[Про Северяну]
Где-то в глуши появился пони тёмно-синего цвета; его белая грива, была чистой как снег. Лет ему было не более пяти, на вид. — Кто я? — спросил он.Где-то спустя шесть веков.
Он уже совершеннолетний, видел много друзей и врагов; видел, как многие простые смертные погибают; видел, как и империи падали к его ногам, прося о милости, но настало время уничтожить главное мировое зло. Это зло — Эквестрия. Создание с крыльями и рогом, подобное Селестии, зовущее себя аликорном. И вот, он стоит, держа в копытах винтовку, надета на нём зелёная форма, с которой он уже за относительно короткое время свыкся. А против него стоит та, старая пони, которая особо не постарела с первой их встречи. Её грива светло-голубого окраса, а шерсть была светло-розовой. — Сын, зачем ты поднимаешь на меня копьё? — спросила она в окружении златогвардейцев, которые направили на него пики. — Я тебе не сын, мачеха, — ответил жеребец, рядом с которым стояли солдаты в форме с винтовками. — Зачем тебе одежда? Разденься и вернись ко мне, — сказала Эквестрия. — Одежда мне нужна, по сравнению с тобой, — сказал Северная Эквестрия, поскакав в штыки на аликорна. Эквестрия попыталась защититься от винтовочного штыка копьём, но оно треснуло и его осколки полетели в разные стороны, а Северная воткнула штык прямо в крыло Эквестрии, сказав при этом: — Это тебе за семьсот семьдесят второй! — Ай! — прокричала от боли кобылка. — Это за шестидесятые, — произвёл жеребец уже выстрел в ногу аликорну. — Кха, — выплюнула она кровью. — А это — за Северную!.. — хотел он уже добить её в горло, но… — Не дам тебе причинять боль матери, — сказал прибежавший Мейнхеттен, который оттолкнул копытами Северную подальше к своим. — Почему ты не помогаешь распространить коммунизм? — спросил Северная. — А ты чего на мать копыто поднял? — спросил Мейнхеттен. — Не мать, не сестра, не тётя, я сирота, даже Империя Яков мне больше мать, — сказал он, хотя помнил, что он был мужского пола.Спустя ещё время
— Наконец-то свобода! Эй, а где Рейнбоу Фолс и где Гоаказ? — спросил Северная, не видя своих давних сожителей, которые иногда с ним делили жильё и кровать. — Они что, остались с Эквестрией, не-е-ет! — крикнул Северная, — Теперь я буду, что ли, видеться лишь со смертными пони? — А про меня ты не забыл? — спросил, рядом стоящий Принцессин, — теперь я твоя столица, снова. — Ну, вы тоже смертные, помнишь Красивск? — сказал синеватый жеребец. — Эх, не напоминай о нём, — произнёс грустно город, имевший серый окрас и свело-коричневую гриву и глаза.Спустя некоторое время
— А кто такой этот Стил Сталлион? Ещё один труп в моей жизни, старик Анатолий и то интереснее, — сказал Северный, смотря на унос тела в мавзолей. «Интересно, кто следующий, а ещё верните столицу в Санкт-Петерсхуф», — подумал он, смотря на этот страшный город, то есть пони, представляющего этот город, он был таким обычным.Когда был парад нудистов:
— Нет, я не сниму одежду, — сказал жеребец перед народом. «Надеюсь, Альтидия станет главой Верховного Совета», — подумал он, ускакивая от толпы неадекватов, желающих его раздеть.После выборов:
— Наконец-то хоть кто-то, надеюсь, будет долго править, как Александр, — нашептал он в толпе. — Нет, максимум пятнадцать лет проживёт, ведь много она пьёт, — ответил какой-то житель, но он его не заметил, ведь он много видел таких же простых жителей.Где-то летом на кладбище:
Когда хоронили старика Анатолия, то у синеного жеребца были слёзы. — Я видел тебя жеребчиком, а уже ты старше всех тех, кто здесь был. Сталлионград, бывший Принцессин, похлопал его по голове, пытаясь успокоить, пытаясь скрыть эмоции, — я каждое выступление слушал, но перед этим я слушал тех, кто был до него, а их было много. — Пошли домой, — сказал Северная, где-то добыв бутылку вина. — Нет, тебе вредно, ещё с тобой нянчится придётся? — спросил с иронией город.Где-то под конец лета:
