Афродизиак

ВИТ Буквально закрыл и тут же открыл глаза, а оказался уже в следующем дне. Солнечный, слабый свет проникал через окна и лампы были выключены. Вновь провал в памяти, истерзанные осколки воспоминаний, сиюминутно доводящие до абсурда. — Задрало, — слетело с губ и я даже не поверил, что с моих, — Затаало! — Попытался тут же крикнуть, но оказалось слишком рано испытал свою речь. Язык ватным диском лёг во рту, не позволяя продемонстрировать способность адекватной речи. — Гррр, — тихо рыкнул от досады, но хоть это мог позволить чётко произнести вслух. Удивительно, что медбрат не прискакал ко мне по первому звуку. Я попытался приподнять голову, но какого нечеловеческого труда это стоило сделать. По затылку будто струились дорожки пота, а над бровями нависла испарина. Не в силах оторваться от подушки, обессиленно выдохнул. Я точно приходил в себя, возможно ещё немного и речь и движения вернутся ко мне полностью. Впервые почувствовал ноющую боль в брюшине. Словно кто-то давил на живот, не забывая особенно левую сторону подреберья. Лёжа, вытянувшись, на кровати, готов был биться об заклад, что с одной стороны тело как будто было легче, а от этого дисбаланса тяжелее в груди. Странные и ни с чем несравнимые ощущения. Никогда не испытывал их прежде, хотя теперь вообще сложно сказать, что было раньше. Память словно играла со мной в прятки, то показывая обрывки прошлой жизни, то вновь забирая их, оставляя четкое, противное послевкусие. Кажется смотрел в одном ролике, как тип выходил из комы и все эти грёбаные преобразования, которые происходили со мной, очень чётко подходили к тем описаниям. Спросить было некого, но неожиданно для себя вспомнил, что у меня есть волшебная кнопка. Вот только где она — слева, справа, снизу? Старательно сжал кулаки обеих рук, медленно, но будто бы не так картонно, как накануне вечером. В правой руке почувствовал предмет прямоугольной формы, с впалой мягкой сердцевиной. Тётя Илона явно не в курсе, что я левша. Подумав о ней, мой палец сразу нажал податливую кнопку вызова. Я даже не просек, что жму безостановочно, пока в палату не влетел медбрат, ошарашенно подпрыгнув к кровати. Он тут же начал пыхтеть и осматривать какие-то приборы на мне и возле меня, а после множества суетливых действий сказал: — Всё в порядке? Это звучало глупее, чем можно было себе представить. Я прикован к постели, не в силах ни громко сказать, ни тем более встать. Это вряд ли можно назвать порядком. — Угу, — пробубнил, видя как парень пришел в восторг от моей вернувшейся речи. Поверь, дружище, я радовался не меньше твоего. Я как-то мысленно собрался и понял, что мне нужно говорить кратко и по существу, причём старательно не повышая голос. — Илона, — коротко выдал, надеясь, что парнишка смекнёт и сведёт вместе одно с другим. — Сейчас, сейчас, — отозвался, внушив, что способен раскусывать мои тизеры. И действительно вышел из палаты, через несколько минут приведя с собой врача. — Виталий, доброе утро! — Сладко поприветствовала женщина, спешно проходя к моей постели. — Говорить, — кинул ей кость моей сверхспособности, — когда хотить? Видимо два слова связанные во фразу, уже воспаляли мой мозг. Женщина так ярко и лучезарно улыбнулась, что казалось, осветила своими выбеленными зубами всю палату. — Моргните, если мы можем приглашать посетителей. — Тавай уже, — хмуро ответил, внутренне сжимаясь от этой перспективы. Илона мягко кивнула и что-то шепнула парню, на что тот сразу завозился у медицинского столика с лекарствами. — Что? — Я скосил глаза в сторону медбрата. — Антибиотик, — как всегда ласково ответила врач, тут же покидая палату. — У неё мешачные? — Отметил, когда парень поравнялся со мной. — Круглосуточно, — выдохнул тот и коснулся моей руки, чтобы ввести лекарство. — Что? — Я бросил взгляд