков. Но тот не слышит его, только стонет громче, все еще находясь в алкогольной эйфории. — Покажи мне… — нервно облизывает Чангюн пересохшие губы. — Покажи мне свое настоящее лицо… Хёнвон мотает головой, крепко зажмуривается, будто звереет и толкается все резче и глубже. — Закрой. Свой. Поганый. Рот, — шипит он снова. — Иначе ты заткнешь его сам? Опять маленький гаденыш оказался прав. Будто щелчок в мозгу. Хёнвон нагибается к проклятым губам, лижет их языком, чувствует игриво высунутый кончик языка, а затем снова слышит этот гадкий смех. Смех его поражения. Казалось, что этому не будет конца. Его хотелось трахать бесконечно, трогать его натянутые мышцы, сжимать до боли каменные бедра. Хёнвон понимает, что поплыл, а из сладкой дремы его вырвал осипший стон и дрожь чужого тела. Чангюн вскидывается, плотнее насаживаясь, впивается пальцами в лопатки, разрывая тонкую ткань рубахи, чем и вырывает у партнера утробное рычание. Хёнвон вонзается острыми зубами в выступающие ключицы, когда чувствует, как чужая теплая сперма прыснула в живот и потекла по промежности. — Ты издеваешься надо мной что ли? — огрызается он устало и немного запыхавшись. — Неужели тебе нравится то, что я делаю? Но Чангюн его не слышит, он пытается вдохнуть открытым ртом, но техничное вбивание в пол не дает этого сделать. Он хватается за все, что только может, после чего вновь прикладывается ладонями к нависающему над ним лицу. Еще один сильный толчок, второй, и Чангюн чувствует, как внутри становится липко и мокро. Ощущает, как содрогнулось чужое натренированное тело. Наконец-то можно было перевести дыхание. Хёнвон падает сверху, медленно опускает ноги парнишки затекшими руками и… зажмуривается так крепко, чтобы глазам стало больно. Он не верит в произошедшее. — Успокоился? — охрипшим голосом совершенно спокойно спрашивает Чангюн, натягивая обратно ворот рубахи, из которого в данный момент выглядывало острое плечо. Хёнвон мотает головой, вытирая пот со лба чужой одеждой, стискивая зубы до противного скрежета. А все оттого, что Чангюн прав — он действительно успокоился. — Я тебя ненавижу… — шепчет он будто в бреду. — Ненавижу… Ненавижу! Крепкий кулак ударяет в пол рядом с лицом Чангюна. Затем еще раз, и еще. Кости трещат, а Хёнвон все не может прекратить разбивать их в кровь. — Ненавижу… Потому что всегда хочу. Ненавижу… Потому что ты такой противный и невыносимый, — сокрушается он на грани слез, сильнее втыкаясь в чужое плечо. — Ненавижу… Потому что… — Боишься меня? Не веря в то, что произнес подобное, Чангюн прикрывает глаза, а по вискам стекают слезы. Именно в эту секунду, в это жалкое мгновение, чувствуя неподдельную дрожь в теле Хёнвона, он вдруг понимает, что оказался прав. Обхватывает его спину рукой и прижимает к себе. Меньшее, что он может сделать сейчас. Хёнвон не отвечает, разжимает кулак и скребет пальцами пол, повторяя свои действия раз за разом, будто только это и может сейчас сделать. Тело предательски дрожит, и в данную минуту совершенно не заботит, что под щекой страшно громко, словно в агонии бьется чужое сердце. Абсолютно неважно, что рубаха Чангюна промокла от слез. Просто дурной сон. Хёнвон не в силах подняться, не может пошевелиться, не может поднять головы и показать свои глаза. Только сжимает клочки разбросанной одежды в пальцах, прячась на груди этого мальчишки, словно петля за воротом.8. Правда... или страх?..
21 августа 2021 г. в 03:57
Примечания:
!!! Глава очень эмоциональная и психологически тяжёлая.
