***
— Все как обычно. Тихо входим, берем бабки, сваливаем, — и без того понятные и вечно повторяющиеся вещи напоминает Чонгук парням в машине. Едут они к месту, где будет совершено ограбление, на неприметном семейном минивэне. Каи надевает маску и проверяет свой пистолет на наличие пуль, прячет за поясом нож и бьется кулаками с Дино и Чимином, пока Чонгук ведет машину, внимательно следя за обстановкой на ночных улицах и проверяя наличие полиции, камер и всего, что может им стать помехой во время грабежа. Уже за полночь, они подъезжают к магазину одной из лучших сетей в Йеригоне, где каждый день крутятся большие деньги. У богачей на хорошие продукты большой спрос, они не жалеют денег на лучшее, в то время как Бабилон собирает по крошке с их стола и растягивает на недели. Парни заранее изучили сеть и ежедневную выручку с каждого магазина, а также период инкассаций, чтобы устроить ограбление в момент, когда кассы и сейфы перед очередной будут готовы лопнуть от обилия в них денег. Им не впервые приходится грабить подобные места, опыт большой, в него входят и ограбления ювелирных, магазинов элитных модных домов и даже оружейные, а именно их кассы. Места разные, но неизменно одно — забирают у богатых, за что некоторые в Бабилоне называют квартал грабежей Робин Гудами. Чонгук считает это бесконечной компенсацией. Это богатое зажравшееся общество Йеригона забрало у них лучшее еще задолго до рождения, им никогда не вернуть все до копейки, не вернуть умерших, не вернуть счастье и не подарить вновь надежду. Йеригон уже сломал, уже сделал непоправимое, оставив на душах живущих в никому не нужном районе раны, которым никогда не затянуться. Их грязные деньги, которые Чонгук и его люди крадут у них — капля в бескрайнем океане, которая временно заполнит пустоту, потому что этому месту понадобится еще много десятков лет, чтобы очиститься от крови и страданий. Случится ли это когда-нибудь вообще? Дино сразу же решает проблему в виде камер видеонаблюдения. Охраны не оказывается, зато стоит сигнализация, которую Дино тоже заранее изучил и сумел обойти. Вокруг тихо и темно, они выбрали тот магазин из сети, который находится в самом безлюдном месте, чтобы и в соседних зданиях камеры их не смогли засечь. Через задний вход проникнуть в магазин, нейтрализовав заранее сигнализацию, оказывается легко, уровень сложности взлома не больше, чем обычно, они с таким уже миллион раз сталкивались. Чонгук поднимает пистолет и идет внутрь первым, следом Чимин и Каи, Дино остается сторожить у двери и контролировать камеры и выход. Парни тихо расходятся меж стеллажей и осматривают магазин. Пока Чонгук и Чимин идут к кассам, Каи опускает пистолет и, тихо мыча себе под нос детскую песенку, которая приелась ему с ненавистного приюта и которую он люто ненавидит по сей день, и разгуливает меж полок с продуктами. Он находит чипсы, открывает пачку и, съев пару штук, кидает упаковку на кафельный пол, идет дальше, и как только натыкается на чупа-чупс, улыбается шире, как довольный ребёнок. — Без этих леденцов не обеднеете, — смеется Каи, не пытаясь быть тише. — Суки ебаные. Спрятав пистолет за пояс, он загребает двумя руками и набивает все свои свободные карманы леденцами, один открывает и сует в рот. Вернув в руку пистолет, парень идет в подсобное помещение и дальше, к складу, в поисках сейфа. В полумраке склада, забитого коробками, он едва видит, куда идти, и, пока ищет фонарь, чувствует чужое тепло позади себя, но это чувство резко сменяется тревогой, бьющей по вискам сиреной. — Кто… — выдыхает Каи и оборачивается. Резкая жгучая боль в боку колет. Так бывает, когда лезвием полосуют. Каи не теряется, капля крови для него как красная тряпка для быка. Он касается рукой места пореза и чувствует теплую влагу. — Иди сюда, мразь, — рычит он и, прищурившись, стреляет вниз, по ногам. Убивать им можно только при огромной необходимости. Чонгук категоричен в этом плане и, бывало, он ребят из квартала за убийство вышвыривал прочь, лишая работы. Каи не удивится, если и с братом бы старший обошелся по всей строгости. Но тут не в человеческих жизнях суть, а в том, что после таких убийств приходится несладко всему кварталу, долгие недели затишья из-за выскакивающей сразу на убийство полиции, бездействие, лишающее прибыли и нарушающее работу всего квартала. Вот, что становится проблемой. Одна ошибка обходится слишком дорого остальным. Каи промахивается. Он слышит, как пули вгрызаются в белый кафель, но он так и не может ничего разглядеть, что начинает выводить его из себя. Сердце в груди готово выбить себе ритмом путь наружу, адреналин захлестывает и огнем горит в глазах парня. Его снова толкают. Он едва не падает в гору коробок, но не теряется, не позволяет себе упасть. Если б рухнул, точно зарезали бы, но силы в нем еще бурлят, а боли в этой заполняющей ярости он не ощущает. Он решает идти вслепую, максимально напрягая слух, и делает рывок вперед, захватывает кусок ткани на чужом теле рукой и дергает на себя, чувствует тяжелое дыхание и, опустив пистолет вниз, теперь уже точно стреляет в колено. Мужчина, судя по всему, дежуривший внутри магазина, вопит от боли и сгибается пополам. — Закрой рот, сука, — Каи толкает его ногой в живот так, что тот летит прямо на коробки. На шум сразу же прибегают парни, почти закончившие с чисткой касс. Их фонари на миг ослепляют привыкшего к тьме Каи, он щурит глаза и смотрит на своих братьев, тяжело дыша и нависнув над охранником, пытающимся вылезти и подняться на ноги. — Что происходит? — первое, что видит Чонгук — кровь на боку брата, пропитавшую черный бомбер и блестящую в холодном свете фонаря. — Тут был ебаный сторож, — Каи проводит языком по