Моя ненависть к тебе

Эрен не помнил, как жил всю следующую неделю. Выздоравливал он медленно и тяжело, а сон оставался всё таким же поверхностным и слабым. Парень был рад, что ему всё же удалось избежать больницы, но развлечений дома всё равно не нашел. Пару раз он принимался за домашнее задание в попытке нагнать упущенный материал, но терпел крах, будучи не в состоянии сосредоточиться на чем-то сложнее просмотра ленты новостей. Апатия продолжала быть его верным спутником, лишая чувств и интересов, и, по большей части, он просто лежал и пялился в стену или, в лучшем случае, включал какой-нибудь бестолковый сериал на нетфликс. На другое не было ни сил, ни желания. Три раза его навещал Армин. В первый его визит Эрен встретил друга холодно, но скоро оттаял, потому что выслушивать истории про то, как Сашу Браус вызвали к директору за кражу из столовой мясного рулета, который входил в преподавательское меню, было лучше, чем звенящая тишина его комнаты. Армин, тонкий психолог от природы, лучше всех знал, что бесполезная, не нагружающая болтовня — то, что надо его другу. Он сделал для себя определенные выводы с их последней встречи в школе и больше не поднимал тему учебы, решив смиренно ждать, когда Эрен сам вернет свою жизнь в прежнее русло. После откровенного разговора с Микасой, которая в точности до деталей передала ему подробности их с братом инцидента, Арлерт понял, что нужно время. Время, время и еще раз время. И если уж оно не поможет, то тогда друзьям все-таки придется уведомить родителей Йегера, и его будет ждать психиатр и седативные препараты. — Мы целовались с Микасой, — однажды прервал Эрен свое молчание на середине рассказа Армина о том, как Конни Спрингер выкинул рюкзак Жана из окна туалета за мухлеж в картах. Вероятно, эта история как-то срезонировала с Йегером и активировала рабочие программы в его теле, раз именно на ней он нашел в себе моральные силы заговорить. — О… Эм, да? Я знаю, да. Она уже рассказала, Эрен, — Армин опешил от звука хриплого голоса, слышать который стало большой редкостью. Он сидел у Эрена в ногах, но заметив в глазах того слабый блеск оживления, подался вперед и лег совсем рядом, заглядывая в уставшее, понурое лицо. — А она сказала, зачем я это сделал? В выражении Армина было отчетливо видно, как зашевелились шестеренки в его голове. Он ответил не сразу, силясь как можно аккуратнее подобрать слова и прикинуть реакцию Эрена. — Ну… ты хотел заменить ею Леви. Хотя она думает, что это какая-то девушка из нашей школы. За секунду до того, как вы начали свою близость, она сказала, что твое лицо сделалось… эм… ну, Микаса достаточно косноязычна в описании чужих эмоции, но было очевидно, что ты думал о ком-то другом. Сначала она запуталась, но потом в ее голове все встало на свои места. Сперва ты вроде бы был нормальным, сосредоточился на ней, а затем, когда тебя явно понесло, ты стал представлять на ее месте его. Она говорила, что что-то послужило импульсом, но не поняла что. — Ногти. — А? — У них с Леви одинаковые ногти. Вот он, тот импульс, — пояснил Эрен, наконец сумев отследить ту самую секунду, когда его переклинило. Армин лишь кивнул, не зная, как это прокомментировать. — Я поступил ужасно, использовал её, сыграв с её чувствами. — Хорошо, но ты ведь не знал, что она в тебя влюблена, — блондин приподнялся на локтях, заглядывая в лицо собеседнику, которое сейчас больше напоминало глиняную маску. — Только полный идиот бы не догадался… — То есть знал?! — На подсознательном уровне. Потому был уверен, что не буду отвергнут. И воспользовался, — Эрен повернулся набок, спиной к Арлерту, демонстрируя ему лохматый каштановый затылок. Гостю пришлось присесть и нависнуть над ним. — Эрен, это был всего лишь поцелуй. А ты сокрушаешься так, как если бы вы с ней… ну… это… — парень слегка покраснел и поспешил соскользнуть с острого вопроса. — Твоё самобичевание лишь симптом депрессии, открывшейся на фоне бессонницы, что в свою очередь стало следствием твоей любовной зависимости. — У меня нет любовной зависимости. — Я совсем не хочу тебя обидеть, Эрен. Думаю, термин «больная одержимость», который употребляет Микаса, понравится тебе еще меньше. А вообще, я почитаю про это в интернете и тогда поставлю точный диагноз. Можно еще у Ханджи Зоэ спросить, но, уверен, эта идея тебе тоже не