À la fraternité

На улице уже совсем стемнело, когда во входную дверь имения де Сэн-Прё кулаками стучит гость, который не достаёт до дверного молотка элегантной ковки. Дверь открывается, проливая свет на лохматого мальчишку. Лакей Фронтин с хронической обеспокоенностью на длинном лице спрашивает посыльного, какую весть он доставил. Мальчишка прилежно докладывает, что донёс прекрасной мадемуазель Плантан, что месьё Жюльен де Сэн-Прё останется на ночлег у брата. После этого мальчишка получает вторую половину своей оплаты из руки в белой велюровой перчатке, а также наказание возвращаться домой поскорее, чтобы попусту не беспокоить свою мать. Ведь на дворе сейчас стоят неспокойные времена. В то же самое время этажом выше Гиём заканчивает бриться и, чуть повернув голову, рассматривает свой шрам. За месяц края тонкого, огибающего его скулу пореза неаккуратно схватились, от чего побледневшая отметина загрубела на вид. Заново убедившись, — а точнее, в который раз строго напомнив себе для вырабатывания привычки, — что с его щекой всё плохо, Гиём умывается и отходит от запотевшего по краям зеркала в массивной позолоченной раме. Из всех вернувшихся к нему вместе с собственным именем благ Гиём особенно оценил возможность наконец-то вымыться в собственной мраморной ванне. Хотя слишком частые водные процедуры всё ещё считаются вредными для здоровья среди некоторых в светских кругах, сам Гиём с детства любит контакт с водой и всегда жил своим умом. А тот однозначно классифицирует ощущение чистоты как приятное. Жюльен тоже оценил такое преимущество жизни в роскоши, как итальянский зубной порошок. Гиём отправил его в ванную первым, пока подготавливал всё для приятного времяпрепровождения у себя в покоях. И сейчас Гиём не торопится возвращаться, чтобы дать братцу ещё более чем достаточно времени морально освоиться. Перед глазами у него по-прежнему стоит шокированное лицо Жюльена. Сперва тот не только заотпирался, но и, впервые на памяти Гиёма попытавшись покраснеть, выслушивал то, как Гиём вразумительно объяснял ему выгоду своего предложения, по-девичьи порозовевшим. Но, дослушав, больше не возражал. Вернувшись к себе в покои чистым и посвежевшим, Гиём обнаруживает, что ранее разожжённый им камин уже основательно протопил комнаты, а Жюльен сидит на кресле в гостиной части и читает книгу. Брат всё ещё в его одежде и Гиём ухмыляется тому, насколько ему идёт аристократичный облик, несмотря на все его классовые предубеждения. Как, впрочем, и ему самому. — А. Всё-таки не улизнул, пока я принимал ванну. Un brave garçon. [1] Жюльен показывает ему взятую с его прикроватной тумбочки книгу в кожаной обложке с теснённым золотом названием «Опасные связи» [2] на ней. Брат осуждающе смотрит на Гиёма. — Это не Руссо, — критикует Жюльен, ссылаясь на их первый разговор. — Да, — откликается Гиём с наглой ухмылкой. — Это гораздо лучше. Гиём забирает книгу у Жюльена и проходит в отделённую перегородкой спальную зону, где возвращает роман себе на тумбочку и скидывает баньян на одну из высоких декоративных ножек изножья кровати. Он остаётся в пурпурных кюлотах и белых рубахе и чулках. Теперь они с Жюльеном внешне различаются только в одной детали — кюлоты Жюльена бежевые. Гиём возвращается в гостиную часть и спрашивает: — Хочешь пить? Налить тебе шампанское? — Нет, большое спасибо. Гиём рукой показывает Жюльену пройти в спальню и задерживается в гостиной, чтобы потушить свечи. От него не укрывается, что Жюльен нервно теребит в пальцах ажурный манжет своей рубахи и, чтобы создать в нём уверенность, Гиём тем более заставляет себя говорить и двигаться с лёгкостью. — Не трясись ты так. Интимная связь, пусть и важнейшая, но лишь игра. Игра, в которой побеждают оба. Гиём решает не пускаться ни в какие высокомудрые рассуждения о