Корни

Погода даже и не думает улучшаться, на небе все те же темные, скучные облака, но хотя бы дождя нет. Не слышно звуков, ветер затаился, ему словно стало лень гонять эти пушистые тучи, им приходится ползти самим. Хидан уложил руки на бортик деревянной кадки и, уперевшись в них подбородком, сверлил взглядом медведя. Животное сидело прямо перед ним, нелепо сгорбившись, и не сводило своего взгляда с его малиновых глаз. Хидан знал, что диким животным нельзя долго смотреть в глаза, они воспринимают это как вызов, но этот медведь агрессии не проявлял, да и он ведь вроде и не дикий. Все это время Хидан недоумевал – что же это за звери на самом деле? Они казались с виду грозными, жуткими животными, а эти полоски ярких цветов на морде только нагоняли страху – он слышал, что орки тоже рисовали узоры и символы на шкурах своих варгов. Так откуда взялись эти медведи? Четыре брошенных медвежонка в лесу, которых спас Какузу, но все же откуда они? И в конце концов, медведи не умеют выбивать лапами воду из земли, не умеют нагревать воду одним лишь своим дыханием, а ведь есть еще двое, но эльф пока не видел, какими способностями обладают они. Хидан протянул руку и коснулся сухого теплого носа, погладил шершавую кожу большим пальцем. Его ладонь едва ли накрывала морду от глаза до носа. Шерсть, такая теплая и жесткая, все же внушала какое-то спокойствие и животное его совсем не пугало. Даже инстинкты молчали. Какузу стоял в доме, из окна наблюдая за медведями. Он знал, какие вопросы мучают Хидана, любого бы человека они мучали. Но это, пожалуй, слишком личная история, чтобы выкладывать ее первому встречному эльфу. О ней вообще знают только двое – сам Какузу, да старик-Радагаст, который, каким бы взбалмошным и странным не казался, никому не выдаст древний секрет. В руках Какузу крутил маленький флакон. Зелье в нем вязко перетекало, мерцая на свету словно рубин. Оно вызывало противоречивые чувства, Какузу застыл здесь, поддаваясь сомнениям. То, что он собирался сделать, не следовало бы делать одному. Ему не помешала бы помощь волшебника, в идеале, того же Радагаста, который не станет распространяться о том, что видел. Но кто знает, где носит этого дурня, а сова едва ли найдет его, такого скрытного. И все же, Какузу сомневался. Он не хотел бы делать это один. Если все пойдет из рук вон плохо, у него не останется выбора, а он не горел желанием лишать кого-то жизни своими руками. Пожалуй, это просто эгоистичное желание не марать руки, но он его не отрицал. Ситуация складывалась слишком рискованно, и у него не будет права на ошибку. Не желая подвергать риску свои принципы, он все же решил попытаться найти колдуна. Какузу шарил на полках в шкафу, заглядывал в ящики и сундуки, ему нужно было найти всего один маленький драгоценный камушек. Наконец он нашелся в одном из мешков, с которыми Какузу ходил в лес. Когда-то он таскал с собой этот камень всегда, потому что боялся заблудиться, потеряться и попасться диким зверям. Но теперь ему не нужна ничья помощь. Была. До этого момента. Маленький опал греется в ладони, начинает едва заметно мерцать. Это всего лишь способ позвать на помощь, и, если волшебник не позабыл о нем, непременно его заметит. Остается только дождаться его, совершенно, впрочем, непонятно, когда он явится. А пока нужно держать Хидана рядом, под присмотром, и, желательно, именно в том, состоянии, в котором он находится сейчас. А именно – в воде. Конечно, вряд ли эльф согласится сидеть в ванне пол дня, так что остается только надеяться, что волшебник придет на зов как можно скорее, пока Какузу отвлекает его разговором. Хидан слышит скрип двери, тихие шаги, но не отрывает взгляда от медведя. Ему кажется, что он тут уже подружился с этим животным, и они ведут какой-то немой диалог. Но шаги становятся громче, и Хидан подтягивает ноги к груди, пытаясь хоть немного скрыться в этой прозрачной воде. Не то, чтобы ему стыдно, просто почему-то не хочется ни с кем собой делиться. Какузу останавливается в паре шагов от деревянной кадки, рядом с медведем, кладет руку на мохнатую голову и пальцами