я вижу нас.

У Арсения едет крыша. Он смотрит на стоящий напротив бокал с коньяком, уговаривая себя не сходить с ума и отказаться от глупой затеи напиться. Но все аргументы в пользу сохранения здравого смысла рассыпаются в прах, стоит только в голове появиться ребяческой улыбке Шастуна. Попов-рассудительный и Попов-логичный собирают вещи. На сцену выходит Попов-сумасшедший. Он делает первый глоток, жмурится до вращающихся ярких кругов перед глазами, а затем сразу же отпивает ещё. Это мало помогает избавиться от навязчивых мыслей, но Арсений вообще-то на мгновенный эффект и не рассчитывал. Приходится признать чудовищную правду: он скучает по Шасту. Сильно. Но усложнять жизнь ни ему, ни себе не станет. Арс уважает решение друга и, пусть негласно, но всеми силами его поддерживает. Он где-то слышал мельком, что будущее изменчиво и зависит от принятых нами решений, поэтому для него не стало таким уже удивлением, когда странные сны пропали так же внезапно, как и начались. Это совпало с тем моментом, когда Антон решил наладить отношения с Ирой и сократить общение с Поповым вне работы до минимума. Если считать в процентном соотношении, то процентов на девяносто девять Арсений был счастлив, что это закончилось. И лишь один крохотный процент приходился на необъяснимое чувство сожаления от того, что он больше не может жить в голове Антона. Какое-то время ещё, конечно, он видел размытые фрагменты из его жизни. Они, как правило, были связаны с переживаниями парня и мыслями об Арсе. Попову было неловко от того, что он причинял столько неудобств дорогому ему человеку, но ничего с этим сделать не мог. Антон ведь ему ни в чём не признавался, а сам бы он на подобный разговор не решился. Да и что, в общем-то, им было обсуждать? Арс не мог ответить ему взаимностью. И чувств Шастуна, честно признаться, понять до конца не мог. Он был убеждён в том, что Шаст попросту запутался. Заигрался. Такое бывает. Ему ли этого не знать? Он же профессиональный актёр, в конце концов, и понимает прекрасно, насколько тонкой может стать грань между тем, что играешь на сцене, и тем, что есть в жизни. Артон — фанатский вымысел, в какой-то момент ставший реальностью для одного из них. «Только ли для одного?» — мелькает в голове шальная мысль. Арсений запивает её новой порцией спиртного и устало трёт глаза. Ему вылетать в Москву через шесть часов, а его бессонница одолела. Где ж она была, когда его целый месяц мучили вещие сны о страданиях Антона? Впрочем, как мужчина успел заметить, Вселенная не слишком запаривалась по части логики. «Интересно, а что сейчас делает Шастун?». — Глупый вопрос. Спит, конечно, — отвечает сам себе Арсений и вновь наполняет бокал янтарной жидкостью с терпким ароматом. Попов никогда не был фанатом коньяка. Пино Нуар или Каберне Совиньон — вот где вершина вкуса. Виски со льдом — уж на самый крайний случай. Но что-то его графскую натуру тянет последнее время на то, что ему несвойственно совершенно. — Залёт, ей богу залёт. Его негромкий смех от собственной шутки эхом рассыпается по пустой кухне. Сколько месяцев назад он вот так же сидел тут, прокручивая в голове своё первое смутное видение? Один? Два? Поразительный факт, но чем однообразнее жизнь, тем быстрее она течёт. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Арсений совсем немножечко увяз в своей рутине и даже не заметил, как быстро подошло к концу время отпуска. Впереди подготовка к новому сезону. Съёмки. Шаст. В голове почему-то всплывают воспоминания о Контактах — последнее их тесное взаимодействие друг с другом. Они завернули участие Попова в шоу как новогодний подарок для фанатов. Но ведь совершенно очевидно, что за всем этим стояли их личные иррациональные желания: Шаст хотел загладить вину, Арс — разделить с Шастуном эту историю. Вышло красиво. Впрочем, как и всё, что рождал их дуэт. Арсению пришлось согласиться: у них с Антоном и правда есть эта странная, никому, даже им самим, не понятная химия. Вот в чём заключается её природа? Как вообще это всё рождается? С Алёной, к примеру, всё шло, как по учебнику. Понравились, начали ходить на свидания, влюбились, женились. Потом родилась Кьяра. Разводились тоже с научным подходом. Чтобы дочку не травмировать тихо-мирно разошлись, определив график «отцовских каникул» и совместных праздников. С Серёжей через притирки и общий интерес дружба случилась. Арсений как старший его во всём наставлял. Был проводником по миру импровизации. Матвиенко в свою очередь расставил на жизни Попова яркие акценты и зарядил его непоколебимой верой в их будущий нереальный успех. Воронежская банда же стала уникальным случаем для Арсения в плане стремительного погружения в его жизнь. Но если с Димой всё было