ряду верхних зубов, не размыкая губ, и идет к парням, прижимая ладонь к порезу. Дино не отрывает от него взгляд. Он стискивает зубы и сразу же подлетает к младшему, чтобы помочь. Каи опирается на него, чтобы снизить давление. — Не мог ты не вляпаться, — рычит Чонгук, прослеживая за ним взглядом, в котором атомная война происходит. Еще чуть-чуть, и его трясти от бешенства начнет. Каи молчит, Дино спешно выводит его, не забывая оглядываться по сторонам. Не хватало, чтобы их сейчас обнаружили. Чимин взволнованно смотрит на парней и шагает следом. Чонгук сжимает рукоять пистолета так, что тот готов хрустнуть под напором. Только бы не выпустить всю обойму. Он выходит следом, стараясь контролировать себя. Оставив охранника на складе, они выходят из магазина так же бесшумно, как и вошли, и сразу же садятся в машину. К счастью, никто не прослеживает за ними. Чонгук с визгом шин срывается и гонит в сторону Бабилона так, будто сейчас машина взлетит, превысив свои возможности. И рулю достается его молчаливый взрыв. У него в голове куча мыслей и ни одной такой, которая бы помогла привести чувства в порядок, которые тоже в нем хаос сейчас создают. — Снова я виноват? — нарушая молчание, спрашивает лежащий на заднем сидении Каи. Голова его на коленях Дино, а Чимин сидит спереди, рядом с Чонгуком, и каждую секунду с волнением в глазах поворачивает голову к парням, осматривая младшего. Дино прижимает к ране Каи кусок ткани, чтобы остановить кровь, а тот взглядом вгрызся в затылок Чонгука, зубы стирает в порошок. — Сколько раз я говорил, что тебе с нами идти нельзя. Вечно только добавляешь проблем, — цедит Чонгук. — Нахуя ты орал в магазине? Наше правило… — Лучше бы вы тщательнее объекты изучали, он мог грохнуть кого-нибудь из нас, меня спокойно мог убить, — начинает заводиться Каи и дергается на брата, но его сдерживает Дино. — Ты больше не идешь с нами, никогда, — категорично отвечает Чонгук, не оборачиваясь к брату. Если посмотрит, то не сможет не задушить. Даже в такой ситуации он успевает найти ответ, нежели промолчать и не накалять старшего еще сильнее. — Да и похуй, — выплевывает Каи и закрывает глаза. — Он прав, Каи, тебе пока не стоит таким заниматься, — спокойно говорит Чимин, пытаясь сгладить углы, но у этих двоих гладко ни один конфликт не проходит. — Не готов ты еще. Каи больше ничего не говорит. Они подъезжают домой прямо на минивэне, хотя никогда в машине для грабежей не приближаются к кварталу, но из-за Каи у них особый случай, и это тоже бесит Чонгука, все идет не по плану, риск быть обнаруженными возрастает с каждой секундой. Они высаживают у подъезда Дино и Каи. Чимин просит Муна позаботиться о младшем и с Гуком едет в гараж, чтобы бросить там машину и выгрузить деньги. Каи обессилено опускается на кровать и смотрит в потолок стеклянным взглядом, за которым пламя пышет, как в крематории. Дино приносит аптечку и помогает младшему снять бомбер. Он задирает его футболку вверх и в тусклом свете осматривает порез на молочной коже. Мышцы на животе Каи напрягаются, очерчивая каждый рельеф. Хоть боль от напряжения становится сильнее, он задерживает дыхание и смотрит на Дино. — Не так страшно, зашивать не придется, — слабо улыбается Дино, взглянув на младшего. — Он меня ненавидит, да? — спрашивает Каи, уставившись в потолок, пока Дино аккуратно обрабатывает порез. — Ты сам себя слышишь? — коротко смеется Дино. — Глупее вопроса я не знаю. — Он даже не испугался за меня, — Каи нервно мнет пальцами край одеяла, на котором лежит. — Только за то, что я мог засрать дело. — Ты его глаза не видел, — Дино осторожно стирает кровь с кожи парня на животе. Та от прохладной влаги мурашками покрывается. — Я твои видел, — тихо говорит младший, глянув на Дино. — И его такие же были. Мы же твои братья, Каи. Мы всегда волнуемся за тебя. Слишком маленький ты еще для такого дерьма. — В этом мире еще есть что-то, для чего я, пожравший дерьма, — маленький? — сухо усмехается Каи. — Да, Каи, есть вещи, которые приходят с возрастом, сколько бы ты дерьма ни пережил, — мотает головой старший. — Например? — Ну, например, та же самая любовь, — пожимает плечами Дино и шутливо морщится. — Это же ерунда, там учиться нечему, — коротко усмехается младший. — Умеешь? — щурится Дино. — Нет, — секунду подумав, отвечает Каи. — Тогда о чем мы говорим? — Мун поднимает брови и мотает головой. — Если бы я научился этому, я объяснил бы тебе, как оно работает, но я и сам только слышал об этом. Одно знаю — это непростая херня. — Тогда нахуй ее, — улыбается Каи. — Наверное, и правда, нахуй, — Дино коротко смеется и осторожно возится с порезом, слегка касаясь прохладными пальцами теплой кожи на торсе младшего, от чего у того мурашки по телу бегут, а черные глаза на миг вспыхивают блеском. Дино это замечает и даже забывается, на несколько секунд задерживая взгляд на его глазах. — Холодно, Ди, — Каи выводит его из прострации, приподнимается на локтях и разглядывает свою рану. — Впервые со мной такая хуйня. — И пусть будет в последний раз, — Дино обрабатывает и перевязывает порез и поднимается, убрав аптечку в шкаф, тушит раздражающий глаза свет в комнате и подходит к окну, садится на подоконник и наконец закуривает в погоне за долгожданным расслаблением. — Слышишь, Ди? — звучит голос Каи в темноте. — Да? — старший поворачивает к нему голову. — Ложись со мной… — тихо бормочет, и громче, вложив в голос всю непринужденность, добавляет: — Ну или чай там выпей, не знаю. Ты, вроде, замерз. А Дино смотрит на него и про чай в ту же секунду забывает.***
