***
Черный автомобиль уже стоял у ворот. Второй такой же черный подъехал немного позднее. Хлоя не попрощалась. Она тоже не любит такие ужины. Месье Буржуа наоборот еле сошел с крыльца — никак не мог проститься, добавляя никому не нужные заметки к прошлой теме разговора, о которой уже все забыли. — Натали, — окликнул я ее сразу же после закрытия дверей, пока она не убежала в кабинет. — Мне нужна помощь с химией. Без нее я с ней не разберусь. Нет сил в таком состоянии сидеть еще и с домашкой. Она обернулась назад и что-то сказала. Я услышал только конец: — … еще трансляцию выключать, систему настроить… И закрылась в кабинете Габриэля. Я так понял, с химией она не поможет. Тогда к черту эту химию. — Я могу тебе помочь, — вызвалась Маринетт. Я мотнул головой. — Пойдем лучше поиграем. Вчера должно было обновление выйти. Кажется, добавили два новых оружия и бойца…Часть 25
29 сентября 2022 г. в 23:23
Натали поймала меня перед входом в зал. Хлоя, как оказалось, уже пришла, стол давно накрыт, а месье Буржуа с Габриэлем уже провели светскую беседу, как выразилась Натали.
— И где Маринетт? Она уже должна быть готовой. Они требуют, чтобы… Она в комнате? — она всегда так нервничала. Да, Натали беспредельно спокойна, но не при гостях. Особенно если в качестве гостей люди, играющие немаловажную роль в жизни Габриэля. Бегала туда-сюда, будто нервная проверка мелочей каждую божью минуту должна непременно помочь приему. Складка на моей рубашке или, того хуже, не выверенные под линеечку вилки и ложки на столе бесповоротно испортят вечер. Что уж тут говорить о Маринетт, которая опять опаздывает. Конец света.
Натали хотела мне сказать, что новые охранники требуют присутствия абсолютно каждого, кто находится сейчас в особняке. Исключением, я так понял, является только Дина. Стой она в зале, некому было бы выносить еду.
Как оказалось позже, охранники следят не только за жителями особняка. Одна пара стоит у входа в зал, другая — за кухонными дверьми. К слову, эти охранники даже частично не похожи на тех, с кем приходилось бороться в отеле Буржуа. Это кто-то из другой организации, оттого и вывод — это люди, следящие за порядком в целом, а не охраняющие семью Буржуа.
Я приветливо улыбнулся Андре, выкинул пару вежливых слов, мол невероятно рад встрече, поздоровался с Хлоей и уселся за стол. Все, как всегда. Такие ужины постоянно начинались одинаково. Сухая доброжелательность, нацепленная на лицо только для того, чтобы не выслушивать от гостей ряд отборных ругательств о хамстве и невоспитанности. Да, месье Буржуа даже не подумает об этом. Его характер просто не позволит ему отчитать меня, тем более при Габриэле. Однако скажи я ему, насколько неудачно он выбрал время для совместного ужина, Буржуа бы весьма огорчился и предложил бы Габриэлю перенести их дела на неопределенное время. А за подобное меня не грех и с дома согнать.
К слову, нормы разговорного этикета вместо меня нарушили Маринетт с Хлоей. Они в этом, так скажу, неподдельные мастера.
— Здравствуйте, месье Буржуа, — двери за Маринетт с грохотом захлопнулись. Габриэль выронил вилку. — Не знаю, помните ли вы меня. Я Маринетт… Дюпен-Чен. Из кондитерской лавки. Все спросить хотела, просто возможности никак не подворачивалось. Если уж вы не против, сейчас спрошу, пока можно. Помните, вы заказали когда-то те булочки? Ну… одну партию с клубникой, а другую — с корицей, кажется. Мама приготовила их как раз по новому рецепту. Она все собиралась спросить, но не успела… — она сделала длинную паузу, не отводя взгляда от Андре. — Как вам? Понравились булочки?
Я испугался, что Габриэль сейчас грубо остудит ее любопытство. Он сидел неподвижно. Статуя. Заледеневшая фигура некогда эмоционального человека. Произведение художника, которое когда-то было живым. Смотрел на нее, слушал, не моргнув, а Маринетт даже не взглянула на него. Так… какое-то пятно в боковом зрении, не стоящее ее внимания. Мне хотелось закрыть лицо руками и не открывать до конца вечера.
Месье Буржуа тоже молчал. Он ей улыбнулся, но ничего не ответил. Его рот был набит салатом.
