____________________
“Но мужчины зачастую путают месть и убийство во имя справедливости. У них редко хватает мужества для справедливости.”
— Роберт Джордан, Великая Охота
____________________
— А здесь мое любимое место. Мидория махнул в сторону принтера и ксерокса, стоящими рядом друг с другом у стены, напротив окна. Тодороки тупо поглядел на них, провел пальцами по одной из рычащих машин. — И что тут такого особенного? — Посмотри в окно. Тодороки подчинился и направился к окну, обойдя оргтехнику, он выглянул наружу, руками опершись на раму. Глаза его посветлели от узнавания, когда он заметил кафе внизу. — Там мы впервые встретились. — Строго говоря, впервые мы встретились возле дома Ямазаки, но, в принципе, можно сказать, что это было в кафе. Тодороки взглянул на него через плечо: — Не удивлен, что ты меня поправляешь. — То есть? — В твоем характере — быть точным. Мидория даже задумался, было ли это оскорбление или же комплимент. С каменным лицом Тодороки он, скорее всего, никогда не поймет. — Что же, только нижний этаж тебе не показал, потому что он на ремонте. — Слышал в новостях, да. Крайне прискорбно. И снова Мидория не понял сарказм это или все-таки сказано искренне. Решив устроить тест, он позволил Тодороки провести их обратно в кабинет. Он быстро понял, что профессиональный герой уже запомнил план здания и вел их верными коридорами, хотя и выглядящими совершенно одинаково, или же он, возможно, ориентировался по редким картинам на стенах. Они в рекордное время дошли до офиса, темп Тодороки был настолько быстр, что Мидории приходилось буквально бежать за ним. Остальные пятеро членов команды уже находились на месте, приветствуя их на входе. И пока Тамакава отозвал Тодороки, Мидория устроился за своим рабочим местом и быстро осмотрел бумажки с заданиями, выданными ему Тсукаучи. Излишне говорить, что в каждом из них фигурировало слово “список”, однако одно привлекало внимание. Список подозреваемых по делу Судьи. Было в этом что-то веселенькое — обвинять других людей в его собственных преступлениях. Честно говоря, Мидория никогда не думал о том, чтобы кого-нибудь подставить, и не потому, что уверился в своей неуловимости, он просто еще не продумывал настолько далеко. Что же, пора за работу. Не успел он даже открыть браузер, как словно ниоткуда появился один пронырливый детектив. — Тодороки отлично вписался, не думаешь? Мидория согласно хмыкнул, не отрывая при этом пальцев от клавиатуры. Было, конечно, невежливо, но Тсукаучи вроде бы не обиделся, а настаивал на продолжении разговора. — И какое у тебя мнение о нем? Может он стать хорошим детективом? — Думаю, может. У него логический склад ума, — сказал Мидория, походу подумав, что фраза больше похожа на комплимент Тодороки. — Рад, что вы решили разногласия. Мне кажется, вы будете отличной командой. — Почему вы так думаете? — Тодороки прежде всего профессиональный герой, он натренирован сражаться и ловить явных преступников и злодеев. А ты, напротив, обладаешь достаточным интеллектом вычислять и находить их. Успела пройти целая секунда, прежде чем Мидория продолжил печатать: — Не предполагал, что вы обо мне такого высокого мнения. Тсукаучи вздохнул: — Мы с тобой не возвращались еще к тому разговору, когда ты ушел, но мы не можем делать вид, что его не было. Мидория-кун, я прошу прощения, если я заставил тебя думать, что я ненавижу тебя или смотрю свысока. Дело Судьи высасывает все мои силы, из-за чего мне иногда не хватает терпения, но это не причина игнорировать или принижать тебя. Мидория ждал продолжения, но, видимо, принял желаемое за действительное, потому что детектив больше не издал ни звука. Мидория повернулся на стуле и увидел какой у Тсукаучи подавленный вид. — Я тоже прошу прощения, что перешел тогда все границы и прервал вас. Склонив голову, Тсукаучи спросил: — Ты ведь скажешь мне, если тебя что-то еще будет беспокоить, да? — Мидория молчал, поэтому он продолжил.