Его сообщения
13.06 вс Когда в пт ночью Тимоти направлялся со мной в сторону дома, было несколько мыслей. 1. Резкое осознание того, что я не хочу, чтобы Э. узнал о наших встречах с Т. (Я ему так ничего и не сказала). 2. Главное, чтобы Тимоти правильно меня понял. Когда я сказала, что не надо провожать меня, он конечно же заподозрил неладное. В итоге, мы приняли обоюдное решение не распространяться на тему наших отношений. Так лучше для него и для меня. Мы оба понятия не имеем к чему это приведет и получиться ли что-то из этого, но стало ясно одно — его намерения серьёзнее, чем я думала. Моё отношение к его вниманию ко мне изменилось. Я перестала везде искать ложь, тупой пикап в его поведении и расслабилась. Ко мне вернулось забытое, вдохновляющее сердце чувство. По возвращению домой появляется скованность, грусть и всё из-за Э. Мне жаль, что приходится скрывать это от него, но я уверена, что это к лучшему для нас обоих. Когда он сказал, что Кэтрин показала ему один "очень интересный видос", я всё поняла. Он только спросил: " Зачем ты вообще вышла на сцену?", как до меня дошло — он не порадуется за нас с Тимоти и это станет моим секретом на неопределённый срок. Прости, человек-шкатулка. 18.06 пт Меня пугает, как далеко мы с Тимоти можем зайти. Пугают мои чувства, которые становятся только сильнее. Пугает, что я замечаю, как его чувства растут с моими. Если Э. и Кэтрин-присоска видятся почти каждый день, то у нас с Тимоти только один день среди недели. Я очень скучаю по нему, особенно когда он присылает трогательные сообщения по типу: Доброе утро:) Может я и далеко от тебя, но ты первое, что у меня в голове, когда я просыпаюсь Хорошего дня 08.06 08:21 Надеюсь, ты любишь рассветы, потому что я хочу каждый встречать с тобой Доброе утро и хорошего дня:) 09.06 08:23 Я потерял своего плюшевого мишку:( Поспишь со мной? 11.06 01:21 Надоели переписки Хочу гулять 14.06 14:43 Это началось, когда мы разошлись по домам в день поцелуя на крыше. День когда всё началось. Мы провели всю ночь вместе и потом до рассвета переписывались, будто не наговорились. На следующий день он пропал и я стала накручивать себя, проверять каждые полчаса телефон. Вдруг не услышала сообщение. Мне хотелось, чтобы он написал мне. Хотелось, чтобы это стало чем-то особенным не только для меня. Хотелось, чтобы тот вечер на крыше также ударил его в сердце как и меня, только бы не оставаться с грудой чувств наедине. И вот на следующий день утром проснувшись, увидела простое сообщение, которое взбодрило лучше кофе. "Доброе утро" — да, это был самый обычный набор букв, который заставил почувствовать невероятный прилив серотонина. Вот так оно бывает — сначала отталкиваешь, а потом корчишься на кровати от счастья, что он написал. На работе заметили, что я сижу чаще в телефоне. Хожу, улыбаюсь, что всех бесит, но я ничего не могу и не хочу с этим делать. Э. тоже заметил, что я постоянно пялюсь в телефон с улыбкой. Как только беру телефон в руки, Э. замолкает. Наверное, это ещё одна причина почему мы стали реже общаться с Э. Нам хорошо вместе. Встречи с ним — это лучшее, что со мной сейчас может быть. 20.06 вс Думала, что больше никогда не зайду в ту студию, но вчера Тимоти ждал меня именно там. Весь день провела в предвкушении вечера. Только к 6 Э. заметил движ в квартире. Я была готова, но платье — нет. Какие только трюки не вытворяли мои руки, чтобы застегнуть платье сзади. В дверях появился Э. Опершись о дверной проём наблюдал за тщетными попытками застегнуть молнию. — Куда-то идёшь? — если бы он не подал голос, я бы и не заметила его. Стоял скрестив руки, нахмурился и наблюдал за происходящим. — Да, я… Хочу прогуляться, — всё ещё не представляю, как скажу ему обо всем, а вчера уж точно был не лучший момент. Пауза в диалоге стала давящей. — С кем? — поправил прядь, спадающую на глаза и снова скрестил руки. Его волосы стали совсем длинные. — Хорошая погода. Хочу побыть одна. Может сделаю пару фото. Так красиво…Куплю чего-нибудь вкусного, — молния всё не поддавалась, но просить Э. о помощи… Нет уж, пусть там и стоит и не приближается. До сих пор помню последнее его касание. Воспоминаний достаточно, чтобы снова почувствовать влечение к нему. Да. Иногда я вспоминаю, как он касался меня. Вспоминаю, как учил петь правильно. Что самое забавное, только спустя пару дней я задумалась, что он сделал и чего мог не делать.Связь, угрожающая дальнейшей сильной любовью