Сказала Хлоя.
— Кто вообще пустил тебя сюда? Почему я должна сидеть за столом с какой-то бездомной, которой нечего больше обсудить, кроме как булочки с клубникой? Ты зачем пришла, Дюпен-Чен? Здесь тебя никто жалеть не будет.
Когда у всех вокруг одна нервотрепка с этим гребаным ужином, кучей охраны и слежкой по видеокамерам, у этих двоих даже капли волнения на лице не заметить. Им абсолютно плевать на напряженную ситуацию в принципе.
В подтверждение моей мысли Маринетт рассмеялась, пользуясь молчанием Габриэля.
— Ждать от тебя сочувствия? Конечно. И прошу меня извинить, обращалась я к месье Буржуа.
Ну нет. Их очередному спору на этом ужине уж точно не место. Ни у кого нет настроения выслушивать их взаимные оскорбления.
— Да, Маринетт, булочки были очень вкусными, — сказал Андре, дожевывая. Разволновался уж.
— Эти булочки были самыми ужасными, — перекрикнула отца Хлоя. Ее ладонь рухнула на стол с громким шлепком. — Клубника была совершенно невкусной. Где ты ее купила? На рынке, да? А корица? Это ж еще нужно было постараться найти настолько дешевую упаковку… В супермаркете небось она шла по скидке. Противнее булочек я в жизни не пробовала. Папа тебя просто обманул.
Маринетт нахмурилась. Все. Это конец. Сейчас Габриэль сорвется.
— Знаешь, выбирая между мнением постоянного покупателя и мнением одноклассницы, у которой от нехватки нервов сносит крышу и которая не поленится обсыпать с пустого места оскорблениями, я выберу первое, — Маринет даже покраснела от такого количества слов, произнесенных без вдоха.
Мне некуда было себя деть от стыда. Разве она не понимает, что Хлоя ее слов не слышит? Как бы она не выкручивалась, какие бы подковыристые аргументы бы не искала, как бы сильно ей не нравились фразы с сайтов «Хамить красиво», до Хлои это не дойдет: она будет гнуть свою линию до последнего.
— Маринетт, — шепнул я, не выдерживая этого напряжения. К слову, я остался незамеченным.
— Это что? Твои жалкие попытки вывести меня на эмоции? Дюпен-Чен… Ха-ха, такое убожество в принципе неспособно на что-то большее, чем на несдержанность и вялые аргументы.
— Хлоя, перестань, — уже больше, чем просто шепот. Это все похоже на шутку. Габриэль и Андре должны были обсудить что-то очень серьезное. Такое количество охраны просто так бы не заказали. Видеокамеры бы не ерзали из стороны в сторону с периодичностью в минуту. Никто не должен был слушать перепалку Маринетт и Хлои. Это должен был быть спокойный, скучный и тихий ужин, во время которого говорили бы только взрослые. Дети — прикрытие. Дети — символ обыденности. Мы нужны здесь для того, чтобы молча посидеть и притвориться, будто Андре и Габриэль правда собрались за обычным дружественным ужином.
— Я же говорю, — улыбнулась Маринетт, — ничего, кроме пустых оскорблений. В этом вся Хлоя.
— Горячее еще не скоро принесут, — Габриэль негромко стукнул вилкой о тарелку. Движение казалось случайным, хотя таковым оно не являлось. Габриэль не имел привычки шуметь. Его в принципе за столом не слышно. Никогда. Как бы неопрятно он не ел, никогда столовые приборы друг о друга не скрипнут. Сейчас он просто хотел привлечь внимание. Специально даже повысил голос. — Андре, предлагаю удалиться в кабинет, чтобы обсудить твой вопрос.
Тишина осела мгновенно. Габриэль аккуратно поднялся со стола и бесшумно развернулся в сторону двери, кивая охранникам, мол они могут последовать за ним. Месье Буржуа подскочил не сразу. Он даже не понял ничего, как оказался уже в дверях с салфеткой в руках. Казалось, он не контролирует свое тело. Совсем уж неуверенным он выглядел.
В зале остался только один охранник. Молодой мужчина, новенький походу, в черной форме с желтой эмблемой у сердца.
Тишину в комнате разбавлял негромкий шум посуды на кухне. Даже не верится, что Дина смогла в одиночку справиться со столом, с которым еле справилась бы в ресторане команда поваров. Мне оставалось только слушать перестук тарелок за дверьми, потому что за столом ничего интересного не происходило. Маринетт и Хлоя молчали.