Концовка и развязка уже близко~
Чангюн непроизвольно жмурится от резкой вспышки фотоаппарата, ударяющей в глаза. Веки ощущаются тяжелее в несколько раз, а глаза слезятся от немного расплывающегося макияжа на разгоряченной коже. Чангюн немного задирает подбородок и смотрит в объектив фотокамеры из-под чёрных пушистых ресниц, рисуя ложно-надменный образ ничего не боящегося человека.
Всё утро ощущается словно тяжелый груз, внезапно свалившийся на плечи. Вместо досады и разочарования Чангюн испытывает титаническую тяжесть, открыв глаза после короткого сна и равнодушно повернув голову в сторону спящего на соседней подушке Хёнвона. Сонно листая календарь с расписанием, Чангюн вяло отмечает фотосессию, которая должна начаться через три часа, и нехотя поднимается с кровати.
Перебрав пальцами разную одежду на вешалках, парень с сожалением отодвигает любимые уютные толстовки и буквально засовывает себя в противную бордовую модельную рубашку с какими-то странными нашивками и классические брюки. Чангюн старается собираться как можно тише, чтобы не разбудить спящего Хёнвона и избежать вопросов о том, куда он направляется. С недавнего времени Чангюн стал получать довольно много предложений на съемки, и с того же момента он перестал посвящать Хёнвона в собственные планы. Несмотря на громко урчащий живот, парень игнорирует столь желанный завтрак и тихо выскальзывает из квартиры, скрываясь в легком тумане раннего сеульского утра.
— Не спать! — раздается громкий голос, отдавшийся эхом в просторной студии, и Чангюн быстро встряхивает головой, отгоняя мысли и послушно разворачиваясь.
Тонкая полупрозрачная ткань глубокого чёрного цвета подчеркивает выступающие мышцы парня, и при любом движении красиво подсвечивается светом студийных прожекторов. Чангюн поворачивает голову, смотрит в камеру через левое плечо, пряча за ним подбородок, глядя исподлобья на камеру. После очередного щелчка затвора Чангюну вкладывают в руки темно-бардовый флакон духов «Версаче».
Чангюн опирается спиной на стену, сгибая руку в локте, показывая узкую ладонь, изящно сжимающую флакончик духов. Взгляд задумчив и направлен куда-то в пол, а в выражении лица — ничего, кроме притягательной меланхолии. Чангюн немного выпрямляется и закидывает руку за голову, сжимая флакончик в другой руке. Из-за самого обычного движения его кофта немного приподнимается, открывая полоску голой кожи подтянутого живота. Фотограф делает ещё один снимок и зовёт стилистов. Через мгновение перед глазами Чангюна оказываются несколько человек.
— Мне нужно, чтобы его живот был открыт на этом снимке, даже если кофту придётся разрезать, — категорично заявляет фотограф, совершенно не заботясь о цене дорогой вещи.
Чангюн больше не боится прикосновений чужих пальцев к собственному телу и позволяет стилистам обводить контуры талии, пока один из них не касается кожи холодными ножницами и не делает аккуратный надрез на ткани. Фотограф довольно потирает руки, прикидывает ракурс и полностью уходит в дело с головой, ничего не замечая вокруг.
Чангюн покорно ждёт, пока стилисты внесут изменения в его дорогой наряд, и от скуки окидывает взглядом студию. От привычной меланхолии не остаётся и следа, когда он сталкивается с холодным взглядом почерневших глаз. На лице внезапно появившегося Хёнвона нет эмоций, и он лишь кивает Чангюну в знак приветствия. Парень растерянно кивает в ответ и тут же ловит сладко-ядовитую ухмылку, следит за тем, как его бесцеремонно оценивают и останавливают взгляд на обнажённом животе. Стилисты удаляются, а фотограф командует вернуться на место.