А теперь перемотаем пленку назад. Мы вдвоем в тихой комнате. Чтобы расслабить мои плечи, показать, как петь диафрагмой ему не обязательно обходить меня и тянуться руками к груди. Он мог и вовсе не касаться меня, а просто сказать. Но, он специально подошел сзади и коснулся плеча, затем потянулся к грудной клетке. Когда волна возбуждения к нему прошла, ум охладел — до меня дошло! Это было не просто так, тогда что он этим хотел показать? В дополнение ко всему, этот немаловажный нюанс засел у меня в голове и каждый раз всплывает при виде его. В любом случае, это уже не важно. Но да, это послужило тому, чтобы я избегала его и если так разобраться, причина нашей отдаленности не одна. — Давай я… — он уже был на старте к молнии у меня на пояснице, но слава Богу она поддалась и застегнулась. С застегнутой молнией его лицо приобрело грустный вид, словно он расстроился, что его руки не пригодились в этом деле. Парень отступил обратно. Спереди затяжки на груди и пока я завязывалась, его язык развязывался. — Я не видел это платье на тебе. Новое? — Просто ты не замечал. — Красивая, — он не спешил с ответом. Комплимента я не ожидала. Отвлеклась от завязок и глянула на нахмуренного, грусноватого парня. Захлопал ресницами и на этом не закончил, — Ты красивая в нем, — очень робко, с ломающимся голосом продолжил. Я не могла показать, что меня озадачивают его слова, нужно ответить быстро и я отрекаюсь от смущения: — Спасибо, мне тоже нравится это платье, вот и решила надеть. — Оно подчёркивает твою талию, стягивает и… и грудь. Твоя, твоя… грудь смотрится больше в нём. В таком платье на свидание идти, а не просто гулять по улице, ведь оно… оно достаточно откровенное, о... открытое. На бретельках... Ви... видно много тела. До сих пор не знаю, что это было. Да, мы близки в целом, но ЧТО ЭТО, МАТЬ ТВОЮ, БЫЛО? Первый раз слышу, чтобы взрослый парень так неловко говорил про грудь и т.д. Лучше бы вообще молчал. Он разозлил меня. Видимо для более решающих шагов в тихой комнате, мне всего лишь нужно было надеть это платье. Кто знает, чем бы уроки вокала закончились в таком случае. Наконец завязала свои шнурки на платье и подошла к нему вплотную. Невооруженным взглядом видно, как он старается не смотреть на открытое декольте. Взглянула ему в глаза и выдала: — Ты иногда такой дурак, — спокойно сказала что думаю и пошла обуваться к выходу. — Да что с тобой? — прилетело мне в затылок. — В смысле? — Что я сделал не так? Ты избегаешь меня, постоянно в своем телефоне, мы почти не общаемся, пытаюсь поднять настроение, — указывая на мой вид рукой, — а ты называешь меня дураком. — Так ты просто решил поднять мне настроение? Приятно слышать. Теперь-то я знаю, что это было не наиграно. Супер! Ты просто хотел меня подбодрить, — я не на шутку завелась, потому что это полность объясняло его робкость в словах. Это не от смущения, ему просто не по себе такое говорить мне даже по-дружески. — Нет, я не это хотел сказать! Ты правда красиво выглядишь, но я просто не знаю как с тобой общаться, — мы перешли на крик. Я не знала что ответить. Нужно было бежать к Тимоти, поэтому я просто обулась и начала искать ключи. Э. первый увидел связку и зацапал их себе, чтобы я не ушла от разговора. — Отдай! — НЕТ! — в предвкушении скандала начал накалять обстановку. — Да что с тобой! — Куда ты идёшь? Ты идёшь к нему? — а это меня удивило больше всего. Он не мог знать, — Я не дурак, Злата, — стало не по себе от его слов. Неужели он сам догадался? Не может быть. — К кому? Давай, скажи! Он сбавил обороты и сказал предельно тихо: — Я говорил и скажу снова — он плохой человек и чтобы он тебе не наплел — ты для него не больше, чем новая игрушка, — словно папа, который против нового парня дочери, — и вправду нужно быть тупым, чтобы не замечать. Только я одного не могу понять, ты вообще думала о том, чтобы сказать мне? У нас же нет секретов. Мы же охиреть какие друзья! Делимся всем! Такие классные друзья, что не общаемся почти полмесяца под одной крышей! — Дело только в дружбе? Вот что тебя взбесило больше