Моя ненависть к тебе

Микаса возвращается от своей новой приятельницы поздно. И исходя из того, что Леви так ей и не позвонил, еще по дороге домой она делает вывод, что случилось то, что случилось. Несмотря на поздний вечер, погрузивший квартиру в сумерки, свет везде выключен и царит тишина. И только брошенная под ногами куртка Эрена и непонятно как оказавшийся висящим на перилах шарф Леви намекают на то, что оба её брата дома. Девушка угрюмо цокает, с недовольным вздохом наклоняется и поднимает сначала куртку, а затем снимает с перил невзрачного цвета шарф, вешает вещи на свои места и проходит на кухню. На самом деле она уже перекусила в гостях, и ей бы подняться наверх, чтобы переодеться в своей комнате, откинуться на кровати и, наконец, перевести дух, но идти мимо спальни опекуна не хочет. Или боится. Микаса сама не знает, что чувствует, так как не отличается проницательностью не только по отношению к другим, но и к себе. Но, в чём она уверена наверняка, чувства эти неприятные. И не из-за того, что она что-то имеет против подобного рода отношений. Просто она знает, как и каждый, кто так или иначе оказался вовлечен, что эти отношения Леви и Эрену вредят. И психически здоровый, созревший, как личность, и устоявшийся в жизни человек подобных отношений избегал бы. Избегал бы и подросток, если бы был достаточно смышленым, чтобы не идти на поводу у своих страстей. Но Эрен, казалось, плевать на всё хотел, кроме своего непреодолимого желания сделать Леви своим. А Леви… его стены в какой-то момент просто не выдержали. Микаса и сама однажды тоже не выдержала. Не смогла устоять перед неумолимым напором силы, одновременно и сметающей, и заставляющей идти за собой, такой притягательной в этой своей противоречивости, со своими горящими глазами, громким голосом и невероятной твердолобостью… Аккерман горько вздыхает. Может быть, Леви и можно оправдать. Она села за кухонный стол и уставилась в темноту. А когда поняла, что ждет неизвестно чего слишком долго, услышала медленные шаги — кто-то спускался по лестнице. А потом на кухню вошел Эрен, и по одному взгляду на него всё стало еще очевиднее: волосы всклокочены, взгляд словно обалдевший и взбудоражено бегает, на шее кое-где виднеется заметная россыпь пятен, и весь он… какой-то потерянный и растерянный, будто сам стесняется своего слишком красноречивого облика. — Привет, — тихо произносит он. На нем надеты плотные джинсы, в которых он сюда приехал, и толстовка, а в руках тот зачем-то держит свой чемодан. — Виделись, — отвечает Микаса с той же странной интонацией, цепляясь взглядом за взлохмаченные волосы парня. Он ставит свою ношу возле стены и садится напротив. — Я уезжаю. — Вот как? Уже? — новость слегка застает ее врасплох. — И вернусь очень и очень нескоро. Но зато… мы с Леви… — он замолкает, сглатывая в волнении, — мы… — Можешь не посвящать меня в подробности. Не думаю, что тебе действительно интересно, что я об этом думаю, Эрен, — произносит девушка. — Хотя, признаться честно, я и не знаю, что думать. — В любом случае, каким бы ни было твое мнение и мнения остальных тоже, это ничего не изменит. — Он согласился… — произносит зачем-то она, сама толком не зная, что имеет в виду под сказанным. Они так и не включили свет на кухне, из-за чего окружающая тишина в квартире и паузы, которые они оба делают, прежде чем заговорить, давят еще сильнее. — Да. И он поверил мне. Поверь и ты. Микаса опускает лицо в ладони и тяжело вздыхает. Она не понимает, что значат эти слова. Не понимает, почему в таком случае Эрен уезжает сейчас. Она ничего не понимает, ей нужно услышать всё прямым текстом. — Хочешь сказать, он будет с тобой встречаться? — и в ее тоне столько скепсиса, что на долю секунды лицо Эрена мрачнеет. — Нет, но… Мы