природе удовольствия, как с Катрин, которую такая прелюдия в их интрижке всегда разогревала. Он переходит от одного подсвечника к другому, погружая комнаты в полумрак. — Твои переживания понятны и естествены. Между простыней все всегда хотят выглядеть лучше, чем они есть. Потому там мы уязвимее всего. Будь уверен в себе. Задавай мне свои вопросы. Сегодня ночью я твой учитель. Гиём отчётливо слышит, как Жюльен за его спиной борется с вернувшейся робостью, пытаясь сформулировать: — Ты… Ты уже когда-нибудь… делал это с другими мужчинами? Гиём неосознанно задирает брови, состраивая неоднозначное выражение. Мол, как сказать. — Не в последние несколько лет, — в целом честно отвечает Гиём, но решает не уточнять про забавляющую его откровенную переписку со страстно влюблённым в него поэтом из Женевы. Он проверяет реакцию брата: бросает взгляд на Жюльена сквозь зеркало. Тот внимательно смотрит на него и даже внимательно кивает. Гиём приятно удивляется тому, что младший братец не делает ему выговор, как будто уже немного излечившись от мещанской стеснительности за само время ожидания. — Но это неважно. Единственный мужчина, который сейчас существует для меня, это ты. И именно так ты и должен вести себя с Каро… — Гиём слышит себя и поправляется: — То есть, она должна быть единственной женщиной для тебя. В конце концов, Гиём затушивает и камин тоже и укрывает хозяйскую кровать с единственным оставшимся источником света над ней от всего остального мира занавесом полумрака. Затем, он поворачивается к Жюльену, который не торопится опуститься на пурпурные простыни, а только смотрит на них со сложным, метущимся выражением. В свою очередь, глядя на него сейчас у своей постели, Гиём вдруг вспоминает, как в детстве вместо того, чтобы звать служанку, Жюльен обычно приходил спать к нему в кровать после кошмаров или во время гроз. И Гиём чаще пускал его притулиться рядом, чем нет. Гиём подходит к кровати, но Жюльен по другую сторону от неё не предпринимает никаких попыток сдвинуться с места. Гиём мгновенно закипает раздражением. Именно поэтому он предпочитает не иметь дела с неопытными. С теми, кто знают, чего хотят, и не боятся этого, не приходится впустую тратить время на уговоры. Гиём и сейчас чувствует себя так, будто он принуждает Жюльена к чему-то, и злится. В следующую секунду он резко обращается к младшему брату, — чтобы вывести того из ступора. И ещё, потому что Жюльену с его упрямством и неуёмной чувствительностью зачастую свойственно слушаться только пустых угроз с его стороны. — И что ты стоишь? Это нужно тебе, — Гиём наставляет на Жюльена палец, — а не мне, маленький братец. Так долго мне ещё ждать? Садись или выгоню из спальни! Тогда Жюльен смотрит на него и Гиём необъяснимым образом знает, что тот думает о родителях. Что Жюльен опасается его и что это неправильно. Вдруг, как спущенная свора собак, Гиёма травят мысли о том, что ничего не получится, потому что они слишком близко знают друг друга. Гиём думает об этом. Потом думает об этом снова — уже с другого конца. Гиём говорит себе, что они знают друг друга, знали всегда. С момента зачатия в их жизнях не было ни одного мгновения, когда бы они не знали друг друга. Они оба — самое родное, что у них есть. Гиём хочет передать Жюльену это чувство и, помолчав, пробует начать снова: он зовёт младшего брата так, чтобы внушить ему спокойствие. — Жюльен. — Гиём садится на кровать и делает паузу, вкладывая в свой тон извинение. Он дожидается, пока Жюльен снова не посмотрит на него. Затем, опять заручившись его взглядом, продолжает уже ласково и как бы чуть-чуть посмеиваясь: — Это я, Гиём. — Гиём сопровождает свои слова лёгкой улыбкой. — Обними меня, не бойся. Гиём знает, что Жюльен любит обниматься. И Жюльен действительно откликается на такое обращение с