Что делать, если твой отец случайно оказался злодеем?

      Тикки пряталась в коробке. Довольная собой, она тихо хрустела печеньем в уголке в компании маленьких друзей. Если б не она… я бы утонула в гордости, не осмелившись даже слова Адриану сказать. Тикки — волшебство, которому нужна не я, а которое нужно мне. Из раза в раз снова вспоминаю это.       Я уселась за кресло. Позади Адриан весьма эмоционально рассказывал о том, как необычно ему было видеть Хлою вежливой. Он ведь даже ничего не знает. Он не общается с Хлоей, он не смотрит на нее, он забыл давнюю подругу, а она забыла его. Сухое, без толики любви, бесчувственное оповещение. Не вежливость это была, а настоящее лицемерие, дабы подломить недоверие доверчивого и вызвать симпатию, какую раньше она добывала жалостью и излишней тактильностью. Одно только упоминание ее имени вызывает отвращение, а тут целая поэма о Хлое и ее вмиг свернувшегося пути с дороги зла и ненависти на сущую доброту и вежливость.       Ноутбук вчера кряхтеть начал. При запуске одаряет долгой загрузкой, а стоит залезть в папку с документами, как загрузка из долгой превращается в болезненно бесконечную. Наверное, не надо было переносить абсолютно все записи в ноут, если этому железному старичку надо было съехать на тот свет еще парочку лет назад.       Когда экран засветился привычным фоном, а на рабочем столе поочередно появились ярлыки приложений, я протянула руку Адриану. Он аж завис. Смотрел-смотрел на ладонь, пока я не указала на флешку в его руке.       — Мы можем и не смотреть, если ты не хочешь, — не удержалась я. Лицо его уж слишком усталое. — Алья могла много чего сказать. Она и меня заинтриговала с этим видео. Только меня она заставила посмотреть, а тебе можно этого и не делать.       — Почему?       Такой расстроенный тон. Будто я не поддержать его пытаюсь, а опускаю последними ругательствами.       И что отвечать на такое?       — Ну… Не так уж там все очевидно, как может ты подумал, — как подбирать слова, если он смотрит такими глазами. — И важно это только для Альи.       — Мне это тоже важно. Разве не должен был я посмотреть запись первее тебя и Альи?       Да. Да, ты прав. Адриан, ты полностью прав, как и всегда. Но не могу я тебе рассказать, почему нам это важнее. Ты очень сильно разозлишься, узнав, что именно мне сегодня угрожал сойти с геройского пути. Дурак. Зачем угрожал-то? Вот бы просто-напросто спросить и все.       Я молча воткнула флешку в ноутбук. В появившемся окне в первой строчке висел один единственный файл, в названии беспорядочный набор букв и цифр, которые я смогу повторить с закрытыми глазами.       — Готов?       — Мгм, — кивнул он.       Ну поехали.       Месье Агрест сидит за рабочим столом. Он растрепанный, неухоженный. Домашняя одежда, в которой никто до этого его не видел. Он что-то говорит, может, с кем-то созвонился. Камера установлена в самом углу комнаты — экрана компьютера не видно. Говорит, говорит, что-то крикнул, стукнул по столу и круглыми от испуга глазами уставился в окно, которого камера ухватить не могла.       Все эти движения я знаю наизусть. Я знаю, что будет дальше, и я готова закрыть видео и в мельчайших подробностях все описать Адриану, чтобы в тысячный раз не видеть нашу грубую ошибку, оплошность, которую мы заметили далеко не сразу. Я бы дала флешку… я бы отпустила его одного просматривать двухминутный ролик. И Адриан, может, так и хотел сделать. Но как я могу его оставить, если он сейчас слабее, чем когда-либо. Если все события разом обрушились на его голову, а он, Адриан, тот самый комочек тепла, доверчивый и добрый, уже носочками стоит на линии обрыва и вот-вот ось его тела перекатится в совсем опасную сторону. И если сорвется, если вдруг споткнется или соскользнет с камушка, если наклонится чуть вперед, он акуманизируется. Он игр Альи не выдержит, он спрыгнет вниз сам, если неопытный и сходящий с ума журналист в очках и клеточной рубашке не остановится, если журналист продолжит толкать его в спину.       