более чем понятно — высшее медицинское против высшего актерского, высокоинтеллектуальный юмор, все дела, то Антон это просто аномалия какая-то. Будто тысячу лет были знакомы, а по факту — день. И ведь из разных миров пришли совершенно, но понимали друг друга так, словно с пелёнок вместе. Не относись Попов предвзято ко всякого рода космическим теориям, уже тогда бы поверил в родство их душ или реинкарнацию. Ну или в то, что их атомы при создании Вселенной находились близко друг от друга и теперь стремились воссоединиться. Он бы и дальше, наверное, отыгрывал роль закоренелого скептика, если б не получил на блюдечке всю эту историю с предсказаниями будущего. Окончательно весь скепсис разлетелся в щепки, когда он посмотрел выпуск Контактов и понял, что их химия — самая иррациональная вещь в мире. Магия чистой воды. Хохочут чего-то, лупят глаза друг на друга, аж искры летят. Единственное, за что себя Попов ещё долго корил — это выкидон с футболкой. Знал же, как Антона тогда, в машине, чувство вины полоснуло, и всё равно напялил свою майку. Перед кем красоваться хотел — непонятно. Думал, наверное, что сможет так самому себе доказать, что он, Арсений, кому-то нужен. А получилось, что на чувствах Шастуна сыграл. Ох, и больно же было потом наблюдать во снах, как отдавалось в сознании парня это дурацкое слово «нужён». Арсений вообще себя за многое теперь винил в отношениях с Антоном. Начал думать, что он всё это спровоцировал. Он ведь старше, а, значит, мудрее должен быть. Только вот из них двоих сверхобразованный и начитанный Попов явно проигрывал в житейских вопросах простому пареньку из Воронежа. Поменяйся они местами — Арсений уже давно бы всё похерил. Сначала себя бы с ума свёл, а потом бы Антона и всех остальных. Во-первых, потому что эгоист. Во-вторых, потому что трус, и один на один не смог бы с таким справляться. А Шаст вот молодец. Переборол себя, взял ответственность и вычеркнул проблему — то есть Арсения — благополучно из своей жизни. Попов его за это уважает. Но, сука, не скучать не может. Потому что, как бы ни бегал от правды, а к Антону он слишком сильно душой прикипел, и без него уже мир ему кажется неполноценным. Арсений смотрит на дно бокала, где ещё осталось несколько грамм коньяка, и с горечью осознаёт, что алкоголь вообще никак не помог ему избавиться от хоровода мыслей. Скорее даже усугубил ситуацию. Он делает последний глоток и с шумом ставит бокал на стол. Усталость как-то слишком резко опускается тяжёлой ношей на его плечи, и Арс сдаётся под её натиском, закрывая набухшие веки. Он вслушивается в шум дождя за окном и тихое гудение холодильника. Темнота мягко укутывает его измождённое долгим отсутствием сна тело и уносит куда-то далеко-далеко.

***

Антон ворочается и никак не может уснуть из-за непонятного давящего чувства в груди. Под окнами какие-то придурки битый час поют песни. Устроили, блять, чарт Муз-тв. Ещё воробьи эти, весну почуявшие слишком рано в этом году, достают противным «чирик-чирик». «Засуньте в жопу своё чирик», — мысленно ругается Шаст, переворачиваясь на другой бок. Перед глазами возникают маленькие зелёные цифры на электронном будильнике. 03:36 Ну пиздец. В два часа дня их ждут в Главкино, а у него сна ни в одном глазу. Он дай Бог только к половине четвёртого уснёт, а в десять уже на ногах надо быть. Жизнь — боль. — Ты Венера, я Юпитер, ты Москва, я Питер… — продолжают свой концерт малолетние ебланы. «Бля, Арсу вообще на утреннем рейсе лететь…». Так. Стоп. Шастун осознаёт, что знатно проебался, раз в его голову опять проникли мысли об Арсе. Два месяца усиленной обороны рассыпались в прах о банальную бессонницу. Ну супер. Как ему теперь опять это всё из воспалённого своего мозга достать? Антон осторожно, чтобы не разбудить Иру, садится на край кровати, спуская босые ноги на пушистый коврик. Длинные ворсинки приятно щекочут стопы. Прям как трава в детстве. Он вспоминает себя 10-летним, в разодранных кедах и шортах на размер больше. С веснушками и стрижкой-ёжиком, открывающей его забавные уши. Сейчас бы Воронеж и лето вместо столичного межсезонья. Стадион спортивной школы, казаки-разбойники между гаражами во дворах и закадычного друга Витьку. Где он вообще сейчас? Варенье бабушкино черничное или бутерброд с колбасой дефицитной, белым хлебом и майонезом… Нет, всё. В жопу Мальдивы, Гавайи, Испании всякие. В отпуск — домой, и точка. Пусть Ира хоть ухнычется вся. Но до отпуска ещё ой как делеко. Его заслужить нужно. А впрочем, думает Антон, бутер-то прям щас организовать можно. Он оборачивается на мирно спящую девушку, поднимается с тяжёлым вздохом и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь. Щёлкает выключателем на кухне, зажигая свет, и, набрав