собой и обходит кровать, чтобы сесть рядом с ним. Гиём заключает его в радушное, осторожное объятие и радуется, когда брат без колебаний обнимает его в ответ. — C'est ça [3]. Гиём принимается мерно, успокаивающе проводить по спине Жюльена ладонью, давая понять, что тот в безопасности с ним. Через пару минут Жюльен подаёт голос: — Раньше мы часто обнимались. Ça me manque tellement. [4] Гиём медлит с ответом. — Мы делаем это сейчас, разве нет? Жюльен ничего не говорит, только довольно вздыхает и прижимается к нему крепче. Разумеется, обычно они соблюдают дистанцию со всей сдержанностью, положенной между взрослыми мужчинами и братьями, но сейчас Гиём прижимает Жюльена к себе и чуть разворачивает его из стороны в сторону, тяжело глядя перед собой и думая, что этого между ними могло бы не быть больше никогда. Когда Гиём услышал от Бриньёля про готовящееся повешанье, он почувствовал себя так, будто вот-вот потеряет часть себя. Они проводят в таком положении ещё некоторое время. Потом Гиём перебирает пальцами у Жюльена под рёбрами, чтобы подсказать тому отстраниться. Приняв, что ему придётся смягчиться и перейти на язык, который его Жюльен понимает лучше, Гиём берёт лицо Жюльена в ладони и прижимается губами к его лбу. Когда он отстраняется с тихим звуком, Жюльен разглядывает его своим никогда не ясным Гиёму взглядом. Он видел брата чаще кого бы то ни было в своей жизни, а оно всё так же странно — не знать, что происходит за его же лицом, одновременно узнавать и не узнавать себя в ком-то. А ведь говорят, что близнецы должны понимать друг друга без слов. Гиём хотел бы переговорить с тем проходимцем, который придумал этот бред. Гиём тихо любуется Жюльеном про себя с, как ему самому хочется надеяться, достаточно непроницаемым выражением. Его тянет спросить: знал ли Жюльен, что между ними будет и это? Жюльен негромко заговаривает с ним. — Гиём. — Что, mon coeur? [5] Брови Жюльена устремляются вверх, он таращится на Гиёма и часто моргает, раскрыв рот от удивления. До Гиёма доходит, что, погрузившись в собственные мысли, он изрёк на самом деле ничего не значащую спальную заготовку, не задумываясь. Но Гиём быстро находится и оборачивает свой faux pas [6] поучением. — Так ты должен обращаться к тем, с кем делишься постель. Тогда они почувствуют себя любимыми. А если кто-то однажды почувствует себя любимым, то они захотят возвращаться к тебе снова и снова. Когда Жюльен так и не озвучивает то, что собирался высказать, Гиём встряхивает его за плечи. — Ну! Что ты хотел сказать? — Спасибо, что остался и помогаешь мне. Зная, когда брат хочет что-то добавить, но не решается, Гиём надавливает: — И что ещё? Жюльен улыбается ему своей искренней обезоруживающей улыбкой. — Ты очень красивый. Гиём рефлекторно вспоминает про свой шрам и неприязненно дёргает уголком рта. Вслух он, впрочем, весело отвечает: — А я и не знал, что ты так самовлюблён. — Нет-нет, о чём ты. Я здесь не при чём. — И не забудь сказать Каро то же самое. — Жюльен кивает, показывая, что запомнил. — Кстати. Время для первого шага в танце, а? Сделай его сам. — Ты хочешь, чтобы я…? Гиём насмешливо приподнимает брови и вытягивает губы. — А как же! Все интересные вещи начинаются с этого. — Ладно. Хорошо. Гиём удивлённо выдыхает, когда Жюльен, недолго думая, клюёт его в изуродовавший его щёку шрам. Гиём втайне очень любит, когда его целуют в лицо, сколько себя помнит. С того времени, когда Жюльен целовал его, когда они были совсем маленькими. Жюльен проверяет, не злится ли он, когда отстраняется. Чтобы не выдать, как много жест для него значит, Гиём достаточно холодно отзывается: — C'est un début. [7]  Затем, Гиём указывает пальцем на собственные губы, как бы отметая любые альтернативные интерпретации его следующих слов:  — А теперь в губы. Я видел вас