***
Когда он очнулся, то первое, что увидел, — это кирпичную стену. Как в гараже: чистый красный кирпич. Было прохладно, но воздух был свежим, не затхлым. Бэкхён попытался понять, что произошло. Он заказал такси, потому что уже было поздно, его задержал новый проект, во главе которого его поставили и из-за которого он уже третий день подряд приходит поздно. Он даже на обед не может вырваться последние два дня. Последний раз он по-настоящему обедал тогда в кафе Юнги вместе с ребятами. А потом понеслось. Такси было от знакомой фирмы, туда Бэк звонил всегда. Он сел в машину, не задумываясь, а потом… Открылась боковая дверь рядом, и в машину ринулся кто-то ещё. Его Бэк от страха не разглядел, к лицу прижали тряпку, смоченную чем-то страшно вонючим, — и всё. Больше он ничего не помнит. Глупо… Как же глупо… Бэк пытается приподняться и обнаруживает, что руки связаны впереди тонкой и прочной верёвкой,а во рту повязка, не дающая кричать. Сесть на кровати у него получается не сразу, и он пытается онемевшими пальцами стянуть повязку изо рта вниз, но у него ничего не выходит: пальцы его не слушаются. Отстранённо, как о чужом, он думает, что если сейчас его начнёт тошнить, то из-за повязки он может захлебнуться и сдохнуть вот такой вот неприятной смертью. Бэк начинает осматривать помещение: небольшая комната, видимо, всё же жилая, может, в цокольном этаже, может, в подвале. Стены кирпичные или сделанные под кирпич. Самая простая мебель: два шкафа с дверцами, небольшой стол, несколько полок, напротив тяжёлой деревянной двери — кровать, на которой он сидит, широкая, двуспальная, и две тумбочки по бокам. «Странная комната, — думает Бэк и почему-то ёжится, хотя не холодно. — Уж очень здесь мрачно…» Он не чувствует паники, не чувствует ужаса. Как-то очень пусто в голове, в душе, только глухая тоска. Он в дерьме. Снова. Счастье показалось на секунду, поманило — и вот его нет. И что это вокруг за херотень — непонятно. Понятно одно: надо держаться, пока не станет хоть что-то известно. Его не убили сразу — значит, чего-то от него хотят. Будь он нежной омежкой, боялся бы за свою задницу. Но похищать бету ради секса смешно. Даже такого хорошенького. Деньги отметаем сразу: он не богат и к богатой семье не относится. Конкуренция? Глупо, не в его сфере деятельности. Что там ещё? Месть? Так это он бы с удовольствием кое-кому отомстил, а не наоборот. Он, конечно, не ангел, но никому уж так сильно не вредил. Остаётся два варианта: способ воздействия на кого-то и ошибка. Как способ воздействия… Кто? Родители? Вряд ли. Они, конечно, могли перейти кому-то дорогу, но связь с сыном утратили, так что неубедительно. Остаётся ошибка. Это опасно, потому что даже в этом случае его могут просто грохнуть как свидетеля. Но всё же есть шанс… договориться. Такой шанс есть всегда, Бэк в этом уверен. Он слышит звук открывающейся двери, поднимает глаза на входящего в комнату и понимает: зря был уверен, это конец. Без шансов. Неважно, чего хочет от него этот человек с горящими безумием глазами: Бэк обречён. И паника холодной струёй метельной позёмки начинает змеиться по его сердцу, заставляя его трепыхаться и сбивать дыхание. Человек подходит к Бэку и присаживается рядом с ним на постель. Бета невольно старается отползти от него подальше, в угол, забиться и превратиться в невидимку. Но пронзительные чёрные глаза, охваченные огнём ненависти и страсти, находят его, преследуют, не дают дышать. Человек тянет к нему длинные сильные пальцы, и из горла Бэка от ужаса вырывается глухой