будем вместе через полтора года! Это будут самые тяжелые полтора года в моей жизни, но, чёрт, я буду считать дни в надежде, что так они пролетят быстрее. А еще буду прилежно учиться и проходить психотерапию, потом поступлю в Трост, и… — Эрен, ты же понимаешь, что он мог сказать неправду? Специально, лишь бы ты успокоился и позволил жить нормальной жизнью и ему, и себе? Даже если тебе будет восемнадцать, то подумай, к чему приведут отношения восемнадцатилетнего парня с мужчиной, которому хорошо за тридцать? — Я наслушался от Армина о разности поколений и непринятии обществом, всё это мы с Леви знаем. Знаем, на что идем, и готовы к этому! — Эрен подается вперед, его глаза широко раскрываются и начинают гореть, щеки наливаются краской. Ему ничего не надо доказывать, но он так хочет, чтобы кто-нибудь просто… — Порадуйся же за меня, Микаса! — и лицо его расцветает улыбкой. — Я так счастлив… — Но, Эрен! Никто не знает, что будет через два года! Может, ты уже миллион раз его разлюбишь, а он будет ждать тебя! И что тогда? — Микаса тоже наклоняется вперед и вздымает руки вверх, а глаза ее вот-вот готовы наполниться слезами из-за ощущения, будто она пытается пробиться через глухую стену. — Ты ведь не знаешь, что на самом деле вся эта ситуация сделала с ним, до какого чувства вины ты его довел, до какой ненависти к самому себе! Он ведь себе места здесь не находил без тебя, Эрен! Или ты думаешь, что всё это шутки и можно вот так просто взять и перевернуть жизнь другого человека с ног на голову без каких-либо последствий? Ты знаешь, что другие тоже могут что-то чувствовать, а не только ты, Эрен? Он принес все свои планы и всего себя в жертву тому, чтобы ты смог нормально взрослеть и жить в Шиганшине, а что сделал ты? Наплевал на всё это и просто явился сюда! — девушка не выдерживает, и одна слеза всё-таки скатывается по ее щеке. — Он только начал принимать свой новый мир, только начал выкарабкиваться из этого кошмарного омута по имени Эрен Йегер, но ты приехал и всё начнется сначала! — Не смей возлагать на него ответственность за меня, — вторгается в их диалог третий голос, и оба подростка синхронно поворачивают головы. Леви стоит в проходе, скрестив руки и оперевшись о дверной косяк. — Он ни в чем не виноват. И в этот момент Микаса может видеть, как тут же меняется Эрен. Его спина выпрямляется, щёки делаются пунцовыми, а из глаз чуть ли не готовы брызнуть искры. Губы начинают подрагивать, не зная растянуться ли им в улыбке или же сказать что-то. Он сжимает и разжимает не слушающиеся руки, нетерпеливо ерзает, точно принимает решение. Он хочет подскочить и броситься к Леви, от которого вернулся только пять минут назад. Однако подождать, когда тот сам подойдет и коснется его — не менее сладкое удовольствие. Создаётся ощущение, что если тронуть любое место на теле Эрена, тебя пронзит электрическим током. Он взволнованно сглатывает накопившуюся слюну и выбирает для начала просто обожающе смотреть. В итоге, рта всё-таки касается влюбленная улыбка, из-за чего приподнимаются темные брови и сходятся вместе в милом выражении, пока он глядит на Аккермана. И от этого зрелища сердце Микасы разрывается. — Вам больно друг от друга, но вы как будто сами… идете навстречу этой боли, и я этого не понимаю, — говорит она. Ей просто хочется, чтобы два самых дорогих человека в ее жизни были счастливы, но… она не видит счастливого будущего, если те собираются быть вместе. Она чувствует свою беспомощность, и от этого ей хочется плакать. — Леви, он сейчас уедет, и ты… будешь страдать. Разве это не ужасно? А ты, Эрен? — обращается она к Йегеру. — Разве будешь счастлив, когда вернешься в Шиганшину? Чего ради тогда всё это было? Леви мягко отталкивается от дверного косяка и неторопливо