Моя ненависть к тебе

Хлопок входной двери заставил их оторваться друг от друга. — Нет, Леви, прошу, — Эрен сполз со стула на пол и теперь находился с мужчиной на одном уровне. — Постой… — отчего-то Леви дышал чуть более глубже обычного и прятал взгляд. — Всё хорошо. Всё правда хорошо. Эрвин полный придурок, спроси у кого хочешь в нашей школе, — затараторил Эрен, совершенно упустив момент, когда успел перейти на «ты». И мужчина, казалось, не был против. — Только Армина не спрашивай, он его единственный обожает. — Не говори так о нем, — прервал его Леви словами, которые отдались уколом ревности в груди Йегера, из-за чего в отместку он решил проигнорировать и продолжить:  — А уж про Ханджи какие слухи ходят! Чья бы корова мычала… — Случай с Ханджи и в половину не был так запущен, как… — Леви не договорил, запнувшись. Теперь он смотрел аккуратно подростку в глаза, не успевая за тем, как два крупных зеленых зрачка, окаймленные темным ободком, бегают по его лицу, точно стараются запечатлеть каждую его подробность. — Как наш с тобой безнадежный случай, — продолжил за него шепотом юноша своими распухшими и слегка покрасневшими от слез и поцелуев губами, медленно приближаясь. И блеск восторга осветил его взор, когда Леви в очередной раз не отстранился, а позволил себя поцеловать. Эрен не мог выпустить Леви из объятий минут сорок. А может и больше, он потерял счет времени. Имело значение только теплое тело в его руках, бледная кожа и тонкие белые пальцы небольших ладоней, которых он не переставал касаться горячим ртом, перемежая с поцелуями в щеки и губы. Еще никогда Леви не разрешал целовать себя так долго. Тот смазанный, резкий поцелуй в магазине, первый поцелуй здесь, на кухне, и все те драгоценные моменты скорой близости терялись в сравнении с тем, что Эрен получал теперь, и он просто с ума сходил. Голова то и дело кружилась, а чувство осознанности размывалось, заставляя его думать, что всё это сон. Но потом он открывал глаза, брал в руки его лицо и воочию наблюдал перед собой живое, откликающееся, краснеющее, смотрящее прямо в душу серыми омутами. Эрен не помнил, сколько раз за этот вечер повторил «Я люблю тебя». Наверное, больше, чем за всю жизнь. Внезапные звуки в коридоре заставили Аккермана отлететь с такой силой, что он чуть не снес позади себя стул, бегло оборачиваясь и лихорадочно приглаживая волосы. Все его движения сделались резкими и неаккуратными, глаза смотрели потерянно, тонкие брови сведены вместе… он словно вышел из себя и не мог зайти обратно, бесполезно мечась вокруг собственных стен в поисках разлома. — Леви, прошу… — заговорил Эрен охрипшим голосом, утирая влажное, всё еще неконтролируемо краснеющее лицо. И зажмурился, как от пощечины, когда тот исчез в гостиной. — Микаса? — Эрен, — девушка скинула с плеча сумку и пошла ему навстречу, присаживаясь на стул рядом. — Почему ты такой взъерошенный? Где Леви? — не дождавшись ответа она окинула глазами кухонный стол. — Карла с Гришей приходили что ли? И почему ты сидишь на полу? Эрен опустил голову вниз. Он вдруг почувствовал себя маленьким и уязвимым на этой большой чужой кухне. Руки потянулись к смятой футболке, разглаживая складки. Парень так явно ощущал следы чужого на лице и теле, что боялся того, что у него на лбу всё написано. Он буквально чувствовал запах Леви на своих губах, следы касаний всё еще жгли, а пульс неукротимо продолжал бег. Неожиданно он обнаружил, что картина того, как растрепанная Микаса выходит из темной комнаты вместе с Жаном, больше не трогала его. Даже то, что его избили и следы побоев до сих пор украшали губу и скулу, тоже