отчаянный хрип. Он зажмуривает глаза и торопливо прощается с Минхо и Чанёлем, готовясь умирать. Но холодные пальцы только развязывают на его затылке узел и освобождают рот, сдёргивая повязку. — Бэкки… Знал бы ты, как долго ждал я этой встречи, мой сахарный, — раздаётся хриплый голос. — Не хочешь со мной поздороваться, мы так долго не виделись… — Со Инсон, — шепчет в ужасе Бэк. — Как… как ты меня нашёл? — Ну, твои родители — прекрасные люди, Бэкки... Они так по тебе скучают… Конечно, они рассказали о тебе всё однокласснику, который также по тебе соскучился… Потому что был сильно влюблён в тебя когда-то… Ну же, открой глазки, сахарочек… Посмотри на меня. Бэк не в силах этого сделать, он просто мотает головой, каким-то детским сознанием надеясь, что это всё ему снится. Инсон грубо хватает его за плечи и встряхивает: — На меня смотри! Живо! Я хочу их видеть! Бэк распахивает в ужасе глаза и прилипает взглядом к дикому в своей страсти лицу Инсона. А тот обхватывает своими холодными пальцами лицо беты и тревожно, сумасшедше заглядывает в глаза, шепча: — Как у него… Глаза, твои глаза — они как у него… Ван Ын, любимый… Это ты?... Скажи, что это ты… — И он жадно впивается сухими искусанными губами в губы Бэка. Бету мутит от запаха Инсона: горячий металлический прут, что-то в этом духе. Очень жёсткий, сильный, навязчивый. Ему дурно от того, что эти ненавистные губы, которые когда-то вот так же мучили его брата, сейчас елозят по его губам, а язык альфы — настырный, наглый — рвётся в его рот. Бэк надрывно стонет, пытаясь вырваться, но Инсон бьёт его по щеке, причём так сильно, что бета валится на подушку, и тут же сверху наваливается на него альфа, придавливая телом и нападая снова губами и зубами. Он кусает Бэка за щёки и подбородок и хрипит прямо в глаза: — Открой свой поганый рот, безвкусный бета, я хотя бы это должен почувствовать! Живо, иначе я убью тебя прямо сейчас! — Лучше убей, — сквозь сжатые губы шипит Бэк и получает ещё одну оплеуху, от которой почти теряет сознание. И снова чувствует на своём лице мокрые противные поцелуи. Инсон оттягивает жёсткими пальцами его подбородок и, наконец, проникает в рот, параллельно разрывая на бете офисную рубашку. Бэк отчаянно кричит, сопротивляется, но силы не равны: его крики уходят сначала в ухмыляющийся рот Инсона, а потом глохнут в его плечо, к которому он прижимает бету, чтобы стянуть с него брюки. — Я всё равно возьму тебя, Бэкки... — свистит Инсон от напряжения. — Не сопротивляйся, сука! Лежать! Это только подстёгивает Бэкхёна, он из последних сил старается оттолкнуть насильника, вцепляется зубами ему в плечо, но тот только шипит и снова в размаху так бьёт Бэка, что тот ударяется головой о стену. Бета глухо хрипит, извиваясь всем телом, чтобы вырваться из раздирающих его рук, а Инсон только распаляется от этого: он кусает с силой, мнёт так, как будто хочет сломать, его тело всё тяжелее и ближе. А сил у Бэка всё меньше, но он толкается и кричит из последних. Инсон на миг отступает. Он красный, мокрый от пота и очень возбуждённый. Бэк плывущими от усталости и отчаяния глазами смотрит на него и хрипит: — Не надо, прошу, нет! Только не это! Только не ты! Ненавижу! — Херовый из тебя проситель Бэкки, — злобно сверкая глазами отвечает Инсон. Он медленно, демонстративно расстёгивает ремень и молнию на джинсах, а потом снимает их, откидывая в сторону. — По любви, значит, не получится, да, Бён Бэкхён? Бэк тяжело дышит и чувствует, как из глаз начинают течь слёзы, обжигая мелкие кровоточащие ранки на