Афродизиак

ВИТ Хлопок входной двери набатом откликнулся в грудной клетке. Воздух в лёгких стремительно сжался и отозвался резью в глазах. Я порывисто вскочил со стула и что есть силы, схватив его за ножки, ударил о пол. Спинка треснула, покосившись, оторвалась от сидушки. Швырнул стул в сторону и махом опустил ладони на столешницу. Нависнув над столом, чувствовал, как клокотало в висках. От пульсирующего стука заложило в ушах. Снова ненавидел себя, Славу и всё что было между нами. В глазах потемнело и я метнулся к окну. Приложился лбом к холодному стеклу, смотря за него и не видя ничего перед собой. Каждое расставание с Орловской ремнём проходилось по сердцу. Микроинфаркт — заболевание наших отношений. Неизлечимое. И сколько бы я ни пытался ей переболеть, я неизбежно заболевал снова. Как вирус, который давно атаковал мои клетки, Слава продолжала разрушать меня изнутри. Ни время, ни расставание, ни схождение вновь, не могли погасить очаг болезни. Это осталось со мной навсегда. Даже если в начале нашего пути я не чувствовал к девушке столько привязанности, всё равно уже был на крючке. И если Слава так или иначе возвращается к наркоте, то я к ней. Моя доза адреналина, мой собственный афродизиак. Я обречен на поиск и поддержание этой связи и ни одна реабилитация не способна вытащить меня из зависимости. От бессилия стукнул кулаками по стеклу. Хотелось выть и рвать на голове волосы. Сходить с ума, швырять предметы и орать как помешанный. Зачем я её отпустил? На что я надеялся? Вся былая уверенность в том, что я поступаю правильно, канула в никуда. Выстраивал план, свою собственную линию, но слишком поздно понял, что я хреновый стратег. Требовал от Славы того, что она не могла дать никогда. И как гребаный Хатико ждал перемен. Ждал и делал всё время что-то не так. Но что? Отвернулся от окна. Вдохнув полной грудью, перешагнул через погром и вышел в коридор. Нужно было двигаться и непонятно куда. Я снова остался запертым в четырех стенах своего сознания. Метался, не понимая, как будет правильно. Что предпринять, чтобы остановить этот бег за иллюзией отношений. Я много раз спрашивал себя зачем всё это и каждый раз убеждался в необходимости. Оправдывал свою зависимость. Самым бестолковым стала попытка построить отношения с Софой. Переключиться. Но слишком разительным был контраст. Поездку на гоночном байке без шлема и по пересеченной местности, я сменил на семейный микроавтобус с максимальной скоростью в шестьдесят километров. Да и всё, что ставилось в противовес Славе, выглядело ущербным. Вспомнил, как искал её и обивал пороги больниц и центров помощи, как горел идеей найти, а отыскав, не смог смириться со спокойствием, которое наступило. Будто вся моя жизнь это гонка за Орловской, попытка обратить на себя внимание, а получив его, теряю нить дальнейших действий. Я не знаю каково это "долго и счастливо" и не могу дать Славе покой. Мы где-то застряли, в какой-то точке "сурка" и проживаем всё по новой. И сейчас, скорее всего она сорвалась в своё болото. Забрать её и дать возможность обоим на перерыв. А дальше по кругу. Мог ли ребёнок притормозить нас обоих, поставить на вечную паузу? Я спрашивал себя и раньше, спрашивал, когда узнал о беременности, когда делал предложение, изо дня в день. Может я боялся, что так и случится? Неизвестности, своей неопытности? Я тешил себя мыслями, что ребенок не от меня. Уговаривал проснувшуюся совесть угомониться. Я впервые испугался будущего. Зная, как сходить с ума по Славе, я бы не сумел по-другому. Девушка права в одном — мне не понять её боль потери. Я не могу прожить эту агонию. И лишь видя её страдания, перенимаю их на себя. Что бы изменилось, знай я, что это моя дочь? Моя кровь и плоть, частица души. Забрёл в комнату и сел на диван. Зачем-то мысленно стал переставлять предметы мебели, вместо консоли в моём воображении появилась детская кровать, а у окна пеленальный стол цвета слоновой кости, который уже заказали. Я намеренно нагнетал на себя мысли о нерожденном ребёнке, травил своё состояние. И в этот момент мне было абсолютно плевать от кого он. Я видел перед собой Орловскую и остальное уходило на задний план. Растянулся на кровати, втыкая взгляд в потолок. Чувствовал, как тяжелеют веки, но сопротивлялся сну, всё повторяя и повторяя свои мысли. Не заметил, как начал вспоминать нашу первую встречу, вечера на кухне. И всё было таким живым, настоящим. Слава заливается от смеха, сидя на теперь уже