Моя ненависть к тебе

Слабый луч осеннего солнца пробежал по лицу Эрена и заставил проснуться. Что было удивительно, он выспался, пусть сон этот всего лишь следствие жаропонижающих в купе с успокоительным чаем, которым напоила его мать. Боль в горле сопровождалась короткими покашливаниями и общей болезненной слабостью. Но, как бы странно это ни звучало, Эрен был счастлив, что заболел. Теперь у него имелась уважительная причина не выслушивать упреки от семьи и друзей из-за прогулов в школе. Справа от изножья кровати стояла кухонная табуретка, на которой должна была расположиться Микаса. Вероятно, она пришла сюда рано утром и ждала его пробуждения. Кончилось тем, что сон застал врасплох ее саму, и девушка улеглась у брата в ногах. Эрен не хотел ее будить, не хотел снова ловить на себе взволнованный и отчего-то виноватый взгляд, чувствовать прикосновения к лицу и телу, мечущиеся по нему в поисках причин заболевания. Взрослые обозвали его проблему простудой. Но, к сожалению, Микаса легко догадалась, что истинные причины ее проистекают из его внутреннего состояния, длящегося уже не день и не два. Организм, наконец, дал реакцию на ослабленный иммунитет, причиной чему послужила его бессонница, и теперь Эрен будет несколько дней лежать с температурой и прочими неприятными симптомами. — Может, хоть теперь всё наладится, — произнесла внезапно проснувшаяся Микаса. — Может быть, — ответил Эрен бесцветным голосом. Отойдя от сна, он обнаружил у себя странную апатию и отсутствие вкуса ко всему окружающему. Скупой солнечный свет мягко ложился на локоны девушки, придавая им насыщенный блеск и особенную красоту, и в другой раз Эрен восхитился бы, но сейчас чувствовал лишь бесконечную пустоту. Волосы сестры казались просто волосами, а солнце лишь раздражающим фактором, выдернувшим его в реальность. Несмотря на то, что Йегер старший был врачом, вчера они зачем-то приволокли еще одного, который выписал подростку кучу лекарств, постельный режим и обильное питьё. Вспомнив сей эпизод, Эрен цокнул языком и закатил глаза. — Что? — вопросительно посмотрела Микаса, готовая в любой момент сорваться и предложить ему всё, что он захочет. — Ничего. — Как ты себя чувствуешь? — она потянулась вперед и коснулась губами его лба. — Нормально. — Нужно позавтракать, Эрен. Что тебе принести? — Ничего. — Я сделала что-то не так? — в вопросе проскользнул оттенок обиды, но у Эрена нет ни малейших сил разбираться с этим. Вчера он был безмерно благодарен сестре за оказанную заботу, благодарен и сейчас, но отчего-то её общество теперь непривычно давило. Он чувствовал легкое раздражение на фоне своей апатии, но не знал, почему. Будто она в чём-то виновата. Но в чём? — Нет. — Хорошо… Она отошла и, вопреки его отказу, всё же принесла большую кружку горячего чая и бутерброды, оставленные матерью перед уходом на работу. Эрен через силу позавтракал, после чего сестра достала огромную упаковку конструктора и праздно потрясла ею над головой. Внутри Йегера слабо зашевелился интерес, но не такой силы, чтобы его глаза загорелись, а улыбка преобразила серое лицо, как это бывало раньше. Он лишь кивнул ей и слегка привстал для удобства. Во время работы парень то и дело зависал, выключаясь из процесса и ловя на себе беспокойные взгляды. То совсем нетипичное для него поведение, ведь дурацкие конструкторы всегда были одним из главных хобби его жизни, однако сейчас он ничего не испытывал. Куча разноцветного пластика виделась ему сущей бессмыслицей. Он перестал понимать, зачем и для чего они это делают, и совсем забыл, каково чувствовать восторг от чего-то подобного. Казалось, это было так