зарывается в шерсть. Он смотрит на медведя, смотрит прямо в глаза и хмурится. - Как ты? – спрашивает он у Хидана, не глядя на него. - Приемлимо, - ворчит Хидан, сжимая руками колени. Почему-то в его голосе слышится недовольство, и он сам не совсем понимает, откуда оно взялось. Возможно, он смущен. А может просто резонно возмущен нарушением такой идиллии. - Желание кого-нибудь прирезать больше не возникает? – Какузу все же переводит на Хидана взгляд и многозначительно поднимает брови. Его взгляд красноречивее слов, Хидан слышит издевку. - Возникает, от таких вопросов. - Не в твоем положении мне грубить. - Тебе легко говорить! – Хидан опускается в воду, погружаясь до самого носа, и угрюмо пялится на свои колени. Он замолкает, молчит и Какузу. В голове много слов роится, большинство из них, конечно, весьма обидные. Но как-то не хочется начинать ссору, в конце концов Какузу-то прав, это совершенно не в интересах Хидана. Он выдыхает, несколько пузырей лопаются на поверхности воды. Какузу дергает уголком губ, и снова поворачивается к медведю. Животное спокойно дышит и закрывает глаза, урчит, пока его чешут. - Я даже не понимаю, что я такое, - наконец говорит Хидан, слегка выпрямляясь в воде, - Ты меня винишь, а я даже сказать ничего не могу в свое оправдание. А ты-то с тем старым хреном в курсе, небось! Может, и меня просветишь? - Это непросто, Хидан, - Какузу подходит ближе, но старательно отводит глаза, глядя куда-то в сторону. Он садится рядом с кадкой на землю, опирается рукой на край и кладет на руку голову. Хидан слегка расслабляется, с такого ракурса Какузу точно ничего лишнего не разглядит. - Единственное, что я усвоил, оказавшись вдали от дома – здесь всё непросто. Но ты же можешь хотя бы попытаться объяснить? - Вот скажи мне, - Какузу вздыхает и его голос становится тише, - Если бы я сказал тебе, что ты на самом деле Бог – что бы ты сделал? Хидан смотрит в ответ, прищурив глаза, он переваривает вопрос, прислушивается к своим ощущениям. Не хочет отвечать от балды, ляпнуть первое, что придет в голову. Какузу спрашивает не просто так, значит и отвечать абы что тоже не стоит. Но ответ все равно получился импульсивным. - Я убил бы того дракона! – решительно говорит Хидан. Может, подумай он еще немного, он смог бы подобрать более взвешенный ответ, но эмоции взяли верх. Какузу едва заметно улыбается, но улыбка получается грустной. Он не удивлен. Хоть порыв Хидана и благой, он хотел бы избавить своих друзей и приемных родных от беды, уничтожить угрозу, но на первом месте все равно слово «убил». Это предсказуемо. Какузу и не ждал ответа в духе «я бы сделал всех счастливыми», потому что Хидан не знает, как живут люди, он, возможно, и так думает, что все вокруг прекрасно живут, не зная бед. Он не имеет представления, что творится в мире, не знает угроз и проблем, он ничего не видел. И что важнее всего, он не знает, что он и есть угроза. Нельзя его в этом винить, впрочем. - Что ж, благородно, - кивает Какузу, поглядывая на магический камушек на ладони, - Но ты, конечно, не Бог. Пойми меня правильно, мы бы рассказали тебе все сразу, если бы это не было опасно. - Но разве я уже не натворил… того, что натворил, - Хидан пожимает плечами, вода в кадке слегка колышется от его движений. - Так и есть… - вздыхает Какузу, - И уже поздно что-то менять. Но я все же хочу попытаться. - Ну посвяти меня в свои планы тогда, или я не имею права голоса? - Не имеешь. Хидан поражается такой откровенности, удивленно округляя глаза. Не удается от них отвернуться, Какузу опять попадает в этот омут, тотчас вспоминая о зелье в кармане штанов, таком же рубиново-красном, и не менее опасном. Вода отражает скудный свет солнца, едва пробивающийся сквозь темные тучи, мелкие блики бегают по белой коже. Глаза как две кровавые раны на обескровленном теле, недвижимые, и кажется, что взгляд становится все жестче и злее с каждой секундой. - Я хочу помочь, и тебе не стоит бояться, - желая остановить этот поток ненависти, примирительно говорит Какузу, - Но не пытайся сопротивляться. - Очень обнадеживающе звучит, - равнодушно