сломанном стуле. Рассказывает о своих придурковатых однокурсниках и планах на Меделу. — Ты бы мог туда устроиться ди-джеем, — предлагает подруга, чокаясь со мной бокалом с Бакарди. — Тебе пришлось бы слушать миксы с Синатрой, вместо старого доброго хауза. — Нашёл чем напугать, — отмечает, чуть закатив глаза, и снова отпивает из бокала. — Вит... — Начинает издалека и меня это уже заранее напрягает. — А ты думал где будешь лет через пять? А? — Я даже не знаю какую тёлку сегодня склеить и куда везти, а ты про пять лет. — Нет, серьезно. — Слава демонстративно нахмурила брови, как когда-то моя училка по матеше. — Семья, дети или может рвануть заграницу, на Ибицу например, ставить там винил и жариться под Испанским солнцем. — Ага, ты будешь готовить мне коктейли, пока морской прибой диктует ритм на новую сводку, — поддержал заманчивую идею о беззаботной жизни. — Мечтай, ага, — недовольно фыркнула и задумчиво перевела взгляд куда-то позади меня. — Ну а ты что думаешь? Коктейли будут подносить тебе и полуобнаженные мулаты? — Мм? — Через несколько секунд вырвалась из раздумий Орловская. — Я так далеко не загадывала. Дожить бы. — Тогда за "дожить бы" и потом рвануть на Ибицу, — предложил тост, обновляя содержимое стаканов. — У нас никаких планов, мыслей, будто бабочки-однодневки, — продолжила рассуждения Слава, не поддержав мой наполеоновский девиз. — Жить ради жизни не так уж и стрёмно. — Не может быть такой цели, Вит, — осекла девушка и отставила бокал на стол, — на потоке в универе часто можно услышать: вот закончу и перееду, вот закончу и меня устроят, кто-то получает доп образование, кто-то, как и мы: прожил и ладно. Но выиграют те, кто знает чего хочет. — Я тебе так скажу, — мысли Орловской уже становились похожими на загоны, от которых нужно было срочно избавляться, — ты хочешь вечером оторваться в клубе и ты это знаешь, и это никак не умоляет твоих глобальных целей. Люди годами ищут себя в жизни, пробуя то одно, то другое. Ты думаешь это их цели? Закончить и устроиться? Да в рот он мотал такое будущее, чуваку надо тёлку с крепкой задницей, деньги на карточке и свободная хата. Вот его реальные планы на всё десятилетие вперед, а остальное сделают мама и папа. Потому что так надо, так заведено. Так типа правильно. Если бы предки тебе озвучили "Доча, закончишь и пульнём тебя в Газпром" — ты бы сказала, что это твои планы. Но они не твои. Твой план оттянуться в Меделе и не напиться до вертолетов. И нормально в двадцать лет иметь такие цели. Хуже, когда тебе шестьдесят и ты под закос на малолетку пытаешься отрываться в клубе под кислотные миксы... — Так и будет, если я не пойму сейчас, уже сейчас, чего я хочу в будущем. — Явись озарение к Орловской Славе Олеговне и позволь ей допить Бакарди во славу благих целей. — Дурак, — констатировала девушка, вновь принимаясь за бокал. — А по факту тебе нужны не планы, а определенность. Знать, что твоя жизнь имеет смысл и ты в ней играешь первую роль. Бояться будущего не страшно, страшнее загоняться, что его не настанет. — Гениально, — пусть и с сарказмом отметила Слава. Тогда мы спустили двадцатку и ни о чём не жалели. Тугие мысли покинули Славу сразу, как она переступила порог клуба. Уже не нужен был ни газпром, ни учёба, ни семеро по лавкам. Цель вечера достигнута. Вырубился в том же положение, что и лежал. Раскинув руки в стороны и подмяв под себя ногу. Очнулся от того, что конечность онемела, и было непонятно мне она принадлежит или нет. Оторвав голову от кровати, отметил что за окном порядком стемнело. Перевел взгляд на консоль, время показывало половину одиннадцатого ночи. — Охренеть... Я проспал день и вечер, но чувствовал себя в край разбитым. Пошарив рукой по постели, понял, что сотовый остался на кухне. Пришлось подняться и при этом удержать голову на плечах, которая разваливалась на тысячи планет. Найденный смартфон оказался на издыхание и при этом ни одного сообщения или пропущенного. — Где тебя носит? — спросил в пустоту, крепко сжимая телефон пальцами. Я знал ответ и теперь чувствовал колкие угрызения совести, что столько времени провалялся в отключке. Накатило ощущение страха, сродни панике. Будто за это время могло произойти непоправимое, чему я только поспособствовал. В груди начинало клокотать, а к горлу подступать знакомый ком — я всегда это чувствовал, когда беспокоился о Славе. Тревога. Знал и то, что через пару минут меня полностью охватит беспокойство, заставляя предпринимать