Моя ненависть к тебе

Эрен стоял и молча смотрел на разбросанные по полу оладьи. Он боялся поднять взгляд. Боялся встретиться с холодными серыми глазами, скорее всего, сердитыми или, что еще хуже, вновь равнодушными. Щеки и уши подростка пылали, и если бы Эрен всем сердцем не желал провалиться со стыда, то точно бы испугался, что сгорит заживо. Он спрятал лицо в дрожащих ладонях и против воли тихо всхлипнул. Он не собирался плакать, он вообще редко это делал, но дерьмовая, абсолютно нелепая и глупая ситуация, в которой Эрен вновь выставил себя полным идиотом перед человеком, мнение коего было для него важнее всего на свете, окончательно выбила почву из-под ног. — Эрен… — позвала Микаса, тут же смягчаясь и поднимаясь из-за стола. — Эрен, ну что ты… Это ничего, я еще сделаю, — принялась она успокаивать его нежным голосом. Вероятно, она никогда не видела брата настолько разбитым, потому пребывала в легком шоке и чувствовала себя бесконечно виноватой. — Детка, ты чего, мой сладкий? — защебетала Карла, кидаясь к своему огорченному ребенку с объятиями. Гриша, тоже удивленный реакцией сына, растерянно наклонился, принявшись собирать с пола еду, и… Леви. Леви, неожиданно для Эрена, к его еще большему стыду, присоединился к отцу. Йегер старший ответил что-то вроде «О, не надо, я сам, вы же гость», но гость его не послушал, опустившись на пол у ног Эрена. Он не смотрел на виновника, а его спокойное лицо не выражало раздражения или злости. Леви молчал, был серьезен и сосредоточен на наведении чистоты и только, будто истерика сына этих людей — не его дело. Он и отец убирали за ним. Леви убирал за Эреном. Убирал то, что должен был убирать Эрен. Похоже, никто не собирался ругать подростка или осуждать за проступок, лишь предлагая поддержку и успокоение. Но ему это было не нужно. Происходящее только сильнее дискредитировало его в глазах Аккермана, делая еще младше, еще инфантильнее, еще более ребенком, превращая в малолетнего сопляка, которым он, собственно, и так для Леви являлся. Это было ужасно. Ужасно. Боже, какой непоправимый ужас и позор! Неожиданно для всех Эрен схватился за голову, прокричал что-то бессвязно, похожее на «Отстаньте» или «Уберите от меня свои руки» и вылетел из помещения, отчаянно затопав по ступенькам, словно обиженный маленький мальчик. «Ох уж этот переходный возраст» — услышал он слова расстроенной матери себе в спину, и они, точно пуля, пронзили его, заставив сердце сжаться. Как гребаная вишенка на торте, просто замечательно. Ногой Йегер запер дверь в свою комнату, чуть не выбив ее вовсе, и упал на кровать, зарывшись лицом в подушку. Руки больно вцепились в волосы с намерением выдрать их, но не хватало сил. Его тело содрогалось от сдавленных рыданий, а сердце бешено стучало в грудной клетке, потому что… он всё же увидел его. Леви в его доме. На их кухне, прямо как в его фантазиях, но только жестокая реальность и близко не соприкасалась с мечтами. Вокруг были родители, Микаса, которая помогла Карле щедро накрыть на стол к ужину с гостем. Гриша, который сидел к нему ближе всех и наверняка интересовался делами в Тросте, бизнесом, университетами и прочим, что любят обсасывать в разговорах взрослые. Всё это омерзительно и невыносимо для Эрена. И их дурацкая коллекция ножей, и дурацкие тарелки в цветочек, скатерть с пчелками… Леви на фоне этого смотрелся, как дорогая чёрная ламборджини в деревенском гараже. А в довершении всего сам Эрен со своими кривыми руками, идиотской пижамой, лохматыми волосами и тупым выражением лица. Боже. Он готов был поклясться, что будь у него пистолет, он бы выстрелил в себя, размозжил бы голову, чтобы мозги и куски черепа с кровью разлетелись по стене. Почему это происходит именно с ним?! Леви должен быть у себя дома. И Эрен тоже должен быть там, с ним. Вот, что было верно и правильно. И Эрен должен быть взрослым и рассудительным, умным, собранным, надежным, уравновешенным, самым лучшим рядом с таким человеком, как Леви Аккерман. Эрен должен заслуживать его, но пока что всё, что он делает — доказывает противоположное, подтверждая каждым своим действием