Парень изо всех сил старается вернуть былую уверенность в свою позу, скрывая некий страх в глазах и украдкой поглядывая на толпу людей на заднем плане. Хёнвона куда-то зовут, и он быстро исчезает из поля зрения, позволяя Чангюну вздохнуть спокойно хотя бы на короткое время. Мысли довольно быстро улетучиваются, когда Чангюн снова входит в свой дерзкий сексуальный образ и заискивающе проводит пальцами по губам, размазывая малиновую помаду. По выражению лица фотографа можно понять, что он более чем доволен.
Когда гул на площадке потихоньку стихает, и знающие свое дело люди бегают друг между другом, Чангюн слышит спасительные слова о минутном отдыхе. Он нервозно оглядывается, сам не понимая, зачем хочет снова увидеть его в этой толпе. Хёнвон же крепко спал, когда парнишка улизнул на работу, а вот теперь он здесь, цепляет хищным взглядом, вселяя уже хорошо знакомый страх. Сколько прошло времени?
Каждый промах в общении с Хёнвоном всегда выходит мальчишке боком. Его то залюбливали, то остужали пыл, полируя щекой мокрую плитку в ванной. Произойти могло все, что угодно, вплоть до вполне реальной катастрофы.
Потягивая любимый наставником кофе со льдом из трубочки, Чангюн морщится от горечи и пытается проникнуться этим вкусом, который, вероятно, на самом деле не нравится никому. Мимо пробегает суетливый персонал, вкладывает в руки накидку, которой надо прикрыться, кто-то трогает лоб, хлопает по плечу и бежит дальше. Чангюн недовольно смотрит на предложенную вещь, перебрасывает ее через плечо и понимает, что она ему совсем без надобности. На площадке прохладно, и эта прохлада кажется приятной, остужающей чуть вспотевшее тело.
— Ты хорошо работаешь, — слышит Чангюн высокий голосок совсем рядом. Повернуться немного страшно, и кажется, что это уши неправильно воспринимают голос, корнями вросший в больное подсознание. — Уж извини, я засмотрелся. Жду своего наставника и буквально не могу глаз оторвать, наблюдая такую красоту.
Чангюн с долей испуга косится одним глазом в сторону голоса и ставит стаканчик на столик. Болезненный укол ревности вынуждает сжать зубы и пропустить несколько вдохов до некого головокружения. Наставник. Кажется, слово звучало так громко и будто совсем не так, четко отдаваясь именем, хотя щуплый паренек, стоящий на расстоянии вытянутой руки, так и не уточнил, кого именно он ждет.
— Спасибо, — вежливо откланивается Чангюн, а сам цедит слова сквозь зубы. — Я еще не закончил, но если у тебя есть ко мне вопросы, то задавай. Помочь кого-то найти?
— Нет, нет, — быстро отмахивается тот и протягивает руку, готовый коснуться накидки. — Мне кажется, что тебе это мешает. Не возражаешь, если я помогу тебе избавиться от нее?
Наигранная вежливость Чангюна не удивляет, но улыбка этого незнакомого мальчишки и расходящиеся в уголках глаз лучики выглядят такими искренними. Паренек на секунду кажется Чангюну даже светлее Минхёка, который с каждым легко и непринужденно находит общий язык.
— Давно ты тут работаешь? — спрашивает он только ради того, чтобы поддержать разговор. — Что-то я тебя не помню.
Закинув на сгиб руки чужую накидку, мальчишка зачесывает волосы назад и бесцеремонно стукает по плечу Чангюна.
— Я тут всего неделю, — улыбается он, неотрывно наблюдая за собственной рукой, скользящей по загорелой коже. — Немного страшно, что мне уже доверили сниматься для известного бренда, но, похоже, никому нет дела до моего страха. Мое имя — Ёнджун, а твое я уже знаю. Слышал, как тебя называют.
Чангюн осторожно ведет плечом, чтобы уйти от касаний, но его будто игнорируют. Улыбчивый мальчишка обхватывает бицепс пальцами, словно пытаясь измерить его. Становится немного неловко.
— Что ты делаешь? — старается переспросить он непринужденно, но в голосе все равно скользит недовольство.