на запястье. — Цефраксон, — как мне показалось, смущённо уточнил тип, поспешно проводя манипуляции. Может мне вливают морфий? Чтобы я точно отключил сознание, отпуская какие-то подробности. В то время как лекарство раздирало вены, я представил, а что чувствует Слава и пускает ли она наркотик внутрь по крови. От этой мысли свело низ живота. — Кто призёт? — Не знаю, наверное, ваш отец, — не отвлекаясь от введения инъекции, беззаботно проговорил сотрудник. — Что? — Снова ясно и чётко, отражая в голосе крайнее удивление. — Я... Мне... — словно, как и я, потеряв дар речи, проговорил собеседник. Молча закончил процедуру и вышел, оставляя меня в раздумьях, над его словами. Отец... Я даже и не знаю, как он сейчас выглядит. Наверное, нафритюренный с иголочки, в дорогом смокинге и шляпе, обязательно монокль, а ещё папка под подмышкой с его перечнем инвестиций. Я помню, как он закрывался в своей комнате, чётко давая мне понять, что в играх он сейчас не нуждается. Мама ушла рано, даже мне, пятилетнему, это было полной неожиданностью. Нет, с ней всё хорошо, наверное, во всяком случае было тогда, когда она решила начать новую жизнь без нас. До пятнадцати я жил с отцом и это был сущий ад. Он так долго вкладывал в меня свои понятия мужественности и приоритетов, но в итоге получил сына, торчащего и растекающегося по шумовым стерео эффектам, которые выдавала старая диджейская установка у одноклассника. Окрестив меня пропащим педиком, оставил квартиру бабушки и отрекся от попыток морального воспитания. Да, финансовую поддержку у него можно было не заимствовать, но всё, что касалось созвониться или, не дай бог, встретиться, вызывало смердящую ненависть агрессии. Собственно уже через год свободного проживания, я с той же отрешённостью позволил уйти себе от его невысказанной опеки. Где-то, как-то перебивался, минимизировал потребление воды, энергии и старательно оплачивал ЖКХ пусть и с задержкой, но сам. По сути, в итоге перешёл на самообеспечение к шестнадцати годам. Поставив магниты на воду и вскрыв электросчетчик, ибо что знакомые, что микшерный пульт для музыки неимоверно тратили все ресурсы в дальнейшем. Кажется, отец добился моей самостоятельности и впору гордиться достижениями, но, однако, этого не произошло. Он мог бы пищать от своих успехов, но то, что происходило у меня, трогало его меньше всего. На выпускном вместо торжественных, поучительных слов от своих родителей, я слушал речь учителей. Меня это даже не колышело, однако, у всех было то, чего у меня нет и это дёргало нити гордости. Это явно было отцовской чертой, стать если не лучше, то хотя бы не хуже других. Предусмотрев подобную родительскую выходку, я тупо нанял проститутку, которая сыграла мою мать. И надо сказать, что по ней тёк весь зал. Только начал предаваться воспоминаниям, как неумолимо заклонило в сон. Думал и погружался в темноту одновременно, совсем теряя нить своих мыслей. В каком-то обрывке, вдруг ясно осознал, что должен вернуться за кем-то, но когда проснулся, так и не понял, сделал ли я то, что планировал. Сложно было определить время, свет, кажется, потускнел, однако лампы по-прежнему были выключены. — Козёл, — прохрипел на выдохе, проверяя голос. — Что простите? — Отозвался мой больничный смотритель. Я хмыкнул, понимая, что парню не повезло с пациентом вроде меня. Внизу живота прихватило, тяжко надавливая на мочевой пузырь. Я, видимо, сутки не ходил в туалет, хотя с другой стороны, что я вообще делал, кроме как постоянно вырубался. Медбрат предстал передо мной, участливо проверяя провода и прочую хрень. — Писать. — О... — Чему-то удивился парень, словно я сказал нечто невозможное. Может мне отрезали причиндалы и это и есть сенокомия или как её. Я не на шутку встревожился от этой мысли, вызывающе взглянув на пацана. — Что? — Моё