Моя ненависть к тебе

Эрен стоял у доски и получал свою первую в жизни двойку по физике. Не сказать, что это событие сильно расстроило его, в отличие от Армина, который распереживался так, будто несчастную пару влепили ему самому. Щеки блондина полыхали, глаза безумно блестели, и Эрен даже оттуда видел, как раздуваются его маленькие ноздри. Следить за элегантной крупной рукой мистера Смита, выводящей «два» напротив его фамилии, было не так страшно, как возвращаться за парту к Арлерту. — Можно выйти? — Прямо сейчас? — вздернул брови мистер Смит, скептически разглядывая парня. Лицо его выражало слабую тень разочарования из-за того, что один из его лучших учеников медленно скатывался вниз. — Прямо сейчас, — подтвердил Йегер и вышел вон. Спускаясь на первый этаж с целью прогуляться во дворе и подышать свежим воздухом без осуждений своего зубрилы-товарища, он в беспокойстве поймал за спиной быстрый шаг. Чёрт. — Господи, Армин, зачем ты пошёл за мной? — Эрен, немедленно остановись! — Нет. — Я пожалуюсь Микасе! Последние слова всё же произвели некоторое впечатление. — Нравится играть в мамочку?! Кажется, кто-то давно не летал из окна! — Эрен решил, что лучшая защита — нападение. — Если тебе станет лучше, можешь выкинуть меня еще десять раз, но только не надо выбрасывать собственную жизнь на помойку! — Двойка по физике — это не вся жизнь. Уже через неделю она не будет иметь никакого значения. Не нужно возводить важность учёбы в абсолют, ставя в один ряд с жизнью, здоровьем, счастьем и прочими действительно важными вещами. Жизнь на помойку… Ты себя слышишь вообще? Эрен развернулся и продолжил свой путь, направляясь к выходу. Армин упрямо последовал за ним. — Эрен, дело не только в двойке. Если уж рассуждать о счастье и здоровье, то ты несчастлив и нездоров одновременно. По-прежнему. Выходит, мои слова про твою выброшенную жизнь вполне справедливы. — О, правда? И что же мне делать, мистер Умник? Эрен злился. Снова все считают своим долгом залезть в его личное дело и навести там порядок. Что ж, флаг в руки. — Для начала, домашку! — Да чёрт возьми! Я вообще не хочу обсуждать гребаную учебу! По правде говоря, вчера днем у Эрена было предостаточно времени для выполнения домашней работы. Он знал, что делать и более того, знал, как. Но сколь бы ни была сильна его мотивация, он не смог заставить себя встать и приняться за задания. Слабость в руках и организме в целом отнимала всю продуктивность. Всё, на что Эрена хватало — наполнить стакан водой. Он пробовал развлечь себя в интернете, почитать книгу или поиграть в видеоигру, в надежде, что те запустят рабочие механизмы в его теле. Он пытался. Честно. Но не смог. В расстроенных чувствах он ложился поспать, но выходило лишь бездумно смотреть в стену. Метания его кончились тем, что он позвонил Аккерману, о чем совершенно не жалеет. Армин говорит, что он несчастен и нездоров? Нездоров, может быть. Несчастен? — Что за больная улыбка на твоем лице? Ты находишь всё это забавным, Эрен?! Не знал, что быть двоечником так весело! — Армин уткнул руки в бока и постарался сделать своё лицо возмущенным настолько, насколько позволяли его мягкие черты. — Армин… Я хочу тебе рассказать кое-что, но ты мне не поверишь. — Если это про мистера Аккермана, то ты не удивишь меня очередной историей, как пришел к нему домой, и он снова тебя выгнал. — Ты почти прав, но… ох. В общем, мне кажется, я ему нравлюсь, — как на духу выпалил Эрен, прячась в своих ладонях и лихорадочно вздыхая, будто готовился прыгнуть с парашютом. Реакция Армина была ровно никакой. — Ясно. — Эй, ты слышал меня вообще?! Это не ты ли там распинался, что у меня нет шансов и весь прочий бред?! — зеленые глазищи вперились в Армина взглядом, от которого тот обязательно бы пошатнулся, если бы не знал своего друга более пятнадцати лет. — Когда я пытался ухаживать за Энни, мне тоже кругом и всюду мерещилось, будто она безумно влюблена в меня