Чонгук заводит машину в гараж и выскакивает из нее, громко хлопнув дверью. Лампа раздражающе мигает над головой, гул движка затихает, снаружи громко воют бродячие собаки. Чимин выходит переговорить по телефону, а Гук себе все это время места не находит. Он вспоминает Каи и кровь на его руках, его собственная кровь, не чужая. А лучше бы она. Чонгук сейчас, наверное, пробивает все пределы невозможного. Невозможно ненавидеть себя еще больше? Еще как возможно, Чонгук научит. Нужно быть последним ублюдком, чтобы ставить под риски младшего брата — единственного, ради кого ему есть, к чему идти в этом долбанном мире. Только сейчас очнулся, пришел в себя и осознал всю опасность участия Каи в их серьезных и рискованных делах. Только увидев кровь и пронеся весь свой страх через каждую клеточку тела, он понял, что сглупил изначально, вместе с ненавистью в брате взращивая и тягу к рискам. Чонгук хватает гаечный ключ со стола с инструментами, которые по большей части служат в Бабилоне оружием, нежели предметом для починки автомобиля, и разок им по капоту и без того ущербно выглядящего минивэна бьет, оставляя уродливую вмятину и кусок ржавого железа под лопнувшей покраской. Гаечный ключ громко падает на бетонный пол, Чонгук его бросает, а сам отворачивается и начинает метаться из стороны в сторону, сжимая шапку-маску на голове двумя руками. У всего смысл исчезнет, если Чонгук потеряет младшего. В этом и без того опасном мире, где он и так ходит по лезвию ножа, они еще должны рисковать Каи? Чонгук чувствует себя последним дерьмом, как никогда. Чимин залетает в гараж на шум. — Эй, Гук, что случилось? — встревоженно спрашивает он, беря брата за плечи. — Я думал, я не делаю ошибок, наконец-то правильно живу, но я сделал одну огромную, самую главную, мать ее, ошибку, пустив Каи в это, — Чонгук смотрит Чимину в глаза с тяжестью. — Мы все забыли о рисках, все виноваты, и я, и ты, и Дино. Мы все с детства вместе, мы должны были сразу подумать о том, что он единственный из нас, кому еще может повезти в этой жизни. — Если с ним что-то случится… — Чонгук сжимает губы в тонкую линию. — Нет, не случится, больше не случится, — твердо говорит Чимин. — Давай поедем домой. Завтра со всем разберемся. Чонгук кивает, Чимин выходит и идет за машиной в другой гараж, затерявшийся среди множества. Чонгук заглядывает в минивэн и замечает рассыпанные по заднему сиденью леденцы, которые выпали из кармана Каи. Чимин ведет сильвию, а Чонгук молчит всю дорогу, в очередной раз смотря на Бабилон и ненавидя его все больше. Ненависть к нему не знает границ. Этот район может только отбирать, только калечить. Все, что есть в душе, вырвет голыми руками и уничтожит. Никому не оставит надежды, ведь и сам изначально был без нее, не знал тепла и счастливой жизни. Никому ее не обещает. Парни тихо входят в квартиру. Чимин идет ставить чайник, а Гук заходит в комнату. Дино и Каи уснули на одной кровати, младший даже во сне накрывает свою рану ладонью. Чонгук стоит над братом и хочет коснуться, наклоняется и тянется рукой к его лицу, но вместо этого кладет рядом горстку чупа-чупсов и тихо выходит из комнаты к Чимину на кухню. Распахнув окно, впустившее свежий прохладный воздух ночи, он закуривает. Он дает себе обещание, что братом больше не рискнет. Хоть сам тысячу раз будет на грани смерти, сам умрет, но его жизнь не потеряет.***
— Нет, Тэ, тот чувак был ничем не лучше, но и не хуже, чем кто-то еще, — задумчиво говорит Наоми, делая на столике в комнате парня самокрутку. — Тебе будет трудно найти свой идеал, — Тэхен отрывает взгляд от тетради с конспектом и коротко смотрит на девушку. Он разлегся в центре комнаты на мягком ковре в одной свободной футболке, вокруг вскинуты их с Наоми книги и тетради и косметика девушки, с которой они любят побаловаться. Они любят вдвоем заниматься и зависать в комнате Тэхена до поздней ночи, пока Хосок не начнет ломиться в дверь и требовать сделать музыку потише. Это у них и место учебы, и штаб для важных собраний, и просто убежище для кайфа и веселья на двоих. А третий им и не нужен. — Да, наверное, ты прав. Мало кто соответствует моим стандартам, — вздыхает Наоми и красивыми пальцами с длинными ногтями скручивает траву. — А у меня… — Тэхен замолкает и утыкается в тетрадь, вертя меж пальцев ручку. — Чего? — спрашивает Наоми, заинтересованно подняв брови. — Ну… — мнется Тэхен. — В тот вечер у Мика кое-что было. — Ну-ка, выкладывай, — растягивает блестящие губы в улыбке Наоми и сползает с диванчика, на коленях подползая к Тэхену. — Ты наконец-то трахнулся с кем-то? — она на грани того чтобы запищать. — Нет, — мотает головой Тэхен и садится в позе лотоса, нырнув пальцами в мягкий ворс ковра перед собой. — Я не думаю, что я сошел с ума… — парень кусает губы и смотрит на усевшуюся напротив Наоми, ждущую подробностей. — Когда ты ушла с тем парнем, я пошел в комнату один, и, ну, ты знаешь… — Да, да, ты сам себе помощник, — хихикает Наоми, покрутив рукой. — Ну так вот! — настраивается на откровение Тэхен. — Вроде как, это все… что я делал в той комнате, видел Чонгук. — Что?! — восклицает девушка, вытаращив глаза в шоке. — Как он это видел? — Когда Хосок пришел, а он, конечно же, не мог не прийти, — закатывает глаза Чон, — они снова столкнулись и решили сыграть в карты на желание. — Ну и? — готова взорваться от любопытства Наоми. — Чонгук сказал, что если выиграет, то сыграет со мной, — затаивает дыхание Тэхен. — В баскетбол? — не понимает девушка, ее восторг начинает медленно гаснуть. — Пойми, Нао, я в его глазах видел, он не баскетбол имел в виду, — Тэхен подскакивает с пола, берет одну самокрутку и закуривает, возвращаясь на место. — Он точно видел меня. Я не знаю, как можно это объяснить, но правда, его глаза… — Не говори даже, я представляю эти бешеные глаза, — усмехается Наоми, раскинувшись