— Где ты занимаешься? — мальчишка встает совсем вплотную, не стесняясь перекладывает ладони на измазанный маслом торс, собирает пальчиками капли выступившего пота, провожая их до самого пояса низких брюк. — Много времени на это уходит?
Времени, может, и немного, а вот нервов потрачено сполна. Чангюн с долей ехидства думает о том, как на этом юном теле окажутся большие прохладные ладони, как сожмут бока, заставят вскрикнуть от боли, стиснут горло и повернут лицом. Как глубокие глаза будут изучать забавные ямочки на щеках, раскосые глазки, обрамленные пушистыми ресницами. Как мокрый язык скользнет по скуле, вынуждая зажмуриться… Чангюн приходит в себя, когда собственные ногти больно врезаются в ладони. Что за чувство он только что испытал?
— На что уходит?.. — словно зачарованный переспрашивает он, впиваясь растерянным взглядом в пол и уже пропуская все прикосновения мимо себя.
— Ни на что, — мальчишка звонко смеется, и его смех, подобно колокольчикам, звенит в затуманенной тупой ревностью голове. — А ты умеешь расслабляться? Выглядишь так, будто работаешь целую вечность. Можем выпить кофе, пока у тебя перерыв.
Чангюн озирается по сторонам, после чего смотрит на часы и невольно задерживается на стакане с растаявшими в кофе кубиками льда. Возможно, обжечь пустой желудок сейчас не такая уж плохая идея.
Обжечь точно так же, как пара глаз, жадно изучающая нежно воркующих ребят.
— Пожалуй, я приму твое предложение, — кивает Чангюн и опомниться не успевает, как юноша кидается ему на шею, даря нежный поцелуй у самого уха.
Задыхается от чего-то неприятного, когда его маленькие ладошки гладят голую кожу на талии и пытаются тянуть на себя.
— Сейчас все заняты тут, так что спортзал свободен, — заигрывающе почти пропевает парнишка, ловко подмигивая одним глазом. Касается бедрами, стараясь демонстрировать легкое возбуждение. — Я тебе предлагаю немного развлечься… Со мной.
Испуганно ахнув, Чангюн даже не сразу осознает, что стакан с недопитым кофе выскользнул из руки и, смявшись, покатился под ноги, пачкая начищенные туфли. Мальчишка словно не замечает изумления и даже испуга, жмется ближе, стирая последние сантиметры.
— Пойти пить кофе в спортзал? — неумело включает Чангюн дурачка, пытаясь ненавязчиво освободиться от душных объятий, но получает в ответ небрежное цыканье. — Я думал, что мы пойдем в какое-то другое место.
Парнишка хлопает глазами, смотрит как на что-то не вполне понятное и отстраняется, демонстративно оглядывая себя.
— Ты боишься, что я несовершеннолетний? — делано дует он губы. — Ты не смотри на мой рост, я уже вполне опытный и взрослый. У тебя есть с собой резинки, а то я не люблю без них, это слишком грязно.
Чангюн перебирает в голове всех богов, лишь бы нездоровый юнец отвалил, но не может ответить ему грубо. Бегущая строка всем известных имен тормозит на одном единственном: Минхёк, когда тот неожиданно хватает за подтяжки сзади и рывком тянет к себе.
— Сколько тебя звать можно? — гневно бурчит он и скидывает мальчишеские руки с чужой талии. — Если будешь прохлаждаться, то у тебя будут проблемы…
— Какие еще проблемы? — перебивает его Чангюн, хотя сам готов расцеловать за то, что не пришлось самому отделываться от назойливого стажера.
Минхёк тормозит так резко, что Чангюн врезается в него лбом и испуганно хлопает глазами, когда слышит зловещее шипение у самого лица.
— У тебя, малой, очень большие проблемы, — тычет он пальцем в грудь и хватается за локоть, не давая уйти. — Ты заставил его ревновать, так что теперь тебе лучше чисто случайно попасть под несущийся на полном ходу поезд.