всего? Пока слушала его, не могла понять почему он такой взбешенный. С одной стороны, возможно, он очень ценит нашу дружбу, а с другой — тут что-то не клеится. Потому что под этим углом всё выглядит так, будто он раздувает из мухи слона. Значит главную причину он скрывает и дело тут не в дружбе. Он же не может разобраться в себе! БИНГО! Да ты парень такой же как я. Играешь в игру. Как я сразу-то не допёрла. Эти все прикосновения, комплименты, ну а эта сцена в коридоре — самая настоящая ревность. А может я выдаю желаемое за действительное. В любом случае, я слишком хорошо пыталась не влюбиться в него по уши, что у меня получилось. Да, Э. всё ещё привлекателен для меня, но не более. Сейчас всем телом и душой хочу быть только с Тимоти, поэтому я выхватила с его ладони ключи и вышла, но вслед от Э. прозвучало: "Побереги силы, он тебе ещё потреплет нервы".Бабочки в животе
Когда мы вместе, это несравнимо со всем предыдущим опытом. Словно до этого я и не была влюблена. Будто до Тимоти я никогда не целовалась с чувством, никогда не ощущала радость обнимая при встречи, никогда ни на кого не смотрела так, как на него и словно никто никогда не смотрел так на меня, как он. Когда мы наконец видимся, я бегу к нему на встречу, он подхватывает меня и кружит с улыбкой, а потом нежно целует в щеку. Каждый раз. Каждый раз он опускает меня, наши руки переплетаются и мы идём куда глаза глядят. Обычно он выбирает, куда пойти. В прошлый раз мы пошли на Coney Island, где он рассказал о своем прошлом и всё покатилось к черту. Эти ассоциации с местом заметно расстроили меня. "Я хочу, чтобы мы перекрыли старые воспоминания новыми и приятными. Люблю это место. Оно заслуживает большего внимания и я не хочу оставлять в голове тот вечер. Что скажешь?" Мы снова поднялись на карусели вверх, но на этот раз между нами была невероятная, совершенно иная связь, угрожающая дальнейшей сильной любовью. Вчера же я бежала из-за всех ног в студию. Мне словно снова 15 и я бегу сломя голову навстречу своей первой влюбленности. Это невероятно вдохновляющее чувство, которое каждый должен ощутить в жизни хоть раз. Мы ещё не говорили те самые слова друг другу и думаю правильно, ведь если всё серьёзно, то ты не станешь разбрасываться "я люблю тебя" при каждом удобном случае. Это ещё одна вещь, которую я ценю в Тимоти — для него это тоже не просто слова, которые можно ляпнуть просто потому что ты влюблён и окрылён. На первый взгляд он самоуверенный, нарциссичный бабник, но узнав его получше я поняла, что он совсем не такой. Он настолько органично смотрится в образе бабника, что я иногда теряюсь, когда он открывается мне и показывает свою истинную сущность. Он добрый, временами застенчивый и робкий. В тоже время его язык прикосновений мужественный. В его руках, я хрупкая девушка.***
Я прибежала в студию и влетела прямо ему в объятия. Тимоти по традиции поцеловал меня в щеку, но задержался и плавно спустился к моим губам. Ожидая выплеснуть свои эмоции, он начинает с медленного поцелуя в губы. Его руки тянутся к моей шее (это его любимое) и притягивают меня ближе к нему, приглашая на второй поцелуй. На этот раз мы более раскованы. Не отрываясь от моих губ, он закрывает дверь сзади меня и медленно направляет меня в даль комнаты. Моё тело даже не думает сопротивляться и послушно делает, что он хочет. Казалось, во всем мире нет никого и ничего кроме нас и этой комнаты. С каждым шагом вслепую, темп поцелуев и движений ускорялся. Я не заметила, как всего за пару шагов я упёрлась в стол. Не рассчитав расстояние, парень впивается руками в стол, но процесс не останавливает. Он снова начинает осторожно касаться моей шеи и по чуть-чуть, слегка неуверенно скользит рукой вниз. До такого мы ещё не доходили. Чувствую, как бретелька спадает, но я не хочу её поправлять. Он приоткрывает глаза, даёт губам передохнуть и наши взгляды направлены друг на друга. Так смотрит, будто не губами, а взглядом целует. Не спеша натягивает бретельку на плечо. Она уже на месте, но ему нравится держать её между пальцами. Я смотрю на парня снизу вверх, что меня невероятно возбуждает и ему нравится этот вид. Так он чувствует себя более сильным. Он чувствует, что я у него в подчинении. Его пальцы опускаются по