на учебниках и тетрадях. Ее короткий топ, под которым нет лифа, чуть задирается, но при Тэхене она хоть голой может ходить, как и он при ней, поэтому никто тут никого не стесняется. — Знаешь, он смотрит этим своим взглядом, и ты сразу думаешь: пора бежать. — Но бежать не хочется, — тихо договаривает Тэхен и откидывает голову на кровать, мягко улыбаясь. Перед Чонгуком должен стоять предупредительный знак, если подойти ближе — убьет, но Тэхену кажется, он бы ради любопытства все знаки игнорировал. — Все меньше соперничества и больше желания между вами, — подмигивает Наоми другу. — Ну нет, это вряд ли, — Тэхен ложится возле подруги так, что их головы соприкасаются, делает затяжку, передает ей косяк и прикрывает глаза. — Я знаю, что упасть в это легко, и мне много не надо, чтобы позволить себе это сделать, но я не знаю, что там ждет. Хочу знать и не хочу одновременно. Я уже ломался, не хочу снова, поэтому лучше не буду о нем думать слишком много. — Это другое, не сравнивай, — отмахивается Наоми. — Но ты прав. Все равно нужно быть аккуратнее. Квартал грабителей никогда не ладил с нами. Сколько предательств и жестоких расправ тут было. И все-таки, ты не должен себе в чем-то отказывать! Мы живем один раз. Сам говоришь, он часто на тебя засматривается. Почему бы не поиграть? Ты же обожаешь это, — Наоми поворачивает к нему голову. — Обожаю, да, — улыбается Тэхен. — Но с таким человеком, как Чонгук, играть немного опасно. — От тебя ничего не требуется, продолжай быть собой и делать то, что делал всегда — соблазняй. Тебе и стараться не надо, ты сам — соблазн. — Умеешь ты вдохновить, — коротко смеется Тэхен. — И все-таки Чонгук — другой случай, — Наоми прикрывает глаза. — Именно он тот, кто почти дотягивает до моих идеалов. — Почему почти? — Потому что я тоже не знаю, что от него ожидать, — Наоми отдает косяк Тэхену и целует в щеку. — Доделываем всю эту хрень, — она берет двумя пальцами уголок книги и обратно роняет с отвращением на ковер, — и идем ужинать, я страшно голодная после травы. — Я тоже, — соглашается Тэхен и пытается вернуть себе концентрацию на учебе. Только теперь с трудом получается. Тэхен с того вечера не перестает вспоминать о пронзительных глазах-черных дырах Чонгука, которые хотели… не поиграть, точно нет. Он выглядел серьезным и уверенным в своем намерении, но с тех пор так ничего и не произошло, никакого намека, ни знака, а Тэхен соврет, если скажет, что не ждал хоть чего-то, но они и просто не пересекались с того вечера. Возможно, это из-за того, что деятельность грабителей возобновилась, и Чонгук на время прекратил появляться на общих тусовках. А Тэхен и не знает, что будет, когда им все же доведется увидеться. Все, что он хочет, чтобы этот момент просто наступил. Поскорее наступил.***
Хосок, как и обычно, подъезжает к университету с громкой музыкой, что привлекает внимание всех вокруг, но ему плевать, его никогда не волновало общественное мнение, да пусть даже если он голым выйдет на улицу и пройдется по улицам будь то Бабилона или Йеригона — его не будет волновать окружающее. Заебавшись ждать, он бурчит, что у него и так дел по горло, выходит из машины и закуривает, прислонившись к боку джипа. Он незаинтересованно скользит взглядом по студентам и задерживается на одном, только вышедшим из здания университета с каким-то парнем. Худенький, ниже Хосока на пол головы, в круглых очках, в ушах серебряные кольца, в темном пиджаке, под которым кремовая рубашка. На плече сумка, а в руке телефон. Хосок прищуривается и разглядывает длинные пальцы. Долго не надо, чтобы понять, кто перед ним. Вспоминается тот брошенный из окна полицейской машины средний палец. Рука очень похожа. Хосок потом не раз возвращался к этому моменту и представлял, как ломает каждый палец на ней в наказание за дерзость. Хосок снова поднимает глаза к его лицу и убеждается, что это тот самый парнишка, сын капитана полиции. Красивый, с ровной чистой кожей, маленькими, но чуть пухлыми розовыми губами и густыми черными ресницами, которые отчетливо видны даже через стекло очков. Хосок скалится и отлипает от машины, бросив окурок в рядом стоящую урну. Парнишка так увлеченно смотрит в телефон, параллельно болтая со своим дружком, который ему что-то активно рассказывает, что не замечает, как ему преграждают путь. Он буквально сталкивается с Хосоком и резко поднимает глаза, раздраженный тем, что его отвлекли. Возмущение, и секунда на то, чтобы узнать эту ухмылку. Только биты в руке не хватает. — Попался, — шире улыбается Хосок, возвышаясь над парнем. — А папочки-то рядом нет. Парнишка задирает подбородок и смотрит Хосоку в глаза. Нет в его черных глазах ни страха, ни растерянности. Чистая уверенность и бесстрашие, выходящее за рамки здравомыслия. Знал бы он только, кому зрительно вызов бросает. — Это кто? — хмурится друг парня, настороженно косясь на Хосока. — А я не нуждаюсь в защите своего папочки, — спокойный, чуть хриплый низкий голос заставляет Хосока вскинуть брови. — Это так, один преступник, Джин, — так же сдержанно отвечает он на вопрос друга, не уводя глаз от Чона. — Преступник, — усмехается Хосок. — Я не люблю, когда против меня идут. Будь то банда, полиция или просто какой-то наглый мальчишка вроде тебя, — Хосок хватает его запястье, тот не успевает вырвать руку из хватки и замирает, поджав губы и сверля Чона глазами. У Джина, который все это наблюдает, в глазах рождается паника. — Поэтому сломать тебе твой сраный палец слишком хочется. Заслужил, сам согласись, — его обманчивая улыбка ничего хорошего не предвещает. Он скользит пальцами по мягкой ладони парня и хватает за средний палец, крепко сжав его в своей руке. Тот слегка хрустит, Хосоку