Северная Эквестрия лежал больным на кровати, болела голова, почему-то стал себя называть местами «Северяной». Сталлионград пытался за ним ухаживать, ведь больше такого случая может не быть, ведь столицу могут перенести в Санкт-Петерсхуф, хотя он уже привык и даже вторую смерть его переживёт, если надо будет. Но спустя пару-тройку недель болезнь спала, а в Петрокопытске заключили договор об едином государстве. Но осталась одна проблема: Северная Эквестрия продолжал путаться в собственном названии, и местами задавал себе вопрос: «Кто я?». Но ясно было одно: в декабре он стал себя называть Северяной. — Наконец-то, ты очнулся от долгого неведения, — произнёс тихо Сталлионград, пустив слезу, ведь он ему ровесник и помнит он том, как исчез он и вновь появился. Пусть много пони не знает того, что знает Сталлионград, а ранее Принцессинск и Северянск со Старгородом, но он реально пережил многих.Последний день 995 года:
Северяна уже был одет в потрёпанную одежду, его военная форма времён СЭЦ лежит на складе как память о великой победе. Уже через несколько часов пройдёт ровно год, как он освободился от мачехи, которая его не любила и всегда эксплуатировала. Он видит местами радостные носы своего населения, северян, а раньше вообще никто так долго не радовался жизни, даже он в последний раз улыбнулся лишь когда был на дирижабле, выбив грифонов с восточного побережья много веков назад. «А было ли это вообще? Бред сивой кобылы, я победил лично всех грифонов тогда и пять лет назад я уже это доказал, я Северяна!» — мысленно вдохновился страна, продолжая осматривать серые улицы старого города. Перед ночью он посетил старую крепость, вроде называемую Кремлём, когда-то он из её переехал в болота Петерсхуфа, но сейчас наоборот, Петерсхуф стал прекрасным местом, а Принцессин стал тем ещё болотом. Внутри суетились луноверы, которые верят в какую-то Лунную Пони, но сам он никогда её не видел за свою долгую жизнь, поэтому он её отрицает. Они зачем-то переделали старый и бесполезный собор, но зачем он не понял. После полуночи он пошёл в Оружейный Завод, — всё то оружие, которым он гордится, сделано именно здесь, что самое интересное, даже никто не охранял всё это богатство, так он думал… — И снова здравствуйте! — поздоровался Сталлионград, вдруг оказавшийся за ним. — А что ты тут делаешь, Старич? — Северяна выдал случайно изначальное имя города. — Работаю охранником, это же моё основное предприятие, — ответил Сталлионград, уже привыкший здесь работать. — Как думаешь, какого это — никому не подчиняться? — спросил неожиданно синеватый жеребец. — Было такое время, тогда пони плодились больше, чем сегодня, — ответил по-честному он. — Хорошо, Сталлионград, мы вместе и поэтому мы увидим новый мир, как думаешь, может, Заятск посетить, давно его не видели? — спросил Северяна. — Посетим, давно я с ним не общался, наверное, он сильно за века изменился, — ответил город. — Может, выпьем селестинки? — спросил синий жеребец. — А давай, — достал из какого ящика целую бутылку серый земнопони. А далее начались обычные философские разговоры двух пони…[Про Эквестрию]
Она, прожившая на этом свете больше, чем сама Селестия, была оскорблена, как сама Селестия, на слова этого жеребца, ведь столько раз ей приходилось менять ему память, уже сбилась со счёта. Но это малая проблема, ведь гнев Селестии был спущен на неё, как и всегда. Находится она в Кантерлоте на улице, ведь Селестия даже у неё отняла дом, а сама Эквестрия есть её собственность, живёт под какой-то лестницей. Будь её воля, то она бы отпустила всех тех, кто хочет, но принцесса выше её во всём, она — сама бог, хотя она помнит её ещё кобылкой, помнит самого Стар Свирла Бородатого, он бы её защитил от принцессы, но его нет уже более тысячи лет, даже забыла почему. А так из-за ранения у неё болели крыло и нога, только недавно она поняла, какого это было Северной, когда он весь во шрамах, ведь часто воевал. Она начала носить платье, чтобы не видеть повреждений. Но мало кто мог её заметить в одежде, ведь на неё специально наложено заклинание, чтобы её никто не замечал. Она даже поговорить мало с кем может, лишь с городами и другими частями большой Эквестрии. И так будет всегда, и ничто не спасёт её от власти Селестии. Она даже придумала то, что было бы, если принцесса вдруг умрёт, — во всех пока придуманных вариантах были проблемы: — В первой версии вместе с Селестией погибает и она, но частица её остаётся лишь у народа. — Во второй версии этот Кобылинский Мирный Договор не был бы подписан, а она стала коммунистической, а спустя одиннадцать лет сгинула бы тоже в войне. — А в третьей уже Северная пришла к ней мстить, и казнил бы её вместе с Селестией, поэтому у неё нет вариантов, кроме как подчиняться Селестии. Ведь кто, кроме неё, займёт трон? Да никто, — ответ очевиден.[Про Аквелию]