собственную незрелость. Юноша поднял заплаканные мутные глаза и первое, на что наткнулся его взгляд — тетрадка по физике, которая покоилась на тумбочке на случай, если вдруг произойдет чудо, и Эрену захочется почитать конспекты. Один ее вид так взбесил его, что он протянул руки и разорвал ее на две части, запустив в стену и разметав листы по всей комнате. Легче не сделалось, и захотелось перекинуть гнев на конструкторы, однако руки не слушались, безвольно падая и продолжая дрожать. Подросток вновь упал на постель, прячась сам не зная от чего, ведь, как известно, от себя не спрячешься. Кто-то тихо отворил дверь и плотно закрыл ее за собой, войдя к нему и аккуратно сев в ногах. — Микаса, просто оставь меня в покое! Я потом извинюсь перед тобой за ту тарелку! — Ну разумеется ты извинишься, сопляк. — Леви! — Эрен вскочил так быстро, что его голова закружилась и запульсировала болью, отдавшейся в глаза и уши. — Прошу вас, только не смотрите по сторонам, тут отвратительный бардак! Ох, зачем? Ну зачем?! Грудная клетка готова была проломиться. Дышать стало тяжелее, будто ребра сдавливал пресс. Леви сидел на краю его постели, как и в тот раз, когда Эрен уснул у того в комнате и впервые почувствовал то необычайное притяжение и противоестественный интерес ко взрослому мужчине. Выглядел он невероятно. Черные волосы были аккуратно уложены, волосок к волоску, темный пиджак идеально подчеркивал красивые плечи, а серая рубашка под ним была наглухо застегнута до самого горла. И отчего-то Эрен подумал, что это еще более привлекательно, чем если бы та была расстегнута на верхнюю пуговицу. Это было словно издевательство над ним. Хотелось приникнуть, вдохнуть запах, прикоснуться к коже, волосам, сделать для Леви что-то приятное и хорошее… Всё, что наполняло подростка, устремлялось к человеку напротив, точно к свету. Парень растерянно забегал глазами, закусил губу и принялся заламывать пальцы, как если бы готовился принять важное решение или шагнуть в пропасть. — Да давай уже, мать твою, — устало закатил глаза Леви. Для Эрена эти слова прозвучали как «Фас». Он кинулся к нему, сгребая в охапку и с силой прижимая к себе, утыкаясь лицом в теплую белую шею. Одна его рука обхватывала мужчину за талию, а другая переменно оглаживала то лопатки, то напряженную шею. — Леви… Я так безумно скучал… Так скучал по вам, и вы вернулись ко мне, — шептал Эрен, проходясь носом по мягким коротким прядям и ёжику волос у виска. Он весь дрожал, как будто его закрыли в морозильной камере, но не от холода, а от переизбытка чувств. Повышенный пульс, давление, боль в голове каким-то странным образом сочетались с всепоглощающим спокойствием и умиротворением. — Вы пахнете еловым лесом. — Всё. Ты получил, что хотел, теперь отлепись от меня, — приказал гость и грубо оттолкнул подростка от себя. — Не хватало мне еще, чтобы твои родители сюда заглянули и увидели это дерьмо. Эрен проглотил боль и опять уставился на родственника Микасы, мягко беря его, как обычно, холодную небольшую ладонь в свою, горячую. На лице нарисовалась дурацкая улыбка, оголяя белоснежный и ровный ряд зубов, а зеленые глаза заискрились радостью долгожданной встречи. — Почему вы пошли за мной? — он осторожно убрал непослушную прядку за ухо напряженного собеседника. Леви дернулся от этого жеста, но потом только устало цокнул, и в конце всё же принял нежеланное ухаживание. — Твои родители решили, что если я десять лет назад окончил педагогический универ, то с большим успехом смогу найти к тебе подход, нежели они. И попросили поговорить с их сыном о том, что с ним происходит, — по голосу и лицу Аккермана отлично читалось, что он считал эту идею провальной и нелепой. — Они правы. Вы ведь, как никто, в курсе о причинах моего состояния, Леви, — Эрен наклонился вперед и опустился лбом на плечо мужчины, прикрывая глаза и улыбаясь. — Говорю тебе, отлипни, — Леви дернул плечом. — Не мог же я им сказать, что общение со мной сделает тебе только хуже. Это было бы, как минимум, странно и повлекло бы вопросы. — Хуже мне было, когда вас не было. А сейчас мне очень хорошо. Посмотрите же