с Каролин и знаю, что ты это умеешь. Давай, покажи мне. Жюльен быстро облизывает губы от волнения и Гиём отмечает, что отчего-то и сам очень сильно волнуется, когда Жюльен снова приближается к нему. Так за своим тяжело и скоро бьющимся сердцем Гиём едва слышит, как брат полупросит-полутребует от него с некоторым негодованием: — Можешь, пожалуйста, закрыть глаза? Гиём хмурится, но исполняет просьбу и закрывает глаза, никак не отвечая, потому что не доверяет своему голосу. Вскоре он чувствует, как Жюльен прижимается к его рту своими тёплыми плотно сжатыми губами. Гиём настраивает себя, что ему придётся вытягивать из младшего брата каждое его последующее продвижение. Но Жюльен проявляет себя увереннее, чем Гиём изначально предполагает, и, не дожидаясь подстёгиваний, — видимо, догадываясь, что они неизбежно последуют, — дальше напряжённо щиплет его губы. В ответ Гиём кладёт руку Жюльену на плечо и начинает массировать его вместе с предплечьем, пока Жюльен понемногу не расслабляет губы и не замедляется, неосознанно перенимая ритм его движений. После этих корректировок Жюльен оказывается очень даже хорош в том, что именно он делает. Хотя и избыточно скромен. Гиём, раззадоренный их почти, но уже не совсем невинным контактом, с трудом заставляет себя не перехватывать инициативу и не пытаться углубить поцелуй. Он твердит себе не спешить. Ощущает Гиём себя при этом борющимся с быком голыми руками; и сидит в напряжении, не делая совершенно ничего собственным ртом, как если бы единственно строго отслеживал успехи Жюльена. Когда тот отстраняется, Гиём надеется, что Жюльен не замечает, как он чуть-чуть подаётся за ним. Гиём физически ощущает, как его маленький братец смотрит на него в прилежном ожидании комментария, но не может заставить себя посмотреть на него в ответ. Вместо этого Гиём изучает губы перед собой, отмечая их красивую и, само собой, хорошо знакомую ему форму. — Pas mal. [8] Жюльен показывает ему зубы в довольной, привлекательной ухмылке. Собравшись с мыслями, Гиём берёт Жюльена за плечи и тянет того устроиться на самой кровати, поясняя: — Теперь смотри, что буду делать я, а потом повторяй за мной. Но сперва пересядь. Мне будет неудобно. Жюльен живо скидывает туфли и забирается на кровать с ногами. Во всём его виде сквозит любознательность и увлечённость происходящим. Не зная, куда деть свои длинные жилистые ноги, в конце концов, он повторяет за Гиёмом, садящимся по-турецки напротив него. Гиём берёт Жюльена под челюсть тремя пальцами для собственного удобства. И на всякий случай подсказывает, когда уже немного наклоняется: — Слюну просто сглатывай. Самому целовать Жюльена оказывается для Гиёма совсем не тем же самым. Гиём с первой же секунды собственного воздействия впервые в жизни чувствует себя по-настоящему распущенным, низким, бесчестным развратником. И в то же время — захватывающе освобождённым. Даже каким-то помилованным. При всём при этом Гиём старается действовать так чутко и трепетно, как ни с кем прежде. И определяет, что это ему удаётся, поскольку через некоторое время Жюльен прислушивается к ранее полученному им указанию и приоткрывает рот ему навстречу, повторяя за самим Гиёмом. Гиём обхватывает его за плечо сзади и думает про себя: «Enfin» [9]. Почувствовав первые прикосновения его языка, Жюльен сперва пытается отстраниться, предсказуемо напугавшись, но Гиём удерживает его на месте. Он смещает руку с челюсти Жюльена, чтобы успокаивающе потирать и поглаживать его по уху и месту над ним, и, постепенно, Жюльен расслабляется и шире раскрывает рот. Гиём пользуется этим доверием и умело, неглубоко ласкает брата языком. Возможно, самую малость красуясь. В какой-то момент Жюльен тихо стонет под напором его чувственных ухаживаний. Гиём покрывается гусиной кожей от этого звука и