давно, словно в прошлой жизни, которую он выбрал оставить вместе со старыми увлечениями. Более того, это занятие его расстраивало, потому что за ним Эрен ощущал себя еще большим ребенком, чем являлся. Разве можно относиться серьезно к человеку, который до слюней изо рта обожает конструкторы «лего», точно маленький мальчик? И как вишенка на торте — проклятая метка на коробке «6+». Микаса работала молча, полностью погрузившись в инструкцию и совершенно ничего не комментируя, будто старалась поскорее закончить. »… тупые собирания конструкторов «лего» для шестилетних и выполнение домашки по литературе вместо тебя. Интеллектуальная пропасть, разделяющая вас, в один прекрасный момент станет столь огромна, что ей не о чем будет просто поговорить с тобой.» Эрен капризно выбросил очередную неподходящую деталь и погрузил лицо в ладони, тяжело вздохнув. Когда он вновь открыл глаза и заглянул в инструкцию на коленях Микасы, то обнаружил на ней маленькое мокрое пятнышко. — Микаса, — позвал он, и сестра тут же устремила на него влажные от подступающих слез глаза, пытаясь выдавить фальшивую улыбку. — Да, Эрен? — откликнулась она. — К черту, — прошептал подросток, скинул кривой каркас неудавшейся гоночной машины с кровати и увлек подругу к себе. Девушка легла, устроив голову на его груди, и тихо расплакалась, намочив Йегеру футболку. — Что я не так делаю, Эрен? — Всё так, милая. С тобой всё хорошо. — Нет… Какой от меня толк, если я не могу помочь тебе? Зачем я вообще тогда нужна? — тонкие пальцы вцепились в его бока, точно в спасательный круг. Эрен поморщился, но более никак не подал виду, что испытывает дискомфорт, мягко погладив её по голове. — Что за глупости? Ты нужна мне. Очень. Ты спасла меня вчера, — он едва ощутимо поцеловал ее в макушку, обжигая себя острыми воспоминаниями о другом человеке, но тут же крепко зажмурился, стараясь безрезультатно выбросить всплывающие картинки из головы. Тогда он приподнял её лицо и поцеловал бледную нежную щеку, сосредотачивая взгляд на прямых чертах, а мысли на ее имени, на ее голосе, дыхании, запахе, длинных блестящих прядях, стройном теле с мягкими женственными изгибами, на которые так уютно ложились его ладони. Сестра прильнула теснее, покоряясь сжимающим ее объятиям, и вернула поцелуй, трепетно касаясь губами загорелой скулы и слегка задерживаясь на ней. Затем она поднялась выше, целуя щеку, цепляя уголок рта. Эрен повернул к ней лицо, чтобы встретить открытый блестящий взгляд, жадно впитывающий каждую его подробность. Он запустил пальцы в её волосы, проходясь по всей длине, отчаянно вторя про себя ее имя. Разум шептал, что он должен хотя бы попытаться вылечить себя. Инстинкт самосохранения. Только Микаса и ничего больше. Ми-ка-са. Повторять эти три слога, как мантру, и касаться белой, влажной от недавних слез щеки, острого подбородка, нежной кожи на открытой шее, контрастирующей с нефтяным цветом мягких, рассыпающихся прядей. Взгляд упал на небольшие ловкие пальцы, форма ногтей которых особенным образом сходила на нет у основания, и Эрен знал эту форму вплоть до умения нарисовать ее на бумаге, и самозабвенно поцеловал маленькую руку ровно пять раз — по очереди кончик каждого пальца. — Эрен… — шепнула Микаса, подняла его за подбородок, и ее теплый рот встретился с его. Она положила свои тонкие ладони на его скулы, прильнув сильнее и углубляя поцелуй. Горячие губы были нежными и одновременно требовательными. Эрен ответил, забирая инициативу себе. Он оглаживал ее поясницу, затем перешел к острым лопаткам и обратно, аккуратно лаская узкую спину. В какой-то момент парень подался вперед и оказался сверху, подминая