Почему ты

Вокруг пустота. Нет, это на самом деле не так, Карл сразу встаёт и оглядывается. Ванная? Что он, чёрт возьми, здесь забыл? Зрелище же было ужасным и комната всем своим видом давила. Грязь, засохшая кровь и излишняя живность. Эзоп решился сейчас же уйти, вышел в основные коридоры, начал присматриваться. Они были совершенно незнакомы ему в данный момент, хотя странное чувство дежавю неизбежно преследовало. Та же грязь, кровь и дерьмо, в особенности люди, которые были так хорошо известны, и которые были ему чужими, словно видел он их впервые. И он почему-то потянулся к ним, наверное, машинально встал в длинную очередь. Какова цель этой толпы? Да чёрт его знает, но Карл лишь тупо ожидал своего черёда. Он увидел того самого его врача, что было неприятной неожиданностью. «Врач, проклятый врач… Нет, нет, он всего лишь мой пациент». Эзоп утешал себя, лгал и заставлял себя верить в это. Дезолье это видел, понимал, как человек в «здравом» уме и желал только воспользоваться этим. Он протягивает горстку таблеток, наверняка не помогающих ничерта, а, напротив, делая хуже. — Тебе стоит принять это, Карл. — Дезолье, вы… Сколько можно притворяться, вы же прекрасно знаете, это ваши таблетки. — Пациент делает хороший акцент на слове, но безуспешно сваливается на пол. Его снова стукнули, какая досада. Только вот на этот раз он полностью осознаёт происходящее, чётко видит и слышит чужие голоса. Почему ему никто не поможет? Прямо сейчас его опять тащат за шкирку по разбитому полу, но всем вокруг абсолютно всё равно. Они потеряны, это стало уже нормой, это не вызывает никакого беспокойства, это никому, чёрт возьми, не сдалось. — Знаешь, Карл, каким бы непослушным и сложным пациентом ты бы не являлся, ты намного лучше них. Мне кажется, они совсем потеряли мозги, стали похожими на овощи. Твоё положение ещё можно исправить, и я тебе обещаю, я это сделаю, я поступлю благородно и не оставлю тебя гнить, mon amie. — Тот укладывает пациента на кровать бережно, хватаясь за таблетки и пытаясь впихнуть в чужой рот. Какой же противный вкус рвоты, Эзоп сопротивляется. «Почему ты не можешь просто поддаться? Я знаю, я могу ещё спасти тебя, я могу уберечь тебя от самых холодных и мерзких лап». У Дезолье были холодные руки, словно у рыбы, но он не считал их отвратительными, наоборот. Иногда, правда, чересчур боялся и переживал, ощущая себя ходячим трупом. Порой он взволнованно осматривал себя, выискивая хоть какие-то признаки гниения, и даже не находя их, он сильно тревожился. Мысль о том, что даже будучи трупом его будут любить, заставляла душу немного полыхать. Какая страсть, какая насыщенность, будто прячет мерзкие прутья клетки.  Все эти мысли романтично поглощали его. — Почему ты молчишь, mon amie? Неужели ты можешь так игнорировать подобное? — Это был явный упрёк. Эзоп давился таблетками, чужими пальцами, готовился уже стошнить. Действо это было недолгим, минутным. Джозеф равнодушно стряхнул с себя чужую рвоту, повторил свой вопрос и тупо пялился в лицо перед собой. Карл прохрипел: — Ты молчал всё это время. — Нет, ты просто ошибаешься. Я показывал тебе заботу и свою нескончаемую любовь. — Ложь это или нет, один чёрт знает, но сейчас хотелось лишь одного — защитить Карла. Причина? Теперь они молчали вдвоём. Джозеф встал, направился к шкафу с медикаментами, начал копаться в нём и что-то выискивать. — Эзоп, mon amie, ты не представляешь, насколько сильно я люблю тебя. Может это звучит глупо, но уверяю тебя… — Врач выглядел тревожно, продолжая что-то искать. — Я на многое готов, я хочу тебя уберечь от всего самого ужасного, понимаешь? Я думаю, мне нужно сделать шаг, мне нужно защитить тебя. И почему ты… Карл выглядел мёртвым, сидя в одном положении, не двигаясь и молча уже около пяти минут. Нет, он, скорее, был похож на статую. Болезненная бледность очень хорошо вписывалась сюда. Взглядом, таким же каменным и неподвижным, он цеплялся только за врача, а потом смотрел так на железную миску, которую настойчиво пихали под нос. Эзоп вцепился в неё, словно очнулся, но ничего так и не понял. — Это мой подарок. Очень важная вещь, полезная в своём роде! Ведь у вас — у пациентов — нет даже тарелок. Вы даже не едите особо, но я позволю тебе есть, моя мышка. Все эти слова напоминали Эзопу какую-то странную барышню, с которой доводилось иметь дело, но приятнее всего было с нею мёртвой. Но он же всё равно не понимал до конца, что происходит.   — Дезолье, вы безнадёжны, — пациент опять взялся за своё, сейчас с серьёзным видом смотрит из-под лба с явным упрёком, немного устало и уныло, — Вы… Вы же взрослый человек, умный пациент, но всё равно вытворяете какие-то глупости. Я бы сказал… Нет, пациенты не дарят своим врачам подарки, лишь хорошие результаты. Ваша миска… Она ведь ваша собственная,  а мне ни к чему, бросьте. Да и вы… Он остановился, очень быстро теряя уверенность, оседая на пол в неком непонятном беспричинном страхе. Почему-то ему нравилась эта миска, он подумал о том, что её неплохо использовать. Он представил гнилые органы, всякий мусор, что можно сюда положить. — Что за глупости ты говоришь, mon dieu. Это мой подарок, искреннее выражение моей любви. — Мисс, при бальзамировании не стоит шевелиться, работать с живыми очень трудно… — Эзоп замялся. — Pardon? — Мисс, прошу, не шевелитесь. Теперь, напротив, Дезолье не мог ничерта понять. Но ему было плевать, он слишком крепко сжал своего пациента руками, чуть ли не душа его и не ломая рёбра. До этого не дошло, к сожалению. — Я знаю, Карл, я могу тебя понять. Но это всё не имеет значения. Тебе нужно успокоиться, а я, как врач, прекрасно знаю, что тебе поможет. — Последние слова были почти радостно пропеты. — Ты должен, обязан поесть из этой миски, и я соизволю приготовить для тебя прекраснейшее блюдо, mon amie.