Самая весёлая богиня. (Венок историй) (18+)

О том, что он приёмный, Чанёль узнал весьма неприятным способом. Ему было десять, со старшим братом Сонхо они играли во дворе перед их большим домом в волейбол на оборудованной отцом спортплощадке с ярко–красным кольцом и несколькими снарядами. Разозлившись из-за нескольких неудачных бросков и хохочущего над ним Сонхо, Чанёль изо всех сил швырнул мяч в сторону и попал точнёхонько во входящего в этот момент в ворота брата Чонсона. И в принципе бы — ну и что, дело житейское, но. Во-первых, у Чонсона был предтечный период, нервы шалили так, что будь здоров, и даже взрослые в их семье обходили его в такие дни стороной. А во-вторых и в главных, в этот момент он бережно прижимал к себе полуметровый картонный макет Колизея — домашнее задание по истории, которое он нёс от друга и над которым они с этим самым другом работали весь последний месяц. Вопли Чонсона слышала вся улица. Сонхо, будучи разумным и весьма добродушным бетой, сочувствовал брату, но хая, поднятого омегой, не понимал и очень активно попытался его успокоить. А Чанёль, как пригвождённый, стоял с открытым ртом, пытаясь осознать выкрикнутые Чонсоном полные злобы слова: «Идиотский приёмыш, чтоб ты сдох, и зачем только ты появился!» Это была всего лишь часть тирады, но именно после этих слов в ужасе распахнулись глаза выбежавшего на крики старшего брата Чонхо и гневно—испуганно зашептал что-то Сонхо, пытаясь унять разошедшегося не на шутку Чонсона. Сопоставив мечущимся сознанием эти факты, Чанёль бросился в дом к папе. — Почему я приёмыш? — Его звонкий голос, казалось, затопил тревогой и ужасом большую кухню дома семейства Пак. По заметавшемуся в испуге взгляду папы, по его внезапно задрожавшим рукам Чанёль понял, что это серьёзно, а не просто истерические инсинуации течного придурка–омеги. Следующие несколько часов, вечеров, недель Чанёль пытался осознать правду. Его взяли в семью Пак семимесячным ребёнком, его очень любят; нет, родители его не бросали — они погибли; нет, папа и отец не собираются от него отказываться, потому что очень его любят; нет, они никогда в жизни не сожалели о том, что взяли к себе такого замечательного, самого лучшего на свете Чанёля; нет, они по-прежнему очень любят его, даже, возможно, больше глупого малыша Чимина, сына Чонхо, который вовсе ему — нет — не соперник, они оба самые–самые на свете родные; нет, Чонсон тоже его любит, ведь он столько раз помогал Чанёлю, ухаживал за ним, когда тот болел, подарил ему свою самую любимую игрушку — мишку Понгочу; да, брата надо простить, он безумно сожалеет, ему очень плохо из-за этих слов, пожалуйста, Ёл-и, ты же взрослый и умный, ты альфа, прояви, пожалуйста, понимание! И Чанёль в принципе успокоился на удивление быстро. Пару месяцев пытался поймать всех на том, что им как-то пренебрегают или стали относиться иначе — но потерпел фиаско и принял ситуацию окончательно. Просто отстранился от этого факта. И с братом примирился. Всё-таки Чонсон делает шикарные рисовые пирожки, а Чанёль за них душу готов был продать. Уже позже, когда ему было лет, наверно, четырнадцать, он узнал, что о его родном отце вообще ничего неизвестно, а его папа в полупьяном состоянии кинулся под колёса машины его нынешнего отца Пак Джимина и погиб от полученных травм, оставив дома записку о самоубийстве и отчаянно кричавшего голодного семимесячного сына в грязной кроватке среди пустых бутылок и обрывков старых матрасов, служивших опустившемуся омеге и мебелью, и постелью. Потрясённые Пак Джимин и Пак Лиюн (он тогда был в машине вместе с мужем) впервые увидели зарёванное красное личико и потрясающе прекрасные ушки Чанеля в доме ребёнка, куда сначала отдали оставшегося сиротой малыша. Они не могли не поинтересоваться судьбой сына человека, невольными убийцами которого они стали. Увидев ребенка, они поняли, что четвёртый сын в их большой семье — это жизненная необходимость. И ни трудностей с его усыновлением, ни тех препятствий, которые чинила этим достойным людям бюрократическая система, считавшая, что виновнику смерти родного родителя нельзя доверять воспитание сына этого родителя — ничего этого они не испугались. Благодаря им, у Чанёля было не просто хорошее — чудесное детство. И он был безумно благодарен своей огромной семье за это. Всем, кроме всё же Пак Чимина. Детские обиды из-за отнятого звания «божок всея семьи» вскоре уступили обидам более