Моя ненависть к тебе

— Эй, вы что делаете?! Да это же подросток! Женский голос вторгся в сознание Эрена, и он растерянно поднял голову, озираясь по сторонам и силясь сфокусировать взгляд. — Дорогая, идем, ну их… — теперь говорил мужчина, и Йегер со страхом обнаружил, что пара слишком быстро преодолела расстояние и теперь находится возле Леви. Женщина смотрит на Аккермана с гневом, готовая чуть ли не броситься на него, в то время как молодой человек пытается отвести ее прочь. — Серьезно? Да ему на вид лет шестнадцать, а он его ударил! Ты видел? Видел это? — Может, они родственники… Идем! — Они нихрена не похожи. Эй, парень, кем этот мужчина тебе приходится?! — спрашивает женщина, обращаясь к нему. — Мне есть восемнадцать, — отвечает Эрен, не раздумывая ни минуты, и морщится от боли в лице. — Да у тебя кровь. Нам вызвать скорую? Или полицию? — У меня просто высокое давление… — отвечает он сбивчиво. — Парень, это не шутки! Мы видели, что сделал этот человек, и на восемнадцать ты едва ли тянешь! Эрен посмотрел на Леви, тот стоял, словно не мог пошевелиться, а его прекрасное, слегка осунувшееся с момента переезда лицо сделалось белым, как полотно. Он… напуган? Неужели Леви напуган? Его Леви. Его любимый боится этих людей и уйти тоже не может. Борясь с мороком перед глазами, Эрен кое-как поднимается и встает рядом с ним, берет за руку и, точно безвольную куклу, заводит себе за спину. — Идите своей дорогой и не лезьте к нам! — выкрикивает он почти со злостью людям, которые вообще-то хотели ему помочь. — Вот видишь, дорогая, этому бедняге совсем не нужна наша помощь. — Но… — женщина пытается спорить, но в конечном итоге они покидают их, вновь оставляя наедине. Эрен громко шмыгает носом и, как ни в чем не бывало, стирает кровь рукавом, поворачиваясь к мужчине и видя, как тот до сих пор пребывает в некоем ступоре. — Эй… — тихо зовет он, но тот не смотрит на него. — Эй, Леви, ну ты чего? Я прогнал их, всё в порядке. — Эрен набирается смелости, чтобы взять его лицо в свои ладони и повернуть к себе, всмотреться в серые глаза, кажущиеся сейчас пустыми из-за того, что Леви будто ушел в себя. Мужчина не вырывается, не противится его касаниям, тем самым давая Эрену повод думать, что они преодолели этот момент. Но потом произносит: — Ты уезжаешь сегодня. И весь мир Эрена рушится. — Что?! Нет!!! — он кричит так громко, а истерика мгновенно подбирается к горлу. А всё, что делает в ответ Леви - это, сохраняя слегка ошарашенное выражение на лице, разворачивается и уходит. — Пожалуйста! Что я сделал, Леви?! Что я сделал?! — Эрен срывается и бежит за ним, напрочь забывая про боль, звон в ушах и кровь, которая продолжает вытекать из его носа. И невозможно описать, какой его поражает шок, когда он видит, как Леви тоже начинает бежать. Он видит его темный затылок, видит, как вздымаются полы его короткого пальто, как он отдаляется. Йегер совершенно не помнит, как они покидают парк и вот уже преследуемый судорожно ищет ключи у входа в подъезд, а затем пытается удержать дверь, чтобы Эрен не протиснулся. Консьерж смотрит на них с немым недоумением, зовет Леви по имени, но тот не откликается, сдаваясь и отпуская дверь. Они пробегают мимо лифтов, сворачивая на лестничную клетку. Дыхание Эрена сбивается, легкие начинают гореть, а слезы то и дело застилают глаза. Рукава его куртки перемазаны в крови, так как он постоянно утирал нос, пока бежал. — Это потому что я прогнал их, Леви?! Ну хочешь… хочешь, я розыщу их и приведу обратно!!! — кричит он, пока они взбегают по лестнице. Эрен был в таком неописуемом отчаянии, что даже подобная чушь казалось ему чем-то здравым. Он подозревал, что скорее всего его истерика, его неприкрытое выражение боли и бред, который он в таком состоянии несет, нисколько не помогут успокоить мужчину, не помогут прийти тому в себя и уж тем более не поспособствуют выяснению, в чем же дело и что конкретно Леви так сильно расстроило. Логично было бы вернуться в поисках к моменту, когда Леви его ударил. Это произошло сразу после того, как Эрен в красках рассказал, как