Поэтому я смотрю, хоть мне и хочется снова закрыть лицо подушкой и избавиться от любых напоминаний об этом глупом видео.       В комнату месье Агреста проникла черная тень. Казалось, именно на нее Габриэль и смотрел. Но что такого страшного может эта тень изображать, от чего у самого непоколебимого округлятся глаза? Секундой позже тень достигла стола, а у края обзора камеры появился первый ботинок. Черный, блестящий. Ботинок Кота. Затем второй. А после засветился весь Черный Кот.       И снова по телу пробежались мурашки на этом моменте. Снова видеть Кота, такого серьезного и угрюмого, странно. А ведь и сейчас кажется, что эти ботинки, этот черный костюм, волосы, нос — кажется, что это все настоящее. Опять шайка злодеев надуривает меня, как и тысячи раз до этого.       Кот встал посредине комнаты, смотрел на месье Агреста и ничего не говорил. Только смотрел.       Я услышала над собой вздох. Адриановский вздох. И я поняла, что те взгляды, которыми обменивались Кот и Габриэль на видео, пугают не только меня.       Месье Агрест напуган. Только на этом видео он такой эмоциональный. Даже на той последней битве с нами он не боялся, как боится сейчас, перед Черным Котом. Смотря впервые видео, я искала любые зацепки, чтобы подтвердить, что Адриан с Котом никак не связан. И нашла их, к слову, а потом и использовала их в качестве аргументов перед Альей. Но этот взгляд Габриэля. Если бы я знала, почему он так смотрит… Если бы только хоть на секунду посчитала Алью правой, я бы уже тогда убедилась в том, в чем убеждена сейчас с головой. Габриэль боялся раскрытия не перед героями и народом, а перед собственным сыном. Всего несколько мгновений, короткий испуганный взгляд, первая встреча отца и сына после раскрытия, и уже на лбу Габриэля проецируются его мысли.       И Адриан сзади тоже это увидел. Его вздох над моей головой… Он тоже понял.       Черный Кот вытянул руку вперед также, как я вытянула свою перед Адрианом минутами ранее. И Габриэль тоже замер. Как Адриан. Теперь ни страха, ни испуга, ничего подобного. Одна лишь гордость. Габриэль поднялся с кресла, медленно обошел стол и встал прямо перед Котом, сказав ему что-то. Как бы Маринетт не старалась, по губам прочитать не смогла.       Потом снял с себя брошь и вложил в ладонь Коту. Не видно, сказал ли что-нибудь в ответ Кот, но он долго стоять не собирался. Развернулся и убежал обратно в окно.       Видео остановилось. В центре экрана засветился белый треугольник. В комнате не тихо. Комната наполнена громким и тяжелым дыханием. Громкое, потому что прямо над головой (и когда он только успел приблизиться ко мне). Тяжелое, потому что… потому что один просмотр ничего не дал, кроме гаммы негативных эмоций. Ни мне, ни Адриану. А мне нужно, чтобы глаза Адриана вспыхнули осознанием, чтобы он вздохнул, начал дергать мне плечо и тыкать пальцем в экран, мол смотри-смотри, что я заметил. Чтобы я остановила видео и красочно описала ему, на каком моменте месье Агрест мог догадаться, что разговаривает с созданием злодеев.       Я включила видео заново, пока Адриан ничего не говорил. Заговорит — я не смогу запустить повторно. Просто физически не смогу заставить себя посмотреть на наш позор еще раз.       Месье Агрест снова сидит за столом. Снова чему-то злится, от чего-то кричит. Снова этот испуганный взгляд, черные ботинки.       Нет, я не могу.       