Занимательная химия

      — Шаст, ты вообще спал сегодня? — стоя на праздничной линейке, спросила Оксана Антона. Она старалась держать вид и строй, легонько обернувшись на друга, глядя на него через свое плечо. А сам Антон даже глаза не смог открыть, наклонился только, чтобы услышать хоть что-то и, словно слепой котенок, впечатался прямо девушке в спину. Та улыбнулась и потрепала ласково светлые кудряшки на его голове. Шастун на это чуть ли не замурчал, как самый настоящий кошак. Пара девушек из восьмого издали умилительный визг, оглядывая эту сцену, и принялись шептаться о том, какая они красивая пара.       — М-м-м, — промычал он нечто вроде как утвердительное и уткнулся носом в Оксанкино плечо, находя то на ощупь. Для этого ему, правда, пришлось сложиться в три погибели, но сон был для него важнее. А у Оксаны такое удобное плечо, и кофточка мягкая и теплая.       Девушка тяжело вздохнула, понимая, что парень опять либо рисовал, либо читал до поздней ночи. А когда решил прилечь поспать, прозвенел заведенный будильник, и он в итоге так и не лег. Не в первый и, видимо, не в последний раз случается такое.       — Открой глазки, спящая красавица, щас твой принц появится, — шепнула ему девушка в ухо, и он тут же распрямился, сонно моргая. Зеленые глаза резво начали выискивать нужную родную чужую макушку на лестнице у главного входа, пока Суркова смеялась над этим взлохмаченным сонным воробушком. Стоило только упомянуть имя химика, как тот сразу же оживлялся, забывая про все проблемы и все неудобства. И Окс нагло этим пользовалась. Всегда нужно иметь козырь в рукаве.       А «воробушек» тем временем уже нашел, что искал, и теперь залипал на Арсения в белой рубашке, галстуке и охеренно сидящем на нем пиджаке, собирающегося начать рассказы про важность учебы.       Этот официальный костюм ему настолько сильно шел, что Шаст боялся действительно подавиться слюной, или кончить. А очки в черной оправе, сидящие на переносице, вызывали у Шастуна странный трепет. Вот и нашелся твой фетиш, Антош. Черные костюмы на Попове, очки, тоже на Попове, и Арсений Попов весь целиком. (про то, что Антон хотел видеть его на себе, мы умолчим).       У Антона на язык так и просилось «Папочка», когда он видел учителя в таком виде, но смысл говорить это, если адресат так и не услышит, и, наверное, не оценит? Поэтому он только вздохнул и принялся во второй раз осматривать свою голубую мечту, стараясь запомнить все до мелочей. Чтобы было что вспоминать холодными томными вечерами и не менее холодными ночами.       — А твоя фея-крестная где, Золушка? — зевнув и все же оторвавшись от химика, обернулся к Оксане парень, и она кивнула плечом куда-то в непонятном направлении.       Она на Ирину Вячеславовну уже тоже насмотреться успела, хотя бюст женщины в красивом персиковом платье так и манил ее взгляд, но она с титаническим усилием оторвалась от его разглядывания. Как и от разглядывания всей Ирины целиком.       Арсений, уже успев рассказать все, что от него требовалось, отошел от микрофона к все той же Ирине, они начали увлеченно беседовать, пока Суркова с Шастуном тяжко вздыхали, глядя на них одинаковыми влюбленными глазами.       — Пиздец мы влипли, Окс, — восторженным шепотом сказал парень, приобнимая подругу, все не отрывая взгляд от пары.       — Я знаю, Тош. Я знаю. — облокотилась на него девушка, тоже не сводя глаз с двух преподавателей.       Так, собственно, и проходила линейка. Станислав Владимирович (я все еще не ебу какое у него отчество) вещал о важности учебы, о том, какой это важный год, и желал удачи. Ученики вяло кивали головами и аплодировали, едва приподнимая руки, плавясь на сентябрьской жаре. Учителя от них не отставали, но выглядели все же немного свежее, в отличие от собственных подопечных. Стоять в тени намного лучше, чем под лучами палящего солнца. Хотя и им от жары было некуда скрыться. А директор все говорил и говорил. А люди все плавились и плавились, пока не прозвучало долгожданное «расходитесь по классам», и Дмитрий Темурович не махнул рукой своему одиннадцатому, чтобы те шли. И они пошли. Ну или побежали, скорее.       А оказавшись в стенах школы, они все выдохнули с огромнейшим облегчением, а стоило зайти в класс, хоровой стон удовлетворения слышал похоже весь этаж. Парты были холодными, а остудить голову определенно не помешало. Как в прямом так и в переносном смыслах. Что Антон, что Оксана, за все время линейки успели понапридумывать столько всего интересного в своей голове, что пожалуй и порнхабу было далеко до них. Ну а что? У них гормоны играют.       Но вот вслед за детьми входит Дмитрий Темурович, и все разговоры слегка стихают, а Шастун даже может поднять голову с холодной парты. Герой, не иначе.       Позов печально осматривает растекшихся на своих местах подопечных и вздыхает, мечтая о холодном пиве и возвращении домой. Но он начинает перекличку, рассказывает то же самое, что и все года подряд, снабжает подростков учебниками, показывает примерное расписание на первые две недели учебы и желает удачного остатка дня.       Подростки медленно поднимаются со своих мест, громко обсуждая, где можно с почестями похоронить кончившееся лето и еще не начавшееся экзаменационное — следующего года, и, кряхтя как старики, тащат пакеты с учебниками по домам, так и не договорившись о месте предполагаемой пьянки.