этот звук особый кайф приносит. — Я его вырву и с собой заберу, повешу в машине и буду любоваться. — Не трогай его, — храбрится Джин, пытаясь встать на защиту друга, но Хосок его свободной рукой слегка толкает в грудь. — А ты не лезь, не то и тебе что-нибудь оторву, — его ледяной тон заставляет Джина застыть на месте. — Пусти, — рычит Мин, пытаясь выдернуть руку из железной хватки. Как он смел сюда припереться, не боясь полиции? В Юнги на секунду закрадывается страх, но он его сразу же запихивает подальше. Еще бы перед этим придурком слабину давать. — Как ты нашел меня? — Тебя не должно это волновать, — цедит Хосок, опуская взгляд на губы парня. Крови на них не хватает от укусов. Таких дерзких мальчишек нужно на место ставить, а то они думают, что весь мир им должен. Слишком самоуверенно, Хосока бесит это. — Передай папочке, чтобы не думал даже соваться в мой район, я могу еще много чего узнать. Где ты живешь, где водишься со своими дружками, — улыбается Чон. — Ты никто, и район ваш все еще стоит лишь потому, что руки до него не дошли у мэра, — язвит Мин. — Я отцу ничего не расскажу и передавать не буду. Если яйца есть, сходи в участок сам и скажи это ему в лицо. — Думаешь, не могу? — бросает смешок Хосок. На них уже оглядываются прохожие. — На слабо меня не бери, ты еще не знаешь, куда лезешь со своим длинным языком, и что могу я. А могу я все. — Вот и посмотрим, как ты сможешь удержать ваш грязный и вонючий Бабилон, — ухмыляется Мин. — Эй, Джин, Юнги! — небольшая компания парней, вышедших из университета, окликает парней. — Сейчас иду, — бросает он им, не сводя взгляда с Хосока. — Лучше бы ты прикрыл рот, раз не понимаешь, что несешь, — начинает заводиться Хосок. — Юнги, — выплевывает он имя парня. — Еще встретимся, — Хосок замечает Наоми и Тэхена, напоследок еще крепче сжимает палец Мина, но тот его вырывает и, развернувшись, с Джином шагает к своим дружкам. Тот еще разок опасливо оглядывается на Чона. Взгляд Хосока за ними оставляет огненный след. — Сучка йеригоновская. — Ты что, знаешь Юнги? — удивляется подошедший с Наоми Тэхен и оглядывается на Мина. — И как это небо и земля столкнулись? — усмехается Наоми. — Блять, как же ты тоже заебала уже, — закатывает глаза Хосок и идет к машине. Тэхен и Наоми за ним. — Я знаю его папашу, который вечно лезет в Бабилон и сует нос не в свои дела. — Только не вздумай брать Юнги в заложники ради власти над полицией, — устало вздыхает Тэхен, садясь в машину. — Идея хорошая, — задумывается Хосок, заводя двигатель. Тэхен смотрит на него в шоке, готовый взорваться от недовольства. Слишком хорошо знает брата, который вполне может пойти и на такое безумство. — Только я бы не в заложники его хотел взять. Просто взять. Хосок пока едет, прокручивает короткий и приправленный кислотой разговор с парнем, который посмел смотреть в глаза без страха, даже не представляя, против кого идет и на что может напороться по пути. Но Хосоку нравится. Так сильно, что нервная дрожь по рукам ядом разливается, а пальцы до сих пор сохраняют тепло бледной, кажущейся болезненной, кожи. Ему нравится, что Юнги один из тех редких глупцов, которые слепо бредут вперед, заводя самих себя к смерти, как в капкан к тому, кто только и ждет новой крови. На Чона смотрят со страхом и уважением, ему лишний раз слова сказать не решаются, и так было всю жизнь Хосока. А тут глаза, в которых ни страха, ни уважения, и тут можно поспорить, нравится это Хосоку или нет, потому его руки — нравятся, его дерзкий язык — нет. Чона разрывает, как никогда. Он бы убил его, он бы делал это медленно, самого себя пытая ответной борьбой, когда как другие сразу белый флаг поднимают. И тут уже неважно, чей Юнги сын, да пусть самого президента, Хосоку плевать. Он с ним обязательно встретится еще разок.***
С того дня Чонгук и Каи ведут себя, как обычно, никто больше не поднимал эту тему, но Чонгук непреклонен в своем решении запретить младшему ходить с ними на ограбления. Когда они собираются вновь, Чонгуку стоит лишь взглянуть на брата, и тот все понимает. Каи молчит, старшего тоже не бесит лишний раз спорами, хотя хотел бы схватить оружие и поспорить с ним как следует. А Чонгуку чувство вины спокойно существовать не дает. Единственный раз он спрашивает брата о самочувствии, и от «уже лучше» с облегчением выдыхает. Каи ходит в школу, не бунтует, но его недовольное лицо все за него говорит, даже если Каи не озвучивает. Чонгук и за это подобие понимания благодарен младшему. Тоже ничего не говорит, не хочет снова войну поднимать, она теперь у них холодная, безмолвная, а Чимин и Дино все понимают и лишний раз под невидимый огонь не встают. Дино, правда, теперь подвозит младшего в школу, когда Чонгук занят делами в их небольшом штабе грабителей на квартале. И Каи так даже лучше. С Чонгуком ему сейчас сложно приходится. Если наедине останутся, точно поубивают друг друга, они тормозов не знают, стоит одной искре вспыхнуть. Никогда еще никто из них не останавливал кровопролитие и никогда оно ничем хорошим не заканчивалось. Лишь проходило время, и они снова могли жить в относительном мире и покое. Несмотря на кажущиеся только лишь конфликтными отношения между братьями, каждый из них, не задумываясь, променяет весь мир на жизнь брата. Сегодня вечером Чонгук с Дино и Чимином собираются зайти в клуб «Грехопадение», находящийся на нейтральном квартале. По меркам Бабилона он считается очень даже элитным, помимо этого, не каждый в него может свободно зайти, кому попало нет входа, поэтому клуб считается закрытым и недосягаемым для большинства. У непримечательных еле держащихся на петельках дверей стоит лишь один неприметный парнишка с целым арсеналом под курткой, но