не имело значения. Всё это вдруг предстало совсем в ином свете и оказалось абсолютно неважным. — Микаса, прости меня. — О, Эрен, — сестра подалась вперед, помогая ему встать, чтобы усадить на стул, после чего заключила в крепкие объятия. — Прошу, не извиняйся, просто… Давай забудем? Пусть всё будет, как раньше? — ее голос задрожал. — Я такая дура… — Не говори так. Это я не должен был ввязываться в ту драку и тем более как-то мешать твоей личной жизни. Это было… глупо и по-детски. — Ты ведь мой брат, Эрен, — она отстранилась, заглядывая в красные с потемневшей зеленью воспаленные глаза. — Ты… я знаю, мне тоже очень больно сейчас. Даже не верится, что у нас осталось так мало времени. — Я хочу кое-что рассказать тебе, — резко перевел тему Эрен, и вид его вдруг стал ощутимо серьезнее, приобретая оттенок какой-то несокрушимой решительности. Теперь он как-то слишком странно заглядывал в ее глаза с абсолютно нечитаемым выражением. Он не был так бледен, как обычно, и Микаса с удовлетворением заметила возле него пустую тарелку. Однако некоторая болезненность продолжала хранить отпечаток на его чертах. Будто Эрена что-то медленно поедало прямо изнутри. Сейчас или никогда. Она имеет на это право. И пусть она откажется от него, предаст анафеме его имя или проклянет… Просто она имеет право знать, как никто другой. Нет, он не собирается подставлять Леви. Да он и слова про него не скажет, а обвинит во всем себя, что вряд ли можно будет назвать ложью. — Я знаю, Эрен, — произнесла она тихо. — Я не о том, — поправил он, уверенный, что они с сестрой явно имели в виду что-то разное. — Эрен, я видела. — Нет, ты не понимаешь, не перебивай меня. — он судорожно набрал воздуха в легкие и уверенно продолжил. — Это из-за меня вы уезжаете, потому что я и Ле-… — Микаса, — нарушил третий голос их диалог, появившись в дверях кухни. Девушка обернулась и тут же замерла, претерпевая шок. Перед ней стояла бледная, словно из воска, невысокая фигура, обычно прямые плечи которой теперь были ссутулены, лицо сделалось осунувшимся, а глаза слишком знакомо блестели, потому что она уже видела этот блеск секундами ранее. Только в других глазах. Зеленых. — Здравствуй, Леви. Я только вернулась от Энни. У нас были гости? Почему ты так выглядишь? Ты заболел? — посыпались из нее вопросы. — Здравствуй, — поприветствовал Леви негромко в ответ. — Смотрю, вы помирились. Я рад. Эрен так и отпустил ее без признания, когда она встала, направившись к мужчине, чтобы приобнять и прижаться губами к белому лбу, убирая в сторону спавшие темные пряди. — Ты горишь, — заключила она взволнованно. — Не думай об этом. Уже поздно, а завтра будет длинный день. Микаса без слов поняла его и встала, чтобы покинуть кухню. — Эрен останется? — Останется. — Тогда завтра у нас будет еще время побыть вместе, — улыбнулась она одними губами в то время, как в слегка раскосые под тенью ресниц глаза закралась тоска. В последний раз сестра посмотрела на Йегера, и опять он узнал тот нечитаемый взгляд, коим она сопровождала его все последние дни, и он снова… ничего не понял. Слишком легко согласившись исчезнуть, девушка взбежала по ступеням, но Эрена не позвала с собой, что было разумеется странно, и на что совершенно никто не обратил внимание. Словно призрак, Леви проплыл мимо, собирая со стола тарелки и открывая кран, чтобы вымыть их. Они оба молчали, не зная, что сказать, и по-хорошему, Эрену пойти бы в душ, переодеться да лечь спать в одной из гостевых, но он не сдвинется с места. Ничто в мире не заставит его покинуть помещения, в котором находится этот невысокий мужчина. — Иди спать