какие-то действия в поисках девушки. Как и то, что если она объявится сама, я всё спущу на тормоза. Будто и не было никакого волнения. Это походило на симптомы какой-то болезни или же на ломку наркомана. Меня ломало без Орловской. И чем дольше я оттягивал встречу с ней, тем невыносимее была агония. Обернувшись спиной к кухонным тумбам, уперся ягодицами в одну из них. Взгляд замер на окне. Ритмичные удары сердца попадали в такт падающему снегу за окном и так же растворялись в пустой тишине, теряясь. Наступил новый круг — искать, возвращать, реанимировать. Не умеючи и с остервенением наслаждаться друг другом, а затем снова расходиться по разным баррикадам. Топить общий корабль по одиночке и с двойным рвением. Хотя мы и так пробили дно Марианской впадины. Может в этот раз всё будет иначе, как никогда — просто и навсегда. Разблокировал смартфон, и набрал номер Славы. Ответом были немые затяжные гудки. Бесцельно побродив по квартире, позвонил снова. Желал поймать зеленый свет, видимо собственные ориентиры со временем притормозили. Рваться в никуда отчего-то не хотелось. Может быть искал причину не ехать за ней вовсе. В голове варилась каша, приправленная собственным эгоизмом. Начинал злиться на очередную безысходность. Забрёл на кухню, достал забытое пиво из серии на чёрный день и откупорил его. Протупив у окна в компании с банкой Миллера, решил позвонить дружку Славы, который в прошлый раз пригласил забрать перекаченное тело. Долго копался, прежде чем нашёл номер и всё же отыскал. Ненавистные гудки, а после невнятный голос, отозвавшийся мычанием в трубку. — Слава у тебя? Тишина. — Мыы...гмхм...ыыы, — единственное, чего меня удостоили. Переспросил ещё дважды и, уже планируя сбросить монолог, услышал отдаленно женский голос. Понять, кому он действительно принадлежал, было сродни фантастике, но первое, о чём поразмыслил мой мозг — это Орловская. В душе мигом рассеялся наигранный покой, я весь превратился в слух, но повтора голоса уже не было. Скинув исходящий, быстро сунул пачку сигарет в задний карман джинс, наскоро оделся и, прихватив на такси, поехал выполнять свою миссию. Я не хотел казаться героем, я планировал им быть. Как призвание пожарного постоянно вытаскивать людей из огня, моё — тащить Славу из болота. Ночь обрела смысл, пусть гнилой, безуспешный, но смысл. И очередной повод оказаться вместе. Как никогда на дороге попался сговорчивый таксист и уже через тридцать минут я был в знакомом месте. Идя по району, ловил себя на мысли, что всё это осточертело. Только оказавшись тут, понимал насколько дерьмова вся наша со Славой история. Будто бы ещё в такси не было ни единой мысли о том, что это какой-то зарубежный дешевый сериал про гетто, где бравый белый парень вытаскивает возлюбленную из-под ниггерских членов. Оказавшись среди этих домов, накатывало отвращение, но я всё равно шёл. Тешил себя несбыточными иллюзиями и убеждался, что поступаю правильно. Настигнув нужный дом, прошёл в подъезд без домофона и позвонил в дверь знакомого гадюшника. Вопреки прошлой встрече, сегодня никто не спешил открывать. Я не собирался уходить с пустыми руками, хотя в голове промелькнуло, что Слава могла бы быть и у себя дома. Внутренний голос посмеялся над этим предположением, а указательный палец только сильнее вжал звонок. Если она окажется здесь, то сорвать с места и свалить к чертям подальше. Пробовать снова и не оставить ни малейшей возможности нам обоим свернуть не туда. Эта мысль так живо возникла в голове и почему только сейчас? Занёс кулак над дверью, чтобы в очередной раз как следует приложить, но чудо свершилось. Мне открыли. На пороге появилась девушка. С усилием удерживая дверь, сама заметно обмякла от стараний и облокотилась о косяк, тут же медленно сползая по нему. — Какого, чё...? — промямлила, когда почти спустилась до пола. Расспрашивать её о чем-либо равно разговору с холодильником. Перешагнул через распластанные в проёме ноги и сразу свернул в кухню. Там оказался тот самый парень, дружок Славы. В полном невминозе. Голова откинутая назад, положение тела на стуле было между позой эмбриона и королем всего мира. Неестественно сложенные ноги, заломанные за спину руки. Выглядело жутко и, как с открывшей мне дверь, для диалога не оказалось возможности. Проскочила идея прощупать пульс на шее паренька, но отмелась также быстро, как и возникла. Я не фонд поддержки нариков, чтобы осматривать каждого. Но на фоне этого типа с ужасом подумал, что