когда входишь внутрь — оказываешься внутри обычного продуктового магазина, но за одним из стеллажей с консервами — проход в сам клуб, где все и происходит. Другой мир со своими законами и атмосферой. Он темный, только огни прожекторов и неоновые надписи на местами кирпичных стенах позволяют что-то разглядеть, а еще — подсвеченная барная стойка и пол на просторной танцплощадке. Еще одна особенность — обнаженные до нижнего белья парни и девушки, обслуживающие клиентов, танцующие для них на специальных подиумах и оказывающие иные услуги по прихоти посетителей. В клубе хватает людей, но нет тесноты и духоты от обилия народа, как на типичной тусовке в чьем-нибудь доме из Бабилона. Чонгук кивает знакомым, с кем-то переговаривается, Дино и Чимин тоже расходятся по клубу. Здесь обычно обитают все, кто обладает какой-то властью в Бабилоне и не только. Тайно сюда захаживает и элита из самого Йеригона, которая в партнерстве с кем-нибудь из Бабилона, в доле на каких-либо выгодных условиях, либо просто любители скрытого бунта, идущие против системы ночью и ищущие смысл в Грехопадении, но и их прежде, чем впустить в клуб, тщательно проверяют и оценивают на уровень доверия. Попасть сюда нелегко ни для кого. Чонгук проходит мимо дорого одетых мужчин и девушек, пришедших сюда в качестве сопровождения или имеющих собственную власть, и каждая из них не упускает возможности оглядеть его с ног до головы и обольстительно улыбнуться. Чонгук все эти взгляды игнорирует, лишь мельком оценивает состояние, которое на себе носит эта чужеродная элита, и направляется к приватным кабинкам, где обычно происходит всякое: от секса до деловых встреч и решения важных проблем. Для Чонгука это второе, плюс дружеская встреча, если их отношения с Намджуном можно таковыми назвать. Они скорее нейтральные, но при этом более близкие, чем квартал борделей и мороженщиков. Намджун уже сидит в одиночестве и неторопливо попивает виски. — Хоть где-то безнадежностью не пахнет, — слабо улыбается Намджун, подняв стакан и глотнув за вошедшего Чонгука. — Но и тут свое. Тут другая безнадежность, — Чонгук опускается на диванчик и прикуривает себе. — Здесь война, и здесь мир, здесь лицемерие и искренность. Среднего не дано, — пожимает плечами Намджун. — Войны и лицемерия, правда, куда больше, — Чонгук принимает стакан, в который ему плеснул виски Ким. — На этом и стоит белый свет, Чонгук, — Намджун закусывает мясной нарезкой и откидывается на спинку дивана, закинув ногу на ногу. Спустя минуту к ним заходят Дино и Чимин. Пак скидывает капюшон с головы, отчего его белоснежные волосы, наэлектризованные тканью толстовки, взлетают вверх. Намджун, заметивший это, не сдерживает короткого смешка. — Чего? — хмурится Чимин, не понимая реакции старшего. — Ты как одуванчик, — Ким показывает пальцем на его голову. Дино и Чонгук тоже не удерживается от улыбки. — Блять, — Чимин быстро приглаживает волосы и заваливается на диван возле Гука, крадя у него из пальцев сигарету и, откинув голову, затягивается, выпуская дым вверх. — А где потеряли Каи? — спрашивает Намджун, глянув на дверь. Может, младший задержался где-то в зале. — Я запретил ему вмешиваться. Его давно нужно было оградить от наших дел, — бесцветно отвечает Чонгук и отпивает виски. — В его возрасте я уже начинал изучать оружейный бизнес и делать первые шаги в этом направлении, Гук, — Намджун стряхивает пепел в маленькую пепельницу. — Ты в его возрасте выживал в одиночку, борясь не только за свою жизнь, но и за жизнь брата. — Он должен быть в безопасности. Я не могу им рисковать. В этом ты должен понимать меня, — Чонгук поднимает глаза на Намджуна. — Как тогда он научится тут выживать, по-твоему? — Считаешь, его нужно к этому приобщать? К такой жизни, как у нас? — сухо усмехается Чонгук. — Чтобы ему было проще в дальнейшем. Нам здесь жить, нам это место строить и делать из него что-то лучшее. И он будет в этом участвовать тоже, Гук, — Ким тычет пальцем на стол. — И ему будет проще погибнуть, — Чонгук поджимает губы и раздавливает окурок в пепельнице. — Твое дело, Гук, тебе лучше знать, как обходиться с братом, но мягкотелым тут быть не прокатит, — качает головой Намджун. — Каи далеко не мягкотелый, — присоединяется к диалогу Дино. — Он на многое способен. Единственное, что ему может помешать — его характер. — Взрывной, конечно, — коротко усмехается Чимин и отпивает виски. — Тогда вам остается и дальше держать его на цепи и учить правильно реагировать на вещи. Таким пацанам необходим контроль, — улыбается уголком губ Намджун. — Я на него ставлю. — С этим разберемся, ближе к делу, — кивает Чонгук и меняет тему. Не тот момент сейчас, чтобы копаться в жизни Каи и раздумывать, как ему поступать. Чонгук и сам не уверен, что в данный момент поступает верно. — Ты хотел что-то обсудить? — Я хотел предупредить кое о чем, — Намджун упирает локти в колени и медленно потирает ладони. — Имейте в виду, что мороженщики, в связи с приближением к нам полиции, решили выдвинуть свою кандидатуру на роль главы Бабилона. Но об этом они намекнули пока лишь мне. — С тяжелой артиллерии начали, — бросает усмешку Чимин. Намджун его взгляд ловит и проглатывает, давя своим. Чимин на миг теряется. Резкий взгляд мужчины застает врасплох. — То есть, остальные кварталы должны будут ходить под ними? — готов рассмеяться Чонгук. — Ты же не допустишь такого для себя, Намджун, — усмехается Дино, раскинув руки на спинке дивана. — Ты сам можешь ответить на этот вопрос, — кивает Намджун. — Как и я знаю ваш ответ. А прямо сейчас Хосок сидит с Лукасом через две кабинки от нас. — Теперь он решил пойти легким путем? — хмыкает Чонгук. — Лукас на все готов, лишь бы не потерять