Треугольник в центре после громкого стука по пробелу.       — Смотри, — мой палец сам тыкнул в черные ботинки Кота. — Смотришь?       — Мгм.       — Смотри.       — И что?       — Не видишь?       — Ну… ноги. А… подожди. Там? То, что просвечивает?       Да, Адриан. На свету не задернутых окон сверкают ботинки. Тень не плотная, будто лучи проходят сквозь тело, никак его не касаясь. Будто плотный костюм не преграда для света. Совсем незаметно. Незаметно для меня, Адриана и Габриэля, зато заметно было для Альи.       Временная полоска снизу снова побежала, а потом и исчезла.       Мой палец все еще у ног Кота… ну, то есть приложен к экрану, а не… это… короче!       Ботинки Кота стали мигать. То светлее, то темнее, то и вовсе сквозь черноту костюма поблескивал рисунок пола позади. Это можно заметить, только если целенаправленно смотреть на ноги Кота. Иначе никак.       Адриан втянул воздух в легкие, задерживая дыхание. Я понимаю тебя. Я такая же. Абсолютно. Но мне в первый просмотр хотелось разрыдаться от обиды, а ты молодец, держишься.       Габриэль уже подошел к подставному Коту, когда я снова остановила видео.       — Смотри, — очередное.       — Где?       — Вон, — и опять пальцем в экран, но уже на руки. Вот-вот их пальцы коснутся, еще чуть-чуть и маленькая брошь упадет на ладонь, обтянутую перчаткой. Совсем невидно — настолько далеко установлена камера. Однако брошь сверкает во всей красе.       Стук клавиши. Видео пошло.       Пальцы коснулись, брошь упала. А Адриан так ничего и не заметил. Он как стоял надо мной, так и стоит.       — Нет?       — Нет, — я почувствовала его напряжение. Ну раз не заметил, придется пересмотреть. Но это уже в последний раз. Я больше не выдержу.       — Смотри на руки. На брошь. На костюм.       Ползунок влево на пять секунд, опять трясущиеся руки Габриэля, опять падающая брошь. Не могу позволить Адриану не заметить очередной ошибки злодеев.       — Руки, видишь? Они должны быть не такими.       Адриан наклонился ближе. Его щека совсем рядом с моим ухом. Даже чувствую тепло его кожи. Он вгляделся в экран, так пристально и так долго. Я непроизвольно вдохнула запах его туалетной воды.       Слишком жарко. От него исходит невероятно много тепла. Дотронусь — обожгусь. Даже ненормально много. Пришлось преодолеть себя, чтобы собственной ледяной ладошкой не тронуть его лба. Такая температура уж точно не признак здоровья.       И его дыхание. Еле достает до кожи. До щеки, до шеи. Совсем чуть-чуть, но жара хватает, чтобы задохнуться. Совсем мало сантиметров, чтобы дышать полной грудью. Остается только пугливо замереть, чтобы не спугнуть. Чуть вправо, на сантиметр, может два, и его тепло, его горячая кожа. Шея, которая все это время, оказывается, была затянута тугим костюмом. Плечи, неизменно спортивные из-за бесконечных трюков с шестом. Ключицы, изредка несущие золотой бубен.       И он отпрянул. Как раз вовремя. Уж лучше сейчас, пока я полностью не погрязла в сумасшедших и грязных мыслях, совсем эгоистичных, по сравнению с самим образом Адриана, всегда жертвенно и самоотверженно вытаскивающего меня из любой тягучей лужи. Эгоистка по сравнению с ним. Когда он на грани срыва, думаю только о невероятно притягательной теплоте его кожи.       — У него… так руки трясутся. Я… давай еще раз перемотаем.       Я ничего не могу с собой поделать. Я знаю, что опять вгоняю себя в депресняк, из которого долго не могла выбраться, но когда у него так дрожит голос, когда он просит меня перемотать, когда он наконец не стесняется стоять так близко ко мне… Как отказать?       Перемотала.       