уже, Эрен, — устало попросил Аккерман, когда мытье посуды затянулось. Эрен вздрогнул на звук его голоса, так как до этого долгие десять минут тишину нарушали лишь звон посуды и журчание воды из крана. — Только с тобой. Ответ был молча принят, и больше Леви ничего не говорил. Продолжая сверлить взглядом маленького человека с поникшими плечами, который почему-то этим вечером так сильно не похож на себя, он поднялся, миновал расстояние и остановился за его спиной, пока еще не трогая руками. — Леви, мы теперь вместе? — он втянул носом, склонил голову и уткнулся куда-то в белую шею, коснувшись мягкими губами. Руки Леви ускорились, а тарелки загремели еще жалостливее, обиженно скрипя под нервными пальцами, сжимающими мочалку так, словно та могла убежать. — Леви… — позвал Эрен снова, прекратив целовать и теперь просто уткнувшись носом, обнимая руками поперек живота. Когда и во второй раз его проигнорировали, Йегер просто потянулся через мужчину, нагло выключая воду, затем сжал его крепче и с силой перевернул, налегая сверху и вжимая того поясницей в столешницу. Леви не поднимал глаз, уставившись в загорелую шею напротив, а затем отчего-то и вовсе зажмурился, неровно и совсем тихо выдохнув. — Эй, ну что ты… — кончиками пальцев пацан вздернул его подбородок, и когда появился риск, что тот всё-таки поймает его взгляд, Леви вдруг резко дернулся и ломанулся к выходу. — Да, блять! Эрен потер красное лицо руками, несчастно застонал и поднял голову к потолку. Недолго думая он кинулся вслед, взлетая на второй этаж и рьяно дернув дверь, которая только что захлопнулась перед его носом. Оказавшись внутри, он увидел Леви лежащим на животе. Одна нога была подогнута, а лицо спрятано в подушку. — Боже, Леви, что я сделал? Что не так? Я как-то грубо схватил тебя или что? — Эрен упал на колени, тут же кладя руку на пробиваемую мелкой дрожью спину. Поняв, что ответом его не удостоят, он обошел кровать и лег рядом на свою половину. Подросток придвинулся вплотную, поворачиваясь на бок, одной рукой подпирая голову, а другую запустив в черную копну на затылке, принявшись ласково массировать. Убедившись, что его опять не отвергают, он осторожно закинул одну ногу на мужчину, устроив бедро на его пояснице. Леви что-то пробубнил в подушку, из чего Эрен разобрал лишь «совсем обнаглел», затем всё же повернулся, позволяя посмотреть на себя. — Почему ты ушел? — спросил Йегер тихо, но требовательно. Стрелка часов двигалась к десяти, и в это время года на Шиганшину уже давно опускалась глубокая ночь, обволакивая пейзаж за окном темнотой. Комната освещалась лишь теплым светом, льющимся из настольной лампы, что позволяло им хорошо видеть друг друга, из-за чего Эрен в миг поймал, как Аккерман изменился в лице. — Ты тупица, Эрен. — Я знаю, — парень погладил большим пальцем тонкую бровь, касаясь теперь пылающего виска. — Неужели ты не вынес для себя ничего из того, что сказал Эрвин? — бледные губы Леви почти не шевелились, а голос казался охрипшим. В максимальном сосредоточении подросток ловил каждое его слово, и ему начало казаться, что извилины в его мозгу сейчас вскипят. Леви продолжал терпеливо ждать ответа, а он будто все слова проглотил. Что сказал гребаный мистер Эрвин? Что-то про… Йегер вспомнил, как странно отреагировало его тело на последнее, что было произнесено преподавателем. Похоть. Так он сказал? Но это не означало совершенно ничего, в корне не сопоставляясь с теми выводами, которые сделал о возлюбленном сам Йегер. Будь Эрвин Смит хоть на йоту прав, Леви давно бы уже принадлежал Эрену. — Он тебя не знает, Леви. Может быть, вы пропускаете рюмку другую