— Нет, похоже мне ты не скажешь, я все-таки должен завоевать твое доверие, но кому-то ты сообщишь? Ты не можешь держать все в себе, Мидория-кун. Тебе нужно поделиться с кем-то своими переживаниями. — Я скажу, — всегда могу поговорить с Шигараки. — Вот и славно, — просиял Тсукаучи. Но его слабая улыбка подрагивала, а вскоре вообще исчезла, разрушилась словно карточный домик. Мидория отвернулся и предпочел сосредоточиться на составлении документа. Тсукаучи, расстроенный таким коротким разговором, отошел к Тамакаве. Перекинувшись парой слов, они вместе покинули кабинет. — Ваши отношения с Тсукаучи кажутся напряженными. Мидория уже даже не вздрогнул как от прямолинейности Тодороки, так и от его неожиданного появления. Немного пугало, что он так быстро привык к непредсказуемости профессионального героя. — Не кажутся. Такие и есть. — Понимаю. Похоже, Тодороки понимал то, что самому Мидории явно не дано. — И тебе не нужно быть постоянно начеку, когда я рядом, — продолжал тот. — Мы же теперь коллеги. Несмотря на сказанное, Мидория не считал возможным расслабиться. Отнюдь, он подобрался еще больше, тем более его настороженность была замечена. Пожав плечами, Тодороки плюхнулся не стул и развернулся, оттолкнувшись ногами. — Делай как знаешь. Но а я расслаблюсь, не против? — Нет, — ответил Мидория, но в его голосе сквозила неуверенность. — Я слышу осуждение. — Просто не думал, что ты умеешь расслабляться. Тодороки хмыкнул: — О тебе могу сказать то же самое. На самом деле, я до сих пор не уверен в этом. Поверю, когда увижу своими глазами. Мидория закатил глаза, а потом открыл в браузере новую вкладку, точно зная, что Тодороки, не отрываясь, следит за ним, ждет чего-то. Сперва было как-то наплевать, но потихоньку нервы начали сдавать, заставив его окончательно отвернуться от Тодороки. — Я работаю. Тебе тоже стоит. — А я и так. Тсукаучи попросил приглядеть за тобой. — Я не ребенок или лабораторная крыса, — прошипел Мидория. — Нянька мне не нужна. — Если интересно мое мнение, он больше смотрит на тебя, как на спящий вулкан, скоро готовый взорваться, — встретив взгляд Мидории, он пожал плечами. — Вулкан намного опаснее ребенка. — Ты сильно отличаешься от того, каким я тебя представлял. Тодороки моргнул, на его лице промелькнула недоверчивость: — Ты представлял меня? — Не в том смысле, — быстро среагировал Мидория. — Как партнера. Партнера по бизнесу. Коллегу. — Понимаю. Вот поэтому Мидория и не любил взаимодействовать с такими, как он. Прочистив горло, Тодороки спросил: — Как далеко, по-твоему, продвинулось дело Судьи? — Разве Тсукаучи не объяснял? — Объяснял, но хочу послушать тебя. — Да все просто, правда. Мы провели несколько стандартных исследований, проконсультировались с тобой по поводу убийства Ямазаки и, уверен, Тсукаучи и Тамакава уже говорили с подружкой Шимомуры. А, и еще мы получили письмо с угрозами, предположительно от Судьи, но лаборатория сгорела до того, как мы сумели его проанализировать. Так что, сам понимаешь, мы открыты для идей. — Что насчет мотива? Мидория указал на диаграмму связей Тсукаучи: — Это как-то связано с теми надписями “виновен”. Он обвинил жертв в чем-то, поэтому и убил. — Мужчины зачастую путают месть и убийство во имя справедливости. У них редко хватает мужества для справедливости. — Что ты сказал? — Я сказал… — То есть, если твою мать убьют, и никто ничего не сделает, хотя могли бы, то ты тоже будешь сидеть смирно? Мидория не ожидал, что лицо Тодороки так потемнеет, а взгляд станет пустым, словно он одновременно и здесь, и где-то очень далеко, куда так просто не добраться. Тодороки провел рукой по волосам, смешивая белые пряди с алыми. — Буду, — прошептал он. Мидория переварил полученный ответ и холодно ответил: — Да, ты очень сильно отличаешься от того, каким я тебя представлял. — Ты