Хлоя сидела напротив меня. Ее тарелка наполнена салатом, кусочком ветчины и одинокой оливкой. Казалось, будто к еде она даже не притронулась. Зато уже во второй раз набирает в бокал апельсиновый сок и залпом его отпивает. И стоило бокалу коснуться стола, как пристальный взгляд Хлои упал на меня. Даже не упал. Зацепился. Схватился намертво. Ее зрачки были узелком ниточки, протянувшейся до моих глаз, а по этой нити она намеревалась перекатить мысли, которые я безоговорочно должен прочитать. Не понимаю я, чего она от меня хочет. Даже еле заметный прищур ей не помог.
Я в легкой панике перевел взгляд на Маринетт. Вдруг Хлоя что-то сказала мне, а я пропустил это мимо ушей!
Маринетт, оказалось, смотрела на меня не менее прожигающим взглядом. И тут меня осенило. Также внезапно, как Ньютона. На мою голову свалилось тяжелое яблоко, заставившее меня вспомнить, для чего вообще меня Хлоя поймала сегодня в коридоре.
Я встал. Хлоя и Маринетт выдохнули. Я в последний раз оглянул их, увидел на их лицах совместную облегченность, сдержал в себе порыв спросить, не подстроили ли они все, и достаточно громко объявил, что должен удалиться в уборную.
В прихожей гораздо холоднее. За спиной люди, тепло, запах еды, а здесь сухость, запах моющего средства и совсем мрачная, пустая белизна стен. Картина на втором этаже совершенно точно передавала угрюмость прихожей.
В уборную я не пошел. Решил последовать указаниям Хлои. Я знаю, что это неправильно, и знаю, что так поступают люди, подобные Габриэлю, которые любят протискиваться сквозь личные границы без чьего-либо ведома, но Хлоя впервые за много лет попросила меня о какой-то услуге. Отказать я не смог. Тем более за мной не следят, как она и сказала. Охранник в зале даже не взглянул на меня, что уж тут говорить о его обязанности убедиться в верности моих слов. Горилла, кстати, даже месье Буржуа — человека, ни разу не подставлявшего нас, — проводил со стола вплоть до двери туалета, дожидался его и отводил назад. Неужели сейчас охрана вправду не считает меня угрозой порядку? Будто та же Хлоя сможет натворить дел похуже, чем я. Или Дина, вымывая кружки, может затеять что-то гораздо сокрушительнее, чем треснувшая крышка сковороды от мытья холодной водой.
Дверь кабинета была закрыта. Как бы я не прислушивался, тихие голоса взрослых так и оставались тихими голосами, не формировавшиеся в отдельные слова. Только боль в правом ухе от столь тесного контакта с дверью заставила меня отпрянуть и найти другой способ подслушать.
Дверь я не открою. Нет. Как бы незаметно я это не сделал, Габриэль заметит сразу же. Не знаю, о чем думала Хлоя, когда просила меня это сделать. Вот как теперь их подслушать? Через стаканчик? Ага, конечно, сейчас только вернусь в зал, Плагг, не говори ерунды. Помог бы. Нет. Тебе только спать.
Я огляделся. Я знаю, что камеру над дверью кабинета собирались починить еще в прошлом месяце. За мной сейчас никто не наблюдает, камер и охранников нет. Тогда можно…
Под рубашкой в кармане сопел Плагг. Я аккуратно достал его. Он демонстративно уперся мордочкой в ладонь, чтоб я оставил его в покое. Но, Плагг, сейчас так не получится. Единственный вариант подслушать — вспомнить наш с Ледибаг первый совместный визит к Габриэлю и повторить все то же самое, но гораздо тише и непримечательнее.
— Нет, — сонно пробормотал он, закрывая лапками уши.
— Это очень важно. Всего несколько минут. Потом я разрешу тебе поспать в моей комнате одному.
Плагг не отреагировал.
— И можешь доесть оставшийся сыр. Завтра утром куплю тебе еще.
Он открыл глаза. Я улыбнулся.
На улицу выбраться я смог бесшумно. Стоя на шесте и с уголочка заглядывая в окно, я остался незамеченным, хотя окно было открыто нараспашку.
— Но ты все равно готов всем рискнуть, чтобы вернуться к посту? — единственным освещением в комнате была настольная лампа. Лицо Габриэля не видно. На свету блестели только три волосинки Буржуа. Все остальное — мессиво из теней и рефлексов, кое-как разбивающие пятна на формы. — Тебе не кажется это верхом идиотизма?