по пятницам, но он не знает, какой ты здесь, со мной. А я знаю, — закончил он шепотом. — Его слова ничего не стоят. — Только вот он был прав. Повисла гробовая тишина. Эрен отвел взгляд, осматривая комнату и замечая в окружении новые подробности. Например, приоткрытую дверь совершенно пустого шкафа, в котором некогда хранилась одежда, которая теперь, вероятно, сложена в тех чемоданах, что стояли у входа в кладовую. Он думал, что здесь уже нельзя навести большего порядка, однако кому-то это удалось, и теперь взгляду предстали пустые, безжизненные поверхности всюду, куда не посмотри, отчего возвращалась тревога и болезненное предвкушение скорого расставания. Он зажмурился и помотал головой, отгоняя морок. Не сейчас. — Что? — Эрвин сказал правду обо мне. — Я не понимаю… — Что, блять, ты не понимаешь?! — повысил голос Леви, и еще ни разу Эрен не слышал в нем такой… обиды? Да и подумать не мог, что тон Аккермана могут окрасить подобные оттенки. — Не понимаю, — прошептал он снова, сжав его только крепче. — Я позволил тебе. Разрешил чувствовать всё это. По моей вине ты сейчас страдаешь и, черт его знает, может, никогда и не оправишься. Они сидели там и всерьез думали, что я не вижу… Но я вижу, что с тобой происходит. Понимаю, что ты чувствуешь и за всё это гребаная ответственность лежит на мне. — закончил он зло, его пальцы вцепились в футболку Эрена, сжимая ее со слепым гневом. Эрен перехватил одну его руку, разжал и положил себе на щеку. Если захочет, может то же самое сделать с его лицом, он ни за что не будет против. —  Ты ошибаешься. И он ошибается. И Ханджи. — Заткнись! — Я почувствовал это с первого взгляда, Леви, а не по твоей прихоти. — Эрен… — Мы пришли с Армином на тот злосчастный ужин, я увидел сначала твою спину, а затем… мы встретились взглядами и… наверное.., — подросток шумно сглотнул собравшуюся слюну, отпустил ладонь Леви, что продолжал удерживать на своей щеке, и положил руку мужчине на затылок, слегка потянув за волосы и вынуждая смотреть только на себя. Он не знал, говорил ли правду, но ему изо всех сил хотелось заставить Леви перестать чувствовать вину. Он уже давно выбрал не верить, полностью закрыв сознание и сжигая последние мосты к мыслям о взаимности. Парень понимал, что просто не выдержит. Он не выдержит и крупицы даже самой жалкой и слабой надежды. Потому что надеяться — это в разы больнее, чем просто любить его. Поэтому был согласен быть с ним даже со знанием, что тот никогда ничего не почувствует. — Ты сам то веришь в эту чушь? Всего лишь очередной камень, пущенный в кровавое месиво, оставшееся от его сердца. Подумаешь. — …наверное тогда ты мне и понравился. Всего лишь понравился, я не говорю, что полюбил. И поэтому я вел себя, как полный придурок, ты же помнишь. Помнишь ведь? Как я напился потом из твоего бокала просто потому что до этого из него пил ты. А потом еще, когда Ханджи зашивала мне руку, я смотрел на тебя и… ты был таким красивым. Склонился надо мной, и между твоих бровей была эта морщинка прямо, как сейчас, — отпустив его волосы, юноша дотронулся и погладил между тонких бровей. — И мне так хотелось, чтобы ты никуда не уходил. С тех пор мне всегда этого хочется, когда я с тобой. Чтобы ты не уходил от меня, — не удержавшись, Эрен поцеловал тонкую переносицу, задерживаясь влажными губами на сладкие три секунды, после чего вновь заглянул в серые острые глаза. Они сколь угодно могли быть похожи с Микасой. Кончики пальцев, форма ногтей, цвет лица и волос, осанка и даже тембр голоса и скупая манера жестикулировать. Но что было в них абсолютно разным — это глаза. Весенний мокрый