бретельке вниз, затем проглаживают ткань у груди и он тянет за завязку посередине. Вижу улыбку на его губах, а глаза на груди. Его взгляд возвращается в мои глаза и вместе со свежим поцелуем, он нежно гладит грудь. Моё тело изгибается под его горячими руками. Позволила своим рукам коснуться его бёдер. Мы плавимся в сладостной истоме. Он всё усерднее навязывает свой ритм, но я оттягиваю время. Его запах уже стал знакомым — просто сойти с ума. По спине холодок, а потом вдруг тепло. Его пальцы приспускают ткань на груди ниже и ниже. Ещё немного и у меня закипит кровь. Недаром он так настойчиво меня целует. Я сдаюсь и непроизвольно стону. Такое дребезжание моих связок побудило его на более радикальные движения. Он без особых усилий посадил меня на стол. Бёдра Тимоти оказались между моих ног и платье полезло вверх. Одна рука сжимала бедро, другая прижимала горло. Он держит меня так, чтобы голова поднималась к его губам. Только он касается губ, так сразу аккуратно оттягивает назад, показывая, что это он контролирует ситуацию. Я полностью отдаюсь, доверяю. Не знаю, возможно ли понять интуитивно, что нравится девушке, но Тимоти явно угадал с моими предпочтениями.Хроники Элизабет стрит, 310
Читать это становится невыносимо, но я всё равно продолжаю мучать себя до отвращения. Это как смотреть в записи, как девушка, которая тебе нравится изменяет с другим. Да, странно, ибо мы друг другу абсолютно никто. Я для неё никто. Она — девушка, на которую я возложил слишком много чувств и фантазий. Когда я сидел в рехабе, иногда мне становилось скучно и я представлял разное перед сном. Строил нереальные события, обстоятельства в голове, что только подпитывало моё увлечение. Что же мне теперь делать? Как подступиться к ней? С чего начать? Или стоит забыть и забить? Наверняка ответ очевиден, но я противлюсь правильному ответу. Блокирую телефон, пытаюсь отвлечься. Рукой давлю на глаза, в надежде, что это не даст слезам вырваться наружу. Одну за другой вспоминаю сцену из дневника. Вспоминаю запах платья. Фантомный аромат добивает меня и хочется избить подушку от перенасыщенности чувств, безысходности. Перекатываюсь по кровати, но не получается изгнать тебя из головы, но я не уверен хочу ли этого. Что в действительности меня отвлекло, так это случайно подслушанный разговор за стеной. Ушам не верю. На часах давно за полночь, а я отчётливо слышу голос Грейс. Моя мать не из тех, кто бодрствует по ночам, как я, поэтому это меня насторожило. Да и в принципе не припомню, чтобы ей кто-то звонил по ночам. Разговор явно неприятного характера. Мигом забыв о душевных терзаниях, подскочил с кровати к двери. Особо и прислушиваться не пришлось, чтобы поймать суть разговора. Речь шла о каких-то деньгах. В голове миллион вопросов. Мать оправдывалась перед тем, кто был на другом конце провода. — Нет, я не понимаю о чём вы! Хватит меня шантажировать. Это всё в прошлом! Клянусь вам, у меня нет таких денег… Никогда не было… Послушайте, всё что касается моего покойного мужа, ушло с ним в могилу. Он никогда не посвящал меня в свои дела, а уж тем более такого характера… И потом она затихла. Металась по квартире, как загнанный зверь в углу. Слышу, как её тапки подошли очень близко к моей комнате и я постарался прислушаться, с кем же она разговаривает. Ничего не слышно, кроме неразборчивого крика в трубку. Это был мужской, низкий голос, требовавший огромную сумму зелёных. На конец испуг, как волной смыло душевные заботы. То, что я охренел — ничего не сказать. Мой папа был статусным адвокатом в престижной фирме. Он знал, как пробиться наверх по пищевой цепи. Он любил свою жену, меня и делал всё для семьи. Да, мы с папаней совсем не похожи. Я не писал сочинения в 7-м классе "Моя мечта — стать юристом". Если кажется, что он должен был меня ненавидеть за то , каким я вырос, то это совсем не так. Он принимал меня таким, какой я есть. Принимал все мои недостатки в отличии от матери. Чем менее самореализованный человек, тем большую ношу он взваливает на своего ребёнка. Поэтому мать, которая годится только для уборки и готовки, пилила меня с самого детства, а отцу было всё равно. Главное, чтобы у сына всё было, чем он активно и занимался. Когда мне исполнилось 9 лет, нам пришлось