того, что он означает, и тут же реагирует, выдыхая и бережно прикусывая нижнюю губу Жюльена. Жюльен снова отзывается постаныванием и красноречиво обнимает его за шею, не оставляя у Гиёма сомнений, что он может и даже должен двигаться дальше. По мере долгого, неторопливого продолжения поцелуя Жюльен перестаёт пытаться повторять за ним, и вообще, очевидно теряется в удовольствии. Но у Гиёма и в мыслях нет ему за это выговаривать. Жюльен гладит его по шее и придерживает за бок и Гиём полностью сосредотачивается на взаимном переживании. Когда они всё-таки отстраняются у Гиёма уже слегка кружится голова, а раскрасневшийся Жюльен тяжело дышит. Гиём ещё раз с ухмылкой легко кусает его в губы, чтобы немного сфокусировать. И потому что не может удержаться. — Гиём, я… — Что? Жюльен смотрит перед собой в смятении и жалуется: — Я странно себя чувствую. Гиём бросает взгляд вниз и широко усмехается. — Что, какие-то приятные ощущения ниже пояса? Какое-то напряжение? — Жюльен обеспокоенно кивает ему. — Félicitations! C'est ta virilité qui parle avec toi. Une chose bonne et normale. [10] От признания Жюльена Гиёму становится существенно комфортнее в собственном теле. Сам он начал возбуждаться ещё от их первых неловких целомудренных ласк. Или ещё раньше — от идеи, что они с Жюльеном целуются. — Тогда можно я тоже тебя поцелую? — вежливо интересуется Жюльен. — Как ты только что. — Что я тебе говорил про уверенность? Не спрашивай, а действуй. Предыдущая наглядная демонстрация возможностей воздействия и его явное согласие благотворно сказываются на уверенности Жюльена. Больше он не испытывает затруднений с откровенностью. Более того, он стремится суверенно вести. И, охотно позволяя ему это, Гиём скоро убеждается, что Жюльен быстро научился. После одного особенно приятного манёвра Гиём каким-то обрывком мысли думает о том, что в определённом смысле целует себя самого. Ведь Жюльен выглядит, как он, а теперь ещё и целует его так, как Гиём его наставил. Гиём удовлетворённо приходит к неудивительному для себя выводу: он хорош, как дьявол. К тому же, вскоре Гиём выясняет, что не ошибся и с ранее данной оценкой: развивающееся между ними не лишено элемента соперничества и действительно ощущается им игрой. Как у любой игры, в этой есть — чрезвычайно приятный — ритм, с которым они сходятся и расходятся. И повышение ставок. Из-за последнего Гиём уже не до конца следит за тем, что делает, что, вообще-то говоря, совершенно несвойственно ему в постели. И таким образом, погрузившись в звуки и ощущения, Гиём сам не замечает, как подтягивает гладящего его по затылку, запустившего руку ему в волосы Жюльена ближе к себе, вплотную, чем вынуждает того забросить ноги на себя. Собственнически сжимая то чужое бедро, то костлявое колено, то мягкую часть под ним, Гиём в полной мере осознаёт изменение их положения только когда поведение Жюльена привлекает его внимание: он раз за разом вздрагивает под его прикосновениями. Гиём прерывает их и смеётся: — Так вот, где твоё слабое место, — и вдобавок принимается завершать каждое своё обёртывающее поглаживание царапающим движением коротких ногтей. Но азарт Гиёма не длится долго. Разгорячённый Жюльен обхватывает его за плечи и пытается приподняться и прижаться к нему теснее, а из-за этого, стиснув ногами, кратковременно переносит на него свой вес. Гиём гордо смолчал даже когда Ля Муш рассёк ему щёку шпагой, но тут он, стиснув зубы, глухо рычит от боли из-за её предательской внезапности посреди занятия любовью. Приступ сходит и внимание Гиёма равномерно распределяется между тем, как Жюльен с тревогой гладит его по лицу, спрашивая, что с ним, и одновременно — тем, как жжёт, пульсирует и тянет проснувшийся ушиб. Будь он неладен. — Моя нога, — низко отвечает Гиём с раздражением. — Не делай так