подходит к Эрену, чтобы рукой коснуться густых каштановых волос. Эрен тут же вытягивается струной, ластится, как щенок, прикрывает глаза. Затем поворачивает голову в сторону возлюбленного и, перехватывая его ладонь, целует внутреннюю ее сторону. Леви на мгновение замирает, а потом тихо выдыхает и просто смотрит на манипуляции подростка, ощущая, как обожающие и нежные поцелуи покрывают его запястье, следя за голубоватой дорожкой вены. — Никогда не буду счастлив без Леви, — отвечает Йегер на ее вопрос между поцелуями. А Аккерман лишь теряет угрюмую сосредоточенность во взгляде и опускает голову вниз, покорно позволяя делать с собой всё, чего Эрену захочется. Как это было всегда… — Прости, Микаса. — Вам не за что передо мной извиняться, я просто… очень хочу, чтобы вы были счастливы. Я очень люблю вас обоих, — сдаётся девушка и встает, направляясь к опекуну, чтобы крепко того обнять. Несмотря на то, что они теперь одна семья, Аккерманы редко позволяют себе подобные нежности друг с другом, но сейчас сердце Микасы переполнено настолько, что она больше не может сдержать это в себе. Она так безумно переживала за них, так крепко присоединилась своей эмоциональной частью к их безнадежной, неправильной ситуации, что этот новый виток в их больных отношениях не может оставить ее равнодушной. Она не знает, как еще помочь им, кроме слов, которые все никак не удается верно подобрать. Не знает, что будет правильным и неправильных для них. В любом случае, самые родные для нее люди будут испытывать боль, но приказать им перестать она была не в силах. Как, собственно, и они сами. Она виснет на Леви с объятиями и горько плачет, чувствуя, как и Эрен, поднявшись с места, присоединяется к ним. — Тише, милая, не нужно, — произносит Леви. — Мы сами выбрали это. — Ты не в-выбирал…! — упрямо спорит она, жалко всхлипывая. — Нет, у меня с самого начала был выбор. Я ведь мог просто прогнать его тогда. Не впускать еще в Шиганшине. Эрвин и Ханджи были тогда полностью правы. Я мог не уединяться с ним, не позволять к себе прикасаться, не разговаривать, не укладывать в своей постели. Сознательно или нет, но я медленно приближался к нему. Шаг за шагом, этап за этом принимал это решение, выбирая Эрена. — Леви… — шепчет уже Эрен, странно выдыхая и, как и Микаса, жадно ловя каждое его слово. — Т-тогда почему… почему мы уехали? — спрашивает девушка. — Я должен дать ему время. — Но Эрен ведь тоже страдает! И он, хоть и мог бы вести себя сдержаннее, не был в состоянии проконтролировать то, что влюбился. Это просто происходит, разве нет? — И у меня тоже был выбор, Микаса, — заговорил Йегер хриплым шепотом, сам не сдерживая слез, понимая, что это их прощание. — Я сразу всё почувствовал и был осознанным. Всё понимал: возраст, статус, место и время, последствия. И я даже помню тот момент, остановившись в который, я бы сумел всё повернуть назад и пережить это. Но я пошел к нему. — Мы оба захотели этого, — спокойно закончил Леви, а Микаса медленно отстранилась и посмотрела на них измученным взглядом. Они стояли рядом, изможденные и израненные друг другом, словно только что покинули поле боя. Но, как и Микаса, прекрасно осознающие, что война еще не кончена. И внутри взгляда каждого горел слабый свет, зарождающийся на дне изумрудной зелени и переходящий в экзальтацию в прозрачной серости напротив. Оба помятые, оба усталые и в этом до невозможности похожие друг на друга. — Всё равно мне очень-очень жаль вас… А что, если Эрен… не придет? — Я приду! — Это так же будет его выбор, — перебивает Леви. — Я приду к тебе, любимый, — шепчет Эрен упрямо, притягивая Леви, чтобы поцеловать его в щеку, в висок, в волосы, вдохнув любимый, самый родной и притягательный на свете запах. — Приду к тебе. Ты только дождись.