и просто скрывает, — блондин как-то по-особенному грустно посмотрел на собеседника, тихо продолжив, — Иногда любишь так сильно, что полностью отрицаешь возможность невзаимности. Тебе кажется, что твои чувства столь огромны, что по всем законам мироздания просто не могут быть безответны. Я проходил через это… И, Эрен, очень часто мы ошибаемся. — Ты не понимаешь, Арлерт, это другое! — Нет, Эрен, это то же самое. Оно всегда одинаковое, просто у кого-то больше, у кого-то меньше. И вообще, спустись с небес на землю. Реальная жизнь здесь, со мной, Микасой, мистером Смитом и твоей двойкой по физике. А ты словно существуешь в каком-то своем собственном мире, не отдавая себе отчета и всех этим пугая. Пожалуйста, Эрен. — Он обнял меня! От агрессивного напора Йегера, блондин всё же сделал шаг назад. Всё правильно, здоровье и жизнь — самое главное. Хорошо бы их поберечь от всяких угроз вроде Эрена в состоянии особой душевной чувствительности. И всё же Армин должен был сказать: — Это ты его обнял. А он просто был вежливым, или… — Откуда ты знаешь, мать твою? — Да потому что Леви Аккерман никогда бы не обнял тебя! — Заткнись! Закрой рот! — прокричал Эрен и неожиданно для самого себя занес кулак для удара. Среагировав мгновенно, Армин сжался и зажмурился, прикрывая голову. В шоке Эрен схватил собственное запястье. Напуганный блондин пораженно отнял от себя руки и уставился на друга, которого, откровенно говоря, перестал узнавать еще много дней назад. Но весь масштаб понимания того, насколько другим человеком тот стал, нашел отражение в голубых блестящих глазах Арлерта только сейчас. Эрен стоял взлохмаченный, с воспаленно-покрасневшими веками, но не такими, какие бывают от долгих слез, а будто бы он… был безумен и неадекватен. Он удрученно сжимал свою дрожащую кисть, коей минутой ранее собирался приложить лучшего друга, точно утратил над ней власть, и страшно взирал перед собой. — Эрен, ты… сошёл с ума. Не уверен уже, по нему ли, или же по иным причинам, но ты не тот Эрен, которого я знал прежде. Если ты ненавидишь меня так сильно, то… — Армин говорил очень медленно, аккуратно подбирая каждое слово, дабы не вызвать очередного всплеска гнева. — Давай рожай быстрее, Армин! — прокричал Йегер в ответ на его старания. — Уходи, Эрен, если так хочешь. Если считаешь это правильным. Ты всех вокруг себя ненавидишь, кроме Леви. Вот только мы, в отличие от него, желаем тебе добра. И я, и твоя мама, и твой папа, и Микаса. А этот человек лишь издевается над тобой, кормя ложными надеждами. Если он действительно позволил тебе обнять себя, как ты говоришь, то поступил с тобой жестоко. Посмотри, до какого состояния он довел тебя, — Армин обреченно потянулся вперед, и тут же отпрянул, боясь приблизиться. Он скорбно опустил взгляд вниз, и случайный солнечный луч, пробившийся через толстую осеннюю перину облаков, упал ему на лицо, обличив слезы, застывшие в ясных глазах. — Поплачь еще, Армин, для полной картины! — плюнул Эрен напоследок и скрылся вон, так и забыв свой школьный рюкзак в кабинете физики. Вопреки желанию как можно быстрее преодолеть дорогу, он то и дело останавливался перевести дух. Было мерзко от школы, от прошлого, от окружающего мира, включая самых близких людей, от самого себя. Эрен понимал, что стал на путь медленной гибели, но добровольно отказывался вернуть прежнюю жизнь. Потому что ему нравилась новая, полная болезненных, разрушительных эмоций, смешанных со сладостью редких встреч и касаний. Заприметив скамейку, он тут же сел на нее, борясь с головокружением и серыми пятнами перед глазами. Страшно хотелось прилечь, но Эрен заставлял себя встать и пойти вперед, шаг за шагом, преодолевая ломоту в конечностях. Может быть, у него температура? Или его организм истощился настолько, что предавал себя, отказываясь верой и правдой служить хозяину? Достигнув, наконец, нужного дома, Эрен прижался лицом к холодному решетчатому забору. Небо