девушку под себя. — Эрен, — позвала она снова, когда Йегер переместился на белую шею, чувствуя, как под губами активно бьется чужая голубая жилка. — Мм, — он что-то промычал, лаская слегка дрожащими подушечками пальцев горячую кожу, покрытую мурашками, а затем, наконец, поднял расфокусированный, подернутый дымкой взгляд, когда почувствовал, как ее руки слабо уперлись ему в грудь, — Черт возьми… — Эрен, я… Это… — Не получилось… Это неправильно. — заключил немедленно Эрен, унимая бьющееся сердце. Взор вдруг резко прояснился, и он отчетливо увидел перед собой ее, свою сестру, которая лежала под ним, часто дыша, с раскрасневшимися от поцелуя влажными губами и осоловелыми темными глазами. Её обычно ровно лежащая прическа сейчас была взлохмачена, ворот кофты отодвинут, обличая красноватые мокрые следы на тонкой коже. Микаса словно опомнилась от чего-то и быстро заговорила: — Нет, милый, совсем нет, просто… — она опять потянулась к брату, погладив его по спутавшимся патлам и снова намереваясь поцеловать. Эрен резко отстранился, приняв сидячую позу, и уставился так, будто она виновата во всем на свете. — Ты совсем спятила, Микаса?! — Ч-что? — Ты дура?! — Почему ты оскорбляешь меня? — девушка одернула воротник и тоже села. Она сделала попытку погладить его по ссутулившимся плечам, но Йегер дернулся от ее касания, как от электрического тока, и Микаса поспешно убрала руку, чуя подступающие слезы. — Эрен… Эрен встал, на ходу поправил растянутую домашнюю футболку и вылетел вон, громко затопав по ступеням. В гостиной он поймал своё отражение в зеркале и с отвращением уставился на свой помятый вид с серым лицом, отмеченным болезнью, и растерянно бегающим взглядом. Он ничего не понимал, не мог отследить в памяти момента, когда потерял контроль, провалившись в омут странных побуждений и мыслей. Но грань пройдена. Он целовался с Микасой, причем не как с сестрой, а как если бы они были охвачены страстью совсем иного толка. «Я болен. Очень болен.» — прошептал он своему отражению, наблюдая, как под его губами запотело стекло, — «Боже…» — он осел на корточки, игнорируя стоящую рядом кушетку, и обхватил себя руками, приваливаясь к стене и пряча голову в коленях. В его мыслях крутилось редкое, но выразительное слово на букву «И», из-за чего биение сердца учащалось еще больше, и хотелось исчезнуть. Он знал, кто был виноват. Ни Микаса, и, как бы странно это не звучало, ни он. Но разобраться в сумбуре истинных причин было выше его сил. Трудностью представлялось даже вычленить хотя бы одну. Эрен не чувствовал жгучего сексуального желания, когда целовал ее, наваливаясь сверху и ощупывая. Это было скорее невыраженной злостью, жаждой демонстрации для кое-кого определенного, поиском чего-то, что могло бы затопить эту бесконечную пустоту внутри него. Но эти жалкие потуги оказались столь же бессмысленными, как и дебильный конструктор «лего». — Хочу сдохнуть, — произнес Эрен одними губами и больно укусил шрам на ладони. — Как я устал от тебя… — Ты устал от м-меня?.. — Микаса возникла над ним из ниоткуда. — Что? Чёрт, я не о тебе… Она наклонилась и присела рядом, пристроив руку на плече брата, после чего приблизилась, чтобы влажно клюнуть в щеку. — Эрен… — Микаса, я же сказал — не надо! — ему виделось слишком грубым, если он откровенно оттолкнет любимую сестру, поэтому он пытался оградить ее от себя словами. — А о ком? — Ни о ком. Другая рука девушки легла Эрену на щиколотку. Она нависла над ним, явно собираясь с мыслями, прежде чем что-то сделать. Эрен посмотрел во внимательные, странные глаза напротив, мечтая в будущем никогда не вспоминать о том, что он в