снег, потемневший от объятий с влажным черноземом. Вот чем были для него глаза Леви. — Эрен… — Не уходи от меня, Леви, — голос его дрогнул. И рыдания вновь подобрались к горлу, из-за чего пришлось прилагать неимоверные усилия, чтобы их сдерживать. — Я люблю тебя. — Я знаю. И ты совсем меня не слушаешь. Никогда не слушал… — Никогда… — согласился он тихо, обнимая Леви за шею и наваливаясь всем телом, укладывая того на спину и впиваясь в губы новым поцелуем. — Никогда не слушал тебя. И не буду… Ни за что не буду слушать тебя, ведь я тупица… такой тупица, что они все будут смеяться над историей о том, как я тебя добивался, — Он вновь накрыл рот Леви влажными губами, скользя языком внутрь теплого и мягкого, вымаливая сладкий ответ и отстраняясь только затем, чтобы сделать вздох, после чего, пройдясь языком по мокрым, розовеющим тонким губам, вновь погрузиться в глубокий поцелуй. — Я не имею на тебя права… Твои родители… — прошептал Аккерман, нервно ерзая. — Тогда дай мне право на себя, — ответил Эрен, покрывая поцелуями горячую бледную щеку, опускаясь к шее и принимаясь практически вылизывать тонкую кожу под ухом, ощущая, как в теле натягиваются пронизанные электричеством струны, спускаясь своей вибрацией к низу живота, где поселилось тянущее чувство. — Эрен, остановись… — Посмотри на меня, — Эрен поднялся над ним на локтях, вынуждая смотреть на себя. Его каштановые волосы были взъерошены чужой рукой, черная бездна зрачков затопила радужку, дыхание участилось и весь он, все его чувства устремлялись к телу под ним. Ему хотелось слиться с этим организмом, поглотить в себя или и вовсе стать им. Этим аккуратным, невысоким, бледным, но вместе с тем крепким и гибким взрослым мужчиной, который точно так же мелко и часто дышал сейчас и загнанно смотрел. — Я хочу быть с тобой… Леви лишь обреченно закрыл глаза, вновь нахмурившись и тут же ощутив мягкое прикосновение к вертикальной линии меж бровей. — Я соблазнил тебя, Эрен. Все то, что я позволял тебе… Сознательно или бессознательно я это делал, но это всё я. Я… сломал тебя. Я сам. Не ты. Я, Эрен. Все твои страдания, все твои бессонницы, твоя ненависть ко мне… — Меня не сломать так просто, Леви… — Это всё сделал я. Отсчет пошел, когда я впервые позволил тебе обнять себя. — Пусть позволил. — Когда притащил тебя в свою комнату… — Пусть так. Пусть не должен был. Хорошо. Если тебе нравится так думать, я соглашусь с тобой. Что бы тобой ни руководило, я тебя прощаю, — Эрен поцеловал ямку между ключицами, расстегнув первую пуговицу, — за Микасу, — расстегнул вторую, приникнув к ключице, — за бессоницу, — третью, — за слезы, — четвертую, прикладываясь к плоской груди, точно младенец, любовно обводя языком. Он глубоко и жарко втягивал в себя запах тела мужчины, стремясь сохранить его в своих легких, впитать, чуть прикусывая и слыша, как с губ Аккермана срывается сдержанное шипение. Он не знал, где именно видел то, что сейчас делает. Ему просто очень сильно хотелось это сделать. — Сопляк… — За двойки по физике… За то, что не мог подниматься по утрам, за нежелание жить… — мокрые губы спустились ниже, теперь покрывая частыми поцелуями чуть выступающие ребра, — Если ты хочешь взять ответственность за всё это, то я тебя прощаю, мой Леви. Только останься, — Леви вздрогнул, когда что-то влажное капнуло ему на грудь. Эрен снова не выдержал. Он снова… — Черт! — он только сейчас понял, как сильно его колотит дрожь и что он уже едва может видеть. — Иди ко мне, — позвали его, и уже в следующую секунду он уткнулся в теплую шею любимого, отчаянно рыдая, пока его крепко обнимали. — Н-не бросай меня…