придется по душе. Короче, к чему я это всё… — Армин, почесал голову, а затем негромко и вдумчиво продолжил, — Больше нет смысла продолжать разговоры, пока мы не начнем действовать. Тебя надо лечить, Эрен. Брови Эрена нахмурились, а губы изогнулись в недовольную линию. — Хочешь меня в психушку упечь? — Совсем нет. Я просто стащу у дедушки немного феназепама, и ты будешь принимать таблетку перед сном. И всё наладится. Будем делать физику и получать пятерки, смеяться над Сашей и собираться у Кристы по средам. Конни с Жаном как с катушек слетели, — лучезарно улыбнулся Армин и коснулся плеча Эрена в ободряющем жесте. — Постоянно устраивают друг другу подлянки и нарываются на гнев преподавателей. Думаю, Кирштайну просто скучно без тебя, вот у него крыша и едет. — Ага, конечно. — Я серьезно. Между вами особая химия, — непринужденно заметил блондин, а Эрена эти слова натолкнули на новую мысль, заставив кое-что вспомнить о себе. — Армин, как ты думаешь, я гей? Гость закусил губу и забегал глазами, будто бы впав в легкую панику. — Эрен, это же очевидно, разве нет? — тихо сказал он, а Йегер нахмурился. — Признаться честно, мне не нравится думать об этом. Не хочу отождествлять себя с чем-то, присваивать себе термины. Было бы хорошо, если бы все любили, кого хотели, без названий и распределений по определенным группам. В конце концов, если бы я, например, всё же встречался с ним… — на последних словах голос его дрогнул. — С Леви? — Да. То я бы не хотел ходить с каким-то клеймом. Ведь это ничего не меняет во мне, — рассудил подросток, слегка оживляясь. Эрен даже привстал, устремляя взгляд на гостя, — Да я и не думаю, что мне нравятся мужчины. Скорее мне просто нравится Леви. И всё. — Пусть так, Эрен. Это хорошо, что ты, по крайней мере, можешь признать это теперь. Но, что касается подразделения на группы, то человеческий мозг всегда любил классифицировать. Отчасти поэтому и существуют различные нации, расы, вероисповедания, ориентации, возрастные группы… — Возрастные группы, — печально повторил Йегер, для которого конкретно это разделение представляло особую боль. — Допустим, с возрастными группами мне ясно, но ориентации? — В классификации человека заложен глубокий смысл, Эрен, имеющий научный подход и включающий в себя кучу характеристик, типов… Это может быть достаточно сложно, — продолжал рассуждать его начитанный друг. — Все мы поделены и все к чему-то относимся на основе каких-то признаков. — Ты сравниваешь разные вещи. Геев и натуралов совсем не за чем так радикально разделять на виды людей, возводя из вкусовых предпочтений целую схему! Это лишь мешает и тем и другим! Эти термины не нужны, люди просто влюбляются в разное, это просто происходит. Вот и всё. Арлерт был безумно рад, что ему всё-таки удалось нащупать тему, взволновавшую его пассивного собеседника, который отгородился от мира толстыми стенами, поэтому он с удовольствием поощрял его, продолжая спор: — Это ты так считаешь, Эрен, но на деле полным-полно аргументов, которые можно поставить наперекор. Скажем, в данном случае, разделение необходимо, чтобы выстраивать определенную траекторию общения с представителями той или иной ориентации, — блондин задумчиво уставился в потолок, накручивая на палец светлую прядь. — Траекторию общения? То есть, ты станешь со мной по-другому общаться?! — Я нет, а Флок Форстер из параллельного класса, если узнает, то, скорее всего, да. Потому что он сам гей. Но есть и другие причины, почему некоторые люди могут изменить к тебе своё отношение. Например, причина Жана Кирштайна будет состоять в том, что он придурок, — пожал плечами Армин. — С людьми так. Им необходимы классификации. И они будут всегда. Вот взять Ханджи Зоэ, она без ума не только от химии с биологией, но и от астрологии. Поэтому она сначала видит в тебе Овна, а уже потом человека, и потому прощает тебе твой вспыльчивый характер. — Мне глубоко посрать на Флока Форстера, Жана Кирштайна, Ханджи Зоэ и их проблемы выстраивания взаимоотношений. Им всем нужно лечить мозг! — Будь Леви уверен, что ты натурал и предпочитаешь исключительно женщин, а не его, то, кто знает… Может, вы вместе ходили бы на рыбалку, Эрен. Но для тебя это будет значить свидание. Такой пример тебя устраивает? — Мать твою… Это твоя ёбаная философия. Я устал… А еще я не думаю, что Леви любит