продать дом в Калифорнии и переехать в Нью-Йорк. Ребёнку мало чего рассказывают в таком возрасте, а уж тем более о бизнесе. Но я был смышленым и понял, что дело в папиной работе. Мы переехали в очень короткие сроки. Помню, отец купил ту самую квартиру, где сейчас живёт Злата с Э. и повел нас с мамой на осмотр. Он всё сам решил и сделал нам сюрприз. Мы с Грейс шли за руку с закрытыми глазами и улыбками до ушей. Когда мы открыли глаза, реакция была разной. После новомодного дома на тёплом побережье эта квартирка показалась мне супер уютной и родной. Будто я всю жизнь ждал, когда мы переедем в этот город, в именно эту квартиру. Но у матери реакция была поскромнее. Она привыкла к роскоши и огромной территории с бассейном на заднем дворе. Я кричал: "Ура! Теперь мы будем здесь жить!", и стал оббегать галопом новую квартирку. Я сразу застолбил комнату, где, наверняка, прямо сейчас этот Э. видит десятый сон. Прямо на том же месте, где лежал я ещё год назад. Именно из-за этого переезда мне пришлось сменить школу и в сентябре я впервые в жизни встретился с Луисом в новом классе. Вот так переезд перевернул судьбу нашей семьи с ног на голову. Вскоре эта маленькая нора влюбила нас в себя и имея деньги на дом побольше, мы всё равно оставались верны своей каморке. К тому же отец откладывал немаленькую сумму на моё обучение, по объемам намекающая на Гарвард. Все сбережения по итогу ушли на папино лечение и я даже ни капельки не расстроился, что не иду в Гарвард, как остальные сынки папиных друзей. Меня не особо заботило то, чем отец занимался на новой работе. Да и в принципе он мало что рассказывал с тех пор, как мы переехали. Как-то раз я заметил его с пачкой денег на кухне, но не придал этому значения. Потом ещё раз. Однажды он вернулся домой очень поздно и я встал из-за шороха на кухне. Он открывал верхний ящик и потянулся, чтобы положить толстую пачку баксов. Заметив меня, он содрогнулся и на вопрос «Что ты делаешь?» отец соврал сказав, что искал стакан для виски. Якобы был тяжелый день. Он сразу перевел тему и только это показалось мне странным. Потом начались ссоры. Мать с отцом скромно перешептывались, а затем кричали так, что я понял суть напряженного молчания за обедом каждый день. Я не стал влезать в их разборки, а просто решил подождать, когда это закончится. Всё чаще стал зависать с Луисом и иногда оставался с ним, только чтобы переждать период склок. Затем развод. Я помню, как они сказали мне. Я пришел от Луиса поздно. Мать и отец стояли на кухне и спокойным тоном что-то обсуждали. Увидев меня, они замолчали. Отец заметно нервничал и был очень подавлен, Грейс не на шутку была злая. Сначала я подумал, что они нашли травку в моём тайнике, но тут папа начал: — Феликс, присядь пожалуйста, — отца трусило от того, что ему придётся мне сказать. — Что-то случилось? — пытаясь понять что происходит на их лицах, осматривал их. — Думаю, ты заметил, как в последнее время нам с мамой тяжело найти общий язык… — А когда с ней можно было найти общий язык? — Только посмей мне огрызаться! Ты где опять шлялся? — тут вступила в диалог она. — Не сейчас Грейс, — перебил её папа, — послушай, принять решение нам было тяжело и я так больше не могу. У меня просто нет сил, — глаза папы слезились, а ком в горле душил его. — Мы с твоим отцом решили развестись, — довольно холодно и быстро, как пластырь оторвать, выдала мать. Мне нужно было переварить такой поворот событий, но мне понадобилось всего пару секунд, чтобы сразу расставить все точки над и. — Я буду жить с тобой, — посмотрев на отца, сделав выбор сказал я не раздумывая. На что он отрицательно закивал головой и мать со своим монологом начала засорять звуковые волны. — Нет, это не оговаривается! Ты не можешь остаться с ним, — я начал кричать на неё и обвинять в том, что она никогда не учитывает моё мнение и портит мне жизнь этим. Пока мы верещали друг на друга, папа просто молча сидел на стуле, прижав кулаки к лбу и наконец сам высказался. — Ты не можешь оставаться со мной. Мы приняли это решение вместе с мамой и так будет лучше, безопаснее. — Безопаснее? О чём ты вообще? — я совершенно не понял к чему такой вброс. Они лишь переглянулись и продолжили меня убеждать в том, что выбора у меня нет. Назначение