Белладонна

Клавдий пребывает в резиденции в гордом одиночестве — Гай раскланялся с ним, отдав указания ожидать девчонку и отправился восвояси. Клавдию известно о Гае только то, что сам Гай считает достойным оглашения; он почти свыкся с неожиданными приказами и появлениями государя тогда, когда тому взбредёт. Взяв с двухэтажного фарфорового подноса яблоко, Клавдий подходит к столу, цедит из хрустального графина наливку и усаживается за стол — выжидать. Благо, Алевтина появляется в сенях в тот момент, когда Клавдий с хрустом прокусывает кожурку остро пахнущего осенью яблока. — А где?.. — Растерянно спрашивает Алевтина, сжимая что-то в раскуроченных кулачках. Пальто нараспашку, лицо строгое, переполненное горькой решимости. На двушке побывала с утра, да, милая? — про себя вопрошает Клавдий: — много ль там нынче закладок для отступников и иудушек? — Уехал. — Устало отбривает Клавдий. Дрожащими пальцами перехватывает рюмку за тонюсенькую ножку, опрокидывает. Он служил Гаю уже тридцать восемь лет и не замечал за ним каких-либо эксцессов, пока не посягнул на святое. Стоило Клавдию начать издалека интересоваться, для какой каверзы им необходим свой человек в ШНыре и может ли он приударить за Алевтиной, как Гай озверел и загнанной рысью кинулся на Клавдия. Если б не его личный эльб, не довелось бы ему нынче сидеть в резиденции целехоньким. — Как уехал?! — Испуганно вскрикивает Аля, сверкая тёмными самоцветами очей. — Наказал мне присматривать за тобой, дабы ты глупостей не натворила. Да только ты… Уже. Дай сюда камень. — В полную грудь прогремел Клавдий. Аля заупрямилась, попятилась от него, вспоминая, как Клавдий схватил её за плечи в этой самой зале. — Ты не слилась с закладкой?! Аля поджимает губы, запрокидывает голову. Не хватало только пускать слезы перед этим щеголем.  — Слилась. — Сам себе подтвердил Клавдий: — что хоть за дарование получила?  — У-унимать боль. — Подскуливая, отвечает Аля. Всё, что ей остаётся — ждать, как верной собачонке. Резиденция в одночасье стала мрачной и неприветливой. Залегшие в углах залы тени, Клавдий за столом — насупленный, напряжённый. От змеиной вкрадчивости не следа. — Вот значит как… Может, на мне опробуешь? — Попросил Клавдий. — А что у тебя болит? — С Клавдием Алевтина сразу начала общаться на «ты», без экивоков. Клавдий проглатывает кусок яблока, вставший комком в горле. Что у него болит? Он тычет себя кулаком в грудь, указывая: — Здесь где-то, если попам верить. — Душа свербит? — Хмыкает Аля. Не верит она, что у него есть чему свербить и тосковать по свету. Клавдий кивает. Душа… А не её ли он променял на эльбовское блаженство от псиоса да на фокусы различные? Разве же может болеть то, чего нет? — Подойди ко мне. Не боись. Не укушу ведь! — Подзывает девушку Клавдий: — Гай ясно обрисовал мне, что со мной станется, если ты будешь расстроена хотя бы отсутствием фильдеперсовых чулочков. В его отсутствии я должен исполнять всякую твою прихоть. Аля поджимает губы, связывая напряжённость мужчины и «обрисовавшего» ему ситуацию Гая. Подходит к Клавдию. — Я пока не до конца разобралась, чего мне надобно делать. Вроде как взять тебя за руку, например. — Оправдывающимся тоном произнесла Аля. Клавдий тянет к ней левое запястье, ловко сняв двумя пальцами запонку с манжеты. Кожа у Клавдия тонкая, бледная — набухшие, лазоревые вены прямыми линиями уходят в мякоть ладони, разбегаясь там виноградной лозой под линии жизни и судьбы. Красивые тонкие пальцы Али все в ссадинах, под неровными ногтями засела бахрома грязи. Алевтина слегка пожимает пальцы Клавдия, ожидая противной лягушачьей липкости. Тёплая и сухая — Аля смущается, сосредотачивается на визуализации своей закладки. Она действует по внезапной догадке, представляя как цветок щекочет запястье мужчины, оставляя на том пыльцу. Её сознание утягивает водоворотом в детство Клавдия и она становится свидетелем отвратительной сцены. Светловолосого юношу бьют за какую-то провинность тростью с металлическим загнутым набалдашником перед трильяжем из зеркал в пол. Кровь орошает деревянный паркет, Клавдий закусывает губу и мычит. Ещё удар — прямо по алой развёрнутой пасти раны. Юный Клавдий орёт благим матом и кается во всех возможных пригрешениях. Аля как наяву видит с дюжину бордовых от сочащейся крови полос на его спине и зажимает глаза, стискивая ладонь Клавдия. Ей кажется, будто именно её изувечили тростью и Алевтина кратко, полузадушенно вскрикивает. Клавдий выдергивает свою руку, почувствовав как зудят бесчисленные шрамы на его спине, будто заживая. — Я не самая удачная кандидатура для эксперимента. Прошу прощения. — Клавдий действительно ощущает себя легче — доставлявшую немало неудобств поясницу попустило, а вот то мутное сосущее чувство усугубилось от новой, прибавившейся вины. — Я действительно… Уменьшила твою боль? — Аля не может отделаться от ужаса увиденного издевательства. Питая к Клавдию неприязнь, она всё же не может не проявить сочувствие. — Да. — Можно спросить?.. — Алевтина тянет пальцы к губам, но обратив