должен понимать, что утолять свою жажду мести убийством, не принесет в итоге ничего, кроме еще большего насилия, — вздохнул профессиональный герой. — Поэтому закон запрещает убийства и… — Но это же твоя мать. Ему казалось, что такой аргумент способен убедить Тодороки, но, напротив, он увидел, как обычно спокойный герой готов уже сорваться. Это было так внезапно, что Мидория почувствовал, как у него перед лицом резко захлопнулась воображаемая дверь. — Попрошу тебя воздержаться от упоминаний о моей матери. — Что, ты только что осознал свою трусость? — Трусости в нежелании убивать нет. Я предпочитаю действовать как человек, а не как безумный зверь. — Выходит, у тебя нет чувств. Словно снежный король. Тодороки уставился на него, неестественно выпрямившись на стуле: — Не называй меня так. — Я задел тебя за живое? Профессиональный герой, однако, не заглотил наживку, отвернувшись к своему компьютеру. Он явно собирался игнорировать Мидорию, но последний наклонился к нему, руки случайно задели спинку стула. Время переворачивать столы, так что Мидория собирался воспользоваться выпавшим шансом по максимуму. — Но ведь Снежный Король отличное прозвище для половины тебя. А как обозвать вторую? — Никак меня не обзывай. — Мне стоит называть тебя Шото. В конце концов, это же твое геройское имя, так что ты обязан на него реагировать, когда тебя им позовут. Хотя, это же одновременно и твое настоящее имя. А разве это не высокомерно? — Ты ищешь ссоры? Потому что такими темпами она неизбежна. Мидория пожал плечами, проигнорировав предупреждение Тодороки: — Ну, ты хотя бы не стал зваться Старатель-младший. Стул Тодороки жалобно скрипнул, когда тот вскочил с места, сжав кулаки. Он не смотрел на Мидорию, собирая бумаги, разложенные возле компьютера, полностью сосредоточившись на задаче. А потом, вместо того, чтобы аккуратно положить их, он с громким хлопком бросил пачку на стол, звук был такой, словно ударили хлыстом. — Разговор окончен. — А мне только-только стало весело. Тодороки остановился и развернулся, отступив от него. Мидория счел его лицо сейчас просто очаровательным. Тодороки всегда держал проявления своих эмоций в узде. Он показывал гнев слегка поджатыми губами, разочарование — блеском в глазах, интерес — наклоном головы, умиротворенность — расслабленными плечами… но сейчас у него на левом виске пульсировала жилка, зубы были сжаты, словно он пытался удержать свои мысли, а все его тело просто застыло напротив Мидории. — Значит, так ты развлекаешься? Играя с людьми? Его сузившиеся глаза смотрели крайне сердито. Мидория уже видел похожее выражение на его лице, но такие эмоции озаряли его впервые. Он словно плавился от раздражения, но Мидория мог бы поклясться, что никакой из его ехидных комментариев не высвободил тот настоящий кипящий внутри гнев. Если Тодороки и правда было ведомо то отчаяние, что постоянно курсировало по венам Мидории, то значит, увиденное сейчас — только верхушка айсберга. Разве так уж плохо — хотеть большего? — Да, весьма занимательно видеть тебя настолько живым, — признался Мидория. — Освежает. — Выходит, так ты общаешься с коллегами? Если да, то я теперь понимаю, почему детективу Тсукаучи так сложно общаться с тобой. — Ему вовсе не сложно со мной общаться. — Ну да. Не ищи неприятностей. Тебе явно не хватит сил дать отпор. Вот так вот, все фантазии Мидории разлетелись вдребезги. Само собой, они с самого начала являлись лишь химерой, глупо было мечтать, что Тодороки понимает, через что он прошел. Да, внутри героя явно кипел гнев, Мидория не собирался этого отрицать, но исток данных чувств находился совсем не там, где его. Да и как бы такое могло случиться? Ведь Тодороки был всем, чем хотел быть Мидория. Он смотрел на него, и снова его отравляла черная зависть, желание поменяться местами с профессиональным героем, удушающая ненависть, впрочем, не к Тодороки, а