может представлять собой Слава. — Дебил. — Быстро оценил своё стремление найти Славу в этом притоне и с отчаянием двинулся по коридору. Одна комната оказалась пуста и по наитию тут же шагнул в ту, что напротив. — Слава! Распластавшись на полу, подсвеченная только светом луны с улицы, лежала Орловская. Лунные блики обволакивали смрадную комнату, пробиваясь через оконную призму. Незанавешенные карнизы от отсутствия штор, просевший диван у стены и ящик из-под овощей, видимо выполнявший роль журнального столика, с хламом на досках, шприцами и жгутом — всё чем было наполнено помещение. И Слава, раскинувшая руки и ноги в стороны как звезда. Приблизился к ней, всмотрелся в лицо, угадывая в сознание она или нет. А когда тихо присел рядом на корточки, в нос ударил стойкий запах мочи. Я замедленно, будто в артхаусной съемке, боязливо наклонился ещё ближе к девушке. Время вокруг молниеносно замерло и моё дыхание остановилось, завязавшись в тугой, крепкий ком. Чувствовал только свой неровный пульс, выбивающий барабанные перепонки изнутри. И не ощутил пульса Славы, приложив дрожащие пальцы к холодной шее. Я так и замер. Протянув руку к опустошенной душе. Не верил тому, что произошло. Не верил и в отчаяние схватил Орловскую за плечи, притягивая к себе. Безвольное тело, тряпкой завалилось на мою грудь. — Ну-ка давай, вставай! Вставай твою мать, вставай! — Сорвался дикий крик, заполнив комнату яростным воплем. Тряхнув за плечи несколько раз, прижал свои горячие губы к её лбу, и голова девушки вяло запрокинулась назад. Неловко и неуклюже стал приподниматься на ватных ногах, но не мог удержать Славу, которую так и прибивало обратно на пол. Не отпускал из объятий и остервенело, словно вырву её с корнем, подтягивал на себя, упираясь коленями в ободранный линолеум. — Давай, звезда, вставай! Слава!... Последние слова сорвались с тяжким хрипом из полностью открытого рта. Брызнула слюна, скатываясь по подбородку, а следом по щекам покатились слёзы. За плотной пеленой, застилающей глаза, я перестал что-либо различать перед собой. Ощущал только холодное тело в своих руках и пытался отогреть, удушая в объятьях. Отдаленно, будто со стороны слышал свой нечеловеческий вой, переходящий в хрипящий рёв. Рухнув с колен на пол, обхватил Славу за талию и, придерживая её голову, со всей силы впечатывал в себя, сливаясь в одно целое. Осторожно качаясь из стороны в сторону, утешал нас обоих, будто это теперь имело значение. Скорую вызвал многим позже, когда высохшие слёзы позволили различать лицо Славы перед собой. Я держал её на своих руках и не верил в то, что это в последний раз. Хотел оттянуть наше расставание, перекинуть на целую вечность позже. А когда прибыли медики, в компании с полицией, я в последний раз прикоснулся к мёртвой душе девушки, оставляя поцелуй влажных, тёплых губ на её виске. Дальнейшая вереница расспросов, сбора документов, покупки места на кладбище слились в одну чашу. Я перестал считать и разделять дни. Каждый из них был днём, когда Славы не стало. Новые рассветы были поводом открыть глаза, но больше не осталось причин ждать следующих. Помню, как на автомате набрал отцу и попросил денег на похороны. Хотел, чтобы Слава была вместе с ребенком и не класть её в иное место, только лишь от того, что оно совпадало с моим бюджетом. Папаша мне не отказал, но у меня не было ни удивления, ни благодарности, как и ни одной другой эмоции с момента гибели девушки. Менты даже не заводили дело, хотя в тот вечер вывезли два трупа, в том числе и парня, сидевшего на кухне. Передозировка опиумом — причина, знание о которой не смогло принести мне покой. Оценочное содержание героина в крови было выше не критичной степени на пятьдесят миллиграммов. Слава не пыталась свести счёты с жизнью, это я понял точно. Как и то, что сам толкнул её на смерть. Дал повод чувствовать себя потерянной, и проспал её попытки спастись от одиночества. Просрал, заигрался в героя и утопил собственными руками. В день похорон не было никого, кроме сотрудников бюро. Засыпав могилу землёй, работники оставили нас наедине: меня и застывшую агонию в душе. Я смотрел на два креста перед собой, как снег покрывает их белыми шапками и падает на могилы, проникая под наст вместе с моими слезами. Я думал о перерождение, о грёбаном переселение душ, готов был поверить в Бога, но не верил даже тому, что видел. Наш последний, затянувшийся аккорд порвал струны. И я остался с разбитым на части нутром.