лице и губах. Инсон подходит к кровати и, тяжёло опустившись на неё, подползает к забившему снова в угол Бэку. — Нет, убирайся! — Как ты жалок, Бэкки, — даже как-то спокойно, хотя и прерывисто дыша, говорит альфа. — Я могу сломать тебя, порвать, выебать в любой позе — и ты ничего не сможешь мне сделать, сколько бы ни сопротивлялся… Но я так не хочу. Я хочу, чтобы ты сам мне всё отдал, хочу того, что из-за тебя и этого сучонка Мин Юнхо не смог получить от Ван Ына. И ты дашь мне это, сахарочек. — Л-лучше сд-дохнуть, — заикаясь от слёз говорит Бэк. — Это ты всегда успеешь, мой сахарный, всегда, — кивает альфа. Он встает и достаёт из кармана брюк телефон. — Посмотри-ка сюда, Бэкки. Бэк смотрит — и кидается на альфу: — Нет! Нет! Не смей! Ты не посмеешь! Отпусти его немедленно! — Почему я должен? — смеётся почти миролюбиво Инсон. — Это же сынок моего любимого, единственного человека, которого я любил, моего Ван Ына! — Он никогда не был твоим! — кричит в отчаянии Бэк, не в силах оторвать взгляд от заплаканного лица Минхо, которого насильно держит на коленях какой-то противный красноволосый альфа с плотоядным взглядом и гнилой усмешкой. Он прижимает к себе маленькое, очевидно, вымотанное сопротивлением тело альфочки и хитро смотрит в камеру. — Но он может моим стать, — злорадно шипит Инсон. Бэк от изумления замирает, даже забывая о сопротивлении. — Мой брат умер, сволочь! — с горечью выплёвывает он. — Из-за тебя умер! — Не-е-ет, Бэкки, мой Ван Ын умер из-за этого мелкого гадёныша, сыночка блядского Юнхо! Это он убил моего любимого! Бэк в ужасе смотрит на красное от ненависти и похоти лицо Инсона и тихо говорит, стараясь быть как можно более убедительным: — Ты не посмеешь ничего сделать Минхо, Инсон… Это сын Ван Ына… если ты его любил… хоть когда-нибудь… Сокрушительная пощёчина практически лишает Бэка сознания, он едва понимает, что лежит, а над ним — лицо ненавистного альфы, который кричит прямо в его глаза: — Никогда не смей сомневаться в этом, блядский ублюдок! Ненавистный бета, пустышка! Если бы ты был омегой, Юнхо мог бы забрать тебя, а мне оставить моего Ына! И это ты бы сдох! А он бы жил, был со мной счастлив! Это был бы мой сын! Ты отнял у меня всё — вместе с этим сучьим потрохом Юнхо! Но он подох! О, если бы ты знал, Бэкки, сахарочек, с каким наслаждением я бил его ножом! Как невъебенно охуительно было чувствовать, что его сердце больше не бьётся под моей рукой! Я так ненавидел его! Но он даже смертью своей мне нагадил! Из-за него я должен был бежать — и упустил моего Ван Ына! А вы убили его! Ты и твои чёртовы родители! Думаешь, я не знаю? Они не дали ему возможности выжить! И ты тоже! Дал ему умереть! Ещё один жестокий удар обрушивается на голову Бэка, который уже не в силах пошевелиться или закричать. Он только стонет, даже не пытаясь защититься. И тут Инсона как будто подменяют, он вдруг трепетно берёт страшно саднящее лицо беты в ладони и сопливо шепчет: — Нет, Ван Ын, маленький, не плачь… Что ты! Я здесь… — И начинает сцеловывать слёзы, которые льются из глаз Бэка. — Я с тобой, не бойся, я рядом, — продолжает шептать Инсон, поднимая Бэка и укладывая к себе на колени. Он прижимает безвольное, почти бессознательное тело к груди и тихонько качает его. — Ван Ын… Любимый мой… Ты рядом… Ты такой красивый… Мой одуванчик… Не плачь… теперь мы будем вместе… Этого Бэкхён уже не выдерживает и проваливается в благословенную тьму, откуда искренне надеется больше не выбираться.***