окончательно стянуло тяжелыми облаками, и парень почувствовал, как на нос упала первая капля. Когда он потянул за витиеватую тяжелую калитку, которой раньше никогда не замечал, та оказалась закрыта. Он дернул снова, осмотрел пространство вокруг в поисках звонка или еще чего-нибудь, чем мог бы сообщить о своем прибытии. Но так ничего и не обнаружив, перемахнул через забор и поплелся к веранде. Общество Леви было необходимо ему, как глоток жизнесущего эфира, который бы поставил его на ноги и вдохнул энергию в изношенное тело. Всю дорогу ссора с Армином пульсировала тяжелым чувством в груди подростка, заставляя заламывать дрожащие пальцы. Он не мог вспомнить, чтобы они когда-нибудь расставались на такой ужасной ноте, но ведь всё в жизни бывает в первый раз. Эрен мог заранее предречь, что друг его простит, но сейчас оно ему и самому было не нужно. Обида всё еще горела в нем. «… Леви Аккерман никогда бы не обнял тебя!» — слова, которые всплывали в голове снова и снова, неприятно царапая изнутри. Слышать такое было мерзко. Но еще страшнее слабое осознание, что Армин может оказаться прав — Леви никогда бы не обнял его по своей воле. Все микроскопические этапы, по которым, как нравилось думать Эрену, развивались их странные отношения, преодолевались исключительно благодаря настойчивости подростка, и только. Но даже столь ничтожные достижения приносили радость его истерзанному сердцу. И он страстно хотел испить этой радости еще. Напоить себя отравляющей надеждой и снова мучиться всю ночь без сна. Дыхание участилось в сладком предвкушении скорых объятий, и Эрен буквально считал шаги до встречи с ним, пересекая двор на пути к веранде. Взойдя по ступенькам, он привычным движением толкнул дверь, но та, как и калитка, не поддалась. Неприятное предчувствие вновь дало о себе знать. Сначала совсем слабо, почти эфемерно, но к тому моменту, как Эрен понял, что в доме никого нет, оно выросло в настоящую панику. «Нет…» — прошептал он под нос, когда на звонок и стук никто не среагировал. Гость подождал сначала пять минут, затем десять, пятнадцать, но даже через полчаса ему не открыли. Возможно, Леви просто отошёл на работу или в магазин, быть может, поехал забирать Микасу, однако подросток был твердо уверен, что это не так. Позвонить сестре? И что он ей скажет? Не будет ли странным, если он начнет маниакально выяснять, где Леви, с кем Леви, когда Леви вернется? Эрен совершенно не понимал, какое решение принять. А еще он твердо знал, что самостоятельно до дома уже не доберется. Спустя час Эрен поднялся, вытирая что-то соленое со своих щек, позвонил, постучал сперва кулаком, затем ногой, а после снова осел на коврик возле двери, чувствуя себя брошенным на холоде псом. Злость в перемешку с обидой обожгли нутро последними всполохами, после чего он прикрыл воспаленные глаза и провалился в неспокойное и поверхностное забытье. Состояние это слабо напоминало сон. Подросток то и дело открывал глаза, ловя серые невыразительные образы, иногда слышал шум из смешанных, перебивающих друг друга голосов, как если бы рядом работало сразу несколько телевизоров. Потом их сменяли звуки капающей воды: дождь разыгрался, барабаня по крыше веранды и собираясь в мокрые дорожки. Эрен определенно замерз, хотел пить и есть, чувствовал озноб и ломоту подступающей лихорадки, но ему было глубоко всё равно. Он признавал лишь единственную панацею, за которой сюда и пришёл, и думал над тем, что совсем не виноват в своём состоянии. Разве можно было обвинить его в халатном отношении к своему здоровью, когда он так отчаянно следовал за исцелением? Он плюнет в лицо каждому, кто вообще попытается его хоть в чём-то обвинить, даже будь это его собственные родители. Образы сгущались, накрывая сознание плотной пеленой. Глаза перестали видеть перед собой, позволяя украсть Эрена в неумолимый круговорот навязчивых мыслей из обрывков непонятных слов и сменяющих друг друга чёрно-белых