свои бордели и шлюх. Он и сам как шлюха, ляжет под кого угодно, если ему за это будет гарантирована крыша. — Он согласится. Он знает, что наркоквартал сильнее его, — Намджун подливает парням и себе виски. — Но Хосок от Лукаса может получить только деньги, — задумчиво кусает нижнюю губу Чимин. — Что тоже не мелочь. — У него их много, — соглашается Дино. — Я не считаю, что это проблема для нас, но нужно быть готовыми. Ожидаемо, что после этого вечера Хосок назначит встречу вам. Согласитесь — он пойдет против меня с вами и Лукасом, откажетесь — пойдет против наших кварталов. — Они не умеют вести дела без грубой силы, как они собираются вставать во главе района? — хмыкает Дино. — Они все порушат всем нам. — Именно поэтому нам нужно придумать свою стратегию, — кивает Намджун, покручивая стакан с виски в руке. — Будет война, — подытоживает Чонгук. — Этого не избежать. Терки с полицией — идеальный шанс для Хосока и его отца захватить себе больше территории Бабилона. Я уверен, его не волнуют легавые так, как мы и его власть. — Нужно думать, как обойтись меньшей кровью. Здесь все-таки люди живут. Не только те, кто на себе крест поставил. Нужно выныривать из этой ямы и уже давно. Парни соглашаются с Намджуном и плавно переходят к более обыденным темам для разговора. Хосок рядом и даже стенам нельзя доверять. Намджун рассказывает о новом оружии, а Чимин, заинтересованно разинув рот, слушает и расспрашивает. Уж оружие он любит. В ответ Чимин и Дино рассказывают о крутых вещах, которые им доводилось найти при ограблениях, пока Чонгук молча слушает парней и курит, разглядывая граффити на стенах кабинки. Неделя выдалась тяжелой и все, что ему хочется — лежать, отключив голову хотя бы на пару минут. К ним входит красивая девушка с подносом, на котором стоит еще одна бутылка виски, лед и закуски. Дино, забыв о разговоре, разглядывает обнаженную миниатюрную фигурку. Стройная талия, маленькая грудь, белоснежная кожа, темные волосы, каре и черные большие глаза. Она тоже поднимает на парня взгляд, почувствовав изучающие глаза на себе, и еле заметно улыбается. — Я сейчас, — бросает Дино, спешно выходя из кабинки следом за девушкой. — Животное, — ухмыляется Чимин. — Она даже не в его вкусе, — не понимает порыв друга Чонгук. — Иногда мы встречаем людей, которые полностью рушат наши стандарты и заставляют переписать, — Намджун коротко улыбается и закуривает. — Может, это та самая любовь, которая настигла его в неожиданный момент. — Мне жаль таких бедняг, — усмехается Чонгук. Чимин решает выйти развеяться в общий зал и посидеть у барной стойки, выпить и пообщаться со знакомыми. Ему становится душно, а сигаретный дым густым туманом застрял в глотке. Он просит налить себе простой воды и оглядывает зал. Чуть ли не каждый второй тут — человек, принадлежащий кому-то из кварталов и обязанный охранять, поэтому, в случае чего, главы каждого будут защищены. Ведь даже здесь убийства — не редкость. Дино сидит на крышке унитаза в тесной кабинке туалета и отстраненно глядит на недовольную девушку, которая пытается закрепить застежку на высоких каблуках — Если у тебя там какие-то проблемы, мог не разводить этот цирк, — бурчит она, пыхтя и начиная раздражаться из-за неподдающейся застежки. — Расхотел? Взял и расхотел? У тебя, скорее, с башкой проблемы, чувак. Дино вздыхает, рывком поднимает ее ногу, схватив за щиколотку, и ставит себе на колено, помогая застегнуть ей туфлю. — Как грубо, — равнодушно отвечает он, держа в зубах сигарету и подняв на нее пустой взгляд. — Ты просто не в моем вкусе. — А ты еще грубее, — хмыкает она и, когда парень застегивает вторую туфлю, снимает ногу с его колена. — Тогда к чему это все было? — Хотел попробовать… — он не договаривает, девушка оставляет Дино звонкую пощечину и выходит из кабинки, распахнув дверь так, что та бьется о стену. Парень сухо усмехается, трет щеку и поднимается с унитаза. — Иди к черту, — показывает она средний палец и, стуча громко каблуками по кафельному полу, выходит из уборной. А Дино подходит к раковине и, затушив в сливе сигарету, смотрит на себя в отражении. Ему кажется, он превращается в нечто непонятное с этими вечными и необъяснимыми чувствами, что одолевают его каждый день. Его грызет изнутри, не переставая, часть его заживо горит, а другая кое-как еще держится, спасается и смотрит на это все скорбно, разводит руками, ничего сделать не может. С жалостью глядит, бесполезно. Все не то. Замены — не те, на то им и название «замена». Перед глазами другое лицо и другой голос в ушах, на кончиках пальцев тепло другое, не сравнимое ни с чем другим. На «то самое» ему только со стороны смотреть и биться головой о стену, выть от невозможности что-то сделать, руки разбивать, на кровь смотреть и успокаиваться, временно приходить в себя, обратно лететь с небес на землю. На этом и все. Дино брызгает ледяной водой себе на лицо и выходит, потеряв всякое желание находиться здесь. Спасает только таблетка. Только выйдя из уборной, он плечом сталкивается с Майлзом. Они оба застывают и секунду друг друга сверлят ненавистью в глазах, что в них априори друг к другу заложена. Будь на месте Дино Каи, не стал бы медлить, разорвал бы Майлза, ухватившись за шанс. Дино мысленно его уже закапывает в парке в центре Бабилона, в реальности же решает отступить, нельзя лишать такой возможности младшего. Поэтому он, вытянув руку в сторону и пихнув Майлза, не успевшего что-либо понять, в стену, проходит мимо. Чонгук сталкивается с ним на расстоянии. Снова эти его сапфировые глаза сверкают ярче всех неонов. Чонгук вспоминает его в его уязвимости, когда никто не мог бы обнаружить в порыве одиночной страсти и следом за этим — удовольствия. Там