Его надеждам не суждено сбыться. Его выбрасывает из тьмы, и он понимает, что история повторяется: та же постель, та же комната, тот же кирпич. Только бельё поменяно: на том, видимо, была кровь, а это свежее и приятно пахнет. Его раны обработаны и аккуратно смазаны заживляющей мазью. У него страшно болит голова и ломит всё тело, а из глаз снова начинают течь слёзы. «Минхо. Минхо. Минхо, — бьётся навязчивая страшная мысль. — Минхо у этого сумасшедшего. Он в опасности, мой мальчик, он здесь. Я должен его спасти, я должен…» Однако даже поднять голову от подушки у него не получается. А потом он снова слышит скрип двери, и его сердце мучительно сжимается. Но это не Инсон. Это тот самый красноволосый мерзавец, который держал на видео Минхо. Он подходит к постели беты и ставит на тумбочку поднос, на котором краем глаза Бэк видит медикаменты и тарелку с чем-то похожим на кашу. — Как сегодня чувствует себя мой сладенький щеночек? — противным, наигранно–детским голосом спрашивает альфа. То, что это альфа, сомневаться не приходится: резкий запах полыни бьёт в нос так, что становится дурно сразу. Бэк молчит и закрывает глаза, когда руки красноволосого — надо признать, весьма аккуратно, даже нежно — начинают обрабатывать раны на его лице. — Мой несдержанный друг немного повредил твоё нежное личико, Бэкки, щеночек, но мы его залечим, и ты снова будешь свеженьким, как огурчик, чтобы радовать нас с Инсон-хёном своим ротиком и сладкой дыркой, да, малыш? У Бэка мороз по коже от этих наглых и мерзких слов, но он гордо молчит, не открывая глаз. — Что тут у нас? — спрашивает сам себя альфа, опуская одеяло Бэка, и тот с ужасом понимает, что полностью раздет. Он распахивает глаза и старается слабыми руками вырвать одеяло у альфы, но тот только ухмыляется: — Не капризничай, щеночек, папочка должен посмотреть на раны детки, чтобы вылечить его. Ну же, Бэкки, не упрямься. Он легко выхватывает несчастное одеяло из тонких пальцев беты и откидывает его в сторону. Альфа пожирает глазами открытое теперь ему полностью тело парня, а Бэк пытается прикрыться хоть как-то. Эти нелепые попытки красноволосый встречает хриплым пошлым смехом: — Этими ладошками, щеночек, ты можешь только мне подрочить, а сладкое своё тело прикрыть не получится. Ну-ка, ну-ка... Нос альфы скользит бесстыдно по груди и животу Бэка, спускается ниже, ведётся по бёдрам и ныряет между ними. Бэк тщетно пытается сжать ноги и оттолкнуть наглого насильника, но у него ничего не получается. Однако красноволосый поднимается сам и презрительно кидает: — Бета! Пустышка. Ни запаха, ни смазки! Сухой, как Сахара. Безвкусный, как мел. Уж не знаю, как там тебя собирается ебать Инсон, а я, пожалуй, пока пас. Пусть он тебя для меня хотя бы подготовит. Альфа смотрит на сжавшегося в ужасе Бэка свысока и, внезапно наклонившись, вдруг всасывается в его правый сосок. Бэк визжит от неожиданности и вцепляется в волосы наглеца. Но тот сосёт страстно, жадно, прикусывает больно, а сам при этом отводит руки беты в стороны и вжимает их в простынь. Потом он оставляет несколько укусов на бедрах Бэка и, облизываясь, зло говорит: — Постный. Никакой. Живи, бета, я тебя трахать не буду. Подожду своего сладкого Юнги. Он к тебе скоро присоединится. А пока будешь ублажать только Инсона. Хотя… — Он оценивающе останавливает взгляд на опухших от синяков губах Бэка. — Хотя ротик твой я попробую, конечно. Но позже. — Он кивает на поднос: — Ешь, щеночек. Силы этой ночью тебе понадобятся. У Инсона большие планы на тебя. – И уходит, оставив Бэкхёна в полной уверенности, что эту ночь он не переживёт.