собирался покончить с собой. Но разве способен он сейчас на логические рассуждения? Паника одолевала, мысли не успевали сформироваться в голове, как тут же терялись в ворохе следующих, и ни одну цепочку Эрен не мог проследить. Всё что он был в состоянии делать — это плакать и бежать, бежать, бежать за ним, взбираясь выше по этажам, пока они не окажутся дома, где он просто, растерянно о чём-то умоляя, будет смотреть, как его любимый сначала станет метаться по квартире, зовя Микасу, но так и не найдя ее, скроется в своей комнате, громко хлопнув дверью. Эрен прикроет голову от этого звука, как от разорвавшегося рядом снаряда, а затем доли секунды ему хватит, чтобы принять решение и снова понестись следом. Он не может уехать сегодня. Это убьет его, уничтожит, расщепит на атомы его жалкое тело и развеет по ветру. Даже гребаного праха от него не останется — вот во что он горячо верил сейчас. Казалось бы, мысль о смерти для него не в новинку и нет лучшей смерти, чем просто исчезнуть. Однако не тогда, когда любовь всей твоей жизни находится в нескольких шагах. Когда Леви был рядом, Эрен так отчаянно и безоговорочно хотел жить. И он готов был цепляться за эту жизнь с той же жуткой решимостью, что когда-то отказывался от нее. И то, какую власть Аккерман имеет над ним, над его разумом, телом и душой, над его чертовой реальностью, поражает и ужасает одновременно. — Любимый, — зовет он, когда обнаруживает, что Леви не закрыл за собой дверь. Мужчина сидит на полу возле кровати. Лицо его спрятано в покрывале, а руки ожесточенно, до побеления костяшек сжимают его. — Иди и собирай свои вещи, Эрен, — сказано глухо, но тон, с которым Леви произносит эти слова, заставляет тело покрыться болезненными мурашками. — Прошу тебя, милый… — Как только ты прибудешь в Шиганшину, я позвоню твоим родителям и передам всё то, что ты рассказал мне. — Нет… — Это не обсуждается. — Так это из-за того, что я хотел выпить дурацкий отбеливатель? Я понимаю, тебе это не понравилось, но ты же уже ударил меня! Я уже заплатил тебе, что еще ты хочешь, чтобы я сделал, Леви? Что мне сделать для тебя?.. — спрашивает он сипло, не находя в себе сил даже вздохнуть. Он подходит и опускается рядом, боязливо кладя руку мужчине на спину и опасаясь, что тот оттолкнет его. — Скажи, что ты хочешь, любимый?.. Леви поднимает голову, и Эрен в странных чувствах замечает, что глаза того подозрительно красные. Они были так похожи друг на друга сейчас, что безумно завораживало, но вместе с тем, вызывало сожаление и чувство вины. Это из-за него он такой. Ослабленный, печальный, тревожный… Из-за него он сейчас… чувствует боль? Волнуется? Эрен смирился с тем, что отныне больше ни черта не понимает. Как только он приехал сюда, здесь начало происходить что-то странное. Как если бы всем в этой чертовой пьесе раздали роль, а его просто вытолкнули на сцену и заставили импровизировать, даже не объяснив, в чем суть спектакля. Мужчина слегка склоняется, его лицо оказывается совсем близко, запуская порцию мурашек по телу подростка, а брови сходятся на переносице, образуя там вертикальную морщинку, которую Эрен иступлено хочет поцеловать, за что дает себе мысленный подзатыльник. Даже в такой момент он не может это контролировать... — Что я хочу? — Да… Я всё сделаю для тебя, Леви! Всё, что хочешь, только… позволь еще немного побыть рядом с тоб-… Мужчина вдруг касается ледяным указательным пальцем его губ, принуждая замолчать. На какое-то время повисает тишина, и они просто находятся друг напротив друга. Сердце Эрена неумолимо бьется о грудную клетку, по виску стекает капелька пота… Позвоночник вытягивается, как струна, а каждая мышца в теле деревенеет, будто в предвкушении судьбоносного поворота. И он готов поклясться, что с человеком напротив происходит то же самое. Леви прикрывает глаза. Его темные короткие ресницы подрагивают, а дыхание ни в какую не хочет успокаиваться. Он будто собирается с тяжелыми мыслями. Эрен тоже опускает веки, повторяя за ним, и теперь, когда видит лишь тьму, может ярко ощущать, как нагревается палец