Занимательная химия

      Антон задумчиво стоял у бортика катка, поправляя шарф, который упорно старался его придушить. Терзающий его шею клочок серой ткани, которую он по ошибке взял с собой вместо шапки, все никак не хотел ложиться так, как ему было нужно, лишь крепче обвивая шею, все стараясь его удушить побыстрее.       А пока он безуспешно пытался побороть этот несчастный шарф, вокруг кипела жизнь и веселье. По льду катались его одноклассники, налетая друг на друга, падая, крича и смеясь. Оксана тоже разъезжала туда-сюда неподалёку, мелькая перед глазами. Даже Ирина Вячесла… Ира в стороне не стояла и уже успела станцевать все с той же Оксаной парный танец, похожий на вальс, а также успела упасть в одну большую кучу-малу, неудачно столкнувшись с кем-то.       «У всех вон занятий вагон, а я тут с шарфом дерусь. Комедия, не иначе», — покачал головой Антон, наконец уложив чёртову ткань как надо. Хотя сам он тоже был не лыком шит и катался вполне сносно, даже не упав и не сбив кого-то (что очень сильно неожиданно). И он бы даже продолжил кататься, но все же отдал предпочтение воплям своих болящих ног, а не мнимой возможности покататься с Арсением, которую все выжидал. И да, он надеялся покататься с Арсением Сергеевичем и посмотреть, как он будет выглядеть на коньках. А еще он очень хотел спросить, зачем Арсений Серге… Арс кинул снежок в Дмитрия Темуровича, который в свою очередь начал снежную войну, из которой живым не выбрался никто.       «Антон приподнял голову на внезапно послышавшиеся ахи и вздохи, отпуская несчастные шнурки, которые все пытался завязать, и завязал-таки красивым бантиком.       Вначале понятного было мало. Кто-то смеялся, прикрываясь кашлем, кто-то удивленно-шокированно переглядывался, а кто-то просто во все глаза смотрел на… Дмитрия Тимуровича, который замер на своём месте. Когда же Антон разглядел его лицо, все сразу стало понятно и ясно как день.       Он глянул на Оксану огромными глазами и поймал её точно такой же взгляд. А потом послышался громкий звонкий хохот. На него все и обернулись. Чтобы увидеть Ирину Вячеславовну громко хохочущую, и Арсения Сергеевича, виновато потирающего затылок.       Смех вспыхнул среди школьников, но тут же подавился, чтобы не навлечь на себя гнев классрука, который, кстати, так и стоял со снегом на лице. Некоторые уже было начали переживать: не слишком ли сильно тому прилетело? Арсений даже подошёл ближе, чтобы встряхнуть коллегу, но в итоге был брошен в сугроб. Смех Ирины Вячеславовны стал только громче».       А вообще, нет. Ему абсолютно не интересно. И он не расстроен тем, что Арсений не стал вставать на коньки. И нет, он не пытался покрасоваться перед ним своим умением кататься, нет, вы что!       Он отказался продолжать веселье именно потому, что у него ножки кататься болят после всех ваших битв и катаний, и он лучше у бортика постоит. И на это совершенно не повлиял факт того, что Арсений Сергеевич тоже тактично отказался от катаний и стоял за бортом, разговаривая то с Дмитрием Темуровичем, то с ребятами, ну и самим Антоном, собственно. Совсем не повлиял, нет. Абсолютно.       Кстати, говорили они преимущественно о «Вине из одуванчиков», которое Арсений только начал читать, а Антон уже зачитал до дыр, приобретя способность временами цитировать строки, а то и целые абзацы из книги.       А Арсений, в свою очередь, зная, что в диалоге обычно участвуют двое, все равно не мог отвести глаз от Шастуна и перебить его, а потому просто стоял, раскрыв рот. Не мог отвести глаз от Шастуна, который улыбаясь во все тридцать два, вспоминал ещё одного героя или событие из книги, хотя наверняка знал их истории наизусть. Шастуна, который пересказал ему всю книгу и торопливо прикрыл ротик ладошками, поняв, что проспойлерил, ну, приблизительно всё. Шастуна, который покраснел и начал сбивчиво извиняться за этот самый пересказ.       Арс просто не мог сдержать порыв растянуть губы в улыбке умиления этим поистине светлым пареньком, который с таким пылом отстаивал любимое произведение, когда Арсений назвал то скучной сказкой. Глаза его светились радостью, лёгким негодованием и теплом, несмотря на то, что за окном декабрь, а они находятся на катке, где не так уж и тепло, знаете ли. Антон весь состоял из лучей солнца, окутанный его светом, он и сам светил не хуже.                   Казалось он и сам был этим солнцем. И Попов неизменно тянулся к его теплу.       И он бы продолжал тянуться и дальше, вслушиваясь в задорный мальчишеский голос, чуть огрубевший от курения, если бы не одно но:       — Арсений Сергеевич, а почему вы не со всеми? — подъехала к ним Алёна, одна из антоновых одноклассниц, которой уж очень сильно нравилось подъезжать к борту катка. Кажется, на это повлияла все та же усталость, а не один привлекательный химик.       — Мне не хочется как-то, Алён, — извиняясь, улыбнулся Арсений. — Да и Антон любезно составил мне компанию, чтобы я не скучал. Поэтому за меня не беспокойся, я в надёжных руках.       Сказал Арсений и пожалел, потому что он был в удачных руках, но вот ноги у обладателя рук были совсем не удачливы.