Афродизиак

ВИТ Ещё час, а может и больше я провёл на улице, пытаясь собрать себя воедино. Голова, тело и душа стали разрозненными, отделившись друг от друга и раскидавшись по частям света. В тот момент, как я получил последний ответ от Славы, понял, что своё нутро мне уже не собрать. Раздробленное на десятки упущенных шансов быть вместе. Сгусток крови, осевший тромбом в самой широкой аорте и закупорив её на смерть. Отпустив её, я позволил нам погибнуть снова. Возвращаясь в квартиру, представлял как тут же собираю свои манатки и валю куда подальше. Сбегаю от всех неиспользованных возможностей и от себя в первую очередь. Того себя, который не смог и не научился любить так искренне, как горел изнутри. Того, кто способен намеренно выдернуть дощечку, чтобы разом рухнула вся башня. Того, кого я ненавидел сейчас больше всего, хотел бы убить внутри себя, но зашёл слишком далеко. Порвал тонкую нить, скрепляющую меня и Славу. — Всё, сука, финал, — проговорил вслух, на эмоциях толкнув дверь в квартиру. Оказавшись внутри, заметив обувь, которую девушка не забрала с собой, шагнул через неё в комнату. Приоткрытые ящики комода, дверца шкафа, всё это так живо вздернуло в голове мысль о нашем расставании. Первый на пол полетел комод, а дальше сплошной туман, и отчаянная попытка разрушить всё то, что связывало меня со Славой. Постельное, недопитый кофе, консоль, нелепые цветы на подоконнике, потом в коридор, всё что попадалось под руку, летело дальше, чем я мог осилить. Только в кухне замер, уставившись в разбитое и заклеенное скотчем окно. Какая-то кружка буквально сама оказалась в моих руках. Вспоминая, как сильно мне бы хотелось склеить сейчас пропасть между мной и Славой, чашка улетела в стекло. Новая трещина широкой дорожкой тут же пустилась вниз, затем вверх, расползаясь как паук по сетке. Растаскивая мои надежды быть услышанным Славой, образуя в середине удара дыру. Схватился за голову, удерживая в себе эмоции, чтобы не дать волю ненужным, бестолковым и жалким слезам горечи. И не смог их сдержать. Моя зверская боль оказалась сильнее гордости. Сильнее моих сраных, грёбаных принципов, мощнее тысячи домыслов и решений. Спешно вернулся по разгромленной квартире обратно в комнату, схватил сотовый с пола и набрал номер Славы. В ответ сброс вызова. Черный список — символично Слава, даже чересчур. Заблокировать того, кто обездвижен без тебя. Уперся спиной в стену и съехал по ней вниз. Сложив руки на согнутых коленях, опустил голову. Тугая веревка словно обвилась вокруг шеи, крепко стиснув горло, заставляя вдыхать рваными урывками. Кожу век щипало от долбанных слез и чем сильнее я жаждал прекратить свой никчемный плач, тем крепче душила эта невидимая веревка. Голова налилась свинцом, впечатывая меня лбом в предплечья. Мне казалось, я взвыл от того душевного терзания, которое испытывал. Которое сжирало изнутри. Так хотелось всё вернуть назад, снова оказаться в этом приюте, забрать Славу, прижать к себе и так сильно хотелось чувствовать, как она прячется в моих объятиях, как она нуждается во мне. Знать, что я нужен ей как кислород, как сама жизнь. Знать, что я нужен... Сжал шею руками, проверяя нет ли на ней удавки и застыл в размышление. Что если тупо положить конец всему и разом. Закончить также резко все эти выстраданные отношения, как они и начинались. Перекрыть кислород также, как Слава закрыла мне кислородный баллон своим уходом. Квинтэссенция наших отношений дала ни одну трещину, возможно так станет проще всем. Это и будет выходом, очищением своего "Я" от всей желчи, которой пропитана душа. Поднявшись, слабой походкой направился в кухню в поисках того, чем можно перекрыть себе воздух одним махом. Замер в проеме напротив разбитого стекла и не раздумывая подошел к окну. Открыв створки, уперся коленями в подоконник, а следом, подтянувшись руками, встал на него, замерев в полуприсяде. Теплая волна апрельско-майского ветра подхватила мои мысли, позволяя мозгу отпускать от себя каждую мелочь, деталь так плотно сидевшие внутри. Попытка быть сильным, привела меня к краю окна. Перехватив руками пластиковые поручни, опустил ноги за карниз, сев на раму. Со стороны могло бы показаться, что я просто обдолбанный алкаш, который с перепоя решил спрыгнуть и стать инвалидом. Что-то в этом было, не считая абсолютной трезвости решений и так медленно приходящему принятию неизбежного. Держась лишь одной рукой, раскачивался чуть назад и вперед, играя с судьбой. Я не хотел умирать, я представлял себе, что это может быть понятным, логичным, но любые убеждения теряли крах, когда я подавался вперед чуть сильнее и едва соскальзывал пальцами по раме. — Ссыкло, — метко дал определение самому себе, возвращаясь от окна в квартиру. Ночью, ни без труда сдав кота соседке, собрав необходимое и не утруждая себя предварительной уборкой, отправился на вокзал. Вернуться в город, где было лучше всего, добить себя, извести, чтобы завершить начатое, чтобы не бояться совершить поступок достойный моего разрушенного сознания. Для того чтобы окончательно умертвить в себе желание оставаться без Славы, без того, что было нашим и потерять иллюзию наших отношений. Бежать от невыполненного и несозданного, чтобы разгромить треснувший фундамент, снеся строение нашей любви под ноль. Я хотел вернуться в Питер. СЛАВА С безразличием выслушивала тираду какой-то тёлки по телефону, пока подпиливала ноготь на указательном пальце руки. Зажимая телефонную