любимое местоимение, которое отлично подходило теперь ко всему происходящему. Сотрудник обошел кровать и куда-то нагнулся. — Мочеприёмник почти пуст, всё нормально, вы можете не беспокоиться и справлять нужду. Брови так и поползли вверх. Я овощ, который ссался под себя, не контролируя мочевой пузырь. — Нет, туайлет... — Если я начинал ощущать позывы организма, то вполне мог позволить обслужить себя самостоятельно. — Да, да, всё нормально, — улыбнулся тот, продолжая стоять напротив и пялиться на меня. Сказать ему, прости, дружище, но мог бы ты не смотреть, как я лью под себя, было слишком долго и просто бросил: — Иди. Медбрат тут же стушевался, шагнув влево и вправо, а после, сообразив, ринулся на выход. Дверь за ним закрылась, а я не мог расслабиться и отпустить ситуацию, словно от этого зависит какая-то моя честь и репутация. Но всё же, естество победило. Чувствовал себя так, как будто во сне нашёл толчок и давай заливать в него. Странные ощущения и от того ещё и страшные. Понимать, что ты делаешь, но не иметь возможности совладать с телом. Я всё сгибал и разгибал пальцы, желая не терять хотя бы это умение и когда никого не было в палате, складывал язык то трубочкой, то вытягивал вперёд и загибал кончик наверх. Я так сильно старался, что невольно наткнулся на трубку, торчащую из носа. Сразу же хотел смахнуть её, но только вяло дёрнул кистью руки. Парадоксально, иметь возможность крутить языком во все стороны, но только не своими конечностями. Этот дисбаланс полностью завораживал сознание, заставляя меня вновь и вновь хоть как-то шевелиться. Дверь явно отворилась и я перекинул взор на того, кто остался на пороге. Появившийся мужчина неспешно шагнул в палату, и застыл на мне холодным, хмурым взглядом. — Неважно выглядишь, — констатировал он, притягивая свободный стул ближе к моей койке. Тон голоса был как всегда до омерзения невозмутимым и до боли знакомым. В последний раз мы виделись, когда он по дикой пьяни завалился на мою квартиру и отпинал все колонки в спальне. В тот день пришла повестка в армию, а я, будучи восемнадцатилетним выпускником, оканчивая школу, не собирался покорять светила Московских вузов, сразу сообщив отцу по телефону, что пойду служить. Меня ждала медкомиссия и полное осознание правильности своих действий, но только не в его глазах. Положить свой болт на мой выпуск нормально, но вот принять мои решения к переменам — фаталити. Что тяготило меня больше: его внезапное появление, возможно прямое участие к моему содержанию в этой больнице, а может то, что несмотря ни на какие обстоятельства это тот человек, о существовании которого я хотел бы забыть, как и он обо мне. Я пожалел, что мои глаза были открыты, в другом случае я бы мог изобразить глубокий сон и не видеть его натянутое выражение лица. — Я не займу много времени, — на самом деле он уже занял порядочно минут, намного больше, чем за последние пять лет после моего совершеннолетия. Закинув ногу на ногу и обхватив пальцами колено, отвернул голову в сторону окна, старательно избегая моего взгляда. В костюме с иголочки, жаль, что не в смокинге, но я почти угадал и с идеально выбритым лицом, отец, в свои предпенсионные годы всё же боялся подпустить к себе старость. Мне даже показалось, что его волосы были покрашены, уж больно отдавали синей чернотой. Кажется его парфюм пробил моё обоняние желанием прочихаться, но пресловутая трубка в носу, найденная мной недавно, помогала сдерживать порыв. — Что? — Я не выдержал этой тупой, скользкой и слишком затянувшейся паузы. Словно мне нужно было спешить, хотя, понятное дело, я тут был в проигрыше. Несмотря на меня, а по-прежнему изучая окна со спущенными наполовину жалюзи, даже не моргая, отец начал свой монолог не обращаясь конкретно ко мне, и даже к себе. Видимо выдавал