даты на суд, переезд отца свалились на меня в ту ночь и не дослушав я сбежал от проблем к Луису. Я помню ту ночь. Каждую гребаную секунду. Прибежал к Луису и стал ходить то влево, то вправо, а тот сидел на диване и выслушивал всю эту дичь. Как только я закончил, он достал пакет из кармана и сказал «Это то, что тебе нужно больше всего. Никаких проблем, всё растворится и тебе станет хорошо, как никогда. Это твой счастливый билет, брат». Тогда я впервые попробовал метадон и чёрт возьми, он и вправду стал моим счастливым билетом. Второе свидание с чудо порошком случилось через месяц, а потом мы не расставались. Через месяц мы переехали туда, где я сейчас подслушиваю разговор Грейс. Чувствовал, что он оставил меня подыхать с матерью, прекрасно осознавая, что она раздавит меня оставшись одна. Я мог не появляться дома неделями, забил на школу и мать не знала, где меня искать. В такие периоды я чувствовал свежий глоток воздуха(ну или новую дозу метадона), заполняющий меня. Потом звонил отцу, когда было совсем плохо и он подбирал меня где-то на улице Бруклина, отвозил домой и пропадал. С каждым моим побегом, мать становилась невыносимее. Пилила меня своим коронным «Посмотри на кого ты похож? Это не мой сын, это бомж. Так ты и на улице подохнешь. Разве ты этого не понимаешь?» А разве ты, мам, не понимаешь, что от таких слов единственное, чего хочется, так это подохнуть. Не знаю на что она рассчитывала, говоря мне это каждый раз, увидев меня в таком состоянии. А отец лишь говорил, что мне пора собрать себя по частям, но мне нужно время. После этих слов я умолял не оставлять меня с матерью, но просьбы были тщетны. Однажды, мы с Грейс не на шутку поцапались. Она впервые подняла на меня руку и дала затрещину. Я ни слова не сказал, а взял свой скейт и знал, куда идти. Она добивала меня в спину словами «Ты всегда сбегаешь. Я хочу привести тебя в чувства. Проснись, Феликс, ты скоро сдохнешь у Луиса на руках. Тварь! Вернись!». Она рыдала, но я не понимал её слез. Она не хотела мне хорошей жизни, она хотела себе приличного сына. В тот день ноги понесли меня в мои родные стены Нью-Йорка. Я впивался кулаками в дверь, умолял забрать меня, открыть мне, но никто не открывал. Я слезал по дверям на пол и уверовал в Господа, только чтобы дверь открылась. Передо мной появились знакомые ноги. Моя истерика прекратилась. Отец был не рад меня видеть. Это добило меня. — Что ты, мать твою, тут делаешь? Поднимись! Твоя мама знает, что ты тут? — он быстро пытается попасть в замок. Оглядывается и впихивает меня в квартиру. Я был несказанно рад попасть в родной дом. Утерев сопли, придя в себя от истерики, снова стал умолять папу забрать меня. Он снова отказывал. Наконец я вспылил и проорал «Почему». Я повторял это слово тысячу раз ему в лицо, так, что с меня словно с гавкающей собаки брызгали фонтаном слюни ему на лицо. Затем резкий приступ отца и кровь изо рта брызнула мне на лицо как ответ. Я окаменел, наблюдая его резкий приступ кашля. Его скрутило и капли крови летели на пол. Он достал тряпку с кармана и пытался прикрыться. Чуть ли не задыхаясь, пытался сказать «Иди умой лицо». Я в шоке, беспрекословно побежал в ванную. Смотрел в отражение хаотично размазывая красную слизь по лицу дрожащими руками и думал: «Что это? Что это? Чтоэточтоэточтоэточточтоэточтоэточтоэточтоэто». Это был один из самых ярких испугов в моей жизни. Я стоял опершись на раковину, смотрел на себя в то самое зеркало, где через год Э. будет выводить пальцами «хочу обнимать тебя, пока не стану пахнуть тобой». Я боялся выйти на кухню, к папе. Боялся услышать, о том, что с ним. Ему пришлось сказать мне правду. О раке легких я узнал первый, а сам отец узнал всего за пару месяцев до этого случая. Он просил не говорить матери, не волновать её, но она всё же узнала, хоть и слишком поздно. Последний месяц папа провел в больнице и когда Грейс пришла к нему, она с огромной любовью поцеловала его и мужественно держалась ради него. Только раз он умолял меня прекратить то, чем я занимаюсь с Луисом, потому что он хотел, чтобы я жил полной жизнью Но после его похорон это было не так-то и просто. Его слова звенели колоколом в голове. От того, что я не исполняю последнюю папину волю, мне хотелось