больше. Слышишь? — О, Гиём, пожалуйста, прости меня. Чтобы избежать повторения инцидента, но и уважить Жюльена, Гиём показывает ему сместиться к изголовью вместе с ним, а там принимается разворачивать брата боком. Жюльен понимает, что Гиём хочет сделать, и располагается так, чтобы налечь на здоровое бедро Гиёма, который в целях безопасности отставляет ушибленную ногу в сторону, задрав колено. Гиёму нравится их новое положение с уютной возможностью прижимать Жюльена к свому торсу. Жюльен тоже быстро осваивается и обнимает его под руку, гладит по шее, не отставая с поцелуями. Сам же Гиём только рад угодить. Он надёжно придерживает Жюльена, закинув одну руку ему на лопатку, а другую уже скоро запускает в разрез рубахи Жюльена, чтобы со знанием дела, дразняще ласкать его грудь. И пусть под этими его властными ухаживаниями сдалась не одна высокородная особа, уже через некоторое время Гиём передумывает, вспоминив о том, чтобы гладить чужое колено, раз Жюльену это так понравилось. Жюльен благодарно принимает всю ласку, что слышится даже в его постанываниях и том, как он зовёт Гиёма по имени между поцелуями. А когда Гиём прерывает их, чтобы посмотреть на брата, Жюльен игриво задевает его кончик носа своим кончиком носа. И влюблённо улыбается ему, как когда Гиём сказал ему, кто скрывается под маской Чёрного тюльпана. Oh, Guillaume! Tu es deux fois mon frère et tu m'es deux fois plus cher! [11] Гиём отвечает ему жадным, развязным поцелуем и чрезвычайно удивляется, когда вместо того, чтобы поддаться его настойчивости, Жюльен плавно изгибается и, держа его за шею, постепенно, как бы уговаривающе, побуждает его опуститься. Уже упирающийся локтём в кровать Гиём замирает, поняв, что Жюльен оказался сверху и собирается уложить его на лопатки. Совмещённая с тем, как Жюльен целует его в ухо, эта перспектива очень возбуждает Гиёма. Но именно поэтому Гиём остерегается такого развития и придумывает новый способ не потерять инициативу. — Развернись. Давай-давай. Жюльен медлит, но в итоге поступается своим намерением и слушается. Гиём спускает рубаху с его плеч и восстанавливает своё доминатное положение пока прижимается губами к обнажённой коже брата, проводя по ней носом и нарочно тепло дыша тому в шею. В какой-то момент Гиём откидывает в сторону перевязанный лентой мягкий хвостик Жюльена и целует его в выступающий позвонок, тут же прихватывая зубами место рядом. Жюльен нежно, бархатно выдыхает и прогибается между лопаток. Но затем полуоборачивается к Гиёму, гладит его по щеке. Он заявляет мягко, но настойчиво: — Это очень приятно. Но я тоже хочу сделать тебе приятно. Гиём понимает, что Жюльен совершенно оправданно требует отнестись к себе как к равному. Гиём колеблется. Затем, усмехается. Пришедшая ему на ум идея бросает вызов ему и его любопытству. В итоге, он тоже решает проявить доверие. Гиём похлопывает себя по горлу. — Приятно, говоришь? Тогда не бойся показать мне свои зубы. Обычно Гиём никому не даёт знать, насколько он восприимчив к требовательным ласкам в этой области. Но Жюльен, разумеется, не может знать о проявленной открытости. Он просто серьёзно, понятливо кивает. — Я всё сделаю, как надо. Они смещаются для обоюдного удобства. Гиём, снова заволновавшись, говорит себе расслабиться. От первых осторожных укусов в шею и охаживаний его кадыка мокрыми поцелуями Гиёма сразу же пробирает до лёгкой слабости. Он слышит свой же голос с придыханием, который говорит: — Oui. Oui. Très bien. [12] Жюльен, как и сказал, очень старается вернуть ему приятность и получается у него действительно очень хорошо. Гиём часто, глубоко дышит, слушая свои ощущения и лаская свою грудь, но иначе чем ласкал Жюльена до того, — его рука скорее ленно-небрежно растирает гладкую плоскую мышцу и маленький аккуратный сосок. Очень