отвечает Хидан. - Просто поверь мне. Такие наивные слова. Хидан злится, и он имеет на это право. Но он все равно чувствовал себя беспомощно несмотря на то, что знал – он может убить Какузу прямо сейчас. Только это не даст ровным счетом ничего, кроме утоленной жажды и, возможно, удовлетворенного чувства собственной справедливости. Он останется один, наедине с четырьмя медведями, которые, скорее всего, сразу забудут, что они только-только подружились и разорвут его в клочья за убитого хозяина. А он справится? Сможет ли он их убить? Хидан моргает часто, стараясь смахнуть дурацкий вопрос. Ему не хочется об этом думать. Какузу, похоже, считает, что Хидан сам захотел и убил всех тех селян. Будто только этого и желал! Но ведь это неправда, только Какузу даже не считает нужным об этом узнать. - Я болен? - Можно и так сказать, - Какузу вглядывается куда-то вдаль, ловя редкие порывы теплого ветра, - С рождения. - Ты знаешь обо мне больше, чем я сам. Какое-то мерзкое чувство расползлось в груди, стоило только взглянуть на эльфа. Тот совсем сник, уперся подбородком в колени и вздохнул. Какузу раздражало это чувство, оно гадко щемило горло и давило, заставляя чувствовать себя виноватым. Его не должно это волновать. Не должно! - Хидан, - Какузу закрывает глаза, сжимает зубы, - Ты не обычный эльф. Эльфов твоего вида нет в мире, ни одного. Ты - последний. Какузу не ждет ответа. Хидан и не собирается отвечать, он намерен слушать, пока Какузу не скажет все, что должен, и даже немного больше. Он прикрывает глаза и весь обращается во слух. - Эльфы Черного дерева, так вас называли. Ты один уничтожил целое поселение ни в чем неповинных людей из-за жажды, которую не способен контролировать. Мне не нужно объяснять, почему вас не осталось? Ты можешь понять это сам. Хидан болезненно сдвигает брови, но продолжает хранить молчание. - От этого нет лекарства. Вас не забирала смерть. Неизвестность всегда пугает, и все были в ужасе – жить бок о бок с бессмертными эльфами, которые невесть чем занимаются, казалось слишком опасным. Вас истребляли, как умели – топили, привязывая ко дну океанов, хоронили в земле заживо, сжигали, развеивая на ветру пепел. Твоя мать оставила тебя в диком лесу, неподалеку от Горы. А что было с тобой дальше... ты и сам знаешь. - Почему эльфийский король не сказал мне об этом? – тихо спрашивает Хидан. - Откуда мне знать. Понял ли он, кто ты, взглянув на тебя? Может и нет. А может, он слишком горд и заносчив, чтобы посмотреть правде в глаза. Эльфы Черного дерева были самыми сильными, и остальные, несмотря на ненависть и здравый смысл, завидовали им. Король дал тебе имя, ты помнишь его? Даже если бы Хидан постарался, он бы не забыл свое имя. Оно остается навсегда, как цвет глаз, и изящные витые буквы всплывали сами собой. Хидан кивает. - Ты можешь его назвать? - Король сказал, я никогда не должен произносить его. Какузу опускает голову, волосы спадают вниз, закрывая его лицо. Он смурнеет, кровь будто становится гуще – он злится на эльфов. Гордые, наглые и скользкие – такие, какими он всегда их знал. - Король понял, кто ты. Это поймет любой, кому ты назовешь свое имя. Не знаю, хотел ли он уберечь тебя, или надеялся, что ты не познаешь своей сути никогда, но то, что он сказал тебе – ложь. - Hidan Daelli Tha, - нараспев произносит Хидан, глядя на Какузу. Тот не смотрит на него в ответ, лишь кивает. - Белый бдительный туман, - говорит Какузу, - Имя из трех слов, только у бессмертных эльфов такие имена. Природу не обманешь. - Ты знаешь эльфийский язык? - Я много чего знаю, - Какузу выпрямляется, Хидан снова суетливо поджимает ноги. Камень в ладони нагрелся настолько, что начинал обжигать. Волшебник уже совсем близко, значит, подоспеет как раз вовремя. - Если кто-то узнает, меня захотят убить? – спрашивает Хидан, поднимая глаза. Он и так знает ответ, нетрудно сделать выводы, но хочется услышать это от Какузу. Единственного, похоже, кто не боится "страшного бессмертного эльфа". - Вероятно. - Но ты не хочешь? - Не хочу. - Так и что ты собираешься делать? Если лекарства нет… - Я живу