к самому себе. — Думал, у нас перемирие, — проворчал Тодороки, — но если ты всегда так раздражающе себя ведешь, вежливыми друг с другом мы быть не сможем. — Это я, — парировал Мидория, широко раскинув руки. — Настоящий я. И мне любопытно, что ты скрываешь за этой холодной личиной? Губы Тодороки скривились, тень от сдвинутых бровей легла на глаза. С разочарованием Мидория отметил, что они снова стали безжизненными. Профессиональный герой просто ушел, молча, ни разу не бросив взгляд назад. Мидория откинулся на стуле, сплетя пальцы между собой. Люди довольно просты: каждое их действие имеет мотив, а мотивом является осуществление мечты. И когда раскроешь этот мотив, то поведение человека становится предсказуемым, ты можешь понять, что лежит в основе его личности. Характер Тодороки имел в себе множество граней и слоев, и Мидория не мог дождаться, когда раскроет их все.____________________
Когда Мидория зашел в штаб Лиги, он не заметил ни единой души. Очень странно, пускай он и заходил достаточно редко, он привык видеть Курогири за стойкой бара и Шигараки на диване, играющего в очередную игру. Мидория сел на другой диван, стоящий напротив, подтянув колени к груди. Он много думал, что ему следует делать, как Судье. Да, в последнее время он почти не занимался этим, сосредоточившись больше на своей фальшивой личине полицейского. Но все же, когда он жал руку Тодороки и слушал, как тот выбирает бездействие, а не поступок, Мидория понял, что не может все бросить. Безразличие стало отличительной чертой профессиональных героев. Но Мидория отказывался поддаваться этой болезни, что поразила в наши дни каждого героя. Он отказывался отпускать их, не исполнивших свой долг, без каких-либо последствий. Текущая ситуация, однако, была достаточно далека от идеальной. Убийству нужен мотив, а у Мидории он точно один из благороднейших. Еще ему нужна жертва, но и тут порядок: в голове крутился вполне приличный список имен. А вот чего немного не хватало, так это алиби, а также смелости довести дело до конца. Мидория вздрогнул, когда кто-то сел рядом с ним, сидение прогнулось под чужим весом. Он старался избегать рук Шигараки, которые тот довольно широко раскинул на спинке дивана. — Если хочешь убивать, заткнись. Это тебя выдает. — Я не заметил, что бормотал. — И не заметишь никогда. Тебе стоит бросить эту привычку, пока не набормотал лишнего в своем полицейском участке. Мидория развернулся, чтобы встретиться с Шигараки лицом к лицу. Он не мог одним взглядом передать мысли, роящиеся в голове, однако злодей, похоже, и так понимал, что бурлит у него внутри. — Ну что такое? Ты ведь до смерти хочешь мне что-то сказать. Мидория глубоко вздохнул, рассматривая свои руки. Их бледнота просто кричала о том, что они принадлежат нелюдимому человеку, чей единственный друг — экран монитора. Его неровно обкусанные ногти рассказывали историю про страдания и неуверенность, пропитывающие его разум. Многочисленные ушибы портили кожу, и хотя со временем они исчезали, Мидории казалось, что иные синяки остались с ним еще со школьной скамьи. А скоро эти самые руки будут убивать. — Я готов. Скажи, что делать. — Что сказать? — переспросил Шигараки. — Скажи, как проявить себя. Мидория мог бы поклясться, что на лице Шигараки, спрятанном за рукой, расцвела улыбка. — Отправляй свое письмо. Тебе ведь нравится играть с добычей, так что не упускай шанс развлечься. Если судить по двум прошлым придуркам, твоя жертва решит, что все это розыгрыш. И это даст мне шанс не убивать, подумал Мидория. — Способ убийства — это личное. У каждого свои методы. Тога, например, предпочитает оставлять повсюду кровь и кишки, а вот Даби сжигает дотла, чтобы останков было по-минимуму. — Это из-за их причуд, — заметил Мидория, не сумев подавить в голосе нотки зависти. — Причуды у тебя, может, и нет, но это ведь не значит, что ты ни на что не