на меня, — Эрен поднял голову и поднес свое лицо к его лицу. Болезненная тонкая кожа налилась красками, все черты подростка преобразились, а глаза блестели и светились, изучая знакомые строгие подробности. — Я сейчас похож на идиота, но лучше так, чем когда я лежу здесь, в темноте, забытый вами, и разглядываю этот проклятый скрипящий дуб за окном. Леви проследил за его взглядом и тоже посмотрел в окно, отчего-то сделавшись печально задумчивым. Он размышлял о чём-то, поправляя руками свои волосы, слегка взлохмаченные накинувшимся на него подростком. Тот, в свою очередь, поглаживал его пальцы, лаская их своими. Его хватка сделалась мягче и нежнее, когда он понял, что Леви не станет отнимать руки, разрешая ему вот так аккуратно гладить себя, вероятно, думая, что если станет давать Эрену по чуть-чуть, то порывы того поутихнут рядом с ним. Это явно было безопаснее. Но все эти мысли были лишь догадками Эрена. На самом деле то, о чем думал Леви, его мотивы и прочее, оставалось тайной за семью печатями. Сейчас он был хмур и недоволен, задумчив и, как всегда, тих. Эрен погладил тыльную сторону его руки большим пальцем, затем перевернул, потрогав голубые венки на запястье, слегка надавив и переместившись выше, под рукав пиджака. — Вы грустный, потому что у вас что-то не получилось в Тросте? — спросил Эрен тихо, наклоняясь ближе, улыбка его слегка померкла, но не исчезла совсем. Просто не могла. — Нет. — А почему? — Не почему. Парень расстроено опустил взгляд, а затем вновь посмотрел на мужчину, сгибая его руку в локте и обхватывая кисть уже обеими ладонями, согревая. — Нет, не смотрите туда, смотрите на меня, — попросил Йегер, когда понял, что в поле зрения гостя попадает его бардак. — Я буду смотреть, куда хочу, пацан. — Да что у вас стряслось? Почему вы такой? — Какой?! — начал раздражаться Леви. Эрен отпустил руку мужчины, а после, не дав тому передохнуть от себя, аккуратно коснулся пальцами белых щек, поворачивая к себе и принуждая посмотреть в глаза. Когда он встречался с этими прозрачными, безмолвными глазами, становилось трудно дышать, но он пытался держаться. Он должен быть серьезным и взрослым, чтобы нравиться Леви, при этом не уходя в педантичность и почти вульгарный лоск, как Эрвин Смит, пусть Эрену это и вряд ли грозило. — Я пойду, — так ни о чём и не поговорив с ним, решил Леви. — НЕТ! — выкрикнул Йегер свой протест и снова обнял его, приникая грудью к чужой груди в страхе, что тот исчезнет. Леви наверняка чувствовал, как колотится его сердце. Должен был чувствовать, — Не бросайте меня опять. — Я не могу торчать тут вечно, и убери руки, прошу в третий раз, иначе я больше тебе этого не позволю. Парень отпрянул со скоростью молнии, изобразив сдающийся жест. — Всё, я не трогаю, я больше не буду. Я вас понял, не здесь, Леви, — залепетал он, испугавшись, что его лишат и тех редких сладких подачек в виде разрешения обнять или держать за руку. — Чем вы так расстроены? Вы можете всё рассказать мне. Абсолютно. Я готов хранить все ваши тайны. Поддерживать вас, быть на вашей стороне в любой ситуации. Что вас расстраивает? — тараторил Эрен. Его пальцы покалывали от волнения и желания касаться и утешать. Внезапно он словно потух, его плечи поникли, и даже улыбка куда-то исчезла. — Вы грустите из-за тех оладьев? Микаса ведь их для вас приготовила, да? Эрену сперва и в голову не пришло, что взрослый мужчина может поддаться плохому настроению из-за подобного пустяка. Особенно, когда его совершил Эрен, который, ни для кого не секрет, был в глазах Аккермана самым неуклюжим и нелепым существом. Но он не учел еще и того, что это было творением Микасы, его любимой подопечной, и, как бы больно не было думать об этом, самого дорого для него человека, по которому он скучал и не видел много дней. Она старалась, готовила их к его приезду, а Эрен взял и всё испортил. И девушка, переступая через своё огорчение, простила его и кинулась его успокаивать, хотя должно было быть наоборот. Конечно, от Леви всё это не укрылось. Микаса расстроена, и он расстроен тоже. А виноват Эрен. Провались пропадом его затея выйти из