я вижу нас.

— Глаза-пиздец, — нервно выдыхает Шастун и кладёт телефон на барную стойку. — Эу, вщить, — сигнализирует он лысому бармену, с которым они успели скорешиться за те короткие два часа, что Антон пребывает в баре. — Мишаня, давай полную. А лучше сразу две. Шастун пьяно улыбается и стучит по столешнице, призывая немедленно подать ему требуемое пойло. Миша делает два больших шага и останавливается возле своего изрядно налакавшегося клиента. Смотрит на него пристально, с беспокойством. — Ну ты чего застыл, братан? — Хватит тебе. Улыбка тут же сползает с лица. Шастун наклоняется вперёд, готовый в любую секунду кинуться на нового приятеля. — Ты чё это блять? Забыл, что у меня эта… хуйня в голове, — Антон выразительно описывает рукой круг над макушкой, а затем с жаром хлопает себя по груди. — И тут тоже. Огромная такая, что пиздец. Мне обезбол нужен, понял меня? — Идиот, — вздыхает Миша, но всё-таки берёт бутылку бурбона с полки, кидает два кубика льда и наливает полный стакан. — Это последняя, — строго предупреждает он. Ага. Щас. Шастун победно хихикает.  — И перестань называть свою влюблённость опухолью. А то притянешь, тьфу-тьфу, — бросает бармен через плечо и растворяется в гудящей толпе клиентов. Антон салютует ему вслед неразбавленным виски и делает большой глоток обжигающей жидкости. Уже даже не морщится, блаженно прикрывает глаза, поддаваясь короткой эйфории. Но реальность с оглушающими басами наваливаются вновь, и он как истинный мазохист хватается за телефон в поисках новой дозы невыносимо сладостной боли. Экран вспыхивает, и парень тут же пропадает в плену чарующих голубых глаз, смотрящих на него со снимка в Инстаграм. «Выпал» — гласит фраза под фото. Шастун криво улыбается. Потому что уж кто и выпал, так это он, глядя на растёкшегося по перилам какого-то моста Арсения. «Идеал блять, — фыркает про себя Антон. — Разлёгся тут. Глазами своими светит. Прямо в душу, сука». Да, ситуёвина та ещё. Шастун в огромной беспросветной заднице. Это он чётко уяснил два дня назад, когда Попов неожиданно быстро ответил ему на то истеричное ночное сообщение. Сенька 01:38 Прости, думал, что нажал отправку, но не нажал. Сенька 01:38 Всё в порядке, Тош, я дома)) Антону пришлось себя больно ущипнуть, чтобы убедиться в том, что это не сон. Но сообщение было реальным. А вот Арсений — вряд ли. Двойник. Пришелец. Потому что, во-первых, «прости», во-вторых «Тош», в-третьих, ебучие скобочки. Не-воз-мож-но. Вы 01:39 Зачем такой неаккуратный?)) Сенька 01:39 Кто-то по 1 сезону соскучился?) Сенька 01:40 Устал я, замотался. Вы 01:40 Есть немного) А чё не спишь тогда, дурень, если устал? Арсений печатает как-то уж слишком долго. Антону страшно. Антон в предвкушении. Видно, что его собеседник несколько раз стирает и набирает сообщение вновь. Шастун думает закурить, но боится, что если хоть на секунду перестанет гипнотизировать экран телефона, заветное «печатает» исчезнет навсегда. Бз-з-з. Сенька 01:46 Не знаю. Не спится. Говорят, что не можешь уснуть, когда кто-то думает о тебе. Если это так, то кто-то делает это слишком старательно)) Сердце Антона делает тройной кульбит и сутый ню одновременно. Как? Он знает? Нет. Невозможно. Он не может знать. Это просто совпадение. Невинная шутка. Шаст пытается унять дрожь в своих руках, но тело отказывается слушаться. Потому что до него, наконец, доходит — в том-то и дело, что он не старается думать об Арсении. Мысли о нём живут своей жизнью в голове Антона. Сам Арсений живёт в голове Антона вот уже херову тучу лет. «Ты мне понравился сразу». Да. Да, именно это с Шастуном и произошло, когда он впервые встретился с прозрачной синевой этих глаз. Они тогда ещё не были похожи на безжизненные ледники. В них отражалось небо, и солнце, и рокот океана. Антон потянулся за этим светом, не боясь обжечься. А когда случилось «ай, больно», было поздно. Антон уже увяз по самые уши. Он держался лишь за тоненькую щепку отрицания, качаясь на волнах собственного безумия. И вот сейчас с оглушительным «плюх» рухнул на самое дно. Антон любит Арсения. Любит так, как любить не должен. Бад-думтс-с-с! Вы 01:47 Тогда, наверное, этот кто-то очень счастлив Сенька 01:47 Почему? Вы 01:48 Ну о таком человеке как ты думать приятно)) Теперь Антон с самим собой крепко поспорил бы, потому что нихрена не приятно. Больно, даже очень. Что аж дышать трудно. Всё равно, что носить в себе трёхэтажный дом из кирпича — того и гляди пополам согнёт. Поэтому он называет эту недавно открытую в себе любовь «опухолью». Растеклась по венам, пустила свои щупальца по всему организму, мозг атаковала и сердце заполонила. Тихонечко так. Незаметно. По шальной малой. А потом бац — и сдавила горло. Поэтому Шаст пьёт в хрен-знает-каком баре. Сбрасывает звонки Иры уже в шестой раз и медленно сходит с ума, разглядывая фотографию Попова. Ему тошно. Ему грустно. Ему хочется домой. Но не к Ире. А к нему, к Арсу. В холодный, злой Питер. Хотя бы на секундочку. Просто обнять. Вдохнуть этот знакомый древесно-цитрусовый парфюм и раствориться в моменте. Антон забывается в пьяном дурмане. Ему даже мерещится на мгновение, что Арс где-то рядом. Он видит ледяную синеву его глаз сквозь янтарную жидкость на дне бокала. Но знает, что это невозможно, поэтому отмахивается от внезапного наваждения и опрокидывает стакан залпом. Мир превращается в детскую карусель.

