[Иван Подковов]
Это день мог быть обычным выходным в подниманье, хотя это по сути синонимы, ведь выходных не бывает в другие дни, кроме праздников. И зачем-то в этот день моя мать решила нас собрать снова в своей комнате. Оказалось, что северянская письменность проста взяла и устарела. Конечно, кому надо реформировать запрещённую письменность в течении десятилетий? — И что от меня нужно? Я всего лишь подковник, а не учитель или как там его, лингвист? — спросил я. — Палеограф, правильно, — неожиданно поправила меня Света. — Может Вы обе и пообсуждаете данный вопрос? Мне завтра ещё работать, — произнёс я, понадеюсь на лучшее. — Можешь, идти Ваня, отдохни, — сказала уже неожиданно мать. — Хорошо, спасибо! — ответил я, думая, что сегодня можно отдохнуть от ежедневной работы. «Поэтому всё хватит сидеть дома, сегодня я прогуляюсь по улице», — сделал себе мысленное заявление.*** [Автор, Путешествие Старлайт Глиммер, часть 1]
Единорожка шла вперёд, местами думая, что надо было сжечь дом, чтобы не было куда возвращаться, но отцу нужен был этот дом, чтобы жить, поэтому не стала этого делать. Она пошла по грунтовым дорогам Эквестрии, ведь центральные эквестрийцы дороги не умеют строить, да и камень в последний раз массово добывали, чтобы отстроить Кантерлот лет тысячу назад. Дошла на голодный желудок до первой деревни, в которую решила посетить, при этом опираясь какой-то веткой о землю, ведь устала она идти, ведь никогда столько не гуляла. Эта была обычная эквестрийская деревня, такие же прекрасно украшенные дома, такие же радостные и беззаботные пони, как в Сайрлс Холлоу. И именно здесь Глиммер решила купить себе еды. И вот в какой-то пекарне… У которой была огромная очередь, хотя на табличке были указаны огромные цены, целых пять битов за булку хлеба, хотя Старлайт не знала о северянских ценах на хлеб, где были цены превышающие долг Ново-Грифонии, поэтому пять бит показалось слишком много. — Пони, почему вы покупаете по таким огромным ценам? — спросила Старлайт у жителей. — Здесь единственный хлеб в городе, — ответила одна кобылка. — Не единственный, есть ещё невкусный, — произнесла уже другая кобыла. — Я бы сказал, что у неё вообще не хлеб, — сказал какой-то жеребец. — И где этот не вкусный хлеб? — спросила Старлайт. — Он, там! — показала ещё одна пони. — Спасибо, — сказала Глиммер, отправившись в то направление, ведь денег у неё было мало. Вскоре, она заметила одну лавочку, потрёпанную, где цена за хлеб было 3 булки за один бит. Хлеб выглядел красиво и украшено. Этот вариант, ей больше понравился. За прилавком сидела такой же разумный единорог, как и она. То есть низкого происхождения, а не из высоких кабинетов Кантерлота. — Добрый день, беру хлеб, — сказала Старлайт, положив одну монету на стол при помощи магии, за последнее время она настолько стала часто пользоваться магией что даже не обратила на это внимания. — Спасибо, а вы кто такая? — спросила пекарь, если думать, что она приготовила хлеб. — Я Старлайт Глиммер, я мечтаю построить мир, где все пони будут жить, не завися от рисунка на боку, — ответила будущая основательница. — Как? — удивилась единорожка, имевшая розоватый окрас. — Легко… — задумалась Стралайт, но чтобы не брать славы на себя, ведь гордыней не страдала, она начала рассказывать: — Жил век назад великий волшебник Мэдл Брук, создал он восе… то есть девять артефактов. Девятый я нашла, именно он может лишить пони знака. — Вау, — удивилась по эквестрийски пекарша, — а как он выглядит? — Как бы тебе сказать… — начала думать Глиммер. — Наверно, это палка, которая рядом с вами, он и есть? — спросила единоржка. — Да, это он, как же я могла забыть… — продолжила врать Глиммер, — я направляюсь на север, чтобы его изучить. — Можно я с Вами пойду, знаете, мне здесь одиноко, — попросилась в дорогу пекарь. — Конечно, вместе веселей, а кстати, как тебя зовут? — спросила Глиммер. — Я, Шугар Белль, — ответила она. Затем она собралась в путь, прихватила всё для готовки, а дом она свой сожгла, лишь Старлайт остановила пожар, чтобы городок не сгорел. Так продолжился путь единорожки, теперь у неё было еда, но как оказалось, хлеб был на вкус, как земля, хоть и выглядел вкусно, а его твёрдость равнялась железу, но Глиммер не была брезгливой, поэтому просто его съела. Не судите хлеб по корке, не зря же его никто не покупал.*** [Иван Подковов]