комнаты сегодня вечером. Внутри неприятной темной лужей разлилось чувство вины, искупить которую нельзя простыми извинениями. В голову Йегера тут же полезли вопросы, почему он такой придурок, и за что ему всё это, как внезапно Леви прервал молчание: — Чёрт с ними с оладьями! — Но ведь их готовила Микаса специально для вас… — И что мне теперь, повеситься из-за того, что их больше нет?! Что ты несешь?! — вдруг Леви, сам того не отслеживая, больно схватил Эрена за плечи и встряхнул его, впившись пальцами в расслабленные мышцы. Парень замер, перестав дышать, чтобы не спугнуть короткий, редкий миг, когда Леви касается его сам, без принуждения или особой надобности. Леви же, проследив его взгляд и осознав, что делает, отдернул руки, как от горячего утюга, вызвав у жертвы разочарованный вздох. — То есть причина вашего плохого настроения не я? — Почему тебя вообще волнует мое сраное настроение? Помню, я шел сюда, чтобы поговорить о твоем, потому что мне вдруг оказалось не похер на идиотскую просьбу твоих родителей. — Вы не ответили на мой вопрос, Леви! — О, правда? — наигранно удивился мужчина, слегка приподняв брови. — Да, — продолжал требовать Эрен. Леви нисколько не должен сомневаться в том, что упорства ему не занимать, каким бы он ни был в его глазах жалким болваном и сопляком. Он будет доказывать это снова и снова. — Боже… — Леви измученно потер переносицу. — Я хочу всё о вас знать. Хочу быть вовлеченным в вашу жизнь. — Ты уверен? Ты, черт возьми, уверен, парень, что тебе хочется знать, что я ввалил кучу денег в этот дом и в ресторан на проспекте, который не окупается в вашей чертовой дыре за тем, чтобы через полтора месяца свалить обратно, расстроив отлаженную жизнь своей подопечной, потому что за мной объявил охоту шестнадцатилетний сопляк? Не дает мне проходу, приходя буквально демонстрационно умирать ко мне под дверь, пока меня нет, сбегает ко мне по ночам, забивает на учебу и впадает в хуй пойми какие состояния, стоит мне уехать на неделю! — Вас не было не неделю, а больше! — срывающимся голосом ответил Эрен, не сразу осознавая смысл услышанного. — Потому что Микаса рассказала мне, что у вас тут происходит, и извини, пришлось задержаться, чтобы вновь обустроиться в Тросте и всё приготовить. Я и Микаса уедем навсегда. — Леви… — он почувствовал, как перед глазами расплывается картинка. Его будто ударили с ноги по голове. Слова мужчины, вся эта новая информация обрушились на него так беспощадно, что он понимал — не выкарабкается. Не сможет, если ему не подадут руку. Его странное, потрясенное состояние не могло укрыться от чужого внимания. Видимо, выглядел он вполне соответствующе тому, что происходило внутри. — Тихо, только заткнись. Эй, слышишь? Иди сюда, — Леви слегка притянул его, принявшись холодными подушечками пальцев массировать его виски, в надежде, что к тем прильет кровь и подростку полегчает. — Твою мать, приляг. Вот так вот. — он аккуратно уложил его на кровать, подкладывая подушку под лохматую голову. Эрен подчинялся, словно на автомате. — Я понимаю, почему все ваши любимые умирали… Вы жестоки! Вы самый жестокий! — голос дрожал, а глаза застлала пелена слез. — Я в-вас ненавижу. С самого начала знал, что вы плохой! — Да заткнись же, блять, пока сюда не приперлась твоя мать! — Я знаю, что с вами ужасно обращались в детстве. Армин рассказал мне, а ему его дед, который жил с вами по соседству до вашего переезда в Трост. У нас в Шиганшине такое не скроешь. Ваш опекун избивал вас, и вы кричали так громко, что в курсе была вся улица, поэтому вы такой. Бессердечный. Я не знаю, зачем вам нужна Микаса, ведь у вас нет сердца! — слезы текли из глаз Эрена, и он сам не контролировал, что говорит. Обойдись с ним судьба так же, и услышь он потом от кого-нибудь подобные слова, ему было бы невыносимо больно. Но сейчас он желал причинить эту самую боль Леви. Хотел заставить Леви почувствовать что-то близкое к своему состоянию, потому что больше не мог терпеть. Чувства предательства, брошенности, несправедливости, которые распирали его и рвались наружу, окончательно сломили его. Однако на