способен. Уверен, тебя в полиции учили, как выводить людей из строя, так что пользуйся этими знаниями и вот тогда начнется веселье. Мидория нахмурился, но не стал ничего добавлять. Он и до того поглощал книги по данному вопросу, ну, точнее по самозащите, поскольку книг по убийствам не существовало. Руки убьют, если их обвить вокруг чьей-нибудь шеи, сломать ее или задушить. Удары кулаками, локтями, коленями, ногами или даже головой могут вывести человека из строя на несколько секунд. Слабыми точками являлись голова, шея, живот, лодыжки… — Могу посоветовать только одно, малой: расслабиться. — Расслабиться? Шигараки резко схватил его за запястье, Мидория невольно отпрянул, прижимаясь к подлокотнику. Он ждал, что его плоть сейчас начнет рассыпаться пылью, но причуда Шигараки не активировалась. Все же Мидория осознавал, что после освобождения на его коже останутся уродливые красные пятна. Шигараки наклонился к нему, шепча: — Слышишь его? Но Мидория не слышал ничего за исключением собственного прерывистого дыхания. Он отрицательно потряс головой. Шигараки усилил хватку, заставив Мидорию вздрогнуть. — Твой пульс. Слышишь его биение? Да уж, сложно не почувствовать в груди и запястье свое сердце, особенно когда оно грозит разорваться к чертям. Шигараки же, наверное, чтобы подчеркнуть сказанное, поднес запястье Мидории к его уху. — Слышишь, как колотится, малой? — Д-да, — Мидория кивнул, не оставляя попыток отползти от Шигараки. — Но какое это имеет отношение к… — К убийству это имеет самое прямое отношение. Думай о нем, как о соревновании. Два сердца будут биться, каждое быстрее, как в гонке, но только одно пересечет финишную черту. Твоя же задача — убедиться, что именно ты победитель, иначе, уж поверь, твое сердечко будет трепыхаться куда круче, чем сейчас. Шигараки отпустил его столь внезапно, что Мидория едва не свалился дивана. Пока он пытался восстановить равновесие, Шигараки поднялся и подошел к стойке. Он налил два стакана воды, передав один Мидории. — Уже решил, кто станет жертвой? — Смотри завтрашние новости, — отозвался Мидория, принимая стакан. Злодей ухмыльнулся, поднимая свой: — До дна! Мидория молча сделал глоток.____________________
Тозава Анри Геройский псевдоним: Эрудиция. Причуда: Панмнезия (помнит абсолютно все, что чувствует, испытывает и переживает). Преступление: Долг чести. Объяснение: Тозава Анри, также известная как Эрудиция, будучи профессиональным героем обязана чтить свою профессию, оставаясь чистой перед законом и не совершая преступлений. (Полный список преступлений доступен по ссылке). С декабря 2011 и по сегодняшний день Тозава Анри использовала свою причуду не затем, чтобы служить обществу, но для причинения ему вреда путем участия в наркоторговле и контрабанде оружия. Закон беспристрастен и гласит, что ни один человек, будь то профессиональный герой или гражданский, не должен участвовать в подобной незаконной деятельности. Дальнейшее расследование подтверждает, что Тозава однозначно имеет связи с якудза, работает в качестве информационного брокера, использует причуду для обмена данными и управления сложной системой поставок (подробности доступны по ссылке). Таким образом, она не только запятнала репутацию профессии, но поставила личные эгоистичные нужды выше нужд общества, что является непростительным. Приговор: Виновна. Статус: Жива. Мидория сглотнул, опуская телефон в карман. Хотя Шигараки и советовал много не думать, невозможно было заглушить голос своего последовательного разума, который просто молил о плане. Курогири выполнил порученную задачу: выяснил местонахождение жилья Тозавы, и вот теперь Мидория топчется недалеко от входа. Все усложнялось тем, что обитала она в многоквартирном доме. Первоначальной задумкой было просто поджечь все, но Мидория не хотел убивать случайных людей. Он пришел только за одной целью, пусть так и остается. Если