Спокойно пройдясь по городу, где была лишь грязь со снегом, я обнаружил давно знакомую спину, спину одного плоскомордого, в том смысле, что верит в некий «плоский Эквус», а как таких ещё звать? — Здравствуйте, Владислав, — поздоровался я с ним. — Привет, Подковов, какой сегодня чудесный день, как думаешь, смогу ли узреть наш мир с высока? — повернулся он ко мне, задав вопрос. — Небоходы есть, добудь угля, укради дирижабль и посмотри на наш мир, — ответил я ему, зная какие плоские намёки мне он даёт. — Не об этом я, представь что ещё, чтобы можно было потрогать саму поверхность Луны, — рассказал он. — А зачем тебе это? Лунную Пони, хочешь узреть? — посмеялся я сам про себя, ведь знаю, что он не верит в существование её, как в прочем и я. — Просто, интересно, мы земные пони, мы должны хоть в чём-то превзойти пегасов и единорогов, — сказал он мне такое, что я даже задумался. — А разве наши предки три века назад не победили грифонов? Покорив небеса? — ответил я ему, даже не заметив, что прошли целый переход. — Пегасы могут летать уже, а единороги в теории могут поднять своё тело вверх с помощью магии, — сказал Коньляров. — Знаешь, я случайно понял, что ранее бы за такой разговор нас бы уже казнили в этот же день, — сделал я такое заявление. — А прошло всего полтора года, — произнёс Владислав, напомнив, что сегодня лето 1099 года. — Знаешь, я уже забыл из-за смены календаря, что девяностые кончаться через треть года, — рассказал ему о конце этого долгого мучения. — Помнишь заявление царя, что к двенадцатому веку мы будем жить при высокогармоничной цивилизации, — пошутил Владислав, как давно его не видел таким радостным, ну скорее никогда. — Как же хорошо, что эта высокогармоничное общество не наступило, а так ты хоть понимаешь, какие события мы пережили? — спросил я. — Войну с Ново-Грифонией помню, и начала голода, также приход к власти коммунистов и августовские события, — рассказал он. — Вспомнил, ты же больше меня живёшь, для меня девяностые были всем, пришлось работать, пытать пони за деньги, смотреть на голод, есть кору, я сегодня уже соскучился от вкуса коры по утрам, понимаешь? Помню горы трупов перед дверью, которые не успевали сжигать в печах. Помню смерть отца. Ну и революцию, изменившую мою жизнь ещё хуже, когда я работал по двенадцать, четырнадцать и шестнадцать часов в день. Я вообще должен был быть повешен в январе девяносто восьмого, но надо мной сжалились, отправив на фронт, я вообще не знал, как тогда выжил. Помню, как ты каждый месяц заходил ко мне поменять подковы. Кстати, о них куда ты девал всю сталь, от старых подков? — выдал я такую речь, накопившуюся за эти восемь лет. — А-а-а, это… Как бы тебе сказать, вложили в важные проекты, часто обменивали на полезные в деле вещи, — промямлил что-то Коньляров, а затем продолжил: — А так мне тоже жилось нелегко. Может закажем кору на обед, если хочешь? — Согласен, — согласился я, и как раз оказались возле какой-то обедной, как-раз с надписью «Дешёвая еда и точка»*** [Алексей Крупов]