уже очень давно, Хидан. Я был здесь, когда по этим землям ходили драконы в сотни раз больше, чем тот, которого ты видел. И я умер, пытаясь остановить ту идиотскую войну, в которой твой род уничтожали, не пытаясь даже договориться и решить проблему вместе. Похоже, судьба дала мне еще один шанс и, поверь мне, в этот раз я подготовился гораздо лучше. - Погоди, умер? Как ты тогда– Хидану вдруг обжигает кожу, словно он не в воде, а в кипящей лаве. Он взмахивает руками, вцепляется в борта кадки и поднимает взгляд. Какузу держит маленькую склянку и из нее падает последняя капля красной жидкости, густой, как смола. Капля тонет в воде, растворяясь, вода краснеет, Хидан хочет встать, но чувствует на своих плечах сильные руки, до боли сжимающие его. - Что бы ни случилось – прости меня, - говорит Какузу и с силой давит руками, заставляя Хидана уйти под воду целиком. Эльф брыкается, пытается вырваться, но у него не получается, он лишь барахтается и расплескивает воду. Он вопит, но крик безмолвно вырывается изо рта пузырями воздуха, последнего воздуха, и становится нечем дышать. Горло сдавливает, вода неизбежно попадает в легкие, грудь начинает жечь изнутри, словно огнем. Хидан сжимает пальцы на чужих запястьях, впивается ногтями изо всех сил, но едва ли их хватает, чтобы хотя бы поцарапать грубую кожу. Боль разъедает, Хидану кажется, что его бросили в огонь, нестерпимо жжет даже глаза, и сознание перестает быть ему подвластным. Оно ускользает, оставляя только боль, Хидан даже не пытается вдохнуть, легкие больше не хотят дышать. Ноги движутся все медленнее, двигаться становится невыносимо тяжело и все, наконец, темнеет. Какузу потребовалось немало сил, чтобы удержать эльфа под водой. Он чувствовал себя до невозможности мерзко, настолько, что готов был придушить сам себя, но иного выхода из ситуации он не видел. Хидан брыкался долго, много воды разлилось вокруг, моментально выжигая землю и растения, на которую попала хоть капля. Медведи волновались позади, ревели и фыркали, но инстинктивно боялись сделать хоть шаг ближе. - Что же ты творишь! – раздался крик со стороны дома, Какузу напрягся, удерживая Хидана последние секунды. Тот, похоже, успокоился и потерял сознание, его пальцы разжались, руки безвольно упали в воду. Какузу выпрямился и обернулся, находя источник звука – к нему спешил волшебник, на ходу удерживая свою странную грязную шапку. - Ты мне поможешь? – спрашивает Какузу спокойно, зачесывая назад растрепанные волосы. - Теперь, очевидно, у меня нет выбора! – взмахивает руками старик, с его рукавов слетают сухие листья, какие-то травинки и перья. Он подходит, опираясь на посох, и шипит угрожающе, - Ты хоть понимаешь, что будет, если у тебя не получится? - Понимаю, - Какузу кивает, и резко поворачивается к волшебнику лицом к лицу, - Ты в курсе, что его имя «птичка напела»? Эльфийский король знает, что он за эльф. И природа знает. Твоя чертова природа! И ты знаешь, что из этого следует? Старик хмурится и жует губу, выдавая свою досаду. - Что эти эльфы созданы природой. - Именно! – рявкает Какузу, - И ты мог бы им помочь! Если бы только попытался разобраться вместо того, чтобы истреблять их сотнями. - Природа позволила выжить тебе, этого достаточно. - Грош цена твоей природе! Какузу опирается на борт деревянной кадки, вглядывается в воду. Она словно стала густой, как кроваво-красный кисель, но он мог разглядеть сквозь нее белое лицо. Хидан казался мертвым, по-настоящему мертвым, его глаза закрыты, всем своим видом он выражал смертельный покой, и это оказалось для Какузу слишком тяжелым зрелищем. Он сжал руками деревяшки, склонил голову и до боли укусил губу, закрыв глаза. Сколько раз он это видел? Молодых, ни в чем неповинных эльфов, совершенно не виноватых в том, чем их «наградила природа». Но они хотя бы знали, кто такие. Хидан же не знал ничего. - Просто будь наготове со своей сраной магией, - рычит Какузу, - И не смей пытаться его убить, пока я сам не решу, что иного выхода нет, - он поднимает голову, смотрит волшебнику прямо в глаза, - Иначе мои медведи порвут тебя на куски.