***

— Как ты узнал, что он здесь? — доносится знакомый голос, приглушаемый гудением двигателя. Антон пытается осмыслить реальность, но он всё ещё мертвецки пьян. — Позвонил, — тихо отвечает Арсений. Арсе-е-е-ений. В груди тягучей карамелью расползается тепло. Хочется ещё. Говори, пожалуйста. Говори своим бархатным баритоном. Но вместо любимого тембра Шастун слышит хрипловатый голос Серёжи. — Пиздец ты вовремя, конечно. Этот дурак бы так и упился там, наверное. — Ну да, — как-то отстранённо отвечает Попов, и Антону хочется хныкать. Ну за что ты такой немногословный? А потом до него вдруг доходит, что Арса здесь ну никак быть не может. Арс в Питере, Антон в Москве. Значит, это глюк. И Матвиенко, видимо, за компанию почудился. Шаст через силу открывает глаза. Наблюдение номер один — он в машине с дорогим кожаным салоном. Наблюдение номер два — машина едет. Значит, его куда-то везут. Падлы. Похитили. Антон привстаёт, вцепляясь руками в пассажирское, и нависает над водителем, готовясь дать тому пизды. — А ну, мать твою, тормоз-зи! — Ёбаный в рот, Шаст! Матвиенко подпрыгивает от неожиданности, едва не теряя управление, но быстро приходит в себя и выравнивает руль. — Что там у вас? — раздаётся из динамиков встревоженный голос Арсения. — Арс? — удивлённо кричит Антон, неуклюже приземляясь обратно на заднее сидение. — Я. — Этот долбанутый, видимо, нихрена не помнит. Чуть аварию тут не устроил, еблан. — Вы в порядке? — Арс! — почти со щенячьей радостью визжит Антон. Арсений смеётся. Мелодично так. Солнечно. У Шастуна аж искры из глаз сыпятся от этого смеха. — Да-да, Шаст, это я. Успокойся. Матвиенко неодобрительно цокает и бормочет тихое: «Алкота». Антону до далёкой звезды. Класть он хотел на мнение Серёжи сейчас, когда всё его внимание обращено к голосу из динамиков. — Я с-скучился, — честно признаётся он, широко улыбаясь. Арс снова негромко смеётся. — Я тоже. Только ты, Шаст, больше так скучание своё не выражай, ладно? Ты нам живым ещё нужён. Нужён. Антона неожиданно накрывает стыд. «Потому что ваш Арсений нам нахуй не нужён». Какой же ты еблан, Шастун, раз смог сказать так про любимого человека, который тебе не просто очень-очень нужён. Он тебе больше воздуха необходим. — Пр-прости меня, Арс. — За что? — искренне удивляется Попов. — Хуйню я тада сморозил, — Антон роняет голову на колени, несильно вцепляясь в волосы, а затем выпрямляется и отчётливо произносит: — Ты мне очень нужен. В машине повисает молчание. Матвиенко искоса смотрит на притихшего Шастуна через зеркало заднего вида, хмыкает собственным мыслям в голове. А Антон слушает, как гулко отдаётся в ушах учащённое сердцебиение, и честно боится ответа. — Ничего, — наконец, говорит Попов. — Я не в обиде, Шаст, правда. Антон расплывается в нежной улыбке к этому нереальному человеку, с облегченным вздохом откидывается на сиденье и тут же отключается, успев пробормотать только тихое «Я лбблб». — Что ты сказал? — переспрашивает Арсений. — Я лбблб, — повторяет Серёжа. — Он отрубился, если чё. — А-а. Ну хорошо. — Как думаешь, что это значит? — Не знаю, — задумчиво отвечает Попов. — Но, наверное, на пьяном шастуновском это нечто осмысленное. Серёжа ржёт. А вот Арсению, находящемуся за тысячу километров, ни черта не смешно. Потому что, во-первых, о пьянке Шастуна ему опять сообщили грёбаные высшие силы через сон. Какого, блин, хрена? Во-вторых, если эти сны отражают реальность, то Арс знает истинную причину загула его коллеги, и он, признаться, в ахуе. Наконец, он готов поставить всю свою карьеру на то, что финальной фразой Антона было незавершенное «Я люблю… тебя». То есть Антон любит его. Антон любит Арсения. Пиздецнахуйблять.