скоро Гиём ловит себя на том, что чувствует необходимость сместить другую руку в пах, где держащая в ловушке теснота одежды понемногу перестала добавлять пикантности происходящему, вместо этого наоборот став неудобством. Гиём решает наконец раздеть их, когда Жюльен даст паузу. Самому ему не хочется прерывать Жюльена. Позже, Гиём коротко сожалеет о своём решении, когда Жюльен видит след от ушиба на его бедре. Зацветший в последние два дня, тот начал терять насыщенный багровый оттенок, но стал смотреться ещё хуже, отдавая желтизной по краям. Брови глядящего на это безобразие Жюльена скорбно изогнуты и он невесомо гладит Гиёма по бедру. Брат предсказуемо принимается жалеть его. — Гиём, ты должен был сказать мне! Тебе же больно. Гиёму приятны само прикосновение и участливость Жюльена. Но он не умеет жалеть себя и потому плохо переносит, когда его жалеют другие. Так что, Гиём отзывается резко: — Тебе и было сказано, когда это стало важно. Заканчивай быть идиотом! Я сижу здесь перед тобой, расчехлив les bijoux de famille [13], а ты говоришь со мной про какой-то синяк! — Я знаю, — соглашается Жюльен. — Я вижу. Вслед за этим обменом репликами они изучают друг друга. Оказывается, что во взрослом возрасте они различаются не только в росте, но и в одарённости. И в случае со вторым — в некоторую пользу Жюльена. Гиём хмыкает и, ухмыляясь, комментирует не без гордости в голосе: — Нагнал и перегнал. Так вот, куда пошло твоё здоровье… Жюльен смущается. — Не надо так говорить! Дальше, Жюльен решительно отказывается делать с Гиёмом что-либо, если тот не примет такую позу, в которой сможет беречь ушибленую ногу. На проверку таких набирается не слишком много, потому, в конце концов, они устраиваются на боку. Гиём, поворчав, соглашается закинуть свою больную ногу на бедро Жюльену. Когда они оба оказываются лицом к лицу, к ним быстро возвращает чувственность. Гиём достаточно быстро осознаёт, что в отместку за своё положение может гладить своей стопой стопы и голени Жюльена. Жюльен же в какой-то момент проводит по его животу раскрытой ладонью и Гиём непроизвольно шумно вздыхает: таким образом находится его самое слабое место — чувствительный низ живота. После этого Гиём уже не может терпеть. Он гладит Жюльена по тёмной жёсткой поросли на лобке, от чего тот весь подбирается напротив него. Гиём внимательно наблюдает за его лицом. — Сейчас должна бы быть самая важная демонстрация… Но ни у одного из нас нет нужного органа. Поэтому ты должен просто поверить мне. Гиём сплёвывает в ладонь и первым берёт эрекцию Жюльена в руку, в определённом смысле сразу же впечатляясь от тактильного контакта. Гиём не знает, чего он ожидает от первой реакции брата, но точно остаётся не разочарованным, когда Жюльен отзывается забавным, всю жизнь знакомым Гиёму: — Уф!.. Гиём не удерживается от довольного смешка и всё ещё ухмыляется, когда Жюльен вовлекает его в поцелуй. Через некоторое время, видимо, привыкнув к собственным ощущениям, Жюльен пробует отплатить ему взаимной лаской. Почувствовав его тёплую руку на своём члене, Гиём выдыхает в поцелуй, уже в полной мере осознавая, насколько сильно он этого хотел. Повторяя за Гиёмом нужные нехитрые движения, но ещё не обладая чувствительностью к чужому телу, Жюльен проявляет всё возможное усердие, — но тем самым только натирает нежную тонкую кожу на члене Гиёма сухой рукой. Гиём терпит эту трогательную неумелую попытку доставить ему удовольствие некоторое время, но потом мягко останавливает брата и сам сплёвывает ему в ладонь; шепчет Жюльену в губы: — Plus de tendresse. [14] После этого всё идёт как надо. В какой-то момент они, соприкасаясь лбами, смотрят вниз, на свои руки, и Жюльен тягуче зовёт Гиёма по имени. — Гиём. — Гиём по его голосу слышит, что братец уже ничего не соображает от чувств. — Mon coeur. Вместе с этими, к Гиёму возвращаются другие слова. Я не брошу тебя. Я люблю тебя. Гиём грубо затыкает Жюльена поцелуем. Он чувствует напряжённую складку между собственных бровей и отчего-то — quelle honte! [15] — стыдное тянущее ощущение в глазах. И сильнее всего — нечто пылкое, распирающее грудь. ...