Он грифон пурпурного раскраса, он был одним из сыновей Карфинской Империи, великого грифона, который без веры построил великое государство грифонов, но батюшка пропал, а Аквелия стал независимым. У него было и есть всё, от плодородных земель до роскоши. Но самый страшный день начался тогда, когда пришёл он… Грифонстоун, назвавший себя, как Империя Грифонов, хотя зовущий себя как Герцланд, такой оранжевый грифон. Аквелия покорился идолу Борея, и когда он попытался освободиться, то его столицу Аквилу сожгли. Но однажды он понял, что стал наконец-то свободным, как раньше, его граждане начали рвать флаги Империи, топча их ногами. Затем грянули революционеры, ставшие уже топтать его национальный флаг, певшие Рильезу в честь города Рила. Все аквелийцы за одну ночь из культурной столицы Грифонии превратились в древних варваров-грифонов. Он ходил по улицам Аквилы, смотря каждый день, как кого-то казнят во имя президента, такой постоянной кровавой резни он в жизни своей никогда не видел, и вот наступило чудо… Маршал поднял восстание, а сверху с небоходов спрыгнули пони на землю Аквелии. Так он видел день освобождения, но новый король также продолжил всех казнить, мстя революционерам. А затем в заморской стране началась война и он, как настоящий джетельгриф, стал работать по двадцать часов на заводе, продукция которого должна была пойти в СЭЦ, на фронт, на войну с грифонами. Такой дикости он себе никогда не мог представить, чтобы ради пони работать, как раб, его душу начало мучить, особенно когда узнал, что за войну получили ничего… А спустя пять лет на его землю сошёл сам Пётр Александрович, сын освободившего его монарха из заморья. А так этот двести девяносто первый год прошёл как-то спокойно, ничего необычного для Аквелии не было.[Про Герцланд (Империю Грифонов)]
«Ужас, вроде, затишье; в этом году надо как-то думать, чтобы сохранить хотя бы то, что осталось. А добью предателя Клаудбьюри потом», — поразмыслил он, сидя за столом, где собрались все герцландцы — Господин, что думаете о ситуации в Северной Эквестрии? — спросил Фетизия с листка, — жёлтый грифон, носивший очки. — Да мне нет никакой разницы на пони запада, ты сам помнишь, что было с тобой, когда ты к ним полез? Да? — спросил Империя. — Помню, — задрожал у бывшей Феофии клюв. — Ситуация с пищей, как нам кормиться? — задала вопрос Клубничное Герцогство, являясь самой красивой грифиной, которую можно представить. — Как обычно, пусть все едят рыбу, следующий, — сказал Герцланд. — А можно какого-то вас обворовать? — спросил с ножом в когтях Санстрайкер. — Нет, будь цивилизованным! — приказал оранжевый грифон. — Герцли, может, успокоишься? — спросил алмазный пёс, под именем Бронзхилл. — Я всегда спокоен! Следующий! — крикнул Империя. — Что ты кричишь? Это не я нахожусь на твоей земле, а ты на моей, помнишь, — сказала Катерин, старая грифина, бросившая дротик в дартс. — Помню, но не напоминай, а то повторю твой захват, — произнёс Империя. — Может, обсудим вопрос о возвращении мне части земли? — спросил грифон в белой тунике, под именем Ромау. — Нет, это земля крестьянская, — ответил грифон с вилами Грифинмаршен. — Нет, это земля университетская, — ответил грифон, одетый, как интеллигент, и называющий себя, как Йель. — Нет, там мои фабрики располагаются, — выдал заявление Фетизия. — Тишина, я сказал! А ты, Энгривер, что молчишь? — задал последний вопрос Герцланд. — А я думал, чтобы вы все друг друга здесь поубивали, а я стал новой Империей, — появилась улыбка на его клюве, при этом закрыл он глаза. Так начался час молчания. А выглядело это со стороны очень странно, ведь на самом деле Герцланд сидел за столом один и говорил сам с собой.[Про Вингбардию]