— Габриэль, — почему его голос такой дрожащий? Буржуа ведь был главой столицы! Это Габриэль должен бояться его, а не наоборот. — Это единственный способ! Если ты согласишься, наши дела пойдут в гору. Только представь, сколько у тебя будет заказов!
— Какие заказы? Ты слышишь, о чем говоришь?
Габриэль начинал злиться. Я только сейчас заметил охранника у входа. Он прочистил горло, недвусмысленно намекая Габриэлю не нервничать. Тому ничего не оставалось, кроме как покорно вздохнуть.
— Компания «Агрест» заказы не принимает. Скажи своему заказчику, пусть ищет другого дизайнера. Мне его помощь не нужна.
— Н-но Габриэль, — Буржуа не унимался, — где твоя компания сейчас? Посмотри! Это такой шанс выбраться из долгов! Я верну твою команду на это время, вы выполните заказ, а на полученные деньги выплати им зарплату. Они вернутся. С ними у тебя получится закончить коллекцию. И только представь, насколько велика вероятность выстрела! Работы там на какие-то жалкие пару недель. Пару недель, Габриэль, и у тебя команда, довольная начальником, охранник, бухгалтер и секретарь. Никто больше не уволится. Все будет так, как было раньше. Взамен тебе всего лишь надо мне помочь.
Габриэль молчал. Пока брови мои медленно ползли вверх от осознания пагубности ситуации, Габриэль набирал воздуха в легкие, чтобы собрать достойный ответ.
— Меня не устраивает участие детей.
В тишине комнаты поверх кричащих сверчков фраза Габриэля оглушала. Вводила в ступор, я бы сказал. Что значит «участие детей»?
— Но без них никак.
— Они еще дети, Андре. Не забывай, что им всего по шестнадцать.
— Это нам на руку. Маринетт воспользуется его доверием, а Хлоя — доверием его дочки. Тогда он не сможет…
— Андре, я сказал! — я испугался. Его крик был неожиданным. Настолько неожиданным, что мне пришлось приложить усилия, чтобы устоять на шесте. — Детей не впутывай, — уже поспокойнее.
Месье Буржуа, кажется, обиделся.
— Они и так уже впутаны, — совсем по-детски сказал он, поднимаясь с кресла. Мне пришлось спрятаться. Ширк когтями о стену — и в комнате воцарилась тишина. Этот шорох был слишком громким на фоне тишины. Сердце мое ухнуло в пятки, горло высохло мгновенно, кашель уже стоял в глотке, намереваясь вырваться наружу. Ширк шестом о бетон — за спиной у уличных ворот заворочилась охрана. Их голоса утихли, а головы закрутились. Неужели настолько тихий звук смог привлечь их внимание?
Один из охранников обернулся назад. Пару мельчайших мгновений и его глаза предположительно зацепились за меня. Сердце с пят вернулось на место, забившись в разы быстрее. Я искренне надеялся, что в темноте двора заметить черноту моего костюма будет сложно. Надеялся на это даже в тот момент, когда выехавшая из-за поворота машина осветила меня светом фар. Да и подозрительная тишина в комнате надежду мою не стерла.
— Эй! — крикнул охранник. Наверное, не мне. — Эй ты!
Нет, все-таки мне.
Я же Черный Кот! Разве обязан я им объяснять, почему нахожусь под окном бывшего Бражника? Я, проглотив ком в горле, украдкой заглянул в окно. Месье Буржуа в комнате не было. Охранник стоит у открытой двери, ждет, когда выйдет Габриэль. А Габриэль не выходит. Смотрит в окно. Не на меня. Наверное. Я бы понял, если бы он меня заметил.
Тем не менее с шеста я спрыгнул в ту же секунду. Под неопределенные возгласы охранников сзади я зацепился за выступ подо мной и выпрыгнул на крышу, спрятавшись от чьих-либо глаз. Я чувствовал пульс на шее. И непреодолимое желание откашляться.
Буржуа вышел из кабинета. Значит, он уже идет в зал. Значит, Габриэль тоже идет. И значит, мне нужно проскочить в зал так, чтобы он не заметил.