рыбалку. И вообще, если ты считаешь, что лучшей стратегией для меня было бы прикинуться, будто я ничего к нему не чувствую, то катись к чёрту! — Я ничего такого не говорил, — удивленно ответил Армин, растерявшись от внезапного раздражения товарища и от его непонятных слов. Как только разговор стал забирать слишком много умственных ресурсов и душевных сил, парень потерял интерес, и глаза его вновь потухли. Он снова поник, превратившись в серое ничто, как и десять минут назад. Гость, замолчав, вздохнул и погладил его руку, в попытке сделать так, чтобы к ледяным пальцам прилило немного крови, но получилось плохо, и он продолжил нести вздор о Жане Кирштайне и Конни Спрингере, периодически прерываясь, чтобы посмотреть в окно. Микасу Эрен избегал всеми силами. Еще месяц назад он и представить не мог, что будет противиться общению с сестрой. Он боялся очередного разговора, боялся прочитать в ее взгляде то, чего совсем не желает. Подросток был полон противоречий и разногласий с самим собой, пугаясь шорохов в коридоре и хлопков дверей, опасаясь, что это окажется она, и они столкнутся. Дни шли, и испорченные отношения с сестрой не менялись ни в лучшую, ни в худшую сторону. Разумеется, после случившегося девушка боялась проявить инициативу и показаться навязчивой, справедливо ожидая первого шага от парня. Но тот не торопился. Несмотря на смесь неприятных чувств и стойкого ощущения, что ситуацию надо решать, он откладывал это на завтра каждый день, отдаляясь всё сильнее, как если бы это было не так уж и важно. Многие вещи стали не важны для Эрена. Например, раньше, он считал очень важным поливать кактус на своем столе, представляя, будто тот, невзирая на свою полную примитивность в силу того, что был растением, мог чувствовать боль и голод. Теперь же Эрен и вовсе позабыл про него, и несчастный горшок отправился в комнату родителей. Поддержка порядка тоже превратилась в пустяк, а окно часто оставалось открытым, впуская полусонных осенних комаров, которых Эрен, как и всё остальное, больше не чувствовал. Он очень сильно устал. Когда с последнего визита Армина прошло два дня, Йегер занимался своими обычными делами. Поздно утром он проснулся, потому что феназепам, который пообещал ему друг, предупредив, что тот лучше прятать от родителей, все же помогал, пусть от него Эрен и чувствовал себя заторможенным. Затем позавтракал ореховым батончиком и апельсиновым соком, принял лекарства, оставленные Карлой, а после вернулся обратно в постель. С его спального места хорошо было видно старое дерево за окном. Могучие ветви скрипели от порывов холодного осеннего ветра и иногда царапали стекло. За последние дни Эрен так детально выучил все подробности даже самых маленьких веточек, как не удалось за всю жизнь, что он провёл в этом доме. Он смотрел и смотрел, и веки его снова начали тяжелеть, медленно слипаясь и унося разум прочь. Парень решил предаться фантазиям в надежде, что те перетекут в сон, сделавшись более реальными и ощутимыми для него. Он считал себя жалким в такие моменты, но слабое, мимолетное удовольствие не позволяло отказаться от столь странного и бесполезного занятия, что в последствии, наравне с наслаждением, приносило боль и пустоту. — Леви… — Да, Эрен? Эрен зашел на свою кухню, залитую лучами утреннего летнего солнца, что цеплялось за расставленные на полках мамины кастрюли и тарелки, прыгало по блестящим лезвиям коллекционных ножей, купленных по акции и в рядок висящих на стене возле мойки, как чертова семейная реликвия, а затем оседало на дне прозрачной серой радужки острых, как эти самые ножи, глаз. — Вы что-то готовите? — Да, яблочные пирожки, — негромко ответил мужчина, поднимая руку, чтобы убрать выбившуюся из-под белой косынки черную челку, пачкая себя мукой. Эрен подошел ближе, глядя, как молочные пальцы Леви погружаются в мягкое, воздушное тесто, сминая его и вызывая странное чувство в животе подростка. — Я люблю яблочные пирожки, — прошептал он, вдыхая сладкий запах глубоко в себя. — Я знаю, я готовлю их для тебя, Эрен, — Леви аккуратно поднес вымазанный палец к губам Эрена, тихо приказав, — Попробуй. Эрен слегка приоткрыл рот и облизал мягкую подушечку, покрытую сладким тестом, а затем вобрал в рот весь палец, неторопливо посасывая его. По телу бежали мурашки, и он весь как-будто сделался