— Что?! — вскрикивает парень и сам же прикрывает ладонью рот. — Кого? Ревновать? Ты о чем говоришь? Я ведь вообще ничего такого не сделал…
— Тебе и не нужно, — спокойнее продолжает Минхёк и поправляет свой идеально сидящий пиджак. — Неужели ты так и не понял, что уже не принадлежишь себе? Я не хочу говорить громко, но я искренне желаю тебе выжить после твоей необдуманной выходки. А теперь иди работать.
Больше Чангюн не может отвлечься и уйти с головой в работу. Слова Минхёка ядовито звучат в ушах, и из-за них парень не слышит даже собственных мыслей, читая указания фотографа по губам. Каждый день будто наполнен неправдой, сочащейся из каждого угла студии, и приходится быть таким искусным актёром, чтобы тебе смог поверить каждый, кто смотрит в глаза. В самом начале съёмок Чангюн не мог сдержать эмоций и во время перерыва мог удалиться в уборную, чтобы дать волю назойливым слезам. Из-за того, что парень не должен был показывать своего настоящего состояния, плакать приходилось почти беззвучно.
Чангюна укладывают на какой-то мягкий пуфик и поправляют невидимые изъяны на идеальном макияже. Парень ловит ощущение дежавю, глядя на фотографа снизу вверх. Но воспоминания больше не отдаются болью, и Чангюн недоуменно замечает, что перестал что-либо чувствовать. Состояние равнодушия пугает лишь на мгновение, а возникший перед лицом объектив заставляет снова принять чужой образ.
Фотограф делает пару шагов назад, полностью захватывая тело Чангюна в кадр, и парнишка тут же выгибается на камеру, напрягая мышцы живота. Из-за приглушенного света очертания мышц выглядят более отчётливыми и правильными, и фотография получается какой-то магической. Пустой взгляд парнишки направлен в невидимую точку в пространстве. Чангюн хватает обрезанные края полупрозрачной кофты и задирает её ещё выше, откидывает голову назад, закрывая глаза и соблазнительно размыкая губы. Ведёт руками по собственному телу и очерчивает контур груди, пробегается кончиками пальцев вдоль шеи и скользит рукой в немного растрепавшиеся волосы. В голове возникает ощущение, что на него смотрит тот, кого он боится больше всех на свете, и от этого хочется выглядеть ещё более раскованно и сексуально.
— Отличная работа! — раздаётся будто издалека, и Чангюн моментально выходит из своего транса.
Парень расслабляется и потягивается на кушетке, словно кот, разминая затёкшие от неудобной позы конечности. Ему требуется несколько минут, чтобы прийти в себя, грациозно подняться со своего места и, сердечно поблагодарив персонал, принёсший свежесваренный кофе, скрыться в гримёрке.
Ненавязчивая прохлада и полная тишина уединенной комнатки, ставшей родной за все недолгое время, проведенное в агентстве. После насыщенных съемок и испробованных на себе рекламируемых ароматов так хочется отмыться. Все, о чем сейчас мечтает Чангюн, так это встать под колючие струи горячей воды. Чтобы кожа горела, чтобы весь прожитый день убежал в водосток.
Парень грузно усаживается в кресло, ощущая неимоверную усталость и боль в спине. Запускает пальцы в волосы и даже озлобленно рычит, путаясь в невидимках. Кожа головы невероятно стянута лаком и заколками. Непринужденная с виду прическа на деле стоит колом и даже не думает терять форму. Осточертело. Чангюн подвигается ближе, щурит глаза, чтобы лучше видеть себя в зеркале, и начинает монотонно, с болезненным шиканьем стаскивать невидимки одну за одной.