них сейчас видит. — Послушай, то что мы сделали… — Это инцест, — наконец выдал парень крутящееся у него на языке и был уверен, что никогда в жизни не произносил этого слова вслух. До сегодняшнего дня. — Ты ошибаешься. Мы друг другу никто. Брат и сестра лишь формально, но биологически — нет. Мы могли бы… — Не могли бы. — Но ты же сам первый начал! — голос девушки задрожал, отзываясь тупой болью в груди Эрена. Он любил ее, безумно. Но при этом был в состоянии разграничить оттенки и виды любви в своей голове, особенно теперь, когда с недавних пор все в его жизни поменялось. Он смотрел на нее и всё, что делал — это искал сходства и различия. Отныне каждый раз, когда он вступал в близкий контакт с кем-то из своих ровесников или людей постарше, он сравнивал. Даже Армина, отмечая его тонкую кожу, простроченную голубыми венками на запястьях, он тоже сравнивал, постоянно ища его. — Нет! — Да, Эрен. Не надо делать из меня идиотку, — наставила она. — И что теперь?! — Я хочу знать, зачем? — А ты? Ты зачем поддалась мне? Почему не оттолкнула и продолжаешь это делать прямо сейчас?! — Эрен выразительно указал на ее руки, трогающие его. — Потому что я люблю тебя. Эрен весь подобрался и замолчал. Воздух буквально перестал поступать в легкие, а глаза беспомощно расширились. Конечно, девушка и раньше часто говорила ему, что любит его, но никогда не смела объявить об этом в таком смысле. — Да что ты можешь знать о любви, Микаса? Глаза ее вновь стали влажными, а подбородок предательски задрожал. Она вздрогнула, будто слова Эрена были выстрелом, прогремевшим возле ее головы, и пораженно отклонилась назад. — Ч-что? Удивление и растерянность на лице Йегера сменились возмущением и обидой, будто ему нанесли оскорбление. Даже болезненный цвет лица наполнился краской, высветляя его яркие черты. Контрастные брови нахмурились, а радужка налилась былой зеленью. Он будто представил себе что-то невероятное, всеобъемлющее, неописуемое, оно рвалось из его глаз наружу, когда он заговорил: — Ты хоть раз была озабочена человеком так сильно, чтобы все твои мысли, все твои чувства и деяния были заняты им одним? Всегда, двадцать четыре часа в сутки ты, закрывая глаза, видишь только одно лицо, и… его походка, цвет глаз, запах, рост, голос, всё в нем заставляет тебя с ума сходить. Ты не можешь спать без него, есть без него, жить без него, Микаса! Вот, что это такое! Когда все вещи, что были для тебя чем-то важным и интересным теряют свою значимость, когда ты не можешь посчитать долбанную формулу, потому что все ресурсы твоего дурацкого мозга направлены на то, чтобы воспроизводить его образ. Когда ты не боишься казаться глупым и сумасшедшим, когда ты готов принести в жертву своих друзей и гребаные оценки по физике во имя другого. Тебе это знакомо Микаса?! Нет?! Тогда не смей открывать рот! — Эрена начало откровенно трясти, температура снова поднималась, а к голове медленно подбиралась вчерашняя боль. Перед глазами точно плясали мухи, и он мученически потер виски, морщась от стучащих молоточков в черепе. — Боже, я готов сдохнуть! — прокричал он, и Микаса опустилась на пол, неверяще вперившись в него. — Так вот, что с тобой происходит… — Ты испытываешь по отношению ко мне именно это, Микаса? — Эрен, ты описал не любовь, а больную одержимость. — С каких пор ты у нас эксперт?! — Кто она? Кого ты пытался заменить мной десять минут назад? — тихо спросила сестра, на ее лице застыло выражение глубокой печали вперемешку с отчаянием. — Не твоё дело! И ничье больше! Армин уже поплатился за то, что сунул свой нос, куда не следовало, и я не хочу потерять еще и тебя. Ты единственная, Микаса, кто