Он — истинный наследник Карфинской Империи, пусть Империя давно сгинула, пусть Спарлето больше имеет прав на культурное наследство, но он богаче всех соседей, его оружие скопировано с поньских, например, его винтовка «Гарконо». Он сделал из неё выстрел в мишень, и оружие развалилось сразу. Ну, ещё есть однозарядный пистолет с такими же патронами, он хотя бы рабочий. А так планирует вернуть себе мощь, — «У меня есть автомобили, конечно, перед ними страха особого нет, но что будет, если на них установить пушку? Или на самолёт?» — задавал себе он странные вопросы. Но самое противное для него было кризисное положение после войны с Фалькором. Да, он получил город Фалькор, но до сих пор он находился в кризисе, преодолеть, который великая страна не может. И в этом он винит лишь соседей.[Про Олению]
Этой стране было до всех всё равно, что она отрицала своё существование. Поэтому её пропустим. Уточним лишь то, что грелся у камина в деревянном доме.[Про Чейнджлингию]
Это был обычный солнечный день, как вдруг появился Чейнджлингия в окружении Весалиполиса, Дитрисиума, Сорифа, Ликтиды и Вракса. Его видом были лишь своды пещер и дыры в стенах, он смотрел с завистью на другие страны, которые имели дома, промышленность, образованное население и оружие, а у него просто ничего не было. Он ничем не отличался от среднестатического чейнджлинга. Только пять королев имели на это право, а он и города нет. Он также чувствует постоянный голод, который можно удовлетворить лишь любовью, но её тоже нет. И поэтому однажды он вырастет и возьмёт то, что должно принадлежать ему. Но пока от него угрозы никакой, даже Оления превосходит его во всём, он решил назвать свою идею «превосходство», — только превзойдя своего врага во всём, ты сможешь чего-то добиться. Но пока шёл девятьсот девяносто пятый год и кто знает, до чего доведут амбиции чейнджлингов?[Про Рейнбоу Фолс]
Есть такой пегас, с радужной гривой, имеющей все оттенки, звался он Рейнбоу Фолсом. И вот случайно он оказался в составе Эквестрии, а Северная его бросил. Теперь принцесса Каденс расчёсывала ему гриву. — А теперь живо, на стройку! — приказала неожиданно для читателей, но он уже привык к этому, взяв кирку в крылья, и пошёл на работу, железную дорогу класть нужно же ему. Вы не поверите, но ранее он грабил пол-Эквуса, он сжигал города, а богатства увозил себе в город, но затем вернулся тот, кто умер однажды, — сам Северная в окружении со Старгородом, тогда он стал тем, кем является сейчас. Пегасом, всегда слушающим других.[Про Гоаказ]
А где-то южнее находится Гоаказ, козёл такой с большими рогами. Когда-то его отец держал страхе весь мир до тех пор, пока Ме-Северяна не убил его. Он настолько часто менял своё название с Гоаказа на Коаказ и наоборот, что сам себя называет как хочет. — Ме, ме, я есть истинный правитель, ме-е-е, этих земель, — произнёс он. Перед тем, как пойти вперёд на захват Бэйколла, он посетил урну с прахом Меревана, его столицы, — такого жизнерадостного козла, которого ещё свет не видел. Но ясно было одно — нельзя горевать из-за него впустую, по дороге всегда будут жертвы, ведь другого пути просто не существует.[Про Ново-Грифонию]
Этот грифон сильно изменился за пять лет, когда-то он расправил крылья, но эти крылья оторвал пони, которого он зовёт Поньским Государством, того, кто является олицетворением самого Маара на этой земле. А сейчас он работает, приходится пахать на работе двадцать часов, ведь после войны он задолжал другим огромную сумму денег. Настолько огромную, что сверхэкспорт меха яка не помогает с этой проблемой. А ведь он мог покрыть все расходы за счёт этих пони или хотя бы они его аннексировали, могло быть лучше, его народ бы не начал оплачивать долги. Хотел бы он другой результат войны. Но он уже смирился со страданиями…[Про Драконье государство]
Есть государство драконов, и в девятьсот девяносто пятом году ПИЛ он произносит: — При-кинь-те, вче-ра ка-кая-то Се-лес-тия приш-ла к влас-ти. Драконы всегда плохо ориентировались во времени…