отстраненном, ровном лице напротив не промелькнуло ни эмоции. Казалось, между его злыми, безжалостными речами и человеком, которому те были адресованы, пролегала бетонная стена толщиною в метр и увенчанная колючей проволокой. Ножи Эрена ломались об нее, разбиваясь на острые бритвы, что впивались Эрену в руки. В отчаянии он начал кричать, и только тогда, вдруг сняв маску равнодушия, Леви зажал ему рот, прижимая его голову к подушкам, а сам наклонился сверху, принуждая заткнуться. — Ты абсолютно прав, маленькая дрянь. У меня нет сердца. И я никогда не полюблю тебя в ответ. И, о, с каким удовольствием я бы врезал по твоей симпатичной роже, если бы этажом ниже не находились твои любящие предки! Ведь я жестокий, так ты сказал! — казалось, бетон наконец дал трещину. Он был зол, но вместе с тем непривычно растерян и даже, совсем слегка, едва уловимо, взволнован, что Гриша с Карлой действительно придут сюда, узнать, какого черта их сын так разорался. Йегеру еще никогда не удавалось за один раз собрать такую коллекцию эмоций Леви. Они промелькнули за миг, точно молния на небе, но он запомнил и сохранил их в памяти все. Выходит, кричать — это то, чем можно подействовать на Леви. Ему не нравилось, когда на него кричали. А еще, как бы тот не старался скрыть свои чувства, Эрен знал, что злые слова его были услышаны, пусть он и сам пострадал от них не меньше, предвкушая, как будет мучиться от пожирающей вины. Когда он впервые услышал об этом всём от Армина, всё в нем разрывалось. Он безмерно сочувствовал Леви, но сейчас, когда судьба стояла на кону, обязан был употребить свое знание, как оружие, пусть после этого будет ненавидеть себя еще больше. Это было необходимо для достижения его цели. И когда они будут вместе, Леви еще скажет ему «спасибо», — успокаивал себя Эрен. — Мм… — только и промычал Эрен в чужую ладонь, цепляясь за рубашку мужчины в попытке притянуть ближе, но сил не было. Даже сейчас, когда его мир разбит на осколки, он чувствовал тепло близости и потребность в нем. Он не верил, что всё так быстро для них закончится. Это ведь только начало, заря их длинной и замечательной истории, сложной, прерывистой и обещающей принести им много боли, но конец обязан был быть хорошим, разве нет? То, что происходило в реальности — не могло случиться. Не с ними. Не так просто и банально. Его Леви не уедет вот так вот. — Замолкни и внимательно слушай. Сейчас ты успокаиваешься и делаешь вид, что всё хорошо. Я выхожу и говорю родителям, что сегодня ты ночуешь у нас с Микасой. Иначе, я чувствую, ты не переживешь этой проклятой ночи и опять потащишься трепать мне нервы среди полуночи. Чтобы без этого, ты понял? Сегодня я сам приглашаю тебя. И уже там ты у меня получишь, щенок, — Леви говорил медленно, предельно понятно выговаривая каждое слово, как если бы объяснял ребенку или душевнобольному. Хотя, по сути, его собеседник являлся и тем, и другим. — Моргни, если понял меня. Эрен моргнул. Леви убрал руку и поднялся. — Хорошо, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил подросток, всё еще будучи красным и распаленным до предела. Если бы не слова об окончательном переезде, сказанные Леви ранее, то он бы сейчас прыгал от счастья. Но он не мог. Однако и впасть в истерику теперь тоже не мог, потому что новость о ночевке в доме Аккерманов разливалась по телу сладко-мучительным предвкушением. — Я пошёл. Собирайся. Дверь за ним закрылась и где-то в коридоре послышались взволнованные голоса его семьи и один ровный, успокаивающий тон Леви. Ночь. У Эрена впереди целая ночь рядом с Леви. Он уговорит его. Они узнают друг друга еще лучше, станут еще ближе, Эрен себе обещает. Он постарается сделать всё, что в его силах. Будет бороться, даже если придется потерять много крови. Боль и физическая слабость в его теле отступали, и свободное место занималось энергией и эйфорией. Какое же это невероятное удовольствие ощущать себя чем-то живым, а не слабым подобием человека, превратившись в серую бесформенную массу, грязный сгусток мыслей и апатии. Теперь всё будет по-другому. Сегодня ночью он что-нибудь обязательно придумает.