Снова брошь вкладывается в руку Коту. Я ведь могла догадаться. Я ведь могла предотвратить это все. Просто посчитала, что Кот сам разрулил всю ситуацию. Я была так горда за него. Он сам разрешил проблемы, позволил мне не думать о броши. Я решила, что достаточно правильно оставить брошь мотылька у Кота. Хранить все талисманы при себе опасно.       А оказывается, я снова понадеялась зря. Оказывается, Кот ничего и не делал, а Габриэль (такой же дурак) еще и отдал талисман прямо в руки злодею. Хотя обещал содействовать героям. Оба друг друга стоят, и теперь стало довольно понятно, откуда ноги растут. Яблоко от яблони.       Треугольник в центре экрана.       — Когти? Когти, да? И узор. И на плечах тоже. На костюме вообще узора нет, Маринетт. На костюме узор должен быть. Вот такой, — он поковырял что-то на руке. — И по всему костюму, как… узор. И когти еще на перчатках. Я-я… А бубенчик? Посмотри на бубенчик! Почему он такой? Он не должен быть таким ровным. У него там полосочка. И на плечах тоже должно быть… Маринетт…       Адриана переполняли эмоции. Он говорил с придыханием. Слова выскакивали раньше, чем он успевал о чем-нибудь вообще подумать. Я готова была обнять его и расплакаться, как в самый первый просмотр записи. Солнце. Похож на красивое, пушистое солнце, которое устало светить.       Я молчала до тех пор, пока Адриан совсем не умолк. Он продолжал быстро-быстро дышать, но теперь просто смотрел в экран.       — И ты прав. Тебе должны были показать эту запись первому.       — Но вы тогда еще не знали. Про меня. Как бы вы меня нашли?       Нашли бы, Адриан. Хаха.       — Ну почему? — он вдруг резко отпрянул от кресла. Я обернулась. — Почему он не мог просто со мной поговорить? Понимаешь, насколько раньше мы бы поняли, что талисман утерян? Столько времени потеряли, Маринетт!       Он помолчал-помолчал. Потер лицо двумя руками, помассажировал глаза и вдруг сказал:       — Хотя ты ничего не знаешь. Ну конечно, не знаешь. Я в полной жопе, Маринетт. Я Черный Кот. Да, я Черный Кот. И я знаю, что ты знаешь. Но блин, Маринетт, я устал. Я не справляюсь. Я не хочу быть Черным Котом. То, ради чего вы так с Альей старались, бессмысленно, — он замолчал на какое-то время. А я также замерла, как и сегодня после его дурацкой угрозы у реки. Дождалась, когда он продолжит говорить. — О… Маринетт, — с придыханием. — Маринетт. Моя Маринетт… Как я забыл.       Меня передернуло. Не называй меня так.       — Ты сможешь! Ты точно сможешь. Я знаю, что ты справишься лучше меня. Ты умная, смелая и добрая.       Мне это не нравится.       — Ты о чем?       — Кольцо, — он поднял руку. Кольцо блеснуло на свету лампочки.       — Дурак? — меня это взбесило до чертиков. Я даже с кресла поднялась. — Я этого не слышала, Адриан.       — Но Маринетт!       — Нет, Адриан, и чтобы ни слова больше о чем-то подобном! — я схватила его за плечо и грубо вывела из комнаты. Набрав в легкие побольше воздуха, крикнула: — Плагг! Проследи за своим идиотом!       И закрыла прямо за Адрианом дверь.       Жаль, так нельзя было сделать в образе Ледибаг. Просто грубо бы ему отказала и дала пинка под зад, чтобы больше не думал ни о чем подобном. Такое я могу себе позволить только в образе Маринетт. Потому что ко мне, как к Маринетт, Адриан относится совсем не так, как к Ледибаг.       Ну и Коту мне отказать сложнее, чем Адриану. Хотя сейчас уже разницы никакой нет. Главное, что между нами стало одной тайной меньше, и теперь можно просто укутаться в одеяло и пролежать так до конца вечера, устроив себе перерыв на несколько часов раньше обыденного.       За захлопнутой дверью послышались тихие чужие голоса и топот ног. Неужели Хлоя пришла именно в тот момент, когда подниматься с кровати мне хотелось меньше всего на свете?