Белладонна

Третью ночь Алевтина обходится без сна, третью неделю она не знает, куда себя деть и мечется по ШНыру в полнейшей сумятице. Стоит сомкнуть веки — перед ней встаёт образ Гая: измученного, с кровью на зубах, противящегося эльбу. В её не то кошмарах, не то видениях Гай и его опекун сливались в наводящее жуть создание: тело ползучее, белёсое, квёлое и осклизлое, едва перебирающее конечностями-веточками, но с человечьим лицом. Лицо то никому не приглянётся — злое, искажённое, глаза мутной плёнкой подёрнуты. Але страшно за Гая и тошно от неведения. Она рвется к нему, жаждет приносить пользу, а Гай порицает её рвение, обречённо вздыхает, мол, ничего уже не поделаешь. Погибнет эльбеус и самого Гая смерть настигнет. Но ведь убивать эльба не обязательно! Гай знает, но говорить не собирается, что нужно сделать. Закладку достать? Аля готова. Путь в ШНыр закрыт будет? А-а, пускай! Не она первая и не последняя покинет эту богадельню. Ну, не будет она больше летать на пегасе, не увидит она слабое, предрассветное сияние двушки, не услышит тихого бодрого стука иглы швейной машинки в общей комнате, означающего новые платья из-под руки Полюшки, не удивится более тому, как главная закладка принесённые к ней, помельче, распределяет. Не переживёт, не перебьется разве без этого? Алевтина не замечает своих горьких отрешённых слез, обнаруживает себя в пегасне возле Цезаря.Чудесный пег — ничем его не проймешь, от гиел не пытается увильнуть, а вот сейчас фыркает, тревожится, жмёт уши. Аля гладит его по морде, смотрит в умный выпуклый карий глаз. Хоть и животное, а понимает, как ей плохо. Что не обычная хандра на неё напала, такую внезапным нырком не спугнёшь. Двушка пропускает дальше других нуждающихся в утешении, скорбящих и просящих о помощи, им там даже дышится легче. Но Аля уверена: не доберется она дотуда, в болоте сгинет. Подобно Савве, поплатившемуся за убийство ведьмаря Цыгана — Савва повёлся на иллюзию и сам, добровольно, спрыгнул с пега, упёртого Гермеса, в ловушку. Да и Гай просил Алю не рисковать, уходя в нырки. Зачастил он с этим — «не рисковать». Особенно, когда Аля стала одалживать у Поли нерпь, дабы иметь двух заряженных сиринов. На чужом Аля телепортируется к резиденции Гая, на своём — назад в Копытово. Опрометчиво и глупо, да, а что ей ещё остаётся? Сидеть в ШНыре, куда Гай настойчиво её отсылает? Нет уж, лучше хоть изредка, да застать его — в библиотеке, над научными трудами и пухлыми фолиантами, с крошечной чашечкой кофе. Кажется, Гай вовсе не спит и так и коротает ночи, в раздумьях и чтении. Ему пора бы выделить Алевтине личные ключи от резиденции и прыгуна. Нерпи слишком непредсказуемы в сочетании с особенностями этого здания: в кирпичную кладку восемнадцатого века замуровали трёх инкубаторов с умершими личинками элей, даже после смерти экранировавших здание от магического воздействия. Гаю даже не надо отрывать взгляд от пергаментных страниц, чтобы понять, что Аля уже здесь. Девушка не сводит с Гая глаз, пока не удостоверится, что он в порядке. Разве что у свитера на плече прореха и Аля обращает на неё внимание. Гай уникально небрежен по отношению к собственному телу, внешнему виду, одежде. Он может не есть несколько суток, а потом хлебать горячую полуготовую кашу, не разбирая вкуса; кидает гиелам сырое мясо, подходя к клеткам слишком близко, не страшась лишиться пальцев, а то и руки; берёт в руки принесённые ему закладки, не смотря на обжигающую боль и вырезает из оставшихся от них камней фигурки. В его тонких пальцах твёрдые породы и хрупкие минералы имеют пластичность глины и податливость воска.  — Ты сам когда-нибудь седлал гиелу? — Аля уже давно задавалась вопросом, откуда появились эти подобия гиен с крыльями. От свитера резко тянуло запахом гиелятни и Аля предположила, что Гай по-прежнему тоскует по полётам, раз старается держаться поближе к доступным ему крылатым созданиям. Она достаёт из кармана катушку ниток с воткнутой внутрь иглой, примеривается к прорехе. — Неужели не догадываешься… — Тон у Гая раздосадованный, поскольку он считал ответ очевидным. — Гиелы — это извращённые болотом пеги? — Охнула Аля, предполагая худшее. Гай не выдержал и расхохотался мелодичным переливчатым смехом. — Нет. Гиелы появились из Междумирья, где всегда сумрак… Аля вся обратилась в слух, только пальцы продолжили двигаться. Гай же, вместо того, чтобы раскрыть, как он оседлал первую гиелу, задал неожиданно вопрос самой Але:  — Чем же так отличаются твои соратники от первошныров, что ты постоянно о них думаешь? — Склоняет голову Гай.  — Навряд ли первошныры дразнили тех, кто потерял родителей и сестру, а потом взваливали на них самую тяжёлую работу. В ту пору мальчишки колотили друг друга за сараюшками, пытаясь выбрать, кто за какой девушкой приударит? Или может, отбирали последнюю памятную вещь, считая, что украшения развращают? Убегали с первой же закладкой, поняв как тяжко быть шныром? При этом считая, что именно ты не выдержишь испытаний? — Аля говорит тихим и вроде бы ровным голосом, но по её интонации можно понять, сколько всего она притерпела от других ныряльщиков. Гай цепляется за мысль, не презирает ли она их? Если презирает — то как тогда продолжает нырять и нырять далеко, в Межгрядье. Эльбы докладывали его опекуну и самому Гаю обо всех пронесённых через болото закладках и её успехи в этом плане совсем не радовали.  — Но на Савку приходится Николка, а на крикливую Марфу — Полюшка… — Умиротворённо продолжает Аля: — да и даже те, кто мне не нравятся, были нужны ШНыру. Наверняка, чтобы те, у кого начинались сомнения, учились на чужих ошибках. Эльбеус посылает Гаю мысленный образ — Алевтина становится директором ШНыра, а из-за её чувств это им только на руку: с десяток лет ШНыр будет процветать, вспомнит свою историю благодаря новому правлению, отстроит себе конюшни или новые корпуса, а потом уже шныров поставят в известность о нужных эльбам условиях. Гай отгоняет этот образ, зная, что Аля не пойдет на такую подлость. Она выберет что-то одно. Его или нырки. И Гаю, безусловно, желательно, чтобы Аля определилась на этот счёт как можно скорее. Очередным утром он обнаружил, что из его кисти пропали косточки фаланг пальцев. Боли он не ощущал, однако, ему стало тревожно. Слияние с эльбеусом лишь усиливалось и эльб перекраивал его тело по своему разумению. Какой срок отмерен Гаю до полного слияния — неизвестно. Но медлить в подобных условиях — глупо. Переодически он незаметно ощупывает кончики пальцев, пытаясь ощутить, что изменилось в отсутствии костей. Гай не обнаруживает отличий и это тревожит его даже больше, чем сам факт исчезновения косточек из его тела. Никто и не заметит подмены, а тело, управляемое эльбом, будет двигаться, дышать, возможно даже сердце продолжит биться. И ведь не только скелет пропадет, но и то, что делает человека человеком: сознание, разум, душа, воля, возможность выбора. — Вот, я закончила. — Аля отдаёт Гаю его свитер и замирает под его острым взглядом. — Из какого, говоришь, пансиона благородных девиц ты в шнырки попала? — Насмешливо интересуется Гай. Аля хмурится и молчит. Гай о чем-то умалчивает. Алевтину выводит из себя шныровское неведение и привычка полагаться на веру и авось, но то, что Гай знает практически всё и предпочитает выдавать информацию по крупицам раздражает её ещё больше. Вот и прямо сейчас он темнит, предпочитая держать её за дурочку. — Ты давно разобрался, как убрать негативное влияние опекуна. — Возмущается Аля. Гай приподнимает одну бровь, выказывая лояльность к догадкам Алевтины. — Двушка полагается на верующих в то, что следует всегда заботиться об остальных, жертвуя собой… Взамен когда-нибудь тебе позволят коснуться сокрытого за Второй грядой… — Переходит на едва слышный шёпот Аля: — а болото даёт то, чего хочешь именно ты. Без ожидания. — Взамен на маленькую уступку. — Гай громыхает голосом, желая отвадить Алевтину от единственного варианта, при котором желание быть вместе перестанет ранить их обоих. — Эльба? — Уточняет Аля. В её глазах застыло отчаяние и смирение. — Да. У тебя будет всё, уже в этой жизни, здесь и сейчас. Только вот ты быстро перестанешь испытывать от этого радость. Ты даже перестанешь принадлежать сама себе! — Гай встряхивает её за плечи — руки у него ледяные и обладают той силой, которую не ожидаешь от невысокого худого и жилистого мужчины. Гай легко пугал людей. Внешне угрозы от него не исходило, но окружающие боялись того, что глодало его изнутри, растворяло кости и становилось с ним единым целым на протяжении трёх веков. Вместо того, чтобы отпрянуть или же закрыться от него, Аля обвивает Гая руками. Он её не тронет. Не обидит. И Гай, практически поддавшийся эльбеусу, посылающему ему отчётливые образы расправы над девушкой, опускает руки в бессилии. То, что он делает — неправильно. Гай не заслужил прощения, не заслужил того, чтобы кто-то разделил его участь. Не заслужил любви. Откровение вытесняет из сознания Гая опекуна, позволяя ему в полной мере испытать горечь и терзания выбора.