из термопода полную кружку кипятка, кидает в неё пакетик Гринфилда. Затем лезет в холодильник и с пионерским усердием готовит дворовый перекус. Усаживается за барную стойку, закидывает лакомство в рот целиком и громко швыркает горячим чаем. Хорошо-о-о. Уютно. Тепло. Антон поправляет съехавшую на глаза чёлку и замечает, что всё это время за ним внимательно наблюдают с дивана. — Кыс-кыс, — подзывает он пушистого засранца, и тот покорно подбегает к хозяину с приветственным «Мр-ряк». Шаст поднимает кота и укладывает к себе на колени. Люк отзывается благодарным мурчанием. — У-у, трактор, — улыбается парень, зарываясь рукой в густую шерсть. Люк щурится от удовольствия, чуть вцепляясь когтями в обнажённую кожу. Шастун шипит, но гладить кота не перестаёт. Боль ведь от того, кого любишь, легко можно стерпеть. Особенно, когда знаешь, что твои чувства взаимны. Хоть и выражают их не совсем так, как ты того ожидаешь. Эта мысль почему-то приводит его прямиком к Арсению. Дима как-то в запале рявкнул, что Попов на такое чувство, как любовь, не способен вовсе. Шастун не верит в это. Да и сам Позов вряд ли всерьёз это говорил. Просто злился на Арса за очередное проявление эгоизма, вот и ляпнул, не подумав. На самом-то деле все они прекрасно понимают, что за холодным блеском его пронзительных глаз скрывается нечеловеческая боль. А боль без любви невозможна. Её, нерастраченной, в арсовом сердце много — Антон нутром чует. Просто дарит Попов это чувство не абы кому, избирательно. Любовь угадывается в его словах, обращённых к родителям. В том, как он без остатка на сцене себя отдаёт зрителю. Как уносится при каждой возможности к дочке, наплевав на усталость от перелёта и сбитый сон. В том, что первым всегда поздравляет их всех с днём рождения. Подарки делает самые лучшие — именно те, о которых мечтали. Значит, слушает, подмечает, думает. Любит. И Антон вдруг осознаёт в полной мере свою ебанутость. Потому что даже такой любви ему вполне хватит. Пусть вот так, платонически. Лишь бы смотрел и дальше на него своими глазами-льдинками, за которыми кроется такая простая, уютная теплота. Любовь к Арсению — не болезнь, а спасение. — СпАрсение, — усмехается Шастун своим мыслям и подрывается со стула, аккуратно опустив задремавшего Люка на пол. Крадётся в спальню за телефоном, хватает худи со стула и выходит на балкон. Первым делом решает проверить соцсети, чтобы надышаться после долгого перерыва каждым пропущенным моментом из жизни любимого человека, и с удивлением обнаруживает, что Попов был в сети всего двадцать семь минут назад. Тонкие пальцы тут же набирают заученный наизусть номер. Арсения в реальность возвращает противный зудящий звук. Он через силу разлепляет глаза и ничего не может понять спросонья. Через неопределённое количество секунд он замечает свой внезапно оживший телефон, стремительно ползущий к краю стола с оглушительным «бз-зык». Шаст Входящий вызов Арсений смотрит неверящим взглядом и раза с четвёртого только угадывает пальцем по сенсору, принимая звонок. — Я вас алё, — бодро говорит Попов, будто это не он выжрал в одну моську пять бокалов коньяка и отключился за кухонным столом. — Арс, здорова. Не разбудил? — Привет, нет. Слышится щелчок зажигалки. — Я тут спросить хотел. Ты ж вроде как эксперт в этом деле. — Та-а-ак… — коротко отвечает Арс, всё ещё немного сбитый с толку внезапным звонком. Он ведь не в курсе, что с родственными душами всегда так. Один тянет за ниточку — а второй отзывается тут же. — Хули мне не спится? Попов чувствует в голосе Шастуна улыбку и сам непроизвольно начинает улыбаться. — Виноват, — отшучивается он, вспомнив их переписку двухмесячной давности. В трубке раздаётся нервный смешок. «Понял, значит». — То есть твоих рук дело? — Мгм, — довольно тянет Арсений, и ему становится вдруг так светло и легко, что аж танцевать хочется. — Бля, — выругивается Шастун. — Ну ты и пиздюк. Они смеются. Потом молчат долго, каждый думая о своём. Арсений слушает, как Антон гоняет дым по лёгким, и понимает, что хочет как можно скорее уже оказаться рядом. — Хомяка пошлёшь? — нарушает тишину Шаст. — Пошёл ты, хомяк, — со смехом отвечает мужчина. — Дурак, — шепчет Антон с нескрываемой нежностью. Попов ловит себя на мысли, что ему эта интонация начинает нравиться. — Зачем хомяк, если в этот же день увидимся? — Для спокойствия. — Ну так ты встреть меня лучше. Для спокойствия. Арс говорит это в шутку, на автомате. Но по затянувшейся паузе понимает, что малость перегнул палку. Хотя чего такого-то? Он вообще-то был бы рад родному лицу в аэропорту. И пофиг, что могут подумать остальные. — Ну так и встречу, — следует вскоре решительный ответ, и что-то странное просыпается в недрах души Арсения.