Занимательная химия

      Оксана в пятый раз обводила взглядом Ирину с головы до ног и со вздохом возвращалась к заданиям контрольной.       Всё, что было в ее силах, она сделать-сделала, но удовольствие понаблюдать за Кузнецовой, пока та занята бумагами, пересиливало здравый смысл, просящийся домой. Или хотя бы к Антону на квартирку, где они посмотрели бы фильм, обсудили своих крашей и с пользой провели время.       Но любовь толкает на безрассудства, а потому Оксана сидела тут и сверлила Ирину взглядом голодного, но прирученного зверя, и мечтала, как однажды сможет подойти к ней со спины и целовать, куда сможет дотянуться, обнимая женщину. А потом они бросят все эти дела, уедут домой и будут смотреть сериалы в обнимку, поедая вкусное мороженое.       Думая об этом, она рисовала в своем черновике маленькие сердечки, которые помогали ей немного успокоиться своей монотонностью, но при этом она снова и снова представляла самые разные ситуации, в которых она и преподавательница были бы вместе. Были бы парой – и это не имело бы никаких последствий. И мечтательная улыбка уже неконтролируемо лезла на лицо. И никакое рисование примитивных сердечек уже не могло бы ее успокоить.       Вот они идут в кино, на последний ряд, чтобы целоваться в темном зале, пока все остальные смотрят странную комедию. А вот они идут в макдональдс, потому что готовить дома лень, да и хочется покушать чего-то вредного и жирного. А вот они в ресторане, кормят друг друга пастой, отмечая свою годовщину отношений и запивают ее красным вином, сверкая влюбленными улыбками. А вот они выгуливают свою общую собачку в парке около дома и едят вкусное мороженное, купленное где-то около детской площадки.       Оксана была полностью поглощена своими фантазиями и, глядя уже в парту, совсем замечталась. Да так, что и не заметила, как небольшие сердечки, с листов ее черновика, переползли на все ту же парту, а Ирина Вячеславовна оказалась напротив нее, разглядывая довольную ученицу, обеспокоенно.       — Оксана, с тобой все хорошо? — заботливо поинтересовалась она, и девушка вздрогнула.       — А? Да-да, все в порядке, — закивала она болванчиком и начала собирать сумку, тараторя в процессе от нервов. — Я уже вот написала все, кстати, можете забирать. А я, наверное, пойду, меня Антон наверняка ждет уже…       — Оксан, точно все хорошо? — приподняла бровь женщина, замечая за Сурковой чрезмерную, не присущую ей, болтливость.       — Конечно, Ирина Вячеславовна, все нормально, — продолжает кивать девушка, краснея от того, что объект ее мечтаний сейчас сидит напротив нее, глядя с неподдельным волнением. Она буквально таяла, лишь крепче прижимая к себе рюкзак.       — Оксана, я же вижу: что-то тебя беспокоит, — мягко начинает женщина, замечая смущенность ученицы. — Ты можешь мне довериться, я же все-таки тоже девушка. Секретики хранить умею, — подмигивает преподавательница, и Суркова старается не пищать от смущения, радости и страха.       А потом думает, что признаться в чувствах Ирине сейчас было бы логичным и очень заманчивым вариантом.       Эта мысль ошарашивает ее настолько, что она замирает, словно олень в свете фар, а руки начинают подрагивать. Но она решает: была не была. Не попробуешь – не попробуешь. И говорит:       — Вообще-то да, — неловко заправляя прядь волос, говорит Оксана и краснеет пуще прежнего. — Понимаете, мне кое-кто нравится… Но я почти уверена, что этот человек не ответит мне взаимностью, да и не положено влюбляться в таких людей. Но сами понимаете, сердцу не прикажешь, но… Этот человек мне очень-очень нравится. И я не знаю что мне делать…       — О, — приподнимает бровь Ира, — так кто этот… человек? Может быть, я помогу тебе в этом.       — Это… — Суркова поднимает взгляд на Кузнецову, и это становится ее ошибкой. Карие глаза смотрели прямо в ее душу, словно догадываясь о чем-то, и Оксане становится страшно. Она не может сказать это дурацкое «Вы», оно застревает у нее в горле, и она пулеметной очередью проговаривает первое пришедшее в голову имя, — этАрсенийСергеич, — и застывает за партой, глядя на ошарашенную женщину.       — Ты влюблена в Арса? Э-э, то есть, в Арсения Сергеевича? — Оксана кивает. — В Попова? — и Оксана снова кивает. — Ну, это… неожиданно. Ты уверена, что, ну, влюблена? Может, это симпатия просто, или любовь как к учителю, любящему свой предмет?       И девушка опять кивает, на все вопросы, пока в голове строка, состоящая из неоновых красных «БлятьБлятьБлять», крутится на повторе.       «Оксана, блять, что ты несешь? Они же встречаются!» — истерично пронеслась в голове эта мысль, и девушка чуть не пищала от страха.       — Простите, я не должна была вам этого говорить, вы же пара…       — Нет, нет, все хорошо! — поднимает руки Ира и встает со стула, выхаживая по классу. — Я просто удивилась. А Антон знает? Вы же встречаетесь вроде.       И у Оксаны в голове ничего из цензурных конструкций не остается. Только месиво из «блять, пиздец, вашу мать, это полная жопа, мы в дерьме, ебаный ты коловратий, какой пиздец».       — И я думаю тебе стоит поговорить с Арсением Сергеевичем, это его, ну, тоже касается, — добавляет преподавательница, сминая свою рубашку неловким движением. — Я ему передам, что ты, э-э-э, у тебя к нему дело, вот, да. Ты же не против, что я с ним это… ну-у, обсужу?       А девушка только качает головой и боится, что прям тут у нее случится либо истерика, либо нервный срыв. И она покорно соглашается со всем ею сказанным, кроя матом всех и вся в своей голове.        Ирина же просто кивает Сурковой и говорит что-то похожее на «Поговори с Антоном, он тоже имеет право знать», но Оксана плохо слышит, бочком продвигаясь к двери, говорит учительнице слова прощания и срывается туда, где все тот же Антон был с вероятностью в пятьдесят процентов, если еще не ушел домой. «Ну и попала».       Дорассказав свою занимательную историю, девушка вздыхает тяжко и виновато смотрит на Шастуна, у которого улыбка, нервная, очевидно, скоро лицо ему разорвет. А потом он качает головой и начинает ржать. Нет, не смеяться, а именно что ржать, как конь педальный. Оксана смотрит на него, как на дебила, и Антон рассказывает ей свою историю.       В конце ржут они оба.       А к итогу сегодняшнего дня Паша имеет двух перепуганных охеревших школьников, любовную драму и все те же любовные хреноугольники, потому что действующих лиц тут дохера и маленькая тележка.       «Тут простым чаем не обойтись», — думает Добровольский, допивает остаток на дне чашки и достает бутылку коньяка из нижнего ящика стола, ставя еще две чашки на стол.       — Вот вам и Санта-Барбара по-воронежски, — вздыхает Паша и разливает алкоголь по чашкам. ***       Арс, честное слово, пытался придумать, что скажет Ире, чтобы та не считала его извращенцем, падким на маленьких и милых мальчиков-школьников.       Он правда пытался что-то придумать, но не выходило, потому что и сам Попов себя педофилом ощущал. Но это воспринималось немного по-другому.       Не так… мрачно? Не так… отвратительно? Не так… ужасно? Он просто… просто влюбился в открытость и жизнерадостность этого паренька, да. Его ведь не привлекает детская внешность, даже мысли такой не возникало никогда! Да и не настолько уже Шастун и ребенок, восемнадцать не за горами. И это вообще было не так, и он не влюблен в ученика, нет. Это просто симпатия к нему как к человеку. Наверное.       