взрослого характера. Чимин категорически отказывался видеть в нём старшего и признавать его авторитет. Все его остальные хёны были намного старше Чимина: Чонсон на десять лет, Сонхо — вообще на четырнадцать. Так что всякие ушастые гоблины, которые пытаются его тут строить могли, по мнению капризного омежки, идти лесом. И — да, как младший, да ещё и омега, Чимин считал, что имеет права на всё самое лучшее и за столом, и вообще в жизни. Чанёлю категорически не нравился нахальный младший, которым все восхищались — и дома, и, кажется, в его дурацкой школе. Со временем эти противоречия отступили и сгладились, они перестали ссориться при каждой встрече, но какое-то глухое недовольство друг другом осталось: вместе им было некомфортно. Когда Чанёль уехал первым в Сеул, поступив в университет, он вселился в ту самую квартиру, которую купили будущим студентам. И перспектива однажды начать делить эту квартиру с подрастающим Чимином постоянно омрачала мысли альфы. В этой квартире частенько останавливались разные родственники, которые приезжали по делам в Сеул, к гостям Чанёль привык, но вот грядущее соседство именно с нахальным племянником его раздражало. Однако на каникулах после второго курса, вынужденно проведя с Чимином две недели на побережье, Чанёль пересмотрел свое мнение. Тогда родители решили, что отдых всей семьёй – вещь просто необходимая, все шумно собирались, готовились, немного переругивались, обсуждая детали, поехали, приехали. И тут выяснилось, что как-то так получается, что Чанёль и Чимин должны жить в одном номере, потому что с Чонсоном поехал его бойфренд. Ребята — оба — думали, что не выдержат, но потом… вроде как ничего страшного и не случилось. Оказалось, что Чанёль очень даже непривередлив и аккуратен в быту, вонючими носками не кидается, ванну после себя моет, умеет неплохо петь колыбельные и понимает шутки про аниме. А Чимин только с виду высокомерный засранец, в принципе от него можно добиться определённого послушания — если упирать на юмор, а не на силу авторитета, в своих капризах он вполне себе знает меру, а главное — с его тарелки можно безнаказанно стянуть лишний кусочек мяса (в отличие от вредного Чонсона, который может жрать, как не в себя, и при этом ни на грамм не поправляться, поэтому еду можно воровать ему, а не у него). В общем… Не то чтобы они подружились, но мысль о совместном проживании уже не вызывала у Чанёля тянущую тоску в области души. Как раз в этой поездке Чанёль и узнал от разоткровенничавшегося однажды Чимина историю его разбитого омежьего сердечка. Ну, то есть не то чтобы Чимин рассказал что-то в подробностях. Так… О подлом козле Джуёне… О глупом, но милом Чонгуке, которого… который… в общем, хороший человек и друг — вот что. Джуёна Чанёль в сердцах пообещал кастрировать — под звонкий смех Чимина и его «В очередь, там Чонгук первый». В принципе тогда Чанёль на имя Чонгук не очень-то и среагировал, хотя с Чон Хосоком был уже знаком: они учились на одном факультете, только Хосок был курсом младше. Познакомились они в музыкальной студии университета, где вместе готовили номер к очередному студенческому концерту. Выяснив, что они земляки, Чанёль и Хосок решили, что пусанские парни должны держаться вместе и активно задружили. Хосок же и ввёл его в компанию братьев Ким, с которыми подружился, благодаря подработке в клубе. Периодически в речи Хосока всплывало имя Чонгука, его младшего брата, самого доброго и наивного альфы на свете, но Чанёль как-то особо на это внимания не обращал. И тогда, когда слушал Чимина, ассоциаций никаких не возникло: мало ли на свете Чонгуков. — Так и что у тебя с этим, вторым… который не вонючий козёл, а рыцарь? — спросил тогда у задумавшегося племянника Чанёль. Чимин очень смутился и нахмурился. — А что у меня? Мы друзья, что же ещё? — Потом помолчал, пожевал свою пухленькую губку и грустно добавил: — Друг–альфа — это же так здорово, да? Он правда очень хороший. В следующем году он закончит школу и уедет… навер-но. Он очень умный, хочет врачом быть, так что… Всё у него будет хорошо. — У тебя тоже будет всё отлично, Чимин-и, — ласково сказал Чанёль, понимая, что племянник правды не скажет, да и не надо: всё было понятно. — Ты же вон какой крутой перец, ты обязательно будешь в порядке, да? — И потрепал юношу по пушистым розовым волосам. — Кстати, прикольный цвет. Сам додумался, или Чонсон подсказал? — Естественно, сам! — выпятив