Времени нет. Я спрыгнул с другой стороны крыши, наконец раскашлялся и шестом оттолкнулся от плитки, чтобы залететь в окно комнаты Маринетт. Она ближе всего к лестнице. Дверь открыта. Я трансформировался и выпрыгнул в коридор, даже не оглядевшись. Думал, надо спешить. А вот если бы мне не повезло, и я наткнулся бы на взрослых прямо на выходе из комнаты? Что, если бы месье Буржуа вдруг не вздумалось вернуться обратно в кабинет? Что тогда было бы?
— Я в комнату, — буркнул Плагг сонным голосом.
Я влетел в зал запыханным. Получил внимание со стороны каждого присутствующего и пользовался этим вниманием до тех пор, пока не уселся на свое место.
Хлоя молчит, Маринетт молчит. Дина спешно раскладывает горячие мясные блюда. Все совсем не вяжется с моим бешено бьющимся сердцем. Я мог попасться, меня мог заметить охранник. Или одна из камер уловила бы, что вышел я далеко не из уборной. Или Габриэль… Ужас.
Хлоя с Мари перестали на меня смотреть, когда дверь за мной открылась снова, впуская Габриэля и Андре в сопровождении охранника. Я не обернулся. Мне слишком страшно туда смотреть. Я был благодарен ногам, что сижу сейчас за столом. Я был благодарен рукам, что они держат вилку. И только глаза подводили. Это страх, это бывший, снова взбушевавшийся страх, который отяжеляет веки, сгоняет с лица краску, связывает руки и сжимает в тисках глотку, не позволяя дышать. Опять тишина обеденного зала, опять шаги с гулким стуком каблуков, опять тяжелое дыхание, вводящее в сюрреалистичное состояние: а вдруг мне это кажется. Знаю, что не кажется, но все слишком нереальное. Все снова опустилось в одни чувства и ощущения.
Голоса взрослых доносились словно через плотную пелену, пока скрип вилки о тарелку не вернул меня обратно, к столу. Я поднял глаза сначала на вилку. Та вилка, которая скрипит только для привлечения внимания. Потом на руку. Белый пиджак. И только в последнюю очередь на лицо. Габриэль что-то говорил Андре. Его подбородок, его нос смотрят прямо, но глаза… только на одно мгновение, на мельчайшую долю секунды метнули взгляд на меня.
Хватит, хватит, говорил я себе. Только и думал о том, что бояться мне его нельзя. Он ничего для меня не значит. Он больше не авторитет.
Я снова поднял на него глаза. Больше не было того мимолетного взгляда, но мне все равно казалось, что Габриэль опять вернулся к бывшему образу отца, который постоянно подозревает меня в хранении секрета. И все же… У меня температура. Короткий взгляд ничего не значит. Просто мой мозг сам вырисовывает картины, путая меня. Параноик.
Натали все это время была на кухне. Не знаю, что она там делала, но вышла она как раз к тому моменту, когда Габриэль и Андре обсуждали рабочий персонал. Место рядом с Хлоей пустовало. Немудрено, что Габриэль разрешил сесть Натали именно здесь.
Говорили насчет Гориллы. Говорили про старика-портного и его рабочую команду. Зато не говорили про заказчика.
Я уже не хочу.
Сидеть вот здесь, делать вид, будто у меня есть аппетит, пить холодный сок, чтобы температура не проявлялась на лице красными пятнами, жевать из раза в раз все, что попадется под руку, чтобы не кашлять. Хлоя под столом скучающе болтает ногой, изредка задевая меня. Маринетт обходит взглядом весь стол, все равно выбирая то же мясо, кусочек которого брала минуту назад. Габриэль опять со своей прямой спиной и высоко поднятым угловатым подбородком городит какую-то дружескую чушь по поводу увольнения Андре. Месье Буржуа в свою очередь весьма искренне отнекивается от сожаления, убеждая Габриэля в непродолжительности собственного решения. Натали единственная, кто меня понимает. Она также мотает головой от одного человека к другому, играя роль активного слушателя. Никто из нас даже не вспомнит, о чем говорилось минутой ранее, потому что интересная беседа закончилась еще на том моменте, когда Габриэль и Андре вышли из кабинета. Сейчас же это наигранная и лицемерная ложь. Реалити-шоу, в котором главные герои не мы. Массовка, ненужная атрибутика. Мы те, за которыми вынуждены следить, потому что кое-кто собственными руками стер свои же личные границы, впуская в дом группу незнакомых людей и давая разрешение на передачу записей с камер сторонней организации. А теперь мы вынуждены тщательно подбирать слова, чтобы не набрать на себя же нехилый компромат.
Наверное, я просто устал.