меньше, подбираясь и прикрывая глаза. — Мм… — Тебе нравится, Эрен? Мне кажется, я переборщил с сахаром. Я очень старался для тебя. — Мне очень сильно нравится! — поспешил заверить парень, испугавшись увидеть огорчение в глазах мужчины. — Правда? — Леви приблизился. — Я так счастлив… — О, Леви, — Эрен приподнял его за талию и усадил на столешницу, устраиваясь между его раздвинутых ног. — Мой Леви… Эрен не сильно представлял, как бы происходила их близость. Конечно, он имел некоторое понятие в общих чертах, но в силу того, что был девственником, фантазии его слегка ограничивались касательно ощущений, и основной базой их выступало увиденное когда-то в порно. Он медленно положил руку вниз, приспуская пижамные штаны вместе с бельем, и обхватил себя, размазывая по члену уже выступившую от скорого возбуждения смазку. «Леви…» — прошептал он тихо, и принялся ласкать себя, представляя, что его трогает чужая рука с бледными прохладными пальцами, увенчанными странными ногтями. Дыхание Эрена участилось, а на висках выступили капельки пота. Он то и дело прикусывал нижнюю губу, доводя ее до красноты и сладкого зуда, и представлял перед глазами прекрасное, милое ему лицо. Он водил рукой, ускоряя темп, слегка подрагивал, жмурился, подавляя тихие стоны от разливающихся по его разгоряченному телу импульсов. «Ты мне так нравишься, Леви. Ты мой… Мой. Мой! Так нравишься… Леви!» — бормотал он, и на этих словах обильно кончил себе в руку и шумно выдохнул. Открыв глаза, он вдруг обнаружил себя совершенно одного в беспорядке своей комнаты, на которую густой тенью падали предзакатные сумерки и тотальная тишина. Нега минувшего наслаждения, вперемешку с счастьем и горем одиночества накрыли его с головой одновременно, из-за чего подросток спрятал свое лицо в чистой ладони и против воли тихо всхлипнул, сдержав порыв беззвучно разрыдаться. Волна эмоций прошла так же внезапно, как и накатила, из-за чего Эрен вновь ощутил съедавшую пустоту в груди и вытер испачканную руку. Где-то внизу слышались голоса родителей и сестры. Разговоров было много, что нетипично для буднего вечера в их доме. Как если бы что-то случилось, какое-то застолье или что-то вроде того. Эрен прислушался, но кроме родных, ничьих голосов больше не различил. Да, собственно, плевать. Даже если бы сам Эрвин Смит нанес Йегерам свой визит, Эрен не пошевелился бы, и уж тем более он не станет напрягаться из-за очередного коллеги отца, заглянувшего к ним на дурацкий бергамотовый чай Карлы. Больше всего на свете ему не хотелось выходить из комнаты, но в животе предательски заурчало. Подросток силился вспомнить, когда ел в последний раз, и оказалось, что в его рту не было ни крошки с тех пор, как он позавтракал ореховым батончиком. «Блять» — выругался парень, стремясь побороть головокружение. Он отворил плотно запертую дверь, впуская в комнату прохладный воздух из темного коридора, и неторопливо затопал по лестнице вниз. Из кухни бил яркий свет и доносилось оживление. Видимо, действительно кто-то пришел. Вскоропях Эрен составил план в своей голове, как быстро прошмыгнет к столу и украдет с него что-нибудь. Неважно что, ведь вся еда казалась ему пресной и безвкусной. Возьмет что-то, что будет стоять с краю, дабы не донимать родителей, сестру и гостей своим бесполезным и угнетающим присутствием. Он бесшумно подкрался к дверному проёму, остановился и равнодушно окинул взглядом стол, подмечая у края тарелку с оладьями, приготовленными сестрой. Он направился к ним, ничего не видя и не слыша вокруг себя, поднял тарелку над столом, прижал к себе, круто развернулся и поспешил вон, как вдруг возмущенный возглас Микасы остановил его: — Эй, Эрен, я приготовила на всех, а не чтобы ты всё слопал в один рот. Это невежливо! — Отстань, — буркнул Эрен себе под нос, предпринимая вторую попытку исчезнуть. Но Микаса не унималась, дернув его за локоть. — Эрен Йегер! — позвала она опять, не собираясь сдаваться. — Да что тебе?! — раздраженно бросил юноша, нехотя оборачиваясь, но тут же, как по команде, замирая. Его взгляд прорезал Микасу, устремляясь сквозь нее. Прямо за ее спиной, за их высоким квадратным столом, расслабленно откинувшись и положив одну руку на спинку своего стула, сидел он. Миска выскользнула из рук Эрена, со звоном грохнулась на пол и разбилась на осколки. Оладья разлетелись по полу.