***

      Антон честно помогает нести Оксане пакет с учебниками по лестнице, но желание покурить становиться сильнее, и он не может ему противостоять. Они останавливаются на крыльце, чтобы осуществить задуманное, и даже не беспокоятся. В целом никто уже не станет давать им за это люлей, нет в школе никого, кроме теть Зины. Первоклашки уже разбежались по домам в сопровождении родителей, а остальные классы слиняли при первой же возможности. Потому Антон бесстрашно достает свой синий «Винстон» и с наслаждением вдыхает сначала запах сигаретного дыма, а потом и сам дым.       Он лениво курит сигарету, размышляя над пролетевшими учебными годами, и с ностальгией вспоминает бывших друзей, успевших выпуститься еще из девятого. Курит и думает, что остался все один единственный год до настоящей взрослой жизни, куда вступать ой как не хочется.       Оксана иногда отбирает у него сигарету, листая то Твиттер, то Инсту, — разглядывая очередные посты про котиков-собачек-хомячков-ой-как-мило-Тош-а-этот-вылитый-ты и фотографии Ирины Вячеславовны по очереди, — но Антон не жалуется. Привык уже, да и не жалко для подруги, ну.       Так они и стоят, пока вдруг Оксана не поднимает голову. Глаза ее расширяются, и она истерично начинает махать Антону руками, правда, тот не понимает, что она пытается сказать. Он недоуменно хмурит брови и качает рукой в воздухе, силясь что-то понять, а Суркова только активнее машет руками.       — Что…? — не выдерживает он в итоге.       — Не быть тебе шпионом, Суркова, вот что, — звучит за спиной голос, который ему снится в каждом, мокром и не очень, сне, и парень, бедный, вздрагивает, роняя на ногу пакет с книгами.       — Блять! — шипит он, сгибаясь от боли, и чувствует, как руки, — не отстающие по появлению в его фантазиях от голоса, — поддерживают его за плечи.       — Не выражайся, по губам получишь, — беззлобно ухмыляется Арсений и отпускает антоновы плечи. Тот растерян, напуган, ошарашен и расстроен, что преподаватель не оставил руки на месте. А химик улыбается, поправляя очки, и у Антона все внутри переворачивается.       — Простите? — пищит парень, забывая про сигарету в пальцах, вот-вот улетевшую бы из рук. Но про нее помнит Попов и выхватывает ее у застывшего ученика, затягиваясь сначала разок, а следом второй. Прикрывает довольно глаза и тушит о забор, выкидывая бычок в ближайшую урну.       — Ну, если травишь себя, то трави хоть не на школьном крыльце, Шастун, ради бога — хмыкает химик, наклоняясь почти что к красному Антошкиному уху, хлопает его по плечу, все еще улыбаясь, и задорно уходит, махая им с Оксанкой рукой.       Антон так и стоит как вкопанный. Стоит и смотрит на черный поповский пиджак. Стоит и не может перестать вдыхать уже рассеивающийся аромат чужого одеколона. Стоит, будто к крыльцу примерз или как дерево в него же корнями врос, и не может забыть тепло у своего уха и ласковый бархатный голос.       Оксана тоже застывает, ошарашенная, пусть и не так сильно от определенно зависшего достаточно надолго друга. Они оба смотрят уходящему Арсению Сергеевичу вслед, пока Суркова все же не выдерживает и не хихикает, прикрывая рукой рот.       — Нет, я напишу про вас фанфик, — говорит она, качая головой, и прячет телефон с фотографией изумленного Антона и курящего химика в карман. Компромат и материал для шантажа найден, а еще даже не школьные будни. Вот свезло-то. — Ну вот чего ты застыл, как памятник Ленину? Хочешь, чтобы голуби обосрали?       — Думаю, можно ли считать это за непрямой поцелуй? — тихо и действительно задумчиво отзывается Шаст, и девушка хмыкает.       — Ну, считай тогда, что он и меня поцеловал. У нас был тройной непрямой поцелуй.       — Это намек на групповуху? — приподнимает бровь Антон и наконец отмирает, поворачивая к девушке голову.       — А ты хочешь? Я за, можем устроить, без б. Есть сайтик один…       — Фу, Оксана блять, — морщится Шастун и поднимает пакет с учебниками.       — Я не блядь, я приличная молодая девушка, — говорит гордо она и наигранно поправляет прическу. — Как у вас вообще рот открылся меня так назвать?       — Рефлекторно, — фыркает Антон, и они начинают свой долгий путь домой.       — Рефлекторно это у тебя на Арсения Сергеича рот открывается, — говорит Оксана, и Антон не может не согласиться.       Рот-то реально открывается.