я не могу поджечь дом, то что мне, черт побери, делать? Он тихо ругнулся и посильнее натянул капюшон на лицо. Он бросил мимолетный, как бы случайный, взгляд на левое окно верхнего этажа, свет не горел. Он не знал даже дома ли вообще Тозава. Он ничего не знал. Что мне делать, если я ничего не знаю? Как мне действовать? Он должен был проявить себя, убить профессионального героя своими руками, доказать всем, что Судья силен. А что вышло? Сидит тут на скамейке в парке, тихо бормочет, как распоследний идиот, не может заставить коленки перестать трястись. А еще дрожат губы и внутренняя сторона щек уже вся искусана. Причуда Тозавы — ее величайшее оружие и страшнейший недостаток одновременно. Если она так же проницательна, как Тодороки, она с легкостью сможет манипулировать мной и обезвредить. Однако, если я первым найду нечто, что выводит ее из себя, то смогу получить преимущество и убить ее, пока она не очухалась. Застонав, Мидория обхватил голову ладонями. Колени снова дернулись, но теперь ко всему прочему начали дрожать руки, а пальцы свело судорогой, ногти царапали кожу. Ни за что не получится. — Дыши. Мидория напрягся, хватая ртом воздух. И хотя его зрение затуманилось, он разглядел светлые локоны, обрамляющие миловидное, похожее на сердечко, лицо. Когда она заговорила, в ее голосе одновременно проявились и властность Тсукаучи, и мягкость Мидории Инко. — Зажми голову между коленей и дай мне руки. Он испугался, когда ее теплые ладони накрыли его. Он хотел вырваться, однако женщина обладала поистине железной хваткой, напоминая Шигараки. — Зажми голову между коленей, — уже строже повторила она. Подчинившись, он наклонился, продолжая борьбу за кислород. Он вспомнил, как его мать шептала числа от одного до трех, гладила по голове и крепко обнимала, пока он трясся как осиновый лист. Она говорила ему думать о Всемогущем. Она убеждала, что нечего бояться, не о чем беспокоиться, потому что даже если исчезнет она, то Всемогущий обязательно спасет, ведь это его долг как профессионального героя. Мидория понимал, что его мать лгала ему о героях не со зла, что она просто не знала, каков мир на самом деле. — Вот так. Вот так, — чирикала женщина, вытирая пальцы о его щеку. — Теперь тебе лучше. Он моргнул и начал ее рассматривать. Она была миниатюрной женщиной, одетой в белое меховое пальто, зеленый берет угнездился среди светлых кудряшек. Ее зеленые глаза, переполненные состраданием, оценивающе смотрели на него. Узнавание пыльным мешком стукнуло Мидорию. — В-вы… — Ш-ш-ш, — она прижала палец к его губам, заставляя замолчать. — Я понимаю, что ты меня узнал, но все-таки разреши представиться как положено. Я — Тозава Анри. Ты можешь звать меня просто Анри. — Тоза… эм… Анри-сан… — Слишком официально. Расслабься. Она легонько, почти нечувствительно, хлопнула его по колену. Мидория не знал, плакать ему или смеяться. — Ты весь замерз. Хочешь я сделаю тебе какао? Я живу тут рядом, вон за той дверью. Она указала на здание напротив, улыбнувшись так лучезарно, что Мидория почти растерял всю свою решимость. Да, он замерз. Да, он и так знал, где она живет. Однако ничто не отменяло тот факт, что она согрешивший профессиональный герой и что она была избрана письмом, которое он отправил несколько часов назад. — А знаешь что? Я много раз видела такое выражение лица, как у тебя, а я помню абсолютно все, что вижу. Твое лицо буквально кричит, что тебе необходимо горячее какао. — Такие вещи лицом не выразить, — слабо ухмыльнулся Мидория. — Ладно, если тебе принципиально, чтобы я выражалась как ходячая энциклопедия, то вот: на твоем лице написана безнадежность. Он бы в жизни не поверил, что он сможет обдурить саму Эрудицию. Тозава по-прежнему сжимала его ладонь. Она бодро стянула его со скамейки. Он позволил перевести себя через улицу внутрь здания, лишь осторожно по пути отметив местоположение камер. Он