Майберт 2021

Алик не привык открыто выражать свои симпатии, а привязанности и вовсе отрицал, потому иногда Малина казался ему диким, особенно в самом начале их отношений. Хотя, по сути, Рома таким и был, слегка без башни. Удивительная способность контролировать все, и при этом иногда вести себя совершенно необдуманно. Нет, Малиновский не лез целоваться при всех, не писал признаний на асфальте под окнами, и вообще про их отношения одновременно знали все, но боялись спросить, и ни у кого не было хоть каких-то доказательств, кроме домыслов. И все равно иногда Малину заносило, он обожал целоваться, и, к чести его сказать, это он умел. У Алика ноги буквально подгибались, когда Роман впервые зажал его между своим крепким телом и дверью гелика. От него пахло одеколоном, алкоголем, порохом и кровью, в одной руке была пушка, в другой он сжимал длинные пряди волос, почти намотав их на кулак, а в свете фар валялось три здоровых лося с дырками от пуль между глаз. Хоть как-то, но у них все же получилось пораскинуть мозгами, как шутил потом Малина. Ожидаемо было, что этих стероидных пташек придётся вальнуть, потому Альберт и поехал - «мерки снять», чтобы не пришлось возиться долго, прикидывая непосредственно на кладбище, куда распихать таких здоровых дядь, они не в каждую могилку влезут. Со стороны, наверное, картина страшная была, но Зурабович нисколько не боялся Малину, наоборот, наматывал на пальцы цепь, тянул к себе ближе, потому что от Ромы тянуло чем-то таким живым и тёплым, настолько для этой ситуации ненормальным, и таким необходимым Алику, как воздух. И правда, если бы попросили его описать, как выглядит воздух, столь нужный для жизни любому, разогретый солнцем, вечерний, Сицилийский воздух, одним дуновением заставляющий предвкушать пьянящую ночь, он бы описал глаза Ромы Малиновского. Уже потом, когда губы начнут болеть от поцелуев, они отлипнут наконец друг от друга, Альберт вытрет ладонью рот и посмотрит Малине в глаза осуждающе, мало ли кто мог это видеть, будто сам не стонал в его рот всего несколько секунд назад. Малина мог целоваться совершенно по разному, скусывая губы в кровь, так, что поцелуй был больше похож на покушение на убийство, или нежно, почти невесомо, заставляя тянуться за своими губами, и довольно усмехаясь, когда видел немую просьбу о продолжении на лице Алика. Ещё он умел лениво, тягуче, томно. Обычно так было по утрам, когда из кровати вылезать не хотелось, и надо было как-то отвлечь Зурабовича от часов, и требующей их участия реальности. Малина был требователен, жаден до поцелуев, он любил, когда Алик отпускал себя, и покрывал его шею кровавыми засосами, которые даже водолазка еле скрывала, но сам редко себе позволял подобное, потому что считал себя внимательным любовником, и старался эту репутацию поддерживать, помня, что Альберт не любит на себе чужие метки, потому что считает, что это - символ привязанности, а привязанности - слабость. И плевать, что по факту делят одну постель и дом уже довольно давно, что друг за друга любому глотку перегрызут, и это куда большая привязанность, чем синяки на теле. Малина знает, что Алик не перестанет ворчать на поцелуи «в потенциально опасных местах», которые становились такими исключительно по одной, лишь Алику известной, системе, особенно если вокруг были одни трупы, те точно уже никому ничего не расскажут. Но также Малина знает, что ему доверяют, иначе подобные выходки никогда бы не допустили. Все же, он далеко не девицу целовал в шею, обнимая сзади после душа, когда последние следы крови и пота стёрты с тела, и получал в ответ: «Рома... Чертовы занавески опять открыты». Он знал, что имеет дело с параноиком, но если бы не эта черта, они бы уже помереть могли, поэтому можно и оторваться от бледной кожи, и задернуть шторы. Алик знает, что Малина свой темперамент не умерит, и что в некоторой степени он сам себе накручивает потенциальную «опасность». Но Малина не был бы собой, веди он себя иначе. С его бешеной харизмой невозможно не устраивать встряску любовнику по поводу и без, и будь Малина менее бойким, он бы не приносил с собой ощущение жизни и тепла, даже если все вокруг было усеяно трупами, как бриз на берегу Палермо. Удивительный человек, живущий телом в Катамарановске, а душой на Тирренском побережье, и великодушно впустивший Алика прогуляться по набережной.