тогда не было границ, они рассыпались и позволили Чонгуку в это шагнуть, ощутить себя незримым участником. И кончики пальцев образовывали мини разряды, стремясь коснуться красивого и наверняка нежного тела парня, чьи глаза весь несуществующий на потолке космос в себе отражали. Чонгук это так хорошо помнит, словно лично присутствовал, он эти прикосновения дарил, он целовал губы, которые парень закусывал, глотая стоны, только бы никто не услышал, хотя кому тогда было дело? Словно не его длинные пальцы в нем были, блестя от смазки, а сам Чонгук. Они смотрят друг на друга так, словно если кто-то первый моргнет, не просто проиграет — умрет. Первым отводит взгляд Тэхен, отвлеченный своей подружкой Наоми. Если бы не она, наверное, они бы долго еще негласно играли, не уступая друг другу. Тогда Чонгук возвращается к Намджуну, выпивает стакан и, послушав рассказ Чимина о случившейся в детстве их первой попытке грабить, выходит, чтобы подышать свежим воздухом на улице, и сталкивается с ним в узком коридоре перед выходом в магазин-отвод глаз. Тэхен стоит в полумраке, куда не дотягивается свет прожектора, прислонившись к стене плечом и куря. На нем кожаные облегающие штаны, короткие ботинки и обычная черная толстовка на пару размеров больше его фигуры. В уголках глаз у него по маленькому голубому камешку в форме капли точно под цвет его глаз. Даже им его глаза не уступают. Чонгук убирает зажатую в губах не зажженную сигарету. — Почему одетым ходишь на работе? — спрашивает он, замедляясь перед стоящей впереди преградой. — Неуважительно по отношению к клиентам. Тэхен выпускает дым и слегка улыбается. — Бог спас тебя, потому что Хосока нет сейчас рядом, — отвечает он, и не думая сдвигаться и пропускать Чона. — Мне казалось, все уже поняли, что Хосоком меня пугать бредово, — усмехается Чонгук, сунув руки в карманы спортивок. — Я просто напоминаю, — пожимает плечом Тэхен. — Тебе так нравится постоянно меня опускать? То на площадке, когда я колено повредил. Сейчас. — Я пока еще не опускал тебя, — скалится Чонгук. — Но ты мне игру должен. — Встретимся на площадке в любое время, — холодеет голос Тэхена. — Истинно невинный, зато наивным притворяться паршиво получается, — Чонгук подходит ближе. Тэхен поднимает голову и смотрит ему в глаза, вдыхает его смешение ароматов виски, сигарет и духов с древесной ноткой. Руки хотели бы потянуться и приложиться к его широкой груди, но Тэхен себя тормозит на скорости. Глядит, что-то делает своими глазами, Чонгук не может оторваться, приближается, и тоже на скорости. Так близко они, кажется, никогда не были друг с другом. И в этом моменте, окутанном полутьмой, есть что-то особенное и выходящее за рамки их общего привычного ничего. Волнение? Немного его, но лишь потому, что впервые. Впервые рядом никого, и диалог их никем не услышанный остается. Волнение, похожее на легкий шелест, он не рождает ураган, но и бездействием не пытает. Есть движение, есть реакция, где-то в глубине души важная обоим. Первый раз между ними не стоит Хосок, которому особый повод не нужен, чтобы пустить Чонгуку пулю в висок. Только и он никогда не был и не будет особой помехой для Чонгука, это нечто куда более незначительное, чем легкий шелест. Поэтому сейчас стоять друг напротив друга так странно, и даже свет им не мешает, не вклинивается между ними. — Ты спорил с моим братом, это не считается, — улыбается уголком губ Тэхен, не зная, куда руки деть. Поэтому он, бросив окурок прямо на землю и раздавив ботинком, прижимает их к холодной стене за спиной. — Однако ты испугался, когда я выиграл, — напирает Чонгук. Эти голубые глаза без света такие темные и глубокие, как океан ночью, в который лезть без видимости опасно. — Почему? — Какой нормальный человек будет с тобой дело иметь? — усмехается Тэхен и не удивляется, почувствовав на шее крепкие горячие пальцы. — Значит, не повезло тебе, — опасно улыбается Чонгук, его лицо буквально в паре сантиметрах от лица Тэхена, их дыхание сталкивается, обжигает. Разжигает. Увидь их Хосок в таком положении, вопросов бы не стал задавать, убил на месте, но когда Чонгука волновало само его существование? Ему куда интереснее ладонью чувствовать пульсацию на красивой шее. — Что, спишь и видишь то, что через окно наблюдал? — шепчет Тэхен, задрав голову и смотря на парня безмятежно, легко. Косяк снова сделал свое дело, смягчил восприятие острого реального. — Жаль тебя стало, — режет Чонгук и убирает руку с шеи парня, останавливаясь еще не на самом страшном. Рано так далеко заходить. Так и спугнуть недолго. Но у Чонгука еле подавленный порыв, он ему спать сегодня не даст. Он сжимает пальцы до побеления, опустив руку и не отрывая взгляда от Тэхена. Жажда попробовать его утроилась. Теперь она будет изводить еще больше. Его близость была ошибочной. Такая мысль тоже бьет по сознанию, но не сильно заставляет сожалеть. Чонгук больше доволен, чем нет. — А мне жаль тебя, который только и мог, что смотреть со стороны. Победишь меня, тогда и посмотрим. А про спор с Хосоком забудь, он недействителен, — напоследок улыбнувшись Чонгуку, Тэхен быстро возвращается в зал, прижимая руку к готовому лопнуть сердцу. Он и ранит, и манит, и гладит, и бьет словом. Тэхен, наверное, больной, раз наслаждается этим чувством. Но ему именно такие качели по душе. Какие эмоции вызывают они, такие больше никто и ничто не способно дать. Неправильно и глупо, но пока он не дошел до зоны поражения, может позволить себе глупить. Можно быть наивным, можно верить во что-то запретное. Пристальный взгляд Хосока, который устремлен куда-то вглубь коридора позади вернувшегося Тэхена, рубит надежды. Вот оно, то запретное. Вот оно то, что станет помехой.