Полоска белого света из хорошо освещенной студии скользит по спине и быстро стремится в угол комнаты. Там и замирает. Шум по ту сторону не умолкает. В пору даже, несмотря на усталость, подняться с кресла и захлопнуть дверь за тем, кто поленился это сделать. Чангюн обреченно вдыхает, но так и забывает выдохнуть, когда ловит взгляд в отражении. В полумраке движения кажутся еще плавнее. Парень даже заторможенно реагирует на то, насколько ловко и быстро сильные руки ухватываются за спинку кресла и разворачивают его. Колени чудом не задевают столик для макияжа. Хёнвон будто с ужасающей точностью рассчитывает каждое свое движение. Как быстрый хищник.
Крепкие ноги сводят колени вместе до ноющей боли, ладони припечатывают чужие руки к ручкам. Хёнвон молчит, гипнотизирует взглядом, чтобы в следующую секунду впиться в мягкие губы поцелуем. Целовать несдержанно и мокро, вылизывать рот и нажимать напряженным кончиком языка едва ли не на самый корень, чтобы слышать задыхающиеся хрипы. Привкус помады, горечь духов и сладость чужого рта кружит голову. До исступления. До тугой ярости, тянущей низ живота.
Чангюн отзывается рыком, буквально проглатывает поцелуй, подаваясь всем корпусом вперед, и даже готов вскрикнуть, когда Хёнвон отстраняется так же быстро, словно ничего сейчас и не было. Губы соблазнительно блестят, как и черные глаза, кричащие громче слов. Весь еще не сказанный текст Чангюн верит, что сможет озвучить с точность до слога и даже интонации.
— Тебе не кажется, что ты поступил крайне некрасиво, когда молча улизнул из кровати? — Хёнвон клонит голову и оглаживает пальцами собственный подбородок, не без удовольствия замечая, что парнишка жадно хватает глазами каждое движение.
— Ты с-спал… И я… — Чангюн теряется, но находит в себе силы, вывернувшись из чужих рук, соскользнуть с кресла. — Я не думал, что у меня есть право тебя будить. И мне нужно было работать. Разве ты не знал о сегодняшней съемке?
Знал, но умело отсеял ненужную информацию. Будто давая фору и ничтожную каплю свободы, Хёнвон наблюдает за тем, как Чангюн склоняется перед зеркалом, наигранно аккуратно трогает мизинцем уголки губ, проверяя, все ли хорошо у него с макияжем. Парнишка явно испытывает терпение, и Хёнвон в этом не сомневается, читая его, словно открытую книгу.
Рваный вздох изумления вырывается у Чангюна и тут же смолкает, стоит кольцу рук сомкнуться на поясе. Задница тесно прижата к чужим ногам, и шанса вырваться совсем нет.
Протяжный скрип кожаных брюк друг о друга и тяжелое дыхание, оседающее конденсатом на ушном хрящике. Гладкий язык скользит по виску, а глаза Чангюна становятся все шире. Мокрый кончик языка с характерным хлюпаньем вылизывает ухо изнутри, и все тело идет колючими мурашками.
— Только не говори, что тебе не нравится, — Хёнвон чуть касается мягкими губами мочки, оттягивает ее зубами и вновь широко лижет, когда собственные руки резко срываются с талии вниз и обхватывают бедра. — Я давно понял, что у тебя весьма интересные пристрастия.
Не об этом ли говорил Минхёк, когда заикался про ревность, думает Чангюн про себя, но почти сразу отгоняет эти мысли. Хёнвон всегда такой. Все его теплые слова на ушко стоят ровно столько же, сколько стоил Чангюн до прихода в это агентство — нисколько. Парень приоткрывает рот маленькой щелочкой, почти незаметно облизывает уголки губ и встряхивает головой, стараясь показать непринужденность. И все же он редко ошибается. Иначе откуда этот мистический блеск в прищуренных глазах из-под ресниц?
— И чем же мои пристрастия интересные? — вопрос дается так легко, что Чангюн даже сам верит, что сейчас ни грамма не дрожит. — Что ты от меня хочешь? Мне извиниться?
Парень улыбается, чувствуя по-хозяйски облапывающие его руки и искренне веря в магию открытой двери. Хёнвон не позволит себе сделать ничего грязного и непристойного, страшась, что его застукают на месте. Даже когда пальцы настойчиво пробираются под обрезанный топ, парень не может сдержать самодовольной ухмылки. Смотрит на все действия через зеркало и даже не думает остановить их.