от его горячих губ. А потом Леви заговорил: — Что я хочу... Я хочу, чтобы ты стоял на учете в психоневрологическом диспансере. Хочу, чтобы излечился и жил нормальной жизнью, как все нормальные подростки. Чтобы веселился со своим блондинистым дружком, шутил пошлые шутки про учителей, как в нашу первую встречу, чтобы тусовался и попадал в передряги. Чтобы объедался яблочными пирогами миссис Йегер, собирал свои гребаные конструкторы Лего, делал домашку, радовался из-за пятерок и расстраивался из-за двоек. Чтобы окончил школу и поступил в университет, прихватив своих дурацких приятелей, с которыми то и дело грызешься, и у которых такой же ветер в голове… — говорил Леви так много слов, а рот Эрена открывался всё больше по мере того, как тот продолжал. Слезы неконтролируемо скатывались с его глаз. Его сердце ликовало и разрывалось на осколки одновременно от того, как много Леви знает о нем… Он продолжал держать руку на чужой теплой спине, ощущая тепло Леви через ткань его льняной рубашки, а сам раскрыл веки и не мог оторвать взгляда от любимых серых глаз, в которых была заключена вся его короткая и жалкая жизнь. Он любил его так сильно… А мужчина продолжал, вонзая следующие слова лезвиями в его беззащитную, обнаженную для него душу. — Хочу, чтобы нашел девушку… Или пусть это будет хороший парнишка. Кто-то молодой и кто-то, кто будет заслуживать тебя, Эрен, и никогда не заставит думать о самоубийстве. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. — Что ты такое говоришь, любимый… — голос его ломался из-за подступивших рыданий. — Ты спросил, чего я хочу. Йегер беспомощно смотрел зелеными, как молодой еловый лес, и блестящими глазами на Леви и чувствовал, как внутри него тлеют последние угли надежды. И только сейчас он понял, как сильно обманывался, как безбожно врал самому себе, якобы надежда была мертва. Потому что умирала она именно сейчас, падая с высокого обрыва, омраченная печальной улыбкой и раскинув руки. И реквием по ней отдавался невыносимой болью в его груди. Там, где, казалось, уже отболело, где сгорели все города, болело снова. Невыносимо и уничтожающе. Как в первый раз. Как будто он всё ещё был жив. Он отнял руку от его спины и, потянув Леви на себя, обхватил его лицо своими трясущимися, горячими пальцами, ощущая, как те начинают покалывать. — Я не смогу быть счастлив без тебя! — Ты будешь проходить лечение, Эрен. И будешь счастлив, вот увидишь… — Нет! Нет!!! — И больше никогда не попытаешься сделать то, что собирался, — произнес мужчина хрипло и слабо, а Эрен со страхом заметил, как еще сильнее покраснели белки его глаз. — Если мы никогда больше не увидимся, Леви, то я всё равно рано или поздно сделаю это, хочешь ты или нет! И это не ультиматум, а просто небольшой факт обо мне, Леви, — произнес Эрен и тут же пожалел об этом, когда увидел, как лицо мужчины в мгновение налилось гневом. — Да что, блять, с тобой не так?! — он подался вперед и схватил Йегера за грудки с такой силой, что тот едва удержал равновесие, чуть не свалившись назад. Он ухватился за запястья Леви в попытке успокоить, но было бесполезно. — Чего, блять, ты добиваешься?! Что ты хочешь, чтобы я сделал, блять?!!! — кричал мужчина, и если бы Микаса оказалась дома, то наверняка бы вызвала полицию, чтобы Эрена немедленно передали родителям, вышвырнув из их квартиры и города раз и навсегда. Но ему везло. Просто катастрофически. — Маленький ублюдок!!! — Леви… прошу… милый, — лепетал он, продолжая ласкать его закаменевшие кулаки, стиснутые на своей толстовке. Ему было совершенно плевать на себя сейчас, пусть Леви хоть размозжит ему лицо или выкинет из чертового окна. Лишь бы только не чувствовал того, что чувствует. Не ненавидел его так сильно. Эрен глядел в искаженные гневом родные черты, и ему было мерзко от того, что причиной этих ужасных, противоестественных для столь сильного и равнодушного человека эмоций, стал он. Гребаный Эрен Йегер. — Ты довел меня, Эрен! Ты шантажируешь своим самоубийством, гребаный выродок!!! Сначала на его лицо пришлась одна пощёчина, а затем, с другой