то, что шло из его отрепетированного для речи рта. — Ты любитель острых ощущений и явно не гнушаешься любой перипетией, но это слишком, Виталий. — Он прямо-таки придавал мне сил встать с кровати и уйти, оставляя эту, только начинающуюся, тираду за белыми стенами больницы. — Чем старше ты становишься, тем больше походишь на мать. И знаешь где она? Так и прыгает по членам, не понимая, нужно ей потолще, покороче или чёрный. Говори и не останавливайся, промелькнуло в голове, как только я уловил, как крепко сжались мои пальцы. Его взгляд устремился на меня и холодные, серые, почти бесцветные, прозрачные глаза, сверлили дыру на мне, блуждая то по лицу, то по телу. — Сообщили, что ты можешь говорить, но это оказалось не так, оно и к лучшему. Удивительная ситуация, чтобы поговорить с сыном, нужно всего лишь чтобы он перенес две операции, впал в кому, а потом трупом лежала перед тобой, не в силах ответить. Что тебя так поразило? — Уточнил, глядя в мои изумленные глаза, — Да, ты переплюнул сам себя и оказался одной ногой на том свете. Как твой отец, я не мог этого допустить, поэтому ты здесь. Тут приличное обслуживание, оборудование и, я надеюсь, тебе хорошо лижут зад за эти бабки. Я думаю, ты осознаешь, что это единичный случай. Я больше не желаю, чтобы меня разыскивали по делу умирающего сына, найденного в смрадном подъезде, наркоманского района с дыркой в селезёнке. Кстати, она удалена, вероятно это наставит тебя на истинный путь. Сказав это, снова уставился в окно. Я ошарашенно проглатывал информацию и всё в ней было настолько двояким и открывало новые подробности, что усвоить это за раз не представлялось возможным. Что-то ответить, даже будь я в состоянии связать между собой хоть десять слов, было вовсе не реально. Лишь выдохнул и на этом закрыл глаза, не желая вообще больше знать, что я, кто и почему здесь. — На твоё счастье в крови не обнаружено следов наркотиков, иначе бы я не стал тебя вытаскивать. И учти, после выписки ты первым рейсом отвалишь в Женеву на реабилитацию. Не уверен, что это тебя спасет от того дерьма, в которое ты любишь лезть, но во всяком случае, будет намного меньше шансов сотворить подобное — практически равное нулю. Мне не требуется твоё согласие, если будет нужно, то полетишь в топливном баке. И скажи, спасибо, что я предлагаю лучшие решения. Зашуршал стулом и я приоткрыл глаза. Отец поднимался и даже не глядя в мою сторону, убрал стул на место. Только у двери он притормозил, сунув руки в карманы брюк. Стоя боком, чуть опустил голову, будто рассматривая носки ботинок. — Думаю не самая плохая помощь для такого сына, как ты. Шагнул на выход и простынь подо мной натянулась от той силы, которой я сжал её. Только затворилась дверь, как распахнулась вновь и медбрат засеменил к моей койке. — Сейчас, ну ничего себе, — растерянно глядел на аппараты у кровати, — надо позвать Илону Алексеевну. — Дай позонить, — спешно проговорил парню. — Вы что, не положено, да и как... — затараторил парень, делая спиной шаг от постели. Неимоверный заряд злости, пробуждал меня к действию и я максимально подался вперёд, собрав каждый мускул в одно целое. — Эй, ты чего, нельзя! — Метнулся обратно ко мне, видя как я отрываюсь от матраса. Причитая, сотрудник опустил, моё, едва поднявшееся, тело на кровать. — Мой телефон... — проговорил ему в лицо, которое на секунду поравнялось с моим. Его выражение исказилось гримасой страха. — Но если Илона пронюхает... — Завис на мне тревожным взглядом. — Брат, через тридцать минут у тебя по расписанию кормление, я, возможно, принесу телефон, но знай, в случае чего, мне оторвут голову. Надеюсь, оно того стоит. — Едва коснулся моего плеча, словно посвящая в сговор. Всё, что мне было нужно, это позвонить Славе и её отцу, чтобы понять где она и отправить к ней Олега.