Когда Жюльен рядом с ним окончательно теряет девственность в судорогах, опытность Гиёма играет с ним злую шутку. Как это ни парадоксально, как он ни старается, сам он никак не может достаточно приблизиться к удовольствию и чувствует себя идиотом, будучи неспособным справиться с горячей тяжестью между собственных ног. Попытавшись определить, в чём дело, Гиём с досадой осознаёт, что его мужская выносливость приучена к очень продолжительным свиданиям. Всё же дамы из высшего общества выходили замуж не ради красоты или щедрости своих супругов и, как любовник, именно он брал на себя их обязанности в спальне. Через несколько минут, убедившись, что дальнейшее воздействие такого же рода будет бесполезно, Гиём отводит ладонь Жюльена от себя и перехватывает себя сам. Разумеется, Жюльен начинает переживать, что он с чем-то не справился. Гиём объясняет ему, в чём проблема, ухмыляясь и иронизируя над собой. Он философски подытоживает: — Некоторые достоинства переходят в недостатки. Но Гиём не останавливается на этом. Развивая мысль вслух, Гиём заодно замечает, что во время его свиданий он ещё и зачастую находился в желающем его присутствия теле и, возможно, это тоже влияет на него в настоящий момент. Жюльен медленно моргает, глядя на Гиёма своим далёким взглядом. Гиём успевает распознать, как в лице его брата проступает какая-то особая чуткость, — потом Жюльен неловко облизывает губы и целует его. К удивлению Гиёма Жюльен отстраняется из объятия и надавливает ему на плечо, заставляя перелечь на спину. Гиём непонятливо смотрит на него, но не сопротивляется, когда Жюльен тщательно целует его в грудь. Под рёбра. Плавно опускается к низу живота, заставляя глубоко вздохнуть... И тут Гиём резко осознаёт, что нежно накрывающий его руку своей рукой Жюльен вовсе не собирается останавливаться. Гиём хватает его за плечи, подтягивая вверх на себя и прикрикивая на него: — Нет! Нет! Куда ты! Ещё не пришедший в себя после оргазма Жюльен не находится с описанием, куда именно он собирался. — Я подумал… — Ты подумал неправильно. — Но тебе ведь… — Нет, я сказал. Жюльен смотрит на него в растерянности. — Но... Почему?.. Гиём не может объяснить даже самому себе, почему он видит что-то особенно неприемлемое в том, что предлагает ему Жюльен. Но мысль о том, чтобы его младший брат оказывал такие одолжения кому-либо, вызывает в нём сильный протест. — Я думаю, что тебе правда понравится, — вежливо уверяет Жюльен, задирая брови для пущей убедительности. Предложение предательски соблазнительно откликается в средоточии его возбуждения и Гиём отдёргивает взгляд от рта Жюльена и врёт, чуть повышая голос для строгости: — Я не хочу этого сейчас. Гиём едва не добавляет: «И вообще, тебе это не нужно», но вовремя успевает прикусить свой язык, чтобы не напоминать ни о чём им обоим. Жюльен проявляет дипломатический слух, пытливо уточняя: — Значит, потом? — Не знаю. Посмотрим. Гиём смотрит на Жюльена и, глядя ему в глаза, мягко просит его: — Иди ко мне. Гиём решает не терзать сам себя и ласкает себя пассивно — в ожидании, что разряжение напряжения в какой-то момент спонтанно наступит само. Думая о том, что этот момент настанет, Гиём также думает о том, что настанут и другие вещи. Наслаждаясь близостью Жюльена, он выбирает не думать о них сейчас. Жюльен сопит у Гиёма на плече, гладит его, целует в лицо и негромко зовёт по имени — и Гиём отвечает ему в тон. Они не замечают, что, обращаясь друг к другу, иногда путаются. fin.