стороны, другая, пронзая острой болью. Он бы точно упал, если бы мертвой хваткой в него не вцепились снова. — Я не знал, что тебе настолько не всё равно… понятия не имел… — судорожно выдохнул он, морщась от боли, а потом стал свидетелем того, что навсегда оставит глубокий шрам в его сердце. Пройдут годы, но даже спустя десять лет он будет вспоминать этот момент с горечью и виной, и так долго будет просить за это прощение: он увидел, как в глазах Леви собрались слезы. И вся боль, нещадно пульсирующая в лице от хлестких ударов, и в душе от выпущенных туда ножей, отошла на самый последний план. — Я не шантажирую, я просто… Прости меня! Прости… Прости, прости, прости, мой Леви, прости меня, — разрыдался он, как если бы эмоции мужчины каким-то неведомым образом синхронизировались с ним. — Я ненавижу себя так сильно за то, что ты сейчас чувствуешь… Я правда не знал. Ты прав — я просто тупой сопляк, жалкий школьник… Я ничтожен, в этом моя проблема! Прости! Я больше никогда… Я… Ох, Леви… — он задыхался в накатившей истерике, и без того горящие щеки его налились краской еще сильнее и блестели от слез. Ему было так дерьмово, что он не смог бы это описать никакими словами. Он не думал, что так даже бывает. Лучше бы он действительно выпил отбеливатель в тот проклятый вечер. Никто бы больше не страдал. Чужие руки под его ладонями вдруг ослабли и безвольно бы упали, если бы Эрен не поймал их и не принялся целовать, поднеся к своему лицу. Его теплые губы касались тыльной стороны, костяшек, пальцев, холодных кончиков с ногтями странной формы, переходя затем на бледную кожу запястий, за которой бешено стучал пульс. Эрен подполз еще ближе, толкнул Леви на темный ковер с крупным пушистым ворсом, обернул его руки вокруг себя и обнял в ответ, прижимая его ослабленное тело к себе. Казалось, страх, гнев, ярость, их спонтанная пробежка в одночасье выкачали из мужчины всю энергию, и всё, на что он остался способен, лишь терпеть горячие извиняющиеся поцелуи юноши, перешедшие теперь на его скулы и шею. — Я тоже очень устал, Эрен… Может, даже больше, чем ты… Эрен сжал его сильнее, пока Аккерман ласково поглаживал его лопатки, крепко зажмуриваясь. — Я не знаю, Леви… Не знаю, как нам быть дальше, как нам справиться с этим, я не знаю… совсем ничего не знаю, милый… — Сделай это. — Что? — спросил Эрен хрипло, слегка отстраняясь, чтобы влюбленно и до бесконечности измученно взглянуть на мужчину. Он нежно положил свою смуглую ладонь на его белоснежное лицо, едва касаясь, словно его неуклюжие, дурацкие пальцы могли осквернить эту ледяную красоту, оскорбить её строгость, нанести раны… Он считал себя грязным и недостойным сейчас. — У нас нет другого выхода, потому что… — мужчина набрал в легкие воздуха, прежде чем продолжить. — Потому что если это конец, а это именно он, то, выходит, что всё было напрасно. Вся твоя борьба и все твои страдания были напрасными, Эрен. Ты не заслуживаешь, чтобы было так. — О чём ты? — растерянно спросил Йегер, не понимая ни слова и продолжая тихо себя ненавидеть. Он во всем виноват. С самого начала и до самого конца. Он мог бы остаться наедине со своим заболеванием. Мог бы забыться в учебе или действительно пойти лечиться, хоть и знал, что вылечить его невозможно и, скорее всего, он полностью пропал. В конце концов, у него всегда оставался вариант просто запереться в своей комнате и превратиться там в плесень под электрической лампой на своей тумбочке. Он бы мог так много, но самое последние, что он должен был сделать — это втянуть во всё это Леви, расстроить его жизнь и принести столько разочарования. — Ты сделаешь это и станет легче. Обязательно станет, сопляк, вот увидишь… А потом они тебя вылечат. И мы больше никогда не увидимся. Сейчас я позволю тебе это, и ты уедешь. Это поставит точку, став самым логичным завершением. — Я не понимаю… Леви расцепил руки за его спиной и раскинул их в стороны, слегка согнув в локтях и подставив взору голубые венки под тонкой кожей запястий, которые Эрен совсем недавно целовал. Потом сглотнул и тихо произнёс: — Бери, Эрен.