губу, обидчиво хмыкнул Чимин. — Что я маленький, чтобы только с подсказки действовать? — А как родители отреагируют? Они ведь ещё не видели? — Эээ… — Подумав секунду, Чимин независимо дёрнул плечом. — Мне же идёт, правда? А перед школой могу обратно перекраситься, чтобы вопросов не было. Этот разговор Чанёль припомнил гораздо позже, когда Хосок впервые привёл в их компанию на одну из вечеринок в пресловутой квартире Чонгука, гордого первокурсника медицинского факультета Сонгюнгвана. Слова «Чонгук» и «медицинский факультет» какое-то время крутились у него в голове, пытаясь выстроиться во что-то знакомое, но его отвлекли. Поэтому Чонгук «узнал» его первым. Когда разговор за пивом стал медленным и ленивым, он присел рядом с Чанёлем и спросил, застенчиво морща нос: — Чанёль-хён, а вы не знаете такого омегу — Пак Чимина? Чанёль удивлённо посмотрел на Чонгука, и в голове щёлкнули правильные клавиши — он вспомнил. — О, Чонгук! Так это ты — рыцарь моего любимого племянника? Чонгук покраснел и активно закивал. — Отлично! — широко улыбнулся Чанёль. — Всё хотел спросить у него, как там... эээ… эта ваша дружба? Но мы с ним в последнее время практически не общаемся, так что… — У нас… да какая дружба? — Чонгук был серьёзен и очень печален. — Он почти перестал общаться со мной в том году. Я его, наверно, чем-то обидел, но… Он мне не сказал, что произошло. Я хотел… Мы были хорошими друзьями, хён, — убеждённо продолжал Чонгук, настойчиво заглядывая в глаза старшему. — Но Чимин… У него появились какие-то новые друзья, куча дел, он… в общем, мы как-то разошлись. А жаль. Я очень по нему скучал. И скучаю. «Ууу… как у нас всё запущено, — между тем думал Чанёль, разглядывая с любопытством симпатичное и такое наивное лицо донсена. — Что же мне с вами делать?» — Я, хён, хотел спросить: у него… у Чимина всё в порядке? Вы с ним… Ты не знаешь? — Чонгук между тем совсем поник головой. — У него всё в порядке вроде как. Ну, знаешь... Выпускной класс, учёба, все дела. Чанёль не знал, что сказать Чонгуку. О Чимине он знал немного, только то, что рассказывали отец и папа во время их нечастых бесед по видеосвязи. С самим племянником Чанёль месяца три не разговаривал. — Понимаю, — кивнул головой Чонгук. — Ну, если вдруг будешь с ним говорить… передавай привет… — Младший, не поднимая глаз, встал и вышел из комнаты. Этот разговор пробудил в Чанёле хитроумную дуэнью–сводницу. Никогда раньше он не чувствовал в себе желания сватать, но тут... Чонгук ему понравился: он оценил искренность и чистосердечие парня, тот чем-то напомнил ему его горячо обожаемого папу. Однако какая-то сила чувствовалась в каждом движении, в каждом слове Чонгука: не побоялся, не постеснялся, захотел что-то узнать о друге — подошёл к старшему, честно всё рассказал, попросил напомнить о себе. Молодец, что сказать. «Может, своенравному и немного эгоистичному Чимин-и именно такой альфа и нужен рядом…» — подумал тогда Чанёль. Он сам позвонил Чимину и среди обмена ничего не значащими фразами невзначай упомянул имя братца своего друга. Чимин минуту молчал, потом переспросил. — Чон Чонгук, он учится на первом курсе. Вроде как медик будущий. Что-то рассказывал о педиатрии, по-моему. — Да, — тихо сказал Чимин. — Он хотел… педиатром быть. — Это тот самый? Твой… — …рыцарь, — закончил за него Чимин. — Думаю, да. Ну, что же… Передавай ему привет. Хотя вряд ли он меня ещё помнит. — Чимин откровенно врал, и они оба это понимали. — Он тоже просил передать тебе привет, Чимин-и, — мягко сказал Чанёль. — Так что не сомневайся: он тебя помнит. Чимин что-то невнятно пробормотал, и на этом разговор о Чонгуке тогда и закончился. А на своих каникулах Чимин попросился к дяде в Сеул: присмотреться к вузам, к будущей своей квартире — в целом к столице. И приехал. Чанёль гостеприимно показал племяннику огромный и красивый город, в котором тому предстоит учиться, они проехались до нескольких вузов, побывали в паре музеев. Только вот то, ради чего — а это понимали оба — Чимин на самом деле приехал, не случилось пока. Чонгук уехал к родителям на Чеджу, а теперь вот, как выясняется, вообще пропал. Да и сам Чанёль хорош: вчера Чимин весь день пролежал с головной болью, поэтому с лёгкостью отпустил своего непутёвого дядю в клуб с друзьями, клятвенно уверив, что всё в порядке и он может один вечер провести и в одиночестве, потому что всё равно голова просто раскалывается, так что он будет лежать