внимание на состояние ногтей, опускает руку. — Конечно, раз уж ты видела. Ловко ты… Сломала мой блок на телепатию и воздействия, а я и не обнаружил. — Клавдий хватается за графин, как за спасителя. Отхлебывает из горла. И ещё несколько раз, пока графин не пустеет наполовину. — Будешь? — Ради вежливости спрашивает Клавдий. — Нет, не стоит. — Отнекивается Аля: — кто тебя колотил? — Дед. Он со всеми жестоким был, до последнего крепостных не распускал, пока те поля не пожгли. А как он их сёк! — Клавдий прикусывает губу. Его дед тоже не жалел. Наливка быстро пьянит Клавдия и он делится с Алей сокровенным. — Крепостных не распускал? — Алевтина ударяется в подсчёты. Это ж сколько Клавдию стукнуло? — Рождён в 1858, при царе Александре Втором. — Буднично объявил Клавдий. — О-о. — Почему-то свыкнуться с мыслью о трёхсотлетии Гая проще, чем поверить, что Клавдию шестьдесят пять лет. Выглядит-то он на двадцать пять! — Это ведь не единственный раз, когда дед тебя побивал? Да? — Аля не замечает, как лёгонько поглаживает тыльную сторону ладони Клавдия. — Не первый и не последний. Сдаётся мне, именно тогда он повредил мне спину, потому оно и вылезло на поверхность памяти. Бабка тоже поколачивала меня, но гораздо реже. Всегда его тростью… Ох, трость эта! Дед ведь меня чуть хромым не сделал. Хромой Клавдий… Оправдывал бы имя. Можешь мне не верить, нет, но когда эта трость меня ударяла, я думал — умру. Не из-за ударов. Нет. Внутри неё хранится что-то… Дурное. Кровь в жилах стынет, когда схватишься. Эльбу она сильно досаждает — жжётся. — Эльбу?.. — Переспрашивает Аля. — Да, трость-то перешла мне по наследству. — На твоём месте я бы избавилась от неё. — Покачала головой Алевтина. — Я иногда её использую, когда спина покоя не даёт. Эльб только почует, как я за трость взялся, так начинает пургой ум морочить. Мол, набалдашник раскалился, или не трость это вовсе, а змея. Боится. Если противоположным концом трости чего-то коснёшься, так оно загнется. Дед так крестьян стращал, а я кровопийце своему наказал — захочет мне в голову влезть, так я его мигом вытравлю! — Сомневаюсь. — Да я тоже. Сам в это не верю. Сплелся я с эльбом воедино. Не разорвать. Скорее, себя погублю, чем его. Впился он в меня крепко. — И нет никакой возможности… Разорвать эту связь? — Не знаю. И что-то мне подсказывает, что даже Гай не знает. Клавдий резко встаёт, сотрясая коленями стол. Графин, стоящий у самого края, летит на пол и рассыпается переливающимися осколками хрусталя. Алевтина тревожится за него, гадая, чего Клавдий учудит. — Вот ты считаешь, нас можно спасти?! Облегчить нам пытку?! Мы ж заживо в болоте вязнем. — Драматично завывает он. — Считаю. Нужно лишь покаяние и искупление. — Упрямо скрещивает руки на груди Аля. Клавдий смотрит на девчонку со смесью восхищения и жалости. Сама ведь ещё не поняла, во что втянулась. Как легко Гай совратил её во мрак. И ведь играл-то на её благих намерениях! — Покаяние?! — Клавдий хриплым вороньим криком смеётся: — хочешь, я пред тобой на колени упаду да все как на исповеди выложу о себе?! — Клавдий, не надо, пожалуйста. — Аля отгородилась от него столом, сев посередине оттоманки. Клавдию охота уткнуться в её ножки, омыть их слезами и просить не ожидать Гая. Забыть о нём вовеки, не связываться с эльбами. Он бы вымаливал прощения за то, как опрометчиво отверг свет, как совершал злодеяния, оправдывая их экспериментами. Если бы можно было поделить себя на куски, Клавдий ни минуты не колеблясь, отдал Алевтине всё благое, трепетное и заветное, что у него осталось. — Вот скажи мне, маленькая госпожа… — В шутку обратился к ней Клавдий: — разве Гай со своим эльбищем воюет? — Ещё как! Эльб и так и сяк его крутит, мучит, кровь ему пускает. — Аля вздрагивает. — Неужто Гай сомневается в правильности своих поступков? Неужели он… — Клавдий неразбочиво бормочет: — окаянный, а всё туда же! — Гай был обманут! Он делал дурное не от своей прихоти, а потому что эльб пообещал ему взамен что-то большее, чем абстрактную вечную жизнь на двушке. — Гая обманул эльб, а Гай обманывает нас… — Гай не обманывает меня! Да не тебя, дурешка, а всех нас! Вот ты думаешь, у него до меня подручных не было? Были, как пить дать! И где они? — сгинули! Сгинули все, эльбам на прокорм пошли! Мы ж все здесь окаянные!.. — Клавдий задыхается, от грохочущего в пустой зале голоса срывается на шёпот. — Боже наш, со умилением и воздыханием, и с тугою сердечною приступаем к Тебе и в болезни духа вопием: согрешимом, беззаконным, неправедным пред Тобою… Аля слушает молитву с замиранием сердца, надеясь, что Клавдия вскоре отпустит эта лютая, сжимающая нутро оковами, тоска. Спина зудит — шерсть свитера неприятно покалывает, хотя до этого вечера подобного она не замечала. Она не понимает, чем можно утихомирить, отвлечь Клавдия от душевного излияния. Ей требуется увидеть Гая, обнять его и сказать, что теперь она рядом с ним. Но что, если Клавдий прав и теперь она такая же окаянная, проклятая, как и они, и теперь даже лучшие её стремления не помогут ни Гаю, ни ей?