Сука, ну вот кому он тут пиздит?       Вляпался же по самые уши.       Вляпался в этого милого школьника, с кучей колец и браслетов. Вляпался в его звонкий смех и румянец на милых щеках. Вляпался, потому что запомнил о родинке на кончике носа и марке любимых Антоном сигарет. Запомнил, что он забавно морщит носик перед тем, как чихнуть, и забавно прикрывает рукой рот, когда зевает. Вляпался в его зеленые глаза, как в топи, и выбраться уже не может.       Он качает головой, обреченно улыбаясь. Ходит из стороны в сторону и вплетает пальцы в волосы.       Он, блять, в таких топях, что никакой эвакуатор не вытащит. Да и застрял так, что даже если бы захотел — не выбрался бы. Но еще хуже, что он и не хочет.       А топи-то зеленые-зеленые, как у Антона глаза.       Арсений качнул головой и снова попытался подобрать слова, придумать, что именно будет говорить девушке, или хотя бы сформулировать просто приветствие, вместо «Нам надо расстаться. Почему? А я дебил просто», но у него просто не получалось от слова совсем. Или даже скорее от слова нихуя.       Он ходил из стороны в сторону, все активнее стараясь то ли успокоить нервы, то ли заставить мозг работать, то ли еще чего, но вывод был один и был он неутешительный.       Он, Арсений Сергеевич Попов, — чертов педофил, влюбленный в Антошу Шастуна и желающий его минимум в романтическом плане. А что тогда максимум — Арс даже боялся думать, продолжая расхаживать по кабинету.       Такими темпами он мог бы даже придумать вечный двигатель, основанный на его нервных вышагиваниях по кабинету и страхе, который он не мог скрыть.       Но к приходу девушки, на удивление, ему даже удалось придумать что-то большее, чем просто вывалить все на Кузнецову одним непрерывным потоком слов. Только вот стоило ей только переступить порог кабинета химии, все его заготовленные речи полетели в Тартарары, а два «нам нужно поговорить» послышались прямо-таки синхронно и оба учителя замерли.       Они смотрели друг на друга, словно виделись впервые, а потом Ира все-таки подошла ближе, присаживаясь на парту. И у Арса вообще пропали последние крохи какой-либо уверенности так, что он малодушно кивнул Кузнецовой, мол, давай первая, а сам попытался собрать расползающиеся мысли в кучу.       — Ладно, это, конечно, ситуация не новая, — вздыхает Ирина и складывает руки на груди. — Но все-таки. Как я недавно узнала, одна ученица, м-м-м, вроде как, в тебя влюблена, и мне не хотелось бы тешить ее ложными надеждами на то, что у вас все может получится. Потому что я знаю тебя и, вроде как, знаю ее, так что вам, ну, не суждено так сказать. И нет, это не ревность, просто… Не хочу девочку разочаровывать. Так что не мог бы ты, не знаю, поговорить с ней по этому поводу? Дать ей понять, что вы не можете быть вместе.       — О, вот оно как, — удивленно произносит Попов, понимая, что проблемы не спешат заканчиваться. И куда же ему эти влюбленные девочки вперлись-то? — Конечно, могу. Сама знаешь, мне не нравятся такие влюбленности, лучше уж разочаруется раньше и быстрее забудет про меня. А кто это, кстати?       — Оксана, ну Суркова которая. Ты у нее химию как раз вроде ведешь. Она еще с Шастуном Антоном встречается, шпалой такой. Хотя скорее встречалась, учитывая сказанное, — бормочет под конец Ира, и у Арса вырывается нервный смешок. Он оседает на парту и начинает тихо смеяться. Ну вот, все опять свелось к Шастуну. Как? К нему что, как все дороги в Рим? А Ира только смотрит на него, как на дурачка, и тихо спрашивает, словно с душевнобольным общается:       — Арсюш, с тобой все хорошо?       — Ир, ты присядь, пожалуйста. Нам надо поговорить, — говорит он, а в голове только одно слово. Пиздец.       Ну что за пиздец?