ещё больше юзать, забыться. Я попал в собственный замкнутый круг, не то рай, не то ад. Всё реальное казалось нереальным, а нереальное — реальным. Вскоре границы совсем смылись и она запихнула меня в уже знакомый мне Рехаб. Из-за первой в жизни мощнейшей длинной ломки, я просил меня убить. Пытался порезаться. Затем меня приковали и я ничего особо с того периода не помню. А после ломка отступила, но скорбь осталась. Можно сказать, что облегчение я почти не почувствовал. Только тело ощутило перемены. Затем я вышел через пару недель и стало хуже. Ломка заглушала всю боль внутри. Не оставляла места мыслям и осмыслению того, что за это время произошло. Я часто вспоминал похороны, на которые пришли мы с Луисом под экстази. Помню как исказилось лицо отца в моих кайфовых глазах. Он заговорил со мной на каком-то другом языке. Я стою у гроба и внимаю умершему «Да я тебя не понимаю, пап. Не прикалывайся. Я же не знаю, что это за язык». Звуки, которые, казалось, вылетают из его рта насмешили меня и я судорожно смеялся над открытым гробом. Кто-то увел меня и следующее, что я помню — потолок рехаба, который я увидел впервые. После того, как я вышел второй раз, я решил съехать от Луиса и побрел в мою квартирку. Ещё в больнице строил планы, как я наконец заживу без матери в моём родном доме. Только там, я чувствую, будто снова всё хорошо, что отец рядом. У Грейс, тем не менее, были свои планы на квартиру и когда я заявился на пороге по праву своего дома, мать тут же выгнала меня. Мне ничего не оставалось кроме как вернуться в Бруклин*. Третий рехаб был другим. В этот раз у меня появился якорь. Якорь, который держит мою надежду на полноценную жизнь, как и хотел отец. Ничего лучшего в моей жизни не появилось, кроме девушки, которая меня не знает, а я знаю о ней почти всё, читая её дневник. Так я чувствую себя ближе к ней. …Не знаю, возможно ли понять интуитивно, что нравится девушке, но Тимоти явно угадал с моими предпочтениями. Я остановила его, когда ощутила, как его рука проскальзывала по внутренней части бедра, почти коснувшись нижнего белья. Как бы мне не хотелось, я всё равно помнила, что спешить не стоит. Мы прекратили. Я рассказала Тимоти о сцене, что устроил мне Э. перед выходом. Он быстро понял, что происходит. Его такое поведение разозлило и он выговорился за вечерней японской трапезой из лапши в студии: — Этот парень всё время ищет какие-то уловки в других сам себя не замечая. Это тот самый тип людей, от которых не знаешь чего ждать. Тёмная лошадка. Я бы не стал ему доверять. А эти фото в телефоне … — Это его хобби, — оправдывая друга. — Он фотографировал тебя в тихую, пока ты не видишь. Тебе не показалось это странным? — да, действительно это поначалу насторожило меня. Вообще не понимаю, почему Т. к Э. так с опаской относиться. Разговор зашел в тупик, когда я снова спросила, что Тимоти сделал для Э., что нельзя мне рассказывать. В ответ ничего нового я не услышала: «Такое не трепают. Как бы он мне не нравился, я не могу сказать, но он может рассказать тебе, если захочет». Мы опустили эту тему и перешли на более личные. Он начал заводить разговор обо мне, почему я переехала и всё такое. Я рассказала ему о моём строгом отце, который хочет, чтобы я нашла более подходящую работу и продвигалась по карьерной лестнице. Сказала, что на переезд повлияло несколько факторов и один из них любовь. Тут и начался неловкий разговор о бывших, но как без этого. Я не стала мучать его уши долгим повествованием. Сказала не больше, чем ему нужно знать и уже была пора расходиться по домам. Я зашла домой. Едва успела разуться и не успела закрыть дверь, как два коренастых мужчины азиатской внешности уверенно зашли в квартиру. Я увидела, что связки ключей Э. нет и поняла, что он ушел. — Вы кто? Выйдете пожалуйста, вы не имеете права вторгаться в чужую собственность, — мне стало страшно. Они настойчиво и спокойно проходили вперед, заставляя меня сделать шаг за шагом назад. — А это разве ваша собственность? — я отошла от них как можно дальше. Понимала, что эта встреча не сулит ничему хорошему. Я не отвечала на вопрос. Мы втроем молча стояли. В руках того, кто заговорил была флешка. Он стал подходить ко мне всё ближе и ближе. Другой же стоял у входа в гостиную