у меня теперь остался. Девушка подползла ближе, мягко, почти невесомо касаясь его коленей, точно боялась спугнуть. Из ее глаз текли мокрые дорожки, капая с подбородка. Она сдерживала рыдания, но предательские слезы спрятать не могла. Моменты жизни Микасы, когда она плакала, можно было пересчитать по пальцам, и за годы слез накопилось достаточное количество. — Но… почему тогда ты здесь, а не с ней, милый? Почему тебе так плохо? Эрен игнорировал местоимения женского рода, употребляемые сестрой. Он не посвятит больше никого в свой секрет, потому что уже знает, что услышит. С него хватит пустых отговоров и заумных аргументов, унижающих его. Отныне ни одна дрянь не посмеет сказать что-то, что умалит возможность существования их с Леви отношений. И как бы он не любил и не боготворил Микасу, свою верную помощницу, друга, сестру, она тоже не имеет права открыть свой рот. Даже она. — Потому что сейчас мы не можем быть вместе. Существуют некоторые непреодолимые обстоятельства, но я сделаю всё, чтобы они потеряли значение. Пусть уйдут недели, месяцы, годы… Я никогда не сдамся, даже если это убьет меня. — Эрен, не говори так! Я люблю тебя, правда, ты можешь не верить мне сколько угодно! Я поняла это уже давно, но окончательно осознала, когда переехала к Леви, — от звука его имени Эрен вздрогнул, ощущая теплую волну, прилившую к телу, и опустил голову, пряча лицо. Микаса продолжала: — Я поняла, что такое настоящие брато-сестринские отношения, наполненные заботой и покровительственной любовью. Он нежен ко мне и внимателен, удовлетворяет абсолютно все мои потребности, и я… никогда в жизни не была для кого-то так важна, словно бы я ему совсем родная. Мой Леви… Мой милый Леви так меня любит, а я люблю его, но, боже, дело в том, что это так сильно отличается от нас с тобой, Эрен. Мы совсем другие, ты и я. У нас это гораздо что-то более запредельное, что ощущается телом, что разливается в руках и сердце, и мне хочется дарить тебе нежность всего мира, спасти тебя, — она приблизилась, прошептав последние слова ему на ухо, касаясь мочки губами. — Я люблю тебя… — Микаса, ты мне самая любимая и дорогая сестра. Я сделаю для тебя всё и желаю только счастья. Тебе уже шестнадцать лет, скоро семнадцать, ты такая взрослая… Поэтому ты обязательно справишься с этим. Я не справлюсь, а ты справишься, потому что ты всегда была сильнее меня. Лучше меня. Достойнее меня. Ты почти как он… — Как кто? — девушка уткнулась ему в плечо, сжимая в тонких пальцах ткань его футболки, будучи не в силах заглянуть в лицо или оторваться. Её плечи то и дело подрагивали, и она продолжала тихо всхлипывать. — Как тот человек. — Просто скажи мне, кто это? Она учится с нами в одной школе? Криста? Энни? Я знаю твой вкус, Эрен. Кто это? Я заслуживаю, чтобы знать! — Ты действительно заслуживаешь больше, чем все, и однажды ты узнаешь, я обещаю. — Откуда столько уверенности, что вы будете вместе? — спросила она дрожащим сломанным голосом. — Вот увидишь, обязательно будем. Ты будешь счастлива за нас. Микаса крепко обняла его, жадно и сердито, продолжая нарушать тишину тихими всхлипами, медленно успокаиваясь. — Леви предупреждал меня… — О чем? — Эрен испугался, что его разоблачит участившееся сердцебиение, но Микаса, видимо, не придала значения тому, как резко напряглось обнимаемое ею тело. — О тебе. Сказал, чтобы я не связывалась с тобой романтическими отношениями. Сказал, что ты испортишь мне жизнь, что ты мне не подходишь, что ты… не такой. — Что значит «не такой»? А какой я ему нужен?! — Не знаю, что он имел в виду… Просто не такой. Я спросила, почему. Он ответил, что ты не для меня.