На лице Хёнвона странное нетерпение, будто он чего-то ждет, но не озвучивает этого, выжидая первого шага. Задирает топ на парнишке до самых ключиц, не позволяет его взгляду оторваться от своих глаз, когда вторая рука медленно оглаживает голую грудь. Улыбка на мальчишеских губах злит и заводит одновременно. Чертов наглец чувствует превосходство, которое совершенно точно надо из него вышибить.
— Каждый человечек, как маленькая крепость, и чтобы в эту крепость попасть, нужно всего лишь найти ключик, — Хёнвон мягко касается губами изгиба плеча, следит за собственной рукой и упивается тихой дрожью юного тела. Шумный вдох, почти испуг, и вытянутое струной тельце уже готово выскользнуть из рук. Чангюн лишь замирает, а улыбка сходит с губ. — И как я не догадался до этого раньше?..
— Н-не надо так… — шепчет парень и едва ли не задыхается от сильного чувства, щекочущего нёбо.
Такой расклад Хёнвона больше устраивает. Ему больше нравится улыбаться самому, нежели видеть в свой адрес насмешку. Положив обе ладони Чангюну на грудь, он накрепко вжимает его спиной в себя.
— К несчастью для тебя, твой ключик я уже нашел, — уничижительный шепот на ухо, после которого парень протяжно вскрикивает от боли и сильного всплеска возбуждения, когда Хёнвон сжимает его соски между пальцев. — И как тебе только в голову пришло скрывать такое? Я думал, ты сам попросишь так сделать. Похоже, теперь улыбаюсь я…
Слова доходят до парнишки тихим эхом, будто ему повторяют это раз за разом. Отчаянно пытаясь дышать, он укладывает затылок на плечо в то время, как тело быстро отзывается на ласку.
— Хён… пожалуйста, — вторит он, а сам неосознанно трется задницей и чувствует, что хорошо это дело не кончится. — Не делай так… прошу…
— И кто же мне запретит? — дерзко и громко спрашивает Хёнвон и, развернув Чангюна за плечи, швыряет его в сторону столика. — Неужели ты попробуешь это сделать? Давай, кричи. Я хочу, чтобы тебя слышали. Кричать от удовольствия — лучшее, что ты можешь для меня сделать.
Слегка приложившись поясницей, Чангюн даже не вскрикивает, вцепляется пальцами в край и, пытаясь снова прикрыться топом, от испуга запрыгивает на столик. Хёнвон разводит его ноги коленом, прижимается своим крепким телом и заводит руки парнишки за спину. От его волос все еще пахнет шампунем, которым Чангюн не побрезговал попользоваться утром. Хочется зарыться пальцами, приложиться носом к макушке и просто ощутить немного тепла и любви. Чангюн давно запретил себе об этом думать. И вот опять подсознание рисует себе эти розовые мечты.
Парень усердно и много работал над своим телом, и теперь напряженные мышцы живота виднеются четкими линиями. Приглушенный свет бросает мягкие тени, и Чангюн с легким восторгом и трепетом наблюдает, как большая ладонь полностью прикрывает открытый живот. Еще чуть масляный и влажный. Как она скользит ниже и трогает возбужденный пах.
— Давай поиграем, — Хёнвон улыбается, и его улыбка выглядит почти дружелюбной. Пальцы приподымают подбородок парнишки, а пара губ мимолетно соприкасается в поцелуе. — Мне нравится, что тебя не нужно долго упрашивать.
Парнишка словно принимает неизбежное, откидывается спиной к холодному стеклу и поддается чужому желанию. Прохладные пальцы по-странному бережно очерчивают контур груди, рисуют на ней непонятные узоры и вновь касаются виднеющихся через эластичную ткань сосков. Поглаживают их, заставляя судорожно всхлипнуть и задрожать, будучи прижатым рукой за талию.