трубку плечом, бросила взгляд на электронные, стильные часы, висевшие напротив ресепшн. Ещё два часа этого нудного геморроя. — Ага, запишитесь на пятницу. Ничем не могу помочь. — В ответ многозначительный вздох и я вешаю трубку. Перевела взгляд на время на ноутбуке. От начала разговора прошла всего минута и сегодня лишь только двадцатое августа. Пролетело четыре месяца с тех пор, как я обнаружила мать, рассталась с Витом и обрела облезлое счастье в виде Яна. Нет, он не был плохим, скорее никаким, да ещё и женатым. К тому же я стала работать у него и на него. Эдакое комбо из зависимостей от человека, делая Яна в моих глазах и благородным и конченым одновременно. — Вот и солнышко, — отметила, встречая парня взглядом. Вошедший, со свойственной ему вальяжностью и неспешной скоростью движений, прошел к моему столу и облокотился о пристроенный к рабочему месту стеллаж. — Мм.. Какие новости? — Даже в этой короткой фразе слышались игривые нотки, сулящие встречу уже в соседнем кабинете через пару минут. Отложила пилку в сторону и поднялась с места, мягко качнув бёдрами по привычке. Ян как всегда окинул взглядом опен-спейс за стеклом, а затем, перекинув торс через стойку, нажал на стационарном телефоне клавишу перевода вызова. Значит сегодня ему требовалось больше времени, чем обычно. Может очередная высосанная из пальца ссора с женой, а может фантазия парня не знала границ. Я следом за ним вошла в кабинет и затворила дверь, опуская шторки жалюзи на блок. Когда секс становится перепихоном, а оральные ласки ограничиваются минетом, начинается новый этап в отношениях — привычка или пользование. Мне казалось, что нас с Яном это не коснется, но карты моих любовных перипетий явно остались в руках Вита. Примечательно, что продолжая сексуальные отношения с блондином, я параллельно вспоминала о бывшем. Как и о том, что мои попытки связаться и как-то напомнить о себе, потерпели встречу с глухой стеной. В мае у Виталика был день рождения, тогда я и написала первый раз, после затишья. — Да, детка, вот так, да... — Ян облокотил меня локтями на стол и, задрав юбку, медленно входил, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Сообщение так и не было доставлено, а на звонок ответили короткие гудки. Может Вит прятался от меня, а может, скрывал себя от всех. По-хорошему нужно было съездить к нему, некогда к нам, домой. Но внутренняя спесь во мне мешала сделать настолько мощный шаг. — Повернись, да, да... — уперлась бёдрами в столешницу и развела ноги. То я страдала от того, что так паршиво вышло с Виталиком, то ненавидела его настолько сильно, что тут же срывалась на встречу с Яном. За это лето меня ни раз посещали мысли съездить в Алтуфьево, накачаться какой-нибудь дряни и забыть всё, возможно, навсегда. Особенно когда я возвращалась в пустую квартиру. Я так и не осмелилась спать в своей комнате, где обнаружила труп матери. Да и по большому счёту старалась дома не бывать, меняя очаг, на номер отеля, где Ян всегда уходил через пару часов, а я так и оставалась до утра. — Я сейчас кончу... — Произнёс парень, отстраняя меня и призывая опуститься на колени. Секс с Яном стал должностной обязанностью. Я работала на словах без трудовой или договора, да и работой это не назовёшь. Через раз отвечала на звонки, носила Яну кофе и свою задницу, иногда летала с ним в командировки. Меня, наверное, должна была доконать такая жизнь, но всё устраивало. Или я хотела верить в то, что всё делаю правильно. — Ты сногсшибательна... — Ян отвесил мне комплимент, когда тёплая, вязкая сперма коснулась моей щеки, медленно стекая по губам на подбородок. Тот же сценарий изо дня в день, из месяца в месяц и, вероятно, шёл бы из года в год. Но когда я вернулась за свой стол, выкидывая в урну салфетку с уже засохшей спермой, меня ждало уведомление на почте. Клиника в которой я на днях сдавала анализы, прислала результаты. Мой гепатит прогрессировал и никто об этом не знал. А я, уткнувшись в текст сообщения и сетку данных из лаборатории, вникала в самое дно своего положения. В голове выстрелила только одна мысль — найти Вита и успеть сделать то, что теперь было первостепенным. Попросить прощение. Пусть я кичилась своей гордостью, его изменой, нашим непониманием друг друга, но на этой планете не осталось ни одного человека, которому я действительно ещё могла бы сказать "прости". Всматриваясь в заключение лаборанта, только через несколько минут поняла, что уронила голову на ладони, закрыв ими лицо. О ком я плакала? О себе, Вите, потерянных родителях или о том, что Ян забыл выплатить мне аванс? Я не знала истинного повода, я просто растеклась в своей печали и даже не пыталась выхватить причину слёз. Всё стало омерзительным и Ян, выходящий из кабинета с вопросом "Тебе не понравилось?", и дура из кадров, решившая втереться в круг моих отсутствующих подруг. Свет в офисе, запах кофе, голоса за стеной. Оттолкнулась ногой от стола и развернулась в кресле, взгляд упал в корзину, где покоилась салфетка. Как и мои желания, близкие и родные — в мусорке под слоем конченых амбиций. Вскочив, схватила сумку и стремительно вышла из приемной, ловя в спину приторное "Вечером отчёт". Который я сдавала в устной форме чаще, чем передним местом. Буквально выбежала из офиса, поражаясь тому, как сильно взбунтовалось моё нутро, как сильно мне хотелось изменить всё своё существование на корню и то, как я в действительно нуждаюсь в одном единственном человеке.