картинок. Как вдруг из бардака галлюцинаций Эрен отчетливо и ярко услышал своё имя. — Эрен, — позвали его. Он приподнял свинцовые веки, и обнаружил на своём плече белоснежную руку с до боли знакомой формой ногтей. Его тело наполнилось теплом, а пересохшие бледные губы искривились в мягкой улыбке. — Я ждал тебя… Где ты был так долго? — прохрипел он, и его горло ободрало болью. Эрен отвернулся, чтобы тяжело закашляться. Как же холодно… — Я была у родителей, но ты всё не приходил, и я решила отправиться тебя искать, чтобы успеть до их прихода. Если тебя опять не обнаружат дома, то мама с папой устроят проблемы. Боже, что с тобой происходит? Да ты весь горишь! Эрен ощутил, как его потянули наверх и обхватили его дрожащее тело двумя руками, прижимая к чему-то теплому и мягкому. Он, наконец, нашел в себе силы полностью разлепить глаза и увидел перед собой… — М-микаса? — голос сквозил сожалением, но вряд ли девушка могла его прочитать, угадав правильно только боль. Она крепче обняла его, откликаясь на его несчастье и целуя в щеку, за ухом, аккуратно в горячую шею. Эрен почувствовал на своей коже что-то влажное. Она плачет? — Эрен, милый, что с тобой? Почему ты так страдаешь? Скажи мне, пожалуйста! Просто скажи, я всё сделаю, я постараюсь тебе помочь! Мы ведь всегда справлялись, Эрен, вспомни… — Микаса, не нужно… не плачь, — мягко погладил он ее волосы онемевшими пальцами, слабо прижимая в ответ. — Прости меня… — Мы должны выяснить твою проблему! — решительно проговорила она. Эрен разрушался на её глазах, превращаясь в свою слабую тень, и она чувствовала острую необходимость что-то сделать. Состояние брата достигло критической точки, рискуя стать необратимым, и девушка только удивлялась, как раньше этого не замечала, и как Эрен в столь короткий срок мог превратиться в такое. — Может, ты принимаешь наркотики? — Что за вздор, — откликнулся Йегер, выдавив слабую улыбку. — Г-где он? — Кто, милый? — Леви, — ответил парень и внутренне сжался, надеясь, что не выдал себя, хотя всё было написано у него на лице. Но Микаса, будучи сосредоточенной на болезненном цвете его кожи, и не столько на выражении глаз, сколько на их красноте, не разглядела бури невыраженных чувств. Она накрыла его щеки прохладными ладонями, мягко поглаживая их, и снова целуя в лоб. — Он уехал в Трост. — Ч-что? Обратно? — Совсем нет. На неделю или на две, какие-то проблемы с поставщиками… — ответила сестра туманно, сама толком не зная наверняка. — Это время я буду жить у вас, как в старые добрые времена. Будем собирать конструкторы и объедаться лапшой быстрого приготовления, — вымученно улыбнулась Микаса, глядя в потухшие глаза напротив. — Разве ты не рад? — ещё один поцелуй в щёку. Эрен будто бы не замечал её ласк. — Так на неделю или на две? — спросил он, надрывая першащее горло. Его не устроил её расплывчатый ответ. Будто целая неделя — это то, чем можно так легко разбрасываться, словно жалкими пятью минутами. — Боже, Эрен, я не знаю. Какая разница? Прошу тебя, перестань вести себя странно. Этим ты только больше пугаешь меня. Вставай, — она увлекла его вверх, но ноги парня подкашивались, не в силах устоять. Он согнулся пополам, закашлявшись, и жалко прохрипел: — Я не дойду. Останемся здесь? Сестра отрицательно замотала головой. — Мы не можем. Леви запер дом, отключив в нем электроэнергию. Я, конечно, могу открыть дверь, но мы там не останемся. Всё равно придется звонить Грише, чтобы нас забрали. — Если ты сразу пошла к нам, то как узнала, где меня искать? — Армин, — только и произнесла Микаса, и Эрен содрогнулся при воспоминаниях о их последней встрече. Черт возьми, Армин. Еще одна проблема. — Бля… Он уже и забыл о том, как скверно расстался с лучшим другом, ощутив удручающее чувство вины, растекающееся внутри него черной лужей. Но совесть сразу поутихла, стоило вспомнить, как беспощадно тот бросался словами. Леви никогда бы не обнял тебя. Леви не обнял