хотел бы сжечь тут все дотла, хотя пока это была лишь неоформленная идея. Квартира Тозавы Анри выглядела изящно. Несколько предметов мебели стояло то тут, то там, будто бы пространство заполнялось по воле случая. Мидория аккуратно снял туфли, оперевшись о стену, чтобы не потерять равновесия. Тозава же выпрыгнула из ботинок, как чертик из табакерки, лишь звонкий смешок слетел с ее губ цвета вишни. — Ты так и не сказал свое имя. — Мидо… Мидозаки Джун. — Джун, значит! Она плюхнулась на диван, многочисленные подушки на нем подпрыгнули от толчка. Тозава похлопала по пустому месту рядом с собой, ее искренняя улыбка, как и жест, приглашала его. — Давай, садись рядом. Мидория не чувствовал угрозы, но все же от с опаской направился к ней. Она качала ногами взад-вперед, словно ребенок, пальцами отстукивая по подушке замысловатый ритм. Мидория присел на самый край дивана, постаравшись оказаться настолько далеко от нее, насколько вообще возможно. Но едва он сел, как Тозава обняла его. Не в попытке успокоить, но словно ограничивая в движениях. — Эй, Джун, мне знакомо выражение твоего лица. Мидория обнаружил, что даже сглотнуть ему тяжело, ведь Тозава уже сжимала не его предплечья, но шею. Она льнула к нему не как сестра, показывающая привязанность к своему брату, а скорее как русалка, стремящаяся утянуть его на дно морское. — Именно такое лицо делали мои контрагенты, когда собирались меня кинуть. Он напрягся, пальцы Тозавы сжались сильнее, ногти, словно иглы, впились ему в кожу. Он попробовал немного пошевелиться, проверяя ее силу, и с ужасом осознал, что он будто закован в железо. — Уверяю вас… — Хорошо подумай, что ты скажешь. — Уверяю вас, — повторил Мидория, — что у меня нет и не было намерений вас “кинуть”. Предательство ведь значит, что кто-то близкий тебе, кому ты доверяешь, обманул тебя, а мы с вами, насколько я помню, ничем друг другу не обязаны. — Ясно, я принесла домой бродячий словарь, — невинно улыбнувшись, со смешком она развела руки. — Тогда, что дальше ты намерен делать, раз не собираешься предать? Он ведь не мог сказать, что собирается убить ее, верно? Однако когда он раскрыл рот, прозвучали именно эти слова: — Я планирую вас убить. Он думал, что она отшатнется, а выражение ее лица исказится от ужаса или, по крайней мере, неверия. Право же, когда кто-то говорит тебе, что хочет тебя убить, хвататься за живот от смеха, вытирая проступившие слезы, явно не является разумной реакцией. — Да что ты такое несешь? Ты? Убьешь меня? Мидория покраснел, но попытался возразить: — Думаете, я не способен убить? — Я видела лица многих убийц, стольких, что могу с легкостью определять их признаки. Ты не обладаешь ни одним. Скорее выглядишь, будто тебя сейчас стошнит, — хихикнула она. Она ошибалась. Его уже тошнило. Тошнило от всего. Быстро, чтобы она не успела среагировать, Мидория выхватил из кармана ножницы и вонзил ей в бедро. Он вытащил орудие, едва оно проткнуло кожу, поэтому на лезвиях остались бусинки крови. Тозава взвизгнула, поднялась с дивана и, хромая, отошла подальше. Но Мидория на нее даже не посмотрел. Его взгляд был прикован к окровавленным лезвиям ножниц в руке. — Ублюдок, — буквально прорычала она. — Я… Но увидев глаза Мидории, осеклась. — А теперь какое у меня выражение лица, Анри-сан? Она не ответила, чем вызвала в нем досаду, но все-таки ему понравился шок, проявившийся на ее лице. Он схватил ее за шею, прежде чем она успела убежать. Кожа под пальцами была мягкой, податливой и морщилась от усиливающегося давления. Он чувствовал ее пульс под своими ладонями, именно так, как рассказывал Шигараки. Он подумал о цоканьи копыт где-то в глуши, как развивается белоснежная грива, а глаза сосредоточены на чем-то вдалеке. Биение было так быстро, так близко, что у него возникло ощущение, что он держит в руках ее сердце. — Вы мне не ответили, Анри-сан, — пробормотал он. — Так какое же? Ее крохотные ручки царапали его, ножки пинали, но Мидория не чувствовал ровным счетом ничего. В прошлом он много раз бывал избит куда сильнее, что задирами, которые издевались над ним, что во время жестких тренировок с Тсукаучи. Ее слабенькие удары могли, конечно, оставить пару синяков, но ничего такого, с чем бы не справился тональный крем. Куда делась вся ее сила? Разве она не понимает, что Мидория убьет ее, невзирая на ее незначительное сопротивление? Ее причуда, может, и внушает уважение, но она ничто, когда дело доходит до физической силы. — Разве вам не интересно, почему я так хочу убить вас, ведь мы даже не знакомы? Разве вас не расстраивает, что вы ничего не знаете обо мне, человеке, что заберет сейчас вашу жизнь? Тозава что-то прокашляла, будто намереваясь дать отрицательный ответ, но руки Мидории были неумолимы. Она захрипела, а из ее глаз брызнули слезы, теперь уже от боли, а не от смеха. — Вы не знаете меня, Анри-сан, но я знаю вас. Вы виновны. Он понял, что произойдет, до того как почувствовал боль в левой руке. Она схватила ножницы, лежащие рядом, и вонзила их ему в плечо. Он вскрикнул, когда ножницы прорезали его руку, а кровь промочила толстовку и окрасила алым шерстяное пальто Тозавы. — Это… было… нехорошо… — выдохнул Мидория. Он читал об удушении. Поэтому знал заранее: оно заключается либо в блокировке дыхательных путей, либо в остановке кровообращения в шее, либо в комбинации этих двух способов. Когда он прочел об этом, он даже вздрогнул и смущенно потер свою шею. Он не рассматривал раньше мысль удавить человека насмерть, это казалось ему сложным. Он не думал, что это может быть таким возбуждающим. — А вы знаете… какое у вас выражение лица… Анри-сан? — женщина под ним осталась безмолвна. — Ужас. Ее рука, державшая ножницы, безвольно упала. Борьба понемногу прекращалась, другая ее рука также замерла на его. Ее прерывистое дыхание затухало, будто кто-то выключил звук. Губы раскрылись, но с них не слетело ни писка. Мидория отшатнулся в сторону, тяжело дыша. Ножницы торчали чуть выше локтя, красные ручейки стекали по его руке, вились вокруг пальцев. Рукав был разорван, в районе плеча зияла дыра. Печально, ведь это его последняя толстовка; та другая, с изображением Всемогущего, превращена Шигараки в пыль. Вокруг было много крови — слишком много его крови, расследуй не хочу. Все-таки ему придется сжечь многоквартирный дом, он должен убедиться, что его никто не выследит. С другой стороны он еще должен где-то оставить знак, рассказать миру о виновности Тозавы Анри, и он сильно сомневался в своей способности проконтролировать пламя, он не Даби. Но какие варианты у меня есть? Могу посоветовать только одно, малой: расслабиться. Мидория взлохматил волосы и издал нервный смешок, отходя от тела. — Думаю, мне стоит угоститься горячим какао. Ведь именно за этим вы меня и пригласили, так? Тозава Анри не ответила. В холодильнике Мидория нашел полпакета молока, достаточно, чтобы наполнить кружку. Он с сожалением обнаружил, что шоколада, который можно было бы расплавить нет, какао оказалось дешевым порошком. Ну и пожалуйста, значит, нет причин тут ничего не сжигать. Устроить пожар оказалось до смешного легко. Дым, поглотивший квартиру Тозавы Анри, активировал детекторы, и вскоре Мидория покинул здание вместе с жителями. Никто не заметил темные пятна на его толстовке и перебинтованное плечо. Всех больше заботило как бы убраться подальше. Никто не задался вопросом, почему он так спешно отбежал от столба огня. И никто не понял, что именно он ответственен за случившееся, человек, который сейчас сидит на парковой скамейке, колени трясутся, губы дрожат, зубы впиваются к костяшки пальцев. В этот раз никто не скажет ему зажать голову между коленей, не возьмет за руки. Это нормально. Он все равно такого не заслуживал.____________________
Статус: Устранена.