Я сегодня решился взять и написать все анекдоты времён СЭЦ, на одном листе, пока-что были написаны следующие: Кто строил бронелётец Аликорник? Верхнюю часть — единороги, думая что невозможно его уничтожить, нижнею земные пони, делая бомболюки, чтобы уничтожать врагов, а пегасы думали, что он был не нужным. Оказались правы лишь грифоны, которые радовались сбитию бронелётца. Если рай на Солнце, то почему нашим пеплом удобряют поля? — Кто такая принцесса Селестия? — Эта та, кто за тысячу лет ничего не смогла сделать, чтобы улучшить жизнь земных пони. — Что такое гармония? — При ней мы живём. — А хаос? — Как у нас, но наоборот. — Почему на флаге СЭЦ расположены Снежные Горы? — Чтобы оправдать агрессию грифонов! «Почему сегодня эти шутки кажутся грустными, а не смешными? А ведь ранее все над ними смеялись и продолжали жить дальше» — подумал я, вспоминая царский юмор, а сколько всего было прекрасного в те времена. Поэтому решено сегодня пойду на улицу и буду выпрашивать анекдоты. — Мадам, собираю, анекдоты времён СЭЦ, какие знаете? — спросил я у первой незнакомки. — Не знаю, может… Почему Селестия никогда не встречалось с Александром? Просто, боялась, что он присоединит Эквестрию к себе, — ответила она. — Ха-ха, было дело, запишу, — записал я на листке этот анекдот, — ещё какие-то помните? — Из какого ты города? Назван в честь одной особы. Из Принцессина. Нет, из Крупочкино, — рассказала анекдот, про мой город. — Спасибо, пойду ещё спрошу у кого-нибудь, спасибо за помощь, потомкам нужно сохранить память о тех временах, — произнёс я, думая о жизни.*** [Иван Подковов]
Заказали мы в обедной суп с опилками, в который входят лишь опилки, обычная еда, вкус которой был уже привычен. А так сидели за стол и продолжали беседу о прошлом. — Подковов, как думаешь, жизнь стало лучше за поздний год? — спросил он. — Может быть, но в нашей жизни, ничего хорошего обычно не происходит, нужно готовиться всегда к худшему, — ответил я. — Согласен, сегодня как-то слишком спокойно, не хватает прошлой жизни, — произнёс он. — Кстати, а где ты работаешь? — поинтересовался я у Коньлярова. — Занимаюсь редакцией газеты «Новая Звезда», а у самого как жизнь? Будешь всю жизнь пахать на одной и той же работе? — задал мне он такой странный вопрос. — Никто, кроме меня не сможет этим заняться, я буду работать до конца моих дней, сам это понимаешь, — ответил честно я. — Представь на минутку, если вдруг и всё твоей профессии не станет. Что ты будешь делать? — спросил он с интересом. — Такого никогда не произойдёт. — ответил гордо я, — этим занимались ещё до самой знаешь кого, и будут всегда. — А если произойдёт? Ты мог себе представить убийство Александра Первого, я нет, да и ты тоже, — сказал мне он хороший аргумент. — Не знаю… Видимо, придётся идти туда, где требуется умение читать, — ответил я. — Главное, не забывай, Дети Звёзд всегда помогут своим, — сказал он, похлопав копытом копытом по моей голове. — Ай, зачем ты по мне Авг-98 ударил? — вскрикнул я от боли название подков.*** [Автор, где-то под Новочернушском]
Фит Койн обходило позиции, вот какой-то кустарь хотел что-то ему показать. — Смотрите, командир, я изобрёл легко снимающиеся подковы, — произнёс он, быстро сняв со своей передней ноги подкову с ремнём. — А-а-а?! — не поняло единорог. — Нам часто приходится ходить по бездорожью, а подковы мешают, понимаете? — рассказал он. — А ловко ты это придумал, я даже сначала не понял, молодец! — произнёс интересом Фит Койн, — Нам нужно любое преимущество, чтобы победить гвардию, живо за производство. — Есть, единорого, — произнёс пони-мастер, в том смысле, что умел мастерить, а не мастер копытных искусств по ломанию чужих зубов. Так армия Фит Койн начало переоснащение, когда гвардейцы приближались всё ближе к позициям. Мирные жители всё дальше уходили к границе бывшего СЭСР. А Новочернушск превратился в развалины из-за постоянных обстрелов.*** [Сергей Нотов]
Скучно, работать ради работы, за которую платят бумагой, ведь первым заниматься нет смысла, сколько облако не двинь всё равно куда-то их тянет, а денег уже много накопилось, их даже тратить некуда. — Сергей Нотов! — прервал мои раздумья знакомый голос. — Чего тебе, Алексей? — спросил я, спустившись вниз. — Что помнишь о СЭЦе? Анекдоты какие-то? — спросил зачем-то он. — Нет, не помню, а хотя я могу спеть, хоть какое-то разнообразие, будет, — произнёс я, достав из-какого ящика музыкальный инструмент, под названием балалайка, затем начал петь: —Кашино и Кобылкино, Заятск и Новочернушск — это моя земля. Принцессин и Петерсхуф, Радужные Водопады — это моя земля. Селестинский край, Чернушск и Посеверянье, Коньзань и Коаказ, и Крупочкино тоже. Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Селестия, Кантерлотовы и Бруки — это моя земля. Земнопони, не-пони и волшебники — это моя земля. Солнечные церкви и незнание свободы, Торговая площадь, труд на «Восходе». Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Склады золота, бомбы, патроны — это моя земля. Генералы и царь, бронелётцы, небоходы — это моя земля. Единороги и нищие, мировое влияние, Гвардия принцессы и большая армия. Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Царь, Штыков, Костылёв, Небокрыльский, Правдель, Шапкин, Железяков и Пегаский, Сталь, одежда, уголь и радуга, Пушки, винтовка, хоть запрещена наука, Селестинка, Дворцы и заводы, Самые сильные кобылы Планеты, Подковы, форма, грифоньи балет — Как же жаль, что жизни у нас нет. Даже грифоны объединились в союз, Вместе наши отцы сражались в бою. Вместе выиграна с Ново-Грифонией война, Вместе мы — самая вооружённая земля. Закрыты границы — к клювастым нельзя, Боитесь ли нас, отзовитесь, друзья?! Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе. Я рождён в Северном Царстве, сделан я в СЭЦе.
— Как вышло? — спросил уставший я, когда закончил. — Эпично, — ответил ошарашено Крупов.*** [Светлана Подковова]
Надпись, хватит уже писаться не правильно.[Света]
Короче, говоря сегодня с матерью решили усовершенствовать алфавит. Остановились на 33 буквах, добавили точки к буквам, которые читаются, как «Йо», но пишутся, как «Е», убрали лишних 2 буквы «И», и так ещё кучу по мелочам. Теперь получился алфавит, много нас, а он — един. Короче, всё хорошо. Читается, как и пишется. Теперь нужно его показать братику.*** [Иван Подковов]
Прогулялся ещё по городу, посмотрел на Собор Лунной Пони, а когда-то это был разваленный Храм Владмага Солнечного, ах помню времена были… Куда не глянь, как-будто ядрами стреляли. И это ещё до Северной Войны. И вот рядом проходит санитар помещения, сам товарищ Крупов. — Иван, какие анекдоты СЭЦ помнишь? — спросил он. «Ещё воспоминания», — подумал я, вспоминая что-нибудь весёлое, то есть ничего там не было. — Не знаю никаких анекдотов, а если будешь спрашивать выгоню на улицу, — произнёс я, отправившись за рыбой. Как же я привык к ежедневным походам за рыбой. Закончился день особо ничем, увидел изменённую и «бывшую» запрещенную письменность, и на всякий случай согласился, а самое страшное то, что её придётся учить, а вдруг понадобиться, кто его знает что нас ждёт завтра? У нас каждый год происходят неожиданности. Сестра как обычно считала свои личные деньги, на которые купит какие-то механические детали, а матушка составляла планы. Короче, ничего нового, а хотя… Что-то здесь не так, а я понять не могу что именно...*** [Историческая Справка]
Северяница — письменность, которая была запрещена при эквестрификации. Борьба с ней была настолько удачной, что за несколько лет, грамотность была чем-то уникальным. В бывшем отделении S.M.I.L.E. по Северной Эквестрии её использовали, чтобы зашифровывать записи. Письменность перестала быть запрещенной после революции. Но язык маленько изменился, что не соответствовало письменности, поэтому была проведена реформа в 996 году ПИЛ МОССР. Появились буквы: «Ё», «Й» и убрано куча других. Всего жителям СЭЦ известно два языка: козлиный и мировой, последний отличается от региона планеты, называясь диалектами. Национальная еда северян по версии гармонии: — Суп с опилками; — Варёная кора; — Жаренная кора; — Тушёная кора; — Сырая кора; — Сушёная кора; — Кора под опилками. Голодные девяностые — это период в СЭЦ, названный так в народ. Начала его 989 году ПИЛ (1092 году), связи с войной, а конец периода не определён, датами могут являться Декабрьская Революция, победа на выборах председателя, Августовские События, конец 1098 года от поднятия Солнца, или уже 999 год После Изгнания Луны.