бы тебя. Не обнял бы. Никогда. Эрен запустил пальцы в свои лохматые каштановые патлы и вымученно застонал, прикрыв глаза. — Эрен, — лицо Микасы мгновенно преобразилось тревогой и страхом за брата, а её мягкие пальцы снова принялись в волнении бегать по его лицу. — Всё хорошо, идем в дом, как ты скажешь. Девушка открыла тяжелую дверь, запертую на два замка, кое-как затащила Йегера внутрь, усадив в просторном холле. Без хозяев здесь казалось пусто и холодно, из-за чего Эрен сжался, представив себя совсем крохотным на фоне дорогой мебели и строгого интерьера, кажущегося ему теперь отчего-то враждебным и слегка пафосным. Не успел он закончить мысль, как тонкие, но сильные руки вновь подхватили его и повели дальше вдоль широкого коридора в гостиную, подводя к изысканному дивану, на котором Эрену уже не раз случалось спать. Он лег, поморщившись от поразившей его тяжести, и наконец уселся, тут же завалившись набок и подогнув коленки, после чего обнял себя, продолжая мерно стучать зубами. — Холодно… — проговорил он тихо. — Сейчас, дорогой, сейчас, — Микаса металась по пустым комнатам в поисках термометра. Сунув его Йегеру, она унеслась на кухню, откуда вскоре послышалась тихая ругань. Электричества не было, и она не могла заварить чайник. — Так и знала, что ничего не выйдет. Какая же я дура, надо было просто вызвать такси. — Не говори так, ты хорошая… — едва слышно успокаивал её брат. Его милая и любимая сестра была единственным человеком на свете, которого Йегер мог выносить сейчас. Она часто переживала за него, выходила из себя, лезла не в свое дело, но Эрен сердился на нее в два раза меньше, чем если бы это был кто-нибудь другой. Он всегда относился к ней с некоторым снисхождением, жалея ее материнские порывы помогать во всём и контролировать. Никто её не заслуживал, включая него самого, и он благодарил вселенную за то, что именно он пал жертвой ее бесконечной заботы и волнений. Потерять Микасу представлялось немыслимым и несправедливым, словно оторвать от себя часть собственной жизни и тела. Они одно целое. Всегда вместе против всех. И сейчас, когда, Эрен был уверен, он стоял над самой огромной пропастью в своей жизни, падение в которую либо изменит его безвозвратно, либо вовсе убьет, она была рядом, как и всегда демонстрируя своё нежное внимание и протягивая руку помощи. Но даже если он примет эту самую руку, пропасть никуда не исчезнет. Точно огромный тектонический разлом, она не зарастет сама собой. Микаса пыталась помочь, но девушка не понимала, с чем имеет дело в этот раз, не ведала, куда впутывается. И даже такая упертая и неукротимая, она способна проиграть, к чему упорно и двигалась. Против любой, самой несокрушимой силы всегда найдется еще более разрушительная. И всё, что Эрену оставалось делать — это наблюдать за ее жалкими на фоне всего попытками спасти его. — Я спасу тебя, — произнесла вдруг она, словно читая его мысли. Йегер слабо улыбнулся, растягивая потрескавшиеся губы, и соврал: — Конечно, спасешь. Термометр часто запищал, оповещая о температуре тридцать восемь, и Микаса протянула не пойми откуда взявшиеся парацетамол и воду. Эрен благодарно принял их, выпивая таблетку и оставляя полупустой стакан на журнальном столике. Сестра, тем временем, вернулась на кухню и активно говорила по телефону, предположительно, с Гришей. Дрожащие конечности расслабились, подстроившись под знакомые и привычно неудобные изгибы дивана Аккерманов. Трепещущие образы вновь загрязнили Эрену сознание, из-за чего он прикрыл покрытые красной сеткой сосудов глаза, заменив окружающее пространство тьмой. Последнее, что он почувствовал — это тонкие нежные пальцы, переплетающиеся с его собственными, а затем влажное прикосновение чужих горячих губ к его холодной ладони. Он произнес его имя тихо, одними губами, чтобы было слышно только самому себе, зная, что это была всего лишь Микаса, но безнадежно пытаясь себя обмануть хотя бы на миг.