скрестив руки и широко раскинув ноги. Первое о чём я подумала — этот визит как-то связан с проникновением тех парней месяц назад. Дело пахнет жареным и жарить будут меня, подумала я, когда амбал подошел почти вплотную. — Отошел от неё! — как же вовремя Э., — вышли, — довольно громко парень дал понять, что им тут не рады. — Вы всех гостей так принимаете? — съязвил азиат. — Нет, только особенных дебилов, которые зашли не по адресу. — А мы как раз по адресу. Грейс дома? — разговорчивый обернулся к Э. Думаю, мы вдвоем были в шоке от вопроса и не спешили отвечать. Э. не выглядел напугано, ни капли страха на лице, а скорее отвращение к новоприбывшим. Бугай неспешно направился к Э. — Хотелось бы для начала знать, кто спрашивает, — Э. и бугай начали обходить друг друга по кругу, только чтобы не приближаться. Мне стало гораздо спокойнее, когда друг стал ближе ко мне и я вцепилась ему в руку. — Дальние родственники, йопты. Решили напомнить про старый сервиз. — Отлично, присаживайтесь, подождём наших друзей-полицейских. Они как раз в пути, — Э. язвительно подначивал вышибал и потом выдал на оскале, что завётся улыбкой, — Чаю? — молчаливый стукнул по локтю разговорчивого и тот кинул флешку нам под ноги. — Передавайте привет Грейс. Жаль, что не увиделись!— они уже было собрались уйти, но Э. их задержал. —Эй! Это вы рыскали тут в крысу, когда нас не было? — Парень тоже связал эти события. — Что ты несёшь? — Ты знаешь о чём я, — Э. хотел признания хотя бы в этом, чтобы знать в лицо, тех, кто приходил к нам и закрыть на этом своё расследование, но не тут-то было. — Нет, — крупный внушительно честно ответил и продолжил, — такое развлекалово курам на смех. Это не наш стиль, как ты заметил. Дебил, — бугай харкнул на пол и направился к выходу. Парочка спокойно ушла и прилежно закрыла за собой дверь. Я выдохнула. От стресса меня скрючило. Пока я оперевшись на колени приходила в себя, Э. смотрел в сторону коридора, где они стояли и скалился от злости, что аж скулы заиграли. — Тело жжет. Будто внутрь залили кипящую воду или я стою посреди горящей квартиры, — поделилась своими мыслями. — Понятное дело, на улице + 35 °C, — «совсем бесстрашный» — подумала я. Он подобрал флешку с пола и стал разглядывать её на свету. — Когда ты успел вызвать копов? — А я и не вы-зы-вал, — увлеченный флешкой под нос себе бормотал. Щурился и что-то пытался в ней найти, — они не тронули тебя? — наконец решил поинтересоваться. — Нет, ты пришел почти сразу, как они вошли, — испуг догнал мою нервную систему и я повалилась на диван. — Эй, ты чего? — он кинулся к моим коленям и пытался понять, что со мной, но я сама не понимала. Всё это моя замедленная реакция. В начале ноль эмоций, а потом догоняю всё разом. Голова ходуном и уши закладывает. — Я… просто сильно испугалась, — из-за звона в ушах говорила очень медленно, — я не знаю, кто это. Кто это был? — Я не знаю. Эй, эй, ты что, отрубаешься? Они что-то дали тебе? — голова стала тяжелеть и падать. Наверное я испугала и его. Он стал поднимать мою голову и всматриваться в глаза. — Открой глаза, у тебя просто шок. Тебе нужно успокоиться, — услышанное стало всё больше размазываться и расплываться. Глаза остановились на его синей рубашке с короткими рукавами. Я зациклилась на орнаменте. Это были желтые и красные лепестки. Почувствовала, как он откинул меня к спинке дивана и ушел, но рисунок рубашки до сих пор мелькал перед глазами. — Это пройдёт. Пройдёт! — слышу, как он достает холодную бутылку воды, — у меня такое было. Минута и это пройдёт, — он упирается коленом в диван. Я вижу его сверху перед собой и льется струя ледяной воды мне на лицо. Я мигом прихожу в себя отталкивая бутылку в сторону. Я вся в воде, диван в воде. — Легче? — он присел рядом и начал осматривать меня. Я ушла от неловкого взгляда. Не могу быть спокойна, когда он так близко. Вскакиваю в последствии шатаясь. Спасатель раскинулся на диване и сам решил освежиться глотком холодной воды. Я нервно стала метаться из стороны в сторону и размышлять в слух. Э. снова взялся рассматривать оранжевую флешку. В какой-то момент парень психанул, рванул в комнату даже не дослушав. Закрылся там и не выходил до утра. На следующий день мы позвонили Грейс и поехали к ней.