Чангюн не выдерживает напора подаренной ему ласки, обхватывает ногами за бока и позволяет себе вольность — вцепиться пальцами в волосы, прижать лицом к собственной груди, будто прося большего.
— Хён, можно не здесь? — озвучивает он голос разума, потому что прекрасно понимает, что сейчас должно произойти.
Ответив глухим отказом, Хёнвон проходится языком по соску через ткань, прихватывает его губами и, до синяков впившись пальцами в худой бок, сдерживает мальчишеское нетерпение.
Насквозь мокрая от слюней ткань натирает и не дает хоть на ничтожную секунду не чувствовать проклятое неуместное возбуждение. Чангюн срывается на крик, тщетно пытаясь так оттянуть момент разрядки. Расскажи ему кто — он бы не поверил, что такое возможно. Собственное тело продолжает выкидывать фокусы, с удовольствием подчиняясь всему, что с ним делают.
От совсем нешуточного укуса парень вскидывается, открывает рот в немом крике и готов поклясться, что сам видит, как вздуваются вены на шее.
— Хён! — сдавленно сипит он, толкает в плечо обеими руками, но в ответ только смешок и новый укус. — Не надо!
Полоска яркого света вырывается из угла и предательски освещает лицо, искаженное гримасой страшного возбуждения. В штанах тесно и мокро, а в мозгу прочная завеса стыда за то, что не смог держать себя в руках. Чангюн жмурится, изможденно втыкается лбом в изгиб шеи и слышит уже знакомый ему голосок.
— Что здесь происходит?
Ладонь прикрывает влажный затылок Чангюна, а пальчики ласково почесывают кожу головы.
— Мы просто разговариваем, — переходит Хёнвон на профессиональный тон, а Чангюн кивает ему, не желая даже поднять головы.
— Вы очень громко разговариваете, — звучит в ответ уже не настолько уверенно. — Мне кажется, что ему не нравятся такие разговоры.
Чувствуя, как хлюпнуло под пальцами, Хёнвон ухмыляется и подмигивает чрезмерно любопытному мальчишке одним глазом.
— Ему нравится, тут уж можешь мне поверить.
Мальчишка хлопает дверью, явно ощутив себя лишним, но даже после его ухода Чангюн не может поднять голову. Стыдно. Глупо попался. А все из-за идиотов, решивших, что обрезать гольф будет отличной идеей. С Хёнвоном нужно всегда быть начеку. Кажется, что он как хищник чует, когда жертва ранена и уязвима. А сейчас, парень нисколько не сомневается, что холодную голову вскружила тупая ревность.
— Хён, я… — мямлит Чангюн и неохотно поднимает взгляд, как в первый раз тая под прикосновениями любимых рук. — Мне кажется, что…
— Тебе не кажется, — голос Хёнвона снова равнодушный. — Я тебе помогу.
Подхватив пальцами несколько ватных дисков, он смачивает их легким кремом для снятия макияжа, бережно касается лица Чангюна, стирая тонкие полоски потекшей туши. Парень держится за плечи, как за спасательный круг, прикрывает глаза, охотно подставляясь под прикосновения. Ноги расслабленно болтаются на весу, а собственный стыд куда-то улетучивается. Хёнвон видел его и не таким. Кому нужны эти ужимки сейчас?
— Мне нужно вытереться… — снова невольно краснеет Чангюн, поглядывая в область ширинки.
Звонкое цыканье и небрежно сунутая в руки стопка сухих салфеток.
— Ты такой неаккуратный, Гюн-а, — Хёнвон улыбается напоследок, насмешливо щелкает парнишку по кончику носа и зачесывает назад собственные волосы. — Мне нужно работать. Буду ждать тебя вечером дома. Ты ведь придешь?
Звучит так, словно у него есть выбор. Чангюн уже и забыл, как давно он появлялся в своей одинокой квартире. Парень кивает опустевшей комнате и наконец брезгливо дергает вниз молнию на брюках.