и растворяться в тоске по идеалу. Чанёль насмешливо посоветовал с растворением не переборщить, потому что собирать лужицу из Чимина по квартире он не собирается: столько тряпок в его доме не найти. Получив подушкой по башке и приодевшись, Чанёль пошёл в клуб на подвиги. И проснулся на следующее утро в постели очаровательного беты по имени Бэкхён. Когда Хосок позвонил ему в панике по поводу пропавшего брата, Чанёль не сразу сообразил, что вообще-то его это тоже касается: он так-то собирался свести непутёвую пропажу со своим племяшом. Да и вообще, свинством было бросать младшего в квартире одного на всю ночь — и даже не предупредить. Однако уходить от Бэкхёна не хотелось от слова совсем. Вообще у Чанёля в планах было повторить ночной опыт в более трезвой атмосфере, чтобы понять, чем же так задевает его это стройное и прекрасное создание без запаха. Телефон Бэка лежал на столе в комнате, где альфа быстро приводил себя в порядок. Не раздумывая долго, он взял его и обнаружил, что тот не заблокирован. Быстро позвонив с него на свой телефон, Чанёль довольно усмехнулся: заветный номер так заинтересовавшего его беты достать оказалось очень легко. Поцелуй в прихожей почти снёс крышу, но всё же беспокойство за Чимина и Чонгука не позволили альфе зайти дальше, хотя внезапно очень захотелось. Почти бегом добравшись до своей квартиры, он постарался открыть дверь максимально осторожно: чем чёрт не шутит, может, младший спит без задних ног, и тогда можно будет скрыть ночные приключения. Но Чимин не спал. Он готовил себе завтрак на небольшой, но очень уютной кухне. Окинув дядю ироническим взглядом, вместо приветствия спросил: — А твои родители знают, что ты дома не ночуешь, маленький развратный хён? Поняв, что обиды не будет, Чанёль с облегчением рассмеялся и ответил: — Чего сразу развратный-то? Может, я волонтёрил на ниве ночной разгрузки вагонов? — От тебя сексом за версту несёт, хён, — серьёзно ответил Чимин. Чанёль вытаращил глаза: — В смысле?? Ты откуда знаешь, как пахнет… Ну... тебе-то откуда знать? Ты что… — Он замялся, а Чимин с вызовом смотрел на него и молчал, помогать не собирался. — Ты что, ты не девственник что ли? Чимин расхохотался, с удовольствием разглядывая смущённого старшего. — Ой, Чанёль–хён, ты такой наивный. На твой возмутительно бестактный вопрос отвечать я не буду, но скажу, что даже если бы я не знал, как там чего пахнет, то ты сам только что подтвердил мою догадку. Кстати... — Чимин активно затрепетал тонко вырезанными ноздрями и, резко приблизившись к Чанёлю, начал внаглую его обнюхивать. — А чего это от тебя омегой не пахнет? Чем-то пахнет, но это не… — Чанёль яростно оттолкнул нахала от себя, тот отошёл обратно к столу и спокойно продолжил: — Это не омега. Алкашкой прёт так, что мама не горюй, а ещё… Странный запах. — Чимин упёр руки в бока и с видом бывалого мужа–скандалиста визгливо закричал: — Где ты шлялся всю ночь, пропоица? Чанёль расхохотался до колик в груди, чуть погодя к нему присоединился и Чимин. Успокоившись, они мирно сидели на кухне, пока омега завтракал. Рассказывать о своих похождениях Чанёль наотрез отказался, объясняя всё мифическим кодексом джентльмена. Так что болтали они о чем-то совершенно незначительном, а альфа параллельно пытался для себя решить: говорить Чимину о том, что Чонгук пропал, или нет. Решил сначала попробовать дозвониться самому Чонгуку, а потом, если не получится, — Хосоку. Но Хосок позвонил первым. Он сказал, что долбоклюв по имени Чонгук благополучно найден, что история там интересная, заслуживает внимания. Потом Хосок её расскажет. Чанёль пристально посмотрел на моющего посуду и пританцовывающего под музыку в наушниках Чимина и сказал: — А чего тянуть? Бери своего братюню и приезжайте ко мне вечерочком. Давно мы как-то не собирались. — Ммм… А что, почему нет, — задумчиво протянул Хосок. — Когда? — Ну, часам к шести. Они договорились о том, кто что берёт. В общем, намечалась вечеринка. Чимина Чанёль решил обо всем не предупреждать, просто сказал, что заглянут друзья, но, если племянник не хочет, может из гостевой комнаты и не выходить. Только пусть поможет встретить и закуски приготовить. Чимин фыркнул, но особого недовольства не высказал. Раз уж его